Северный волк

Глава 6

В себя приходила больше недели, как после продолжительной болезни. Тяжелое, бездумное, словно одурманенное состояние. Я чувствовала себя истощенной и выброшенной, как одноразовый боевой амулет, и такой же поломанной.

Все эти чувства, а так же горечь и обиду на так беззастенчиво

использовавшего меня инквизитора подчеркивало одиночество. Не сказать, что тяготилась им, но поведение кобол сильно задевало. Из шести появлялась только старшая. И та выполняла немногочисленные распоряжения медленно и с явной неохотой. Складывалось впечатление, Миньер велел слугам показать, что мне в этом доме больше не рады. Я злилась и порывалась воспользоваться филигранной стрелкой и уйти к Северному тракту. Словно для укрепления моей уверенности, коболы "забыли" в углу столовой собранные мне в дорогу сумки.

Маг отсутствовал уже две недели. За это время я пришла в себя, оправилась и решилась уходить. Единственная кобола, все еще проявлявшая ко мне интерес, лениво наблюдала за сборами, но не останавливала, ничего не говорила. Она вообще за последние три дня и слова не сказала.

Для инквизитора я оставила письмо. Поблагодарила за приют, за помощь. Заверила, что не сниму скрывающий дар амулет и, разумеется, никому не скажу об убежище мага. Исключительно вежливо, подчеркнуто официально пожелала ему скорейшего избавления от метки и удачи. Письмо оставила на подушке в его комнате.

Часы в библиотеке показывали десять вечера. Хорошее время для ночного путешествия. Зайдя в свою комнату, переобулась, повязала теплые платки, надела подбитый мехом плащ, мстительно повернула пяльцы к двери так, чтобы была видна законченная вышивка.

Спустившись в столовую, забрала сумки. За моими действиями следила безразличная кобола. Женщина молча проводила меня до двери, остановилась в нескольких шагах, выжидающе сложив руки на груди. Лишенное эмоций глиняное лицо казалось высокомерным.

— До свидания, — стараясь не выдать волнение, попрощалась я.

— Вам я тоже благодарна за все.

Она не ответила.

Поправив на плече лямку, я уверенно положила ладонь на ручку двери. Нажала. Дверь подалась так легко, словно ее толкнули с другой стороны.

Сердце затрепетало от ужаса. Я отшатнулась, отступила. Из мрака проема в дом вошла темная фигура и закрыла за собой дверь. Высокий широкоплечий мужчина сбросил с головы капюшон и повернулся ко мне.

Эдвин Миньер несколько мгновений удивленно молчал, рассматривая мой дорожный наряд.

— Как же вовремя я вернулся, — сказал инквизитор. — Ты хотела уйти не попрощавшись?

— Я оставила письмо, — холодно ответила я. Кажется, только увидев виконта, поняла, насколько сильно злилась на него. — И чем я заслужил такое обращение? — с раздражающим меня недоумением спросил маг.

— Я тебе больше не нужна, только обременяю, — я едва сдерживала злость, и слова звучали едко. — И ты, как истинный дворянин, не пожелал сказать мне это в лицо. Показал в свое отсутствие. Через слуг.

Этикет действительно предписывал именно так избавляться от нежелательных гостей. Это правило давало возможность дворянам расставаться приятелями, даже если кто-то злоупотреблял гостеприимством. Только очень

"непонятливых" и ищущих ссоры гостей хозяевам приходилось выселять лично.

Он удивленно изогнул брови, не перебивал. Это показное непонимание раздражало.

— Я бы раньше ушла. Но твои ритуалы меня сильно истощили. А так твоим коболам даже пришлось перестать со мной разговаривать!

Последние фразы были лишними, потому что выдавали мою обиду. Но я просто не сдержалась, обоснованно считая, что после всего сделанного для виконта заслуживала другого к себе отношения.

Он потупился и выглядел смущенным.

— А вот тут я действительно виноват. Мне следовало тебя предупредить. Прости.

— Не извиняйся. Сама знаю, что загостилась. Давно пора было попрощаться, — его раскаяние казалось наигранным, а потому бесило.

— Софи, я не хочу, чтобы ты уходила, — посмотрев мне в глаза, заверил маг.

Теплое сияние дара, мягкий взгляд, уверенный низкий голос. Может, в другой ситуации я бы поверила. Но воспоминание о том, что инквизитор так же усиливал магическую связь, чтобы истощать меня, было слишком свежим и болезненным.

Хотелось спросить, придумал ли меркантильный виконт новый способ, как меня использовать, но, к счастью, сдержалась. — Ты раньше не знала о коболах, поэтому истолковала их поведение таким образом.

Прозвучало так, будто я была мнительной и чересчур обидчивой.

— Ну, знаешь! Это вообще переходит все границы! Я еще и виновата, оказывается! — я вспылила, отшагнула в сторону.

Хотела обойти мага, загородившего путь к двери.

— Осторожней, разобьешь! — выпалил он, указывая на что-то у моих ног.

Я замерла, оглянулась. Старшая кобола стояла у стены, сложив руки на груди. И теперь служанка казалась простой глиняной куклой с мертвым взглядом стеклянных глаз. Зрелище было неожиданно жутким, я зябко повела плечами и даже отступила.

— Что это с ней?

— С ней произошло то, о чем я забыл тебя предупредить, — он казался искренне огорченным.

Миньер наклонился к коболе, бережно взял ее и, сказав:

"Пойдем, покажу тебе кое-что", открыл дверь справа от входа. Оказалось, это комната глиняных слуг. Пятеро других лежали в кроватях в таких же позах, что и кукла в руках виконта. Осторожно положив старшую коболу на пустующую кровать, он повернулся ко мне.

