На парковке торгового центра было пустынно.
Я специально выбрала дальний угол — подальше от камер и любопытных глаз.
Когда чёрный Эскалейд Вадима, огромный, как танк, поравнялся с моей скромной машиной, я жестом предложила ему пересесть.
Он фыркнул, недовольно сморщил лоб, но подчинился. Наблюдать, как этот двухметровый здоровяк корчится в моём кресле, втискивая плечи между дверью и центральной консолью, было почти забавно. Почти — потому что его раздражение висело в воздухе густым туманом.
— Ну? — бросил он, сверля меня взглядом.
Я сжала в потных ладонях флешку. Как начать? Как сказать, чтобы не взорвался?
— Мой отец ушёл, когда мне было шестнадцать, — вдруг вырвалось само. — Богатый, успешный. Но при разводе спрятал все деньги так ловко, что мы с мамой оказались в дыре на окраине города.
Вадим нахмурился, но не перебил.
— Алиментов хватало только на коммуналку. Маминой зарплаты не хватало на двоих. Я сразу пошла работать. А он... умер в пятьдесят, оставив мне лишь сгнивший УАЗик во дворе. Всё остальное — детям от новой жены.
Я посмотрела Вадиму прямо в глаза:
— Так что, видишь ли, предательство мне видеть уже приходилось.
— Не понимаю я таких мужиков. — прорычал Вадим, имея ввиду моего отца, но не мужа.
— Конечно, мои дети не голодают, как я когда-то. Но любая мать хочет лучшего для своих детей. Понимаешь?
Он нахмурился. Бездетный Вадим вряд ли мог понять эту материнскую ярость — ту, что годами копилась в моей груди, превращаясь в стальной стержень.
— Мы с Костей разводимся. В бизнес он вложил наши общие деньги — те, что я годами откладывала на будущее детей. Теперь я хочу вернуть своё.
— Половину бизнеса? — его голос прозвучал, как скрип ржавого замка. Скепсис. Преданность другу.
— Да. Он ведёт себя точь-в-точь как мой отец. Прячет имущество от собственных детей.
— Но они же взрослые...
— Разве это оправдывает предательство? — голос дрогнул.
Вадим замолчал. Я знала — одной грустной историей двадцатилетнюю дружбу не перечеркнуть. Моё главное оружие лежало в ладошке. Но сначала он должен был узнать мою мотивацию.
— Если человек предал одного, он предаст и другого.
Комок подкатил к горлу. Я сглотнула так громко, что Вадим поднял брови.
— Тогда в офисе я не поверила в измену Кости с рыжей девицей, как ты знаешь. Но, само собой, это вызвало мои подозрения. И я… случайно забыла в кабинете мужа диктофон.
— Что?! Что ты сделала? — он рванулся вперёд, и машина пошатнулась под его сотней килограммов.
Голос мой дрожал:
— Я хотела понять, зачем был этот спектакль…
— Нина... — Вадим замер, его тяжелый взгляд буравил меня. Возмущение боролось с любопытством в его глазах. Умный зверь чуял ловушку, но не мог отказаться от приманки.
Мои пальцы дрожали, когда я вложила крошечную флешку в огромную грубую ладонь.
Он не пошевелился. Казалось, даже дыхание замерло.
— Я обещала не говорить. И Костя чуть не придушил меня, чтобы вытащить это обещание. А эта флешка… она просто случайно оказалась здесь. Кто угодно мог сделать ту запись.
Сердце замерло. Страх разлился по венам ледяным сиропом.
Его кулак сжался так, что костяшки побелели. Могучие плечи вздрогнули.
— А ты не пытаешься подставить его, чтобы выиграть в вашем споре? — с угрозой спросил он.
— Не пытаюсь. А подставляю.
В ответ Вадим задумчиво ухмыльнулся. Показалось, даже улыбнулся одним краешком губ.
— Только... — я осторожно коснулась его запястья, — не убивай его, ладно?
— Хм, ещё любишь? — усмехнулся он.
— Нет. Просто дети расстроятся.
Ответом был лишь короткий кивок. Он вывалился из машины с грацией разъярённого медведя. Чёрный Эскалейд рванул с места, оставив после себя только запах бензина и невысказанные угрозы.
Я долго смотрела в пустоту. Теперь оставалось только ждать. И надеяться, что только что не подписала себе приговор.