Шальные похождения

Глава пятая

Этой ночью Рик испытывал беспокойство, проклятые деревья опять шумели, и он пошел погулять, вернее, выслеживать дичь. Увы, он не натолкнулся на Холли, как в прошлую ночь. Очень плохо. Ему чертовски не терпелось еще раз повторить поцелуй. Нет, это не значит, что он потерял над собой контроль. Рик, помимо прочего, гордился и тем, что всегда мог контролировать себя.

Лагерь спал спокойный и темный, как и прошлой ночью. Времени было чуть больше десяти. Такое впечатление, будто уже середина ночи, а не ее начало, раздраженно подумал Рик.

Потом он услышал мужской смех. Любопытство взыграло, и он зашагал на звук проверить, что происходит. Смех раздавался в одном из самых маленьких коттеджей. Дверь была открыта, и сквозь сетку Рик увидел обитателей коттеджа — Уита, Гвидо и калеку в инвалидной коляске… Это Байрон, поправил себя Рик.

И впервые он заметил, что у Байрона длинные черные волосы заплетены в косу. Рик понял, что по-настоящему он его тогда не рассмотрел. Обратил внимание только на инвалидное кресло, не потому, что придавал этому значение, просто думал лишь о том, как бы убежать от болтливой рыжеволосой девочки.

— Входите, Рик, — вдруг позвал его Байрон. Парень прекрасно видит в темноте, если заметил его возле дома, с хмурым удивлением отметил про себя Рик.

Но еще больше удивила его стопка денег на столе перед Байроном.

— Что у вас за игра, ребята? — спросил Рик.

— А что у вас за игра? — вернул вопрос Гвидо. Подцепив ногой ножку стула, Рик подтянул его к игравшим, сел и окинул колоду на столе взглядом эксперта.

— Моя игра? Семерка. Одноглазые валеты и красные тройки. Начнем с валетов. Не возражаете, парни?

— Вы не спросили, какая ставка, — подсказал ему Байрон.

— Пять баксов игра, — сказал Гвидо.

— Это я могу себе позволить, — согласился Рик.

— Пойдет на вашу любимую благотворительность, не в ваш карман, — добавил Байрон.

Любимой благотворительностью Рика был он сам.

— Угу, конечно. Ну так мы играем или болтаем?

— Не уверен, разумно ли играть в карты с жонглером цифрами? — проворчал Гвидо. — У него, наверно, есть математическая система или что-то в этом роде.

— У меня нет математической системы, — запротестовал Рик, и это была чистая правда. Его мастерство в этой игре опиралось только на чутье.

— А хотя бы и есть, как будто вы признаетесь, — усмехнулся Гвидо. — Где, говорите, вы работаете?

— В “Молтехе”, — беззаботно ответил Рик. — Парни, в чем дело? Мне только хотелось по-дружески перекинуться в покер. Всего-то.

— А у меня впечатление, что вы заинтересованы не только в покере, — наседал на него Гвидо. — Вы заинтересованы в том, чтобы сделать кому-то что-то.

— Вот насели, дайте передохнуть, — запротестовал Рик с добродушной улыбкой. — Может, лучше раздать карты и без лишних разговоров приступить? А то вы все отделываетесь отговорками; ей-Богу, я начинаю думать, что вы боитесь сделать первую ставку.

— Что касается меня, — заметил Байрон, — то я приветствую вызов. Надо немного облегчить ваши карманы от денег.

— Согласен, — прорычал Гвидо. — Сдавайте.

— Говорю тебе, Рик не похож на бухгалтеров, которых я прежде видела, — сказала Холли.

— Ну, Холли, ты же сама знаешь, что значит судить о книге по обложке, — ласково упрекнула ее Скай.

— Мда-а, но его обложка хорошо смотрится, — вынуждена была признать Холли.

— Возможно… Если тебе нравятся нахальные типы.

— Обычно не — нравятся. Я предпочитаю мужчин высоких, темноволосых и открытых. — Что и говорить, подумала она про себя, как раз этих трех качеств лишен Рик. У него хороший рот… Коварно изогнутые губы, способные придавать поцелую какое-то особое наслаждение… Холли сделала слишком большой глоток чая и почти ошпарила рот. — Ach du lieber Gott! — На сей раз она выразилась по-немецки.

— С тобой все в порядке? — озабоченно спросила Скай.

— Все прекрасно, — проворчала Холли, отправляя в рот кусочек холодного шоколадного мусса. Этим вечером Холли успела, обернувшись за час, съездить в город за материалами для художественных мастерских и заодно прихватила свой любимый десерт и мармеладные конфеты “горошек”.