— Коболы — оживленные магией куклы. Их можно сравнить с часами. Механизм необходимо заводить, а кобол — время от времени подпитывать особым заклинанием. Иначе они засыпают, как сейчас, — пояснил маг. — Если у нескольких кобол есть задание, например, служить гостье, но заканчивается магия, они засыпают добровольно. Отдают свои запасы сил кому-то одному. Чтобы задание было выполнено. А разговоры, проявление индивидуальности, отнимают много сил, поэтому коболы от них отказываются, когда магия на исходе. Мне стало неловко и стыдно. Две недели надумывала себе всякие гадости об Эдвине. Убедила себя, что он хотел избавиться от меня. Верила, слуги по его приказу были невежливы, пытались выгнать обузу.

Миньер говорил спокойно, прежним мягким тоном и, казалось, моего смущения не замечал.

— Я не мог подпитать их. Нечем было. Ты заклинания не знаешь и с коболами прежде не сталкивалась. Нужная формула состоит из двух частей, а внешне заклинание похоже на пружину.

Он произнес заклинание, касаясь рукой лба старшей коболы.

Кукла не ожила, что Эдвина не удивило.

— Заклинанию нужно время, чтобы распределиться равномерно. Даже если бы я подпитывал еще неспящих, им тоже потребовалась бы пауза, — пояснил он и повторил формулу дважды, подпитывая еще двух слуг.

Эдвин подошел ко мне, уверенным движением положил ладони мне на плечи, взялся за лямки сумки.

И желание обожгло меня. Так сильно, что онемело сердце и задрожали колени.

Но он даже не смотрел на меня, пока не стянул сумку и не положил ее на пол. Взгляд Эдвина был серьезным и мягким. Золотой дар покорял теплом и удивительно мужской красотой. Глядя мне в глаза, маг развязал узел шерстяного платка у меня на затылке. Мягко снял платок и уронил на пол. Я безуспешно пыталась дышать спокойно и проиграла эту битву, когда Эдвин коснулся моей щеки своей. Тепло его кожи и запах духов лишали рассудка едва ли не сильней слов.

— Я две недели считал часы до возвращения к тебе. И меньше всего на свете хотел бы, чтобы ты ушла.

Я поцеловала его первая. Всем телом прижимаясь к Эдвину и жалея только о многослойности одежды. Она не давала ощутить его жар, поделиться своим. Он отвечал на поцелуи страстно, обнимая обеими руками.

Не помню, как мы оказались в его спальне. Он щелкнул пальцами, зажигая лампу на столе у окна. Этот всплеск всколыхнул его дар, горячий, возбуждающий, неразрывно связанный с моим. Отклик моей магии был таким сильным, что я не сдержала стон.

Его плащ в считанные секунды оказался рядом с моим на стуле. Мелкие пуговички мантии выскальзывали из моих дрожащих пальцев. Не выдержав этой пытки, я расстегнула их магией, проведя ладонью по его груди и животу. Он прерывисто выдохнул, прижав меня к себе. Я стонала от телесного и магического восторга, усиленного тем, что Эдвин желал меня не меньше, чем я его.

Это сводило с ума, расковывало, освобождало. Он был нежен и настойчив, я отвечала лаской. Перевившиеся дары искрили и усилили наслаждение так, что на пике я плакала. Тяжело дыша, опустилась ему на грудь. Говорить не хотелось. Хотелось чувствовать тяжесть его руки на своей спине, его дыхание на моих волосах. Он накрыл нас одеялом и не поменял позы.

Эдвин был прекрасным любовником. Опытным, в меру напористым, в меру осторожным, внимательным. Слияние тел и магии дарило непередаваемое наслаждение нам обоим. И отказаться от этой радости мы были не в силах. В первый день после возвращения виконта из постели выбрались только после полудня. И то исключительно потому, что не хотели завтракать в кровати.

Намазывая маслом теплую булочку, слушала скупой рассказ Эдвина о днях в Ордене, о встрече с главным инквизитором провинции. Орден всполошился из-за неудачной попытки проникновения в замок Великого магистра. Слухи множились, судачили даже о покушении на Серпинара, хотя его в то время даже не было в поместье. Искали какого-то неучтенного мага, возможно, эльфа.

— "Неучтенного"? — переспросила я. — Откуда инквизиторам известно, сколько магов в стране?

Вопрос вполне обоснованный. Если знать была вся на виду, то количество одаренных детей от смешанных браков с эльфами не поддавалось исчислению.

— Орден захватил множество эльфийских артефактов, — хмуро пояснил Эдвин. — Один из них — карта даров. Эльфы пользовались ею, разыскивая детей с особенными свойствами магии. Потом пытались использовать для защиты. Теперь Великий Магистр с ее помощью следит за каждым из нас. Я хотел добыть и уничтожить эту вещь.

— Ты не похож на человека, хладнокровно уничтожающего артефакт. Какой угодно артефакт, — заметила я.

Он улыбнулся, в голосе сквозила горечь:

— Ты права. Я стараюсь не разрушать чужие творения. Но эту карту нужно использовать с мудростью. А мудрости в королевстве не осталось.

Следующие две недели до отъезда Эдвина пролетели незаметно. Мы занимались теоретическими основами артефакторики, уделили время практике. Виконт научил меня распознавать отдельные свойства уже зачарованных вещей, обезвреживать их. Но взял слово, что без него экспериментировать с артефактами, укрытыми колпаками, не буду.

И все же большую часть времени мы проводили в постели. Давали волю желанию и страсти, схлестывающей магию, переплетающей тела. Лежали, обнявшись, под пушистыми одеялами, наслаждаясь теплом объятий и связью даров. Мы жили друг другом в совершенной гармонии и не понимали тогда, что эти две недели были лучшими днями в наших жизнях.

Он вернулся раньше, чем обещал. От него веяло талым снегом, прелой листвой и странным колючим возбуждением. Обняв меня, поцеловал с таким удовольствием и жадностью, будто я была ручейком, а он путником, проведшим три дня без воды. Я отвечала с не меньшей страстностью. Он шептал мое имя, целуя шею, впадинку между ключицами, одновременно расстегивая платье. Я постанывала от удовольствия, расправляясь с пуговицами его плаща и мантии магией. Их было слишком много для моего терпения. Он вздрагивал, когда мое волшебство искрило, касаясь его дара, сильней прижимал меня к себе. Подхватив на руки, отнес в спальню.

Через час, уже почти поддавшись дремоте в его объятиях, вновь почувствовала то колючее возбуждение. Но Эдвин спал, дыханием шевеля прядь волос на моей шее. И я уснула, отмахнувшись от зарождающегося беспокойства. Снились серые птицы, вьющиеся над скалами, чужое присутствие в доме. Великий Магистр, глядящий мне в глаза, но в то же время не видящий. Он не задавал вопросов. Хотя казалось, ему не нужно спрашивать вслух, — он читал ответы прямо в моих мыслях.

Проснулась от ужаса, нарастающего невнятного беспокойства и дурного предчувствия. Эдвина рядом не было. Он ждал в столовой, рассматривая карту провинции. На пергаменте неодинаковыми пятнами белели места нонраффиен. Колючее возбуждение Эдвина никуда не делось. Он галантно встал, предложил мне стул, поцеловал в щеку, когда я села. Он улыбался, счастливый от того, что мы снова были вместе. Но еще не рассказанные новости искажали улыбку, омрачали взгляд, делали его радость жутковатой, неестественной.

— Что случилось, Эдвин? — я безуспешно старалась замедлить собственное сердцебиение.

— Великий Магистр поймал лиса, — выдохнул он.

Я не понимала, что в этом особенного или волнительного, и осторожно спросила:

— И что теперь?

— Я должен его спасти, — последовал жесткий и незамедлительный ответ.

От удивления я вначале онемела, глядя в решительные глаза Эдвина. Но способность говорить вернулась быстро:

— А почему ты не рвешься спасать, например, косулю, кабана или орла?

— Орла я спасал бы даже ценой собственной жизни, — неожиданно серьезно и мрачно ответил Эдвин. — Я видел их род мертвыми. Они не послушали предупреждения, — он горько усмехнулся: — четвероногого.

Я долго смотрела на сидящего передо мной мужчину. Молодой, сильный, натянутый, словно тетива, гордый и какой-то обреченно отчаянный. Он глядел на меня, но словно не видел, отвлеченный воспоминанием. Судя по выражению лица, кровавым.

— Эдвин, — тихо позвала я, не решаясь коснуться его руки.

Он вздрогнул, вернулся в настоящее.

— Мне кажется, что в какой-то момент я совсем перестала тебя понимать. Только прошу, не сердись. Объясни, что такого ужасного в том, что Серпинар поймал зверя?

Он удивился и не скрывал этого. Кажется, подумал, я его разыгрываю, столько недоверия появилось во взгляде.

— Зверя? — со странной издевательской усмешкой переспросил он.

— Животное, — я нерешительно предложила синоним.

Эдвин рассмеялся. Но в этом глухом смехе не было веселья.

Лишь злоба и горечь, вселявшие в сердце отчаяние.

— Как коротка людская память, — сказал Эдвин, наконец. — А ведь ты дворянка, ты учила историю. Орел, Лис, Волк, Кошка и Змея тебе ни о чем не говорят?

— Только, как персонажи сказок, — догадываясь, что ответ вызовет бурю, честно ответила я.

Буря была, я это чувствовала по отливающему металлом дару. Но Эдвин хорошо владел собой, и поднявшееся раздражение выплеснул смехом. Потом он долго молчал, не глядя в мою сторону. А первые слова, сказанные после продолжительной паузы, удивили.

— Прости, я был несправедлив к тебе. Не твоя вина, что ты не знаешь. Уничтожение эльфов началось намного раньше, чем война. И забвение, искажение истории — лишь один из шагов к войне.

Он выдохнул, словно собираясь с мыслями перед началом длинного рассказа. Жестом велел коболу налить чаю.

— До появления людей здесь жили эльфы. Долго. Пару тысяч лет точно. Не стану утверждать, что жили они спокойно, в гармонии. Эта идеализация ни к чему. Но то, что здесь было Великое северное княжество эльфов, Норолдин, — бесспорный факт. Пять сотен лет назад началось покорение Норолдин людьми. Довольно быстро от исконного устройства осталось лишь название. Эльфы жили в закрытых городах, в горах, в лесных дебрях. Никому не мешали, торговали, не жадничая делились знаниями. Лечили, слагали песни, обучали ювелиров и магически одаренных детей, которые порой рождались от связей эльфов с людьми.

Он отпил чаю, сердито ухмыльнулся своим мыслям.

— Таких становилось все больше. Постепенно сформировалась людская знать. Среди эльфийских родов издавна выделялись пять. Орел, Волк, Лис, Кошка и Змея назывались так не из-за особой ловкости или хитрости, а потому что маги могли по своему желанию обращаться животным своего рода.

Боюсь, у меня на лице отразилось больше скепсиса, чем было нужно.

— Считаешь сказкой? — он встретился со мной взглядом. Его холодные голубые глаза словно принадлежали чужаку, ожесточенному незнакомцу. Это откликнулось в душе протестом, обидело. Наверное, поэтому я ответила с вызовом, хотя следовало промолчать.

— Я знаю об оборотнях. Это проклятые, больные люди, обреченные на превращение в звериный облик, в котором не помнят себя. Отец говорил, убивать не обязательно, три ночи полнолуния вполне можно просидеть в клетке. Такая цена не слишком велика за жизнь.

— А как называют тех, кто превращается по желанию и не зависит от луны?

Левый уголок его рта приподнялся в намеке на усмешку. Но я, сглотнув набежавшую слюну, не могла отделаться от мысли, что виконт приобнажил клыки. Собственный страх пугал меня. Бесило осознание того, что боюсь Эдвина, того озлобленного чужака, смеющегося горчащим смехом. И вновь ответила резко, бросила:

— Никак. Их не бывает.

Он усмехнулся, едва заметно тряхнул головой.

И превратился.

Я не поняла, как это случилось. Вдруг вместо Эдвина Миньера на стуле, опершись передними лапами о стол, оказался большой черный волк. Сидел и смотрел на меня голубыми колючими глазами, сохранившими ту же насмешку, что и взгляд Эдвина.

И страх исчез. Я даже улыбнулась, не скрывая облегчения.

— Я помню тебя там, на поле. Те волки… ты их вожак? Он превратился снова в человека, провел рукой по встрепанным волосам, поправил воротник.

— Не могу разговаривать в волчьем обличье, — легко прокашлялся он, поглядывая на меня чуть искоса. — Нет, я им не вожак. Но да, они — моя стая.

— Они настоящие волки или такие же, как ты?

Он помедлил, но все же ответил.

— Они одновременно мои предки и еще не рождённые родственники. Между нами есть магическая связь, мы чувствуем друг друга. Когда они позвали, я четыре часа бежал без остановки из другой провинции. Потому что мы стая. Я не могу объяснить то, чего нет и не было у других родов.

— И не нужно. Я поняла.

Впервые с момента возвращения он улыбнулся тепло и искренне. Он чувствовал, что я его действительно понимаю, и был благодарен. Тогда это казалось высшей наградой. — Я говорил о родах, — сухо продолжил он. — Четыре рода смешались с людьми. От кого-то пошли древние людские фамилии, кто-то просто плодил детей, не обременяя себя браком. Только Орлы ни единого разу не разделили кровь с человеком, соблюдали чистоту и насмехались над "земными тварями". Но потомков "земных" много бегает по свету, а Орлы…

Он нахмурился, окинул меня серьезным взглядом.

— Я должен тебе рассказать, что случилось с Орлами. Не для того, чтобы пугать, а чтобы ты понимала.

Я кивнула, соглашаясь.

— Многолетняя война, если можно так назвать планомерное уничтожение эльфов, уже подходила к концу. Непокоренными оставались пара лесов и Гнездо, крепость на горе. Мой отец узнал, что инквизиторы придумали сети. Волшебные сети, чтобы Орлы не могли ни улететь оттуда, ни воспользоваться преимуществами своей родовой магии. Отец сказал, что предупредил Орлов, но они не поверили. Поэтому он отговорил моего дядю от поездки. Сказал, бесполезно и опасно, ведь к горе уже подтягивались инквизиторы. Тот разговор я подслушал, меня еще не пускали на семейные советы. Мне было десять. Я был решителен, упрям, непослушен и жил идеалами, а не реальностью. Как и полагается мальчишке моего возраста.

— Ты побежал туда сам?

Он кивнул:

— Конечно. Перекинулся волчонком, на такую мелочь никто не обращал внимания. Мало ли зверья под ногами. Даже едва заметный под превращением дар не чувствовали.

Он помолчал, еще больше нахмурился.

— Я добрался до Гнезда раньше инквизиторов. Я говорил с эльфами из рода Орла. Говорил запальчиво, как только и мог десятилетний мальчишка. Предупредил о сети, о семи сильнейших магистрах, возглавляемых Серпинаром. Просил эльфов улетать, пока не поздно. "Это наша земля, наше небо, наш ветер. Они защитят нас и дадут сил сражаться и победить", — ответили мне. — "Тебе не понять, смешанная кровь. Беги отсюда, четвероногий".

— Я недалеко убежал. В ближайший лес. Затаился на дереве и стал ждать сражения. Магистры натянули сеть. Орлы, как и их воины, бились на земле, лишенные преимущества, не способные подняться в воздух. Не способные колдовать в полную силу. Простых воинов убивали на месте. Всех Орлов собрали на верхней площадке, когда битва за Гнездо закончилась. А закончилась она быстро. Магистры убивали Орлов как-то жутко. Эльфы кричали ужасно. Я не представлял, что можно так кричать… Эхо вторило, казалось, вместе с ними кричат их земля, небо и ветер…

Он побледнел, болезненно поморщился, повел плечом. — Когда и это закончилось, был поздний вечер. Я снова перекинулся и вернулся домой ночью после трехдневного отсутствия. Ожидал встречи розгами. Но выслушав, где я был и что видел, отец только крепко прижал меня к себе и даже не отругал. На следующий день семеро мужчин нашего рода отправились к Гнезду. Меня тоже взяли. Как отец сказал, уроки нужно проходить до конца. Я ожидал увидеть в крепости рыцарей, солдат. Но там было пусто. Магистры забрали сокровищницу, самые дорогие вещи, артефакты, а остальное объявили проклятым, неугодным церкви. Отступничеством. Фанатиков тогда было больше, и крепость действительно не разграбили.

Он продолжил, не жалея моих душевных сил, добавляя к картине все новые краски.

— Лето, жара, много трупов, так и брошенных во дворе, на переходах, в коридорах. Было смрадно, тела клевали падальщики. Тридцать два Орла так и лежали на верхней площадке крепости. Расклеванных лиц было не узнать, а руки всех эльфов обратились в крылья. Отец сказал, магистры забирали дары у эльфов, чтобы увеличить свое могущество. Сказал, болезненней заклятия нет на свете, сродни десятку меток сразу. Я тогда не знал о метках, но слышал крики умирающих и верил отцу.

Он вздохнул, продолжил тише.

— Мы похоронили Орлов в саду крепости. Мои родственники прочитали молитву на эльфийском, я неловко повторял за ними незнакомые слова. Когда они закончили, над нашими головами один раз глухо прозвонил колокол.

Я вздрогнула от ужаса, представив звук, раздавшийся над могильником.

— Я не понял, как оказался в кольце старших, готовых отражать нападение с любой стороны. "От их имени говорю вам спасибо", — раздался старушечий голос у входа в сад. А я, не видя говорившую, знал, как она выглядит. Худая высокая седая женщина с пронзительным взглядом синих глаз. "Я пришла не за вами. В час скорби помните, что смерть и жизнь всегда идут рядом". Мой отец поклонился ей, поблагодарил Госпожу. Другие мужчины тоже склонили головы. Я так ее тогда и не увидел, она ушла раньше.

Он усмехнулся с каким-то странным сожалением. Меня это удивило, ведь я отлично понимала, что он встретил Смерть и знал это.

— Оцепенение с ее уходом спало быстро. Отец только сказал, что у Орлов были дети. Мы до самой ночи обыскивали крепость и нашли тайник. Их было четверо. Два мальчика и две девочки. Все четверо значительно младше меня. Истощенные, в полуобморочном состоянии, заплаканные.

— Что с ними стало? — спросила я, еще не зная, хочу ли слышать ответ.

— Мои родственники увезли их на материк. Недели через две после случившегося. Эльфийским детям нечего делать в бывшем Великом северном эльфийском княжестве Норолдин.

Кажется, они осели в Кирлоне.

— Ты не поддерживаешь связь с родными? — поразилась я. — Последние несколько лет не имею на это права. Серпинар чрезвычайно мстителен и злопамятен. А то, чем я занимаюсь, точно не придется ему по вкусу, — криво усмехнулся Эдвин. — Теперь я понимаю, почему ты хочешь спасти лиса. Но почему ты уверен в том, что Серпинар не забрал его дар? — Он больше так не делает, — хмуро ответил виконт. — Хотя знает, что ему потеря рассудка, в отличие от его помощников магистров, не грозит.

Заметив мое недоумение, Эдвин пояснил:

— Тех семерых, что были с ним в Гнезде, он сделал главными инквизиторами провинций. За десять лет четверо из них полностью потеряли разум. Ходят под себя и пускают слюни. Двое в большей или меньшей степени безумны. Лишь седьмой еще держится. И Серпинара ничто не берет.

— И почему он такой особенный? — проворчала я и снова заслужила удивленный взгляд.

— Потому что он полуэльф из рода Змеи, — сообщил Эдвин.

Я не скрывала скепсиса:

— Не очень-то он похож на полукровку.

— Ты права, на эльфа он не походит нисколько. Но, по-моему, сила его дара и возраст говорят сами за себя, — усмехнулся виконт. — Великому Магистру Серпинару, самому могущественному магу Норолдин из ныне живущих, двести восемнадцать лет.

Я постаралась не показывать удивления. Судя по улыбке Эдвина, не получилось.

— Если он не планирует забирать дар лиса, то зачем он ему? — Будет переправлять магическую энергию на себя. С помощью артефакта, — сухо ответил Эдвин. — Пока лис не умрет. Это безопасней и действует дольше.

Он покосился на карту, нахмурился.

— Ты знаешь, где его держат? — спросила я.

Он помедлил с ответом:

— Думаю, найду место по ориентирам, — и снова быстрый взгляд на карту. Неуверенность Эдвин попытался скрыть, но не слишком удачно.

Беспокойство нарастало, кололось страхом. Но осознать, что именно меня пугает и настораживает, не могла.

— Как ты вообще об этом узнал?

— Подслушал разговор Серпинара с магистром Лейодом, главным инквизитором провинции, — пожав плечами, сказал Эдвин и взял в руки карту. — Скорей всего, его держат в месте нонраффиен недалеко от поместья Верховного Магистра. Они упоминали Золотой ручей, а там есть такое.

Он вел пальцем по линии Спокойной реки, вчитываясь в названия впадающих в нее ручейков. Я наблюдала за ним, перемешивая в глубокой мисочке овсяную кашу. Вдруг поняла, что с вечера ничего не ела, а от голода сводит желудок. Эдвин застыл над картой, наверняка обдумывая, с какой стороны удобней было бы подступиться к тюрьме. Молчание долго не прерывалось. Я завтракала, он занимался расчетами, разбрасывая по бумаге основы формул.

— Чтобы избавиться от артефакта, сколько нужно времени? — мой голос прозвучал неожиданно хрипло, но все же решительно.

Эдвин поднял голову, казался раздосадованным тем, что я отвлекала. Успешно изобразил спокойствие:

— Около получаса. Заклятие для этого несложное. Значительно больше времени займет создание фантома с имитацией дара. Артефакт нужно на что-нибудь перевесить, иначе Серпинар заметит исчезновение потока магии. Фантом выиграет для меня несколько часов.

— Ты уже сталкивался с таким волшебством?

Старалась твердо смотреть ему в глаза, стиснула кулаки.

Чтобы он не увидел, как дрожат мои пальцы. Он и не заметил.

Криво усмехнулся:

— Я его придумал. Для извлечения остатков магической энергии из покойников. Как спасение для раненых, обессиленных после боя с нежитью магов. Он извратил.

Эдвин помолчал немного и с ненавистью добавил:

— Он всегда все извращает.

Неприятная пауза длилась, казалось, вечность. Он хмурился, поглядывал на карту, на свои заметки. Я пыталась справиться с волнением.

— Сколько займет создание фантома и имитация дара? — насей раз мне удалось совладать с голосом. Он не дрожал, не казался неуверенным.

— Это нужно рассчитать. Так сказать не могу, — его ответ был спокойным, голос — ровным, взгляд — уверенным.

— Хорошо, — я выдавила улыбку, встала. — Не буду мешать. От страха меня мутило, но Эдвину знать об этом было необязательно. Он принял свое решение, я приняла свое. Повлиять на него виконт никак не мог, а показывать свою слабость и давать Эдвину оружие против себя же не собиралась.

Давно миновал полдень, прошло время обеда. Большую часть времени Эдвин провел за расчетами. Он обратился ко мне за помощью за час до ужина. Просьба была странная. Он хотел получить подробное описание собственного дара, узнать, каким он виделся мне в волчьем облике.

Сидя напротив черного волка с внимательным холодным взглядом, прислушивалась к ощущениям.

Я чувствовала дар Эдвина. Сквозь амулеты, сквозь превращение. Сильный, полный жизненной энергии дар, сияющий золотом, спокойный, родной. Он был моей частью, моим логическим продолжением. Был чем-то неотъемлемым, как сердцебиение.

Я ощущала отклик своей магии на дар Эдвина. Наслаждалась влечением даров, дышала нашим единством. И не могла заставить себя даже заговорить.

Потому что с каждой минутой все отчетливей понимала главное. Эдвин стал не просто дорог мне. Слово «дорог» уже давно ничего не отображало.

Я любила его.

Но признаваться в этом было явно не время.

— Дар такой же, — выдавила я, совладав с собой. — Только приглушенный.

Он кивнул, вновь превратился в человека, поблагодарил.

Эдвин хотел вернуться к расчетам, но я не дала.

— Сделай перерыв. Продолжишь завтра, на свежую голову. Как и предвидела, моя просьба его разозлила. Он зыркнул на меня, холодно ответил:

— А казалось, ты поняла. Я должен помочь. Как можно скорей.

Я вспыхнула, гневную отповедь сдержала в последний момент. Заставила себя говорить спокойно.

— Я понимаю, Эдвин. Но кому ты поможешь, если от усталости напутаешь с вычислениями?

Он, казалось, смутился. Опустил глаза, провел ладонью по лбу.

— Ты права. Нужно отдохнуть. Несколько часов ничего не решат, а поспешность может навредить.

Эдвин подошел ко мне, подал руку. Когда я встала рядом с ним, удивительно нежно и мягко обнял. Касаясь щекой моего виска, прошептал:

— Спасибо, что не сердишься на меня. Спасибо. Просто я леденею от ужаса, стоит только представить на его месте кто-то из родных.

Я не ответила. Сильней прижалась к моему волку в тщетной попытке утешить и избавиться от истрепавшего нервы беспокойства.

От резкости и раздражения вскоре не осталось ничего. Его поцелуям удалось даже заглушить мою тревогу. Мои ласки на время избавили его от волнений. В уютном полумраке спальни мы забыли все, что творилось за стенами дома. Как дурной, ничего не значащий сон.

Эдвин смотрел мне в лицо, гладил разметавшиеся волосы. Трепещущий свет лампы в изголовье бликами танцевал на его щеке.

— Ты не испугалась, когда я превратился, — тихо заметил он.

— Не испугалась, — глядя ему в глаза, подтвердила я.

— Почему?

Казалось, этот вопрос занимал его весь день. Еще подумала, Эдвин не рассчитывал на правдивый ответ до ночи, до близости. Это ранило, и доля моей обиды проявилась в ответе. — Мне страшно, когда ты считаешь меня врагом. Когда думаешь, что я чужачка, неспособная понять тебя. Но тебя самого, того, кем ты являешься, я не боюсь.

Он улыбнулся, словно в жизни не слышал ничего более приятного. Приподнявшись на локте, поцеловал меня.

— Постараюсь больше тебя не пугать, — пообещал он, увлекая в новое восхождение на вершину наслаждения.

Я проснулась раньше и, нежась в объятиях Эдвина, пыталась осознать вчерашнее откровение. Я не ошиблась, назвав свои чувства к Эдвину тем пугающе честным словом. Любовь… Многие годы люди пытались объяснить природу, происхождение этого чувства. Разбили его на составляющие. Общность интересов, связь судеб, притяжение тел, влечение умов, сплетение даров вместе являли рецепт совершенного чувства. Инквизиторы, подыскивавшие одаренным девочкам мужей, наивно полагали, что создают любовь, в большей или меньшей степени следуя рецепту. То, что особенных успехов они не достигали, инквизиторов не огорчало.

В то утро я поняла, что такое любовь. Слушая ровное дыхание Эдвина, чувствуя тепло его тела, мягкую силу оберегающего, питающего меня мужского дара, укреплявшегося за счет моей магии, я была счастлива. Несмотря ни на что, вопреки прошлому, настоящему и будущему. Желание уберечь это пьянящее чувство, желание знать, что Эдвин тоже счастлив, желание навсегда сохранить это счастье для нас обоих и было любовью.

Знала, что мое решение ему не понравится, но отступать не собиралась.

— Ты посчитал, сколько времени нужно на все твое волшебство? — стараясь не выдавать волнение, начала я. Он поставил чашку, окинул меня настороженным взглядом. — Чуть больше четырех часов. Почему ты спрашиваешь? — его голос звучал ровно, но я чувствовала, как беспокойство изменяет его дар.

— Это долго… И затраты энергии будут серьезные, — прямого взгляда в глаза я избегала. Как и прямого ответа. — Вряд ли Великий магистр не позаботился об охране ценной добычи. Наверняка, везде расставлены ловушки. Такие же милые, как те змеи у особняка. Бывают еще ловушки замедленного действия. Они срабатывают, когда нарушитель возвращается и думает, что в безопасности. Есть нежить, я слышала, Великий магистр умеет подчинять и ее.

Он сложил руки на груди и не прерывал, не задавал других вопросов. Если надеялся, что я растеряюсь, ошибся.

— Нужны амулеты, увеличивающие резерв. Нужны защитные амулеты, боевые. И, Эдвин, самое главное, — я твердо и решительно встретила взгляд голубых глаз. — Тебе нужен напарник.

— Исключено, — отрезал он.

Я тоже сложила руки на груди, с вызовом глянула на виконта. — Весьма предсказуемое и опрометчивое заявление. Ты сам сказал, что на создание фантома уйдет больше четырех часов. Кто защитит тебя от ловушек замедленного действия? Кто отобьет атаку нежити? Кто восстановит защитную стену, пока ты будешь занят ритуалом? — я медленно, но верно закипала. Кончики пальцев покалывала магия, как в детстве, когда я еще не умела сдерживать волшебство. — Или ты каждый раз будешь прерываться и начинать заклинание сначала? Снова тратить на него истощающийся резерв?

— Я не хочу, чтобы ты шла со мной, — глухо ответил он.

— А я не хочу сидеть в неведении и трястись от ужаса, гадая, вернешься ты или нет! — вспылила я и в последний момент погасила едва не сорвавшийся с пальцев огонек. — Не хочу представлять все то, что описала! Не хочу! И не буду! Я была в гневе, но заставила себя держать руки сцепленными. Случайный пожар не усилил бы мою позицию.

— Я не могу рисковать, — он сказал это тихо, ровным, удивительно спокойным голосом. Но его дар отражал страх. — Именно поэтому я пойду с тобой, — отрезала я, решительно глядя в голубые глаза собеседника.

Он выдержал взгляд, отрицательно покачал головой. И тут мое терпение лопнуло, я вскочила, сорвалась на крик, не сдержала жестикуляцию.

— Я — хорошо обученный боевой маг! У меня сильный дар, хороший резерв и богатый арсенал заклинаний! — на кончиках пальцев трепетали слабые огоньки, а сдерживать магию становилось все трудней. Как и слезы обиды и бессилия. — Я не останусь в стороне! Не останусь!

— Я не хочу рисковать тобой, — вскочив и крепко прижав меня к себе, прошептал Эдвин.

— Я тоже боюсь тебя потерять… — обеими руками вцепившись в него, выдохнула я.

Он поцеловал меня. Я плакала, отвечая, но теперь это были слезы облегчения. Эдвин дорожил мной… Я надеялась и верила, что эта привязанность со временем превратится в любовь, если еще ею не является.

— Ты права, — спустя несколько минут признал Эдвин, когда я успокоилась в его объятиях. — Уверен, Серпинар защитил источник своей дополнительной силы. Мне будет трудно справиться самому.

— Ты хотел сказать "невозможно"? — усмехнулась я. Не верилось, что он так легко сдастся, поэтому честно пыталась Эдвина спровоцировать. Проснуться в опустевшей постели и увидеть на тумбочке короткое письмо с извинениями не хотела.

— Не прерывай, — пожурил он, не выказав раздражения. — Я пытаюсь извиниться за упрямство.

— Меня тоже трудно назвать покладистой… Чуть столовую не сожгла…

Слабый контроль над даром был единственным веским аргумент против моего участия. Вопреки ожиданиям Эдвин не торопился им пользоваться. Только обнял крепче и ответил с улыбкой.

— Но ведь не сожгла. Ставить в вину искренность — последнее дело.

— Так ты возьмешь меня с собой? — такая сговорчивостью удивляла.

— Да, — кивнул он. — Возьму. И буду признателен за помощь.

Решение Эдвина не было уловкой, и наша совместная подготовка стала тому подтверждением. Чувствуя мою поддержку и ответственность за три жизни, Эдвин стал значительно спокойней, рассудительней. Хоть по-прежнему рвался спасать попавшего в беду лиса.

Я настояла на тренировках в одной из кладовок. Нужно было восстановить былые навыки и посмотреть, на что способен артефактор в бою.

Для тыловой крысы он знал слишком много боевых заклинаний, но слишком малым числом умел уверенно пользоваться, чтобы считаться хотя бы средним магом-бойцом. Мы решили сосредоточиться на самых действенных заклятиях и оттачивать именно их. Я гоняла Эдвина нещадно. Он, в свою очередь, не давал мне спуску в кабинете. Заставлял самостоятельно обезвреживать артефакты и сделанные им ловушки.

Пока меня не торопили, все получалось. Но на четвертый день Эдвин решил, что я достаточно опытна, чтобы попытаться обезвредить ловушку на время. Часы тикали, отрешиться от эмоций не получалось, из-за волнения тряслись руки, дрожали губы. Слова заклинаний звучали неуверенно, голос срывался. Я не справилась. Магический заряд вырвался на волю, как сжатая пружина, ударил меня в грудь, хлестнул по рукам. Помню боль, крик Эдвина, темноту.

Очнулась у себя в комнате. Эдвин сидел рядом и держал меня за руку. В тусклом свете лампы он казался решительным и угрюмым.

— Только не говори, что теперь пойдешь один, — предупредила я. Голос прозвучал удивительно твердо и решительно. — Мне просто нужно больше практики.

Он повернулся ко мне, улыбнулся, наклонившись, поцеловал. — Нет, конечно. Нет, — прошептал виконт. — Мы освободим его вместе. Я не справлюсь без тебя.

Он вздохнул, словно сожалел о том, что собирался сказать. — Когда ты говорила, что в случае неудачи Серпинар и меня посадит в клетку, ты была права. Когда отчитывала меня за поспешность, тоже. Сегодняшний случай показал, как много нам обоим нужно тренироваться. Иначе — провал и пожизненное рабство.

Он замолчал, словно собирался с духом. Я ждала, не подгоняла.

— Я не вернусь в Орден послезавтра. Должен был бы, но не вернусь.

— Почему? — его слова больше насторожили и напугали, чем обрадовали.

Он встал, принялся расхаживать по комнате. Я попыталась сесть, но из-за головокружения и накатившей тошноты отказалась от затеи. Только приподнялась на локте, чтобы лучше видеть виконта. Эдвин хмурился и сердился, а короткие обрывистые фразы выдавали неуверенность в решении. — Нужно тренироваться. Нужны знания и опыт. Иначе не справимся. А времени мало. Каждый день в неволе — пытка. Я не хочу и не могу продлевать страдания лиса!

Он все же повысил голос. Наверное, надеялся отбить у меня охоту спорить.

— Понимаю. Твой порыв благороден, но недальновиден, — мой голос прозвучал резко, удивительно жестко. Эдвин хотел возразить, но я не дала шанса. — Выслушай, потом будешь спорить.

Он хмыкнул, сложил руки на груди, остановился напротив. В голубых глазах вызов, губы сжаты, между бровями морщина. Суровый магистр казался зловещим. Напомнил о фанатиках, о пристрастии Ордена к допросам.

Я судорожно сглотнула и, наконец, поняла, чего боялась последнюю неделю. Я боялась западни.

Как объяснить свой страх Эдвину, даже не представляла.

— Я жду, — поторопил виконт, когда молчание затянулось. — Эдвин, — дрожащий голос звучал ломко, но молчать дальше я не могла. — Тебе не казалось странным, что Верховный магистр обсуждал своего редкого и ценного пленника? — Магистр Лейод — его старый друг. Перед таким и похвалиться можно, — он неприязненно скривился и добавил. Уважение и благоговение очень ценны для Серпинара. Он их всячески подпитывает. Потому и рассказал об увеличении своей силы.

— Но не на общем собрании, чтобы поразить всех присутствующих? Ты говорил, что подслушал беседу.

Он заметно насторожился:

— Они пили вино в кабинете главного инквизитора провинции. Я заносил отчет и услышал разговор случайно…

Эдвин возобновил хождения по комнате. Я молчала. — Думаешь, они хотели, чтобы я услышал? — вновь остановившись напротив, спросил виконт.

Теперь он казался растерянным и словно ждал опровержения своей догадки. Я только кивнула в ответ. Эдвин сел на край кровати, спрятал лицо в ладонях, задумался.

— Я боюсь ловушки, Эдвин. Боюсь, что у них возникли подозрения, — мой голос звучал тихо, но твердо. — Я выполнял все поручения, никогда не опаздывал с возвращением, — в его голосе слышалось недоумение. — Даже с меткой появился.

— А когда ты последний раз приносил в Орден готовые амулеты? По его взгляду поняла, что попала в яблочко. — Давно, — признал виконт. — Я не баловал их новыми артефактами уже несколько месяцев. Думаешь, поэтому они могли что-то заподозрить?

Я неопределенно повела плечом.

— Кто знает? Но тебе нужно вернуться в Орден. Показать, что ты не поддался на их провокацию, и изобразить верность Церкви.

Он надолго задумался.

— А если мы ошибаемся? Если Серпинар не придумывал, если действительно поймал лиса?

— Тогда об этом ты узнаешь в Ордене, — уверенно ответила я. — Соберешь сведения, узнаешь точное местоположение, возможно, даже выяснишь имя попавшего в беду мага. Он либо арестован, либо пропал без вести. В обоих случаях о нем должны говорить.

Эдвин вздохнул, устало потер глаза.

— Ты права, Софи. Права. Я вел себя… как наивный мальчишка. Эта история меня будто ослепила. Даже на минуту не подумал о ловушке…

Я понимала его мотивы, но быть свидетелем самобичеваний не собиралась. Поэтому воспользовалась моментом и перевела разговор на другую тему.

— Кстати, о ловушках. Я старалась, была внимательна. Что я сделала не так?

— Это не ты, а я сделал что-то не так, — покаялся Эдвин. — Торопился, радовался твоим успехам и потребовал слишком многого слишком рано. Когда ты нашла спусковое заклинание, ты усилила его, а не обезвредила.

Он казался очень виноватым.

— Я не представляю, как это получилось. По плану в случае неудачи ловушка должна была легко хлопнуть тебя по рукам.

Не больше… Мне очень жаль. Я подверг тебя опасности.

Теперь он казался еще более подавленным.

— Не расстраивайся, — я погладила Эдвина по руке. — Я научусь, обещаю. А испытания нужны, иначе не видны огрехи в технике

— С технической точки зрения ты неплохо справлялась… Он ухватился за простую тему, и мы еще долго обсуждали типичные плетения ловушек.

Эдвин спал, обнимая меня, а ко мне тревога не подпускала сон. Причин для беспокойства было две.

Логика подсказывала, что Великий магистр подозревал Эдвина. История о Лисе, подслушанная Волком, могла быть только западней. В этом я не сомневалась. Как и в том, что Эдвин не успокоится, не сунувшись в ловушку. Слишком много значил для него пленник, которого стоило бы назвать приманкой. Возможно, добровольной.

Я понимала, что не в моих силах отговорить любимого от затеи, не рассорившись с ним и не подтолкнув упрямца к попытке спасти лиса самостоятельно. Выход был один:

готовиться к вылазке в западню и надеяться, что логика меня подвела, а интуиция обманула.

Другой проблемой, требующей серьезного осмысления, стали неожиданные сложности с контролем дара и эмоций. Впервые за много лет я едва сдерживала магию в узде. Чуть не сожгла столовую, извратила во время тренировок пару боевых заклинаний.

Хорошо хоть Эдвин не видел, как я рыдаю в окружении десятка золотистых бабочек, которых создала вместо шара молний. Их красота казалась невыразимо печальной в своей недолговечности, я не смогла сдержать слезы. Теперь совершенно непонятным образом усилила спусковое заклинание.

Уговорив себя, что во всех сбоях виновато постоянное нервное напряжение, страх за Эдвина, я постепенно успокоилась.

Проведя большую часть ночи без сна, ненадолго забылась под утро — снова снился Великий магистр, глядящий будто сквозь меня. В его улыбке было торжество, злорадство и предвкушение. Я вынырнула из кошмара, стерла испарину со лба и почти не удивилась, почувствовав чужое присутствие в доме, — птицы Серпинара уже не первый раз за последние месяцы проверяли крохотное место нонраффиен.

Полдня мы создавали одноразовые боевые и исцеляющие артефакты для Ордена. Эдвин не мог вернуться с пустыми руками. Не в этот раз. Нужно было попытаться отвести от него подозрения, и мы сделали ставку на количество амулетов, раз уж не хватало времени создать что-нибудь серьезное.

После полудня он уехал, пообещав вернуться через неделю.