Серебряный развод

16

Я была счастлива в браке. Легко не было. Но я и не считала, что должно быть легко. Мы много трудились. И мне казалось — нет, я была уверена — что мы идём в одном направлении. Что за поворотом нас ждёт общее будущее. Но в считанные дни этой иллюзии пришел конец. Я поняла: всё это время я одна тащила наш семейный воз, а Костя лишь изображал запряжённого коня.

Предательство любимого человека... Я сжала зубы до хруста и ждала. Ждала, когда острая боль сменится тупой, когда рана затянется рубцом. Я ведь знала — затянется. Не впервой.

Адвокат методично вскрывал мои воспоминания точными, хирургическими вопросами. Особый вид пытки — воскрешать счастливые моменты, зная, что они давно мертвы.

Седовласый мужчина в строгих очках казался воплощением бесстрастности. За его спиной стеной выстроились дипломы в лаконичных рамках. На столе — безупречно рассортированные папки. Идеально отутюженный пиджак. Ледяной воздух из кондиционера.

У меня по коже бежали мурашки — но не только от холода.

— Все ваше имущество было нажито в браке? — уточняет он, чуть приподняв бровь.

— Да. Мы поженились, когда были студентами — я в двадцать, Костя в двадцать три. Почти сразу родились дети: один за другим, с разницей в два года. Моя мама сидела с ними, пока мы с мужем работали. К тридцати годам мы построили дом, в котором живем сейчас. Машины тоже куплены уже в браке.

— При каких обстоятельствах был создан бизнес вашего мужа? — адвокат склонил голову, готовясь записывать.

Я провела ладонью по коленям, сглаживая невидимые складки.

— Мы с Костей тогда уже пятнадцать лет были в браке. Он работал по найму, я — организатором мероприятий. К тому моменту мы скопили приличную сумму — откладывали на квартиру для старшей дочери. Ей как раз исполнилось тринадцать…

В тот вечер он вернулся с работы возбуждённый, глаза горели, как у мальчишки. "Представляешь, мы можем удвоить наши сбережения! — говорил он, расхаживая по кухне. — Через пять лет купим жильё сразу обоим детям!"

Я слушала его планы, сердце сжималось от тревоги. Но как отказать человеку, когда он впервые за годы говорит о своей мечте? Да ещё с таким светом в глазах.

Его партнером стал Вадим, его друг, уже имевший успешный ресторан. Это казалось надёжным вложением. Конечно, я понимала риски. Но мы вложили все — каждую копейку, отложенную на будущее дочери.

К третьему году дела пошли в гору. Но Костя... Он всё вкладывал обратно в бизнес. "Нужно расширяться, дорогая", — говорил он.

Так прошли годы. Восемь точек в городе. И ноль — на нашем семейном счету. Все эти годы мы жили на мои заработки. А дети... — голос дрогнул, — дети так и остались без обещанных квартир.

Я резко оборвала себя на полуслове. Его вопрос требовал сухого перечисления фактов, а не моих душевных излияний.

Юрист задумался, ловко вертя дорогую ручку между большим и указательным пальцами.

Он сделал несколько пометок в толстом блокноте. Задал еще пару уточняющих вопросов. Обещал связаться завтра. И радушно проводил меня.

Я заледенела в его кабинете. То ли от кондиционера, то ли от вопросов.

Хотелось тепла, но не того, что дает тихий летний вечер.

Я набрала номер сына.

— Сынок? Ты... не занят? — голос мой прозвучал неожиданно хрупко.

Пауза. Потом его сонное:

— Ам... Я дома. Приезжай.

— Хорошо. Скоро буду.

Что-то в его интонации насторожило. Какая-то приглушенность, будто он говорил сквозь вату.

Вечерний город проплывал за окном машины, как плохо смазанная кинопленка. Пробки, светофоры, пешеходы — все двигалось в каком-то вязком, замедленном ритме. И боль, острая еще час назад, теперь ныла тупо, привычно — как будто так и должно быть. Как будто вся жизнь состоит из разочарований, просто раньше я отказывалась это замечать.

Когда сын наконец открыл дверь, я бросилась обнимать его с такой силой, будто он был единственной опорой в этом рушащемся мире. Но его объятия остались деревянными, тело — напряженным.

Я шагнула в квартиру — и сразу поняла, в чем дело.

В кресле, выжидая момент, сидел его отец.

Гнилая взвесь поднялась в душе, как бутафорский снег в новогоднем стеклянном шаре.

Костя властно расправил плечи, его поза кричала: "Я здесь главный". А взгляд... Этот новый, чужой взгляд ледяной змеи, будто наш совместный путь стёрся ластиком.

Я впитывала каждую деталь: знакомые морщинки у глаз, которые когда-то смешили меня, седину у висков, обручальное кольцо (как же, не снял — ведь это плохой тон перед юристом).

Каждый фрагмент в отдельности был родным до боли. Но собранные вместе, они складывались в чужака — как пазл, где все детали будто те же, а картинка — кошмарный сюр.

— Сынок. Ты не говорил, что у тебя гости. Я могла бы и повременить.

— Прости мам. — виновато отозвался сын. — Отец сказал, ты не придешь, если узнаешь, что он тут.

— Абсолютная правда. Поэтому и следовало сказать, что он здесь.

— Прости. — он стыдливо опустил голову.

— Нина, прекрати эти нападки! Паша тут не причем. А нам нужно поговорить. — снисходительно проговорил муж. Пришел образумить отбившуюся от рук жену.

Паша собирался оставить нас наедине, но я одернула его.

— Я буду говорить только при сыне. Ему полезно послушать.

— Нина. Это наши с тобой дела.

— Так давай обсуждать только то, что касается детей. Например, наш совместный капитал.

— Нина. Я не умираю, чтобы думать о наследстве.

— Но и смерть — не единственный повод для щедрости к собственным детям.

— У меня есть планы на эти деньги. Они мне нужны.

— А ты не забыл, какие изначально были планы?

— Но я горбатился на них десять лет! Значит, могу оставить себе.

— А я в это время содержала нас и растила детей.

— Ну и оставь детей себе! А я заберу бизнес. — снисходительно ответил Костя.

— Так просто ты от меня не отделаешься!

— Чего ты хочешь? — он раздражен, во взгляде презрение.

Паша сидел, упрямо опустив глаза.

Может, я и не права, заставляя его слушать всё это. Но он уже не мальчик — пора смотреть правде в лицо. Лучше узнать жестокие уроки жизни сейчас, чем потом, как его отец, учиться на собственных ошибках.

— Купим детям по хорошей квартире, как и планировали, а все остальное поделить пополам, включая бизнес. — Я и не рассчитывала на это, не наивная дурочка. Но начальная ставка должна быть выше искренней.

— У тебя буйная фантазия, Нина. Максимум, на что ты можешь рассчитывать, это половина. Ее уже и дели, как хочешь! Но сперва — отсуди. — его лицо исказил злобный оскал.

— Раз уж ты решил уйти, выполни сперва родительские обязанности.

— Они уже взрослые.

— Лучше поздно, чем никогда.

— Нина! Да ты мне все последние двадцать лет этим мозг выносила! Какое счастье, что больше не придется слушать твой нудеж!

— Говори, зачем пришел. — процедила я, едва удерживаясь от звонкой пощечины.

— Уже не зачем. Ты все испортила.

Узнаю его манипуляции. Классический Костя. Губы сами собой искривились в усмешке. Сколько раз я видела этот отточенный годами алгоритм — подстроенная пауза, взгляд исподлобья, едва уловимый акцент на нужных словах.

Раньше это действовало. Я велась на его спектакли, как новичок в покере на блеф старого шулера.

Но сегодня его попытки разбивались о мою новоприобретённую броню равнодушия.

— Разве тут можно еще что-то испортить, Кон-стан-тин? — нарочито растягиваю каждый слог, зная, как дрожит его скула при этом.

Он делает вид, что не замечает укола:

— Предлагаю мировую. Десять процентов бизнеса и имущество — больше, чем ты могла бы получить в суде.

Сын резко вскидывает голову:

— Пап, а почему не по закону? Пятьдесят на пятьдесят?

— Сын. Вырастешь, поймешь. — отрезал супруг.

— Извини. Я, вроде как, уже вырос. Но совсем не понимаю.

Костя поворачивается к нему с снисходительной улыбкой взрослого перед несмышлёнышем:

— Тебя и не просят понимать, Паша.

Голос Паши становится тяжелее:

— Мне твои деньги не нужны. Но мама заслужила свою долю. Она столько лет...

— Посмотрим на тебя лет через двадцать-тридцать, сын… — Костя отрезает фразу жестом, будто закрывая неинтересную книгу. — Уверен, твои принципы сильно поменяются.

— Все, хватит! — мой голос прозвучал как хлопок бича, обрывая перепалку

Резким жестом указала на дверь:

— Разговор окончен. Вон.

— Тебе не победить в этой игре. Вадим на моей стороне. А на твоей — никого.

Он вышел, хлопнув дверью. В комнате воцарилась звенящая тишина.

— Вот мудак! — вдруг вырвалось у Паши.

— Но в одном он прав. Мне не победить, пока Вадим на его стороне. Сынок, поможешь вырезать один фрагмент с диктофона?

Паша оживился, хотя ещё не понимал сути:

— Конечно, мам!

Через час в моей ладони лежала крошечная флешка — весом меньше грамма, но с грузом всех моих надежд.