— Ты сказала, что Рик — мужчина того типа, который обычно не интересует тебя, но?.. — напомнила Скай.

— Что-то есть в этом субъекте, от чего я схожу с ума.

— Его лосьон после бритья? — поддразнивая, предположила Скай.

— Он не пользуется лосьоном.

— Так ты заметила даже такую мелочь?

— В этом парне есть что-то большее, помимо того, что бросается в глаза, хотя, как я сказала, и то, что бросается в глаза, совсем неплохо. — Холли не смогла сдержать улыбку.

— Ты и раньше встречала красивых парней, — возразила Скай. — Помнится, некоторые из них были влюблены в тебя. А тебя это совсем не трогало.

— Да, знаю. — Холли вздохнула и съела еще кусочек торта с муссом. — Разве разберешься рассудком в сердечных делах? Невозможно. Просто чувствуешь, что надо держаться подальше.

— Почему? Чего ты боишься?

— Влюбиться. Почувствовать обиду.

— Если он обидит тебя, Гвидо будет очень огорчен, — проговорила Скай.

— Думаешь, Гвидо сказал ему что-нибудь? — в замешательстве взглянула на подругу Холли.

— Ты же знаешь Гвидо, — пожала плечами Скай. — Он очень беспокоится о тебе.

— Он же обещал больше не защищать меня на каждом шагу.

— Ха, еще он обещал, что больше не будет есть мороженого, но я что-то не заметила, чтобы он держал слово, — усмехнулась Скай.

— Насчет чего тут не держат слово? — спросил Гвидо, входя в коттедж Холли вместе с другими мужчинами.

— Насчет мороженого, — улыбнулась Холли и заметила, что за креслом Байрона стоит Рик. Интересно, как он попал в их компанию. Должна же быть причина, почему он затесался среди ее друзей.

— Я урезал себе порции, — объявил Гвидо.

— Если бы ты только знал, что жир делает с твоим телом, — вмешалась Скай.

— Не хочу знать, — отрезал Гвидо. — И кроме того, разве от торта с шоколадным муссом не толстеют?

— Мы разрезали торт на маленькие кусочки и потом растратим калории, — виновато оправдывалась Холли.

— И сколько ты проиграл сегодня? — спросила Скай у мужа.

— Двадцать долларов. На этот раз решил их послать в фонд “Среда обитания человечества”.

— А вы, Рик, сколько проиграли? — спросила Холли.

— Почему вы решили, что я проиграл? — запротестовал Рик.

— Потому что знаю, как хорошо Байрон играет в покер.

— Я вышел из игры без убытка, — ответил Рик.

— Это первый случай. — Холли вскинула брови. — Кстати, а как вы попали в их компанию?

— Меня пригласил Байрон.

— Байрон, с каких это пор ты стал обирать участников семинаров, завлекая их в игру? — шутливо пожурила его Холли.

— Эй, — запротестовал Байрон, — парень стоял и смотрел издали, вот я и пожалел его.

— Ага, правильно, — вступился за него Рик. — Должен сказать, дома каждую среду я играю с ребятами в покер. Только мужчины. Нет ничего лучше. Как сегодня вечером. Только мужчины.

— Вам повезло, что они исключили меня из своей компании, — заметила Холли.

— Почему? Вы довели их до бешенства своими вопросами? Или не смогли ухватить смысл игры? — насмешливо спросил Рик.

— Ты хочешь сам ответить или могу я? — обратилась Холли к Байрону.

— Мы исключили ее, потому что она оставляла нас без штанов, — послушно объяснил Байрон.

— Приглашаю ее в любой момент, как только пожелает, попытаться оставить меня без штанов, — пробормотал Рик.

— Она не пожелает, — сказала Холли.

— Вы уверены? — настаивал Рик.

— Абсолютно.

— Увидим.

— Да-да, увидите, — пообещала Холли и встала. — Пойду заварю чай.

— Я помогу вам, — предложил Рик.

— В этом нет необходимости… — запротестовала она с опозданием — Рик уже следовал за ней на кухню.

— Ох, Холли, конечно, есть необходимость.

— И конечно же, она не имеет ничего общего с чаем, — фыркнула Холли. — Ваши потребности, Рик, — это ваше личное дело.

— А что насчет ваших потребностей?

— С ними все в порядке, благодарю вас. Незачем беспокоиться. Что бы меня ни мучило, кусочек моего любимого торта с шоколадным муссом всегда вылечит.

— Есть более веселые способы лечения. Холли, стоявшая к нему спиной, теперь повернулась и посмотрела ему прямо в лицо.

— Знаете, вы правы, — промурлыкала она намеренно обольстительным, заманивающим голосом.

— Прав? — В первый момент он не мог поверить, что она согласилась с ним. А во второй — голодный взгляд, каким она окинула его, пережег в нем все предохранители.

— Конечно, немецкий шоколадный кекс тоже лечит все мои горести.

Вот так. Увидев удовлетворенный блеск в ее глазах, Рик с удивлением поймал себя на том, что ему не все равно, с какой целью его водят за нос. Какая она на самом деле? Заводит ли она его оттого, что и вправду испытывает какие-то чувства, или же хладнокровно играет им, как кошка с мышкой? Если играет, то чертовски хорошо. А если нет… Заинтригованный, он наблюдал, как она хозяйничает в кухне.

Рик был хорошим наблюдателем. Этот талант очень помогал ему в работе. И он замечал, что некоторым людям нравится показывать, как ловко и искусно они умеют варить кофе, превращая простое занятие в ритуал. И он подумал, что такие люди из приготовления чая сделали бы еще более изысканный ритуал.

Но Холли явно никому и ничего не собиралась показывать. Это было заметно во всем, что бы она ни делала, в том числе и когда заваривала чай. Грациозным движением, почти не глядя, она набрала пригоршню чая и небрежно бросила ее в чайник.

Чайник Рик отметил, еще когда только вошел. И он тоже что-то говорил о Холли. Рик никогда прежде не видал такого чайника, хотя обычно и не обращал внимания на посуду. Но этот чайник по очертаниям напоминал розового гиппопотама с сочно нарисованными черными ресницами и с белым бантом в одном ухе. Несомненно, у этой женщины есть собственный способ обставлять свою жизнь. Определенно.

Интересно, а как она обставляет, к примеру, любовь? Сохраняет ли она свой творческий подход в постели? Те же порывы дерзкого юмора? Та же страсть к жизни? Та же готовность к экспериментам? Та же свобода?

Рик еле сдержал стон, поддавшись разыгравшемуся воображению.

— Вам покрепче? — серьезно спросила Холли. Рик моргнул, на мгновение испугавшись, что к списку необыкновенных ее качеств придется добавить и чтение мыслей.

— Что вы сказали?

— Чай! Вы любите крепкий?

— Да, и несколько капель виски, — пробормотал он.

— У меня нет виски, но я так и так не стала бы портить алкоголем одну из фирменных смесей Скай, — возмущенно проговорила Холли и разволновалась, уловив напряженность в его взгляде, устремленном на нее. Чтобы успокоиться, она продолжала говорить: — Знаете, это одна из самых приятных особенностей чая. Существует около трех тысяч различных вариантов, так что никогда не наскучит комбинировать их. Это поистине древнейшая форма искусства.

Он представил три тысячи вариантов другой древнейшей формы искусства — секса. И если разделить их с ней…

Холли все время чувствовала его взгляд на себе, читать ход его мыслей не требовало труда. Выражение глаз было интимным, но не оскорбляющим, и обжигало так же, как минутой раньше глоток горячего чая. Если бы с такой темной страстью на нее смотрел какой-нибудь другой мужчина, она бы знала, как поставить его на место. Все внутри у нее сместилось и завихрилось… И даже еще хуже — возликовало. Будто плывешь на плоту по бурлящей реке и одновременно безудержно скользишь по наклонной плоскости. В свое время Холли испытала и то, и другое. Подъем и возбуждение, волнение и радостное оживление — так можно описать смешение эмоций, переполнявших ее.

Будто она попала в капкан, запуталась в его взгляде, будто ее захватило в плен молчаливое послание, искрами перелетавшее из его глаз в ее. Затуманенная их голубизна потемнела от напряжения, с каким он смотрел на нее. Глаза гипнотизировали, и она почувствовала, как они притягивают ее к себе… все ближе и ближе.

Звук вздрагивавшего на огне чайника будто эхом отразился от ее вздрагивавших нервов. Словно разбуженная этим звуком, она кинулась к плите и поспешно выключила конфорку.

Рик все еще не сказал ни слова. Она чувствовала, что он следит взглядом, как она наливает кипяток в заварной чайник. Надо о чем-то говорить, лишь бы нарушить невыносимое молчание. Разум заметался, ища, что бы сказать, и наконец зацепился за чайник, стоявший перед ней. Она показала на него, надеясь переключить внимание Рика.

— Изящная штука, правда? Я нашла его на “блошином рынке” в Колорадо. Интересная вещь чайники. Их начали делать при династии Мин, в шестнадцатом веке. Есть люди, коллекционирующие чайники. Гончары и керамисты даже посвящают им особые выставки.

К отчаянию Холли, он по-прежнему не сводил с нее глаз.

— Держу пари, что вы не раз задавались вопросом, откуда пошло чаепитие, верно? — нервно тараторила она. — Есть легенда, что ветка чайного куста случайно упала в воду, которую кипятили для китайского императора Шен-Нена. Как сообщают источники, он пришел в восторг от аромата и вкуса напитка. И так, — она щелкнула пальцами, — родился прекрасный обычай.

— Вы настоящая ходячая энциклопедия, — насмешливо заметил Рик.

А он настоящее ходячее минное поле, раздраженно подумала она. Холли предпочитала раздражение тому засасывающему как омут чувству, какое она испытала несколько секунд назад. Когда он досаждал ей, она могла с ним справиться.

— Возьмите. — Холли протянула ему поднос с чайником. — Раз уж вы здесь, то можете быть полезным.

— Любите быть боссом?

— Только когда приходится. — Одно Холли уяснила для себя точно — надо быть с Риком осторожной. Она предполагала дать ему урок, а не получать уроки от него. Беда, правда, в том, что трудно сопротивляться искушению, которое исходит от него не меньше, чем от шоколада.

В семинаре по управлению бизнесом Холли проводила занятия только по одной теме, ее коньком были упражнения по развитию творческого подхода. В тот день Рик первый раз пришел на ее урок. Холли про себя отметила, что он и вправду сидит в такой позе, какую она заранее предвидела, — руки скрещены на груди, ноги вытянуты и закинуты одна на другую. Остальные бизнесмены тоже сидели в свободных позах, но не до такой же степени. Интересно, подумала Холли, как он сидит на работе за столом, и обнаружила, что это трудно себе представить.

В этот раз Холли постаралась поскорей вывести группу для занятия на воздухе. Пока она рассаживала всех за столы для пикников недалеко от озера, ей удалось переключить свое внимание с Рика на предмет, который она собиралась обсуждать.

— Рутина, — сказала Холли, обходя столы. Легкий ветерок с озера собирал в складки юбку ее цветастого платья, доходившего до щиколоток. Сшито оно было из светло-голубой ткани шалли с крохотными розовыми тюльпанами. Одна из ее любимых находок на “блошином рынке” Нью-Йорка. — Рутина успокаивает, но и мешает творчеству. Она усыпляет вашу наблюдательность.

Сон. Рик прошлой ночью спал совсем немного. Он разглядывал Холли с равной долей неприятия и зачарованности. Как она ухитряется в такой ранний час выглядеть полной жизни и энтузиазма? Сейчас едва ли девять утра. Он уже съездил в город купить батарейки на вечер для портативного приемника. Шум от этих проклятых деревьев вторую ночь заставляет его просыпаться. Воспользовавшись поездкой в город, он подкрепился там гамбургером. Надо же сохранить силы. Ух… — мысленно простонал он. Неправильно подобрал слово.

— Итак, мы пришли сюда, чтобы немного поупражняться, — тем временем говорила Холли. — Поупражняться в творчестве.

Мысль о том, что неплохо бы творчески поупражняться с Холли наедине, моментально согнала с Рика всю сонливость.

— Сейчас все вы, продолжая сидеть, постараетесь сосредоточить все свое внимание на окружающем вас мире, — сказала Холли. — Позвольте своим чувствам впитывать пейзаж, звуки, запахи. Позвольте себе погрузиться в них.

Рик почти вслух застонал. Погрузиться… Он закрыл глаза и представил, как он погружается в нее, представил, как ее шелковистое тело сливается с его телом.

— С вами все в порядке, Рик? — спросила она.

— Ох, — простонал он, не открывая глаз, — прекрасно.

— Хорошая мысль — закрыть глаза, — прокомментировала Холли. — Это позволит лучше сосредоточиться на окружающих звуках и запахах.

Беда только в том, что он сосредоточился на ЕЕ запахе, сегодня это терпкая свежесть лимона. Что же касается звуков, то, кроме ударов собственного сердца, он слышал еще ее легкое дыхание, когда она села рядом. Он слышал ее голос, когда она говорила с другим участником семинара. Голос так же, как и глаза, был невероятно выразительным, он отражал ее живость, ее страстность, ее возбуждение. Голос сирены, который искушает мужчин плюнуть на свою независимость и бежать за ней, если она склонна подпустить их поближе. Рик не очень хорошо знал мифологию, но случай с моряками, которые позволили сиренам заворожить себя, ему запомнился. Они разбились о скалы.

— Рик, по-моему, вы ужасно напряжены, — услышал он голос Холли. — Надо расслабиться. Наверно, вам помогут дыхательные упражнения.

Только один вид упражнений помог бы ему избавиться от терзающей его муки. Такое упражнение, от которого перехватывает дыхание, пока внутри тела все не взорвется от наслаждения.

Когда она положила руку ему на плечо, он чуть не потерял контроль над собой.

— Вам нужно глубоко вздохнуть… — наклонившись к нему, говорила она.

— Я знаю, что мне нужно, — прорычал он ей в ухо так, чтобы никто не услышал. — Чтобы ваш рот прижался к моему. И если вы не хотите, леди, чтобы прямо здесь, перед всем классом, я повторил то, что случилось позапрошлой ночью, вам лучше держать свои руки при себе.

Он ждал, что она отдернет руку с виртуозно разыгранным негодованием. Вместо этого она погладила его по щеке дразнящее — укоряющим жестом.

— Попытайтесь, Рик, не отвлекаться ни на что другое.

— Вы отталкиваете свою удачу, — предупредил он, уставившись на нее тяжелым взглядом.

Улыбаясь, она легко перепорхнула к другому участнику семинара, который, как заметил Рик, тоже пялил на нее глаза. Он не слышал, что она говорила, и плевать ему было на ее проклятые упражнения. При этом его чертовски расстроила внезапно охватившая его досада. Ведь не ревность же взыграла в нем? Он ревновал Холли? Только потому, что она обратила внимание на механика с лысой макушкой? Он определенно проиграл этот раунд. Ему нужно выпить пива.

Видимо, он слишком долго был без женщины. Он порвал с Лиз около года назад и с тех пор вел почти монашеский образ жизни. Их отношения устраивали обе стороны, правда с разных точек зрения, и закончились, когда Лиз получила повышение по службе, связанное с переездом в Сингапур. Там банкир вскружил ей голову, и она прислала Рику факс с объявлением о своей свадьбе.

Иногда Рик скучал по удобным, ни к чему не обязывающим встречам с Лиз. Это не было буйной страстью. Вряд ли они даже любили друг друга. Но их отношения удовлетворяли определенные потребности, которые сейчас грозно заявили о себе, когда появилась Холли.

— Нет нужды подчеркивать, как важно творчество в развитии самоуважения, — говорила Холли. — Как и для ребенка, для вас могут быть очень опасными критика и постоянное равнодушие к вашим достижениям. Вот зачем вы собрались сегодня здесь — чтобы восстановить хоть частицу творческой спонтанности, которая у нас у всех была в детстве, высвободить ваш внутренний потенциал, открыть себя для новых возможностей. У многих из нас творческая свобода съежилась еще в раннем детстве. Когда это происходит, сомнения в себе подавляют ребенка, он теряет чувство уверенности и вместе с ним чувство безопасности.

— На мой взгляд, вы очень уверены в себе, — вставил Рик.

— Так же, как и вы, — ответила Холли. — Но вид человека часто бывает обманчив. Задиристый индивид, создающий впечатление сверхсамоуверенного, на самом деле может иметь очень низкое самоуважение, которое скрывает за вызывающими манерами.

— И как, вы предполагаете, все эти выкрутасы помогут нам лучше работать? — снова перебил ее Рик.

— Вы найдете новые способы решения проблем и новые методы работы с людьми, более эффективные, и таким путем сумеете выполнять свою работу быстрее, — ответила Холли.

— И все это мы научимся делать, слушая птиц? — усмехнулся он.

— Все это вы научитесь делать, Рик, слушая ЭПОХУ. Это одно из самых важных искусств, которым в наши дни должен владеть руководитель. И каждый должен заботиться о развитии в себе этого искусства. — Она бросила на него многозначительный взгляд и переключила внимание на остальную часть группы. — Спасибо всем. На этом сегодня мое занятие закончено. Через пятнадцать минут Байрон начнет следующее занятие.

— Вы говорили о своем детстве? — спросил Рик, когда остальные рассеялись по двору.

— Я говорила о детстве каждого. Если подавить способности ребенка, то всю жизнь он будет слышать внутреннее брюзжание, эхо тех колкостей, какими осыпали его в детстве, подавляя его самоуважение.

— Эх-хех, подумаешь, папа высмеял перед мальчонкой дурацкие его рисунки, с ребягами случаются вещи и похуже.

— У меня такое впечатление, что ваши слова относятся к конкретному случаю. Вероятно, из вашей жизни?

— В моей жизни нет и не было ничего похожего, — буркнул Рик.

— Мне так не кажется.

— Вы поверите, когда пригласите меня на вашу кушетку? — насмешливо спросил он.

— Нет, когда вы скажете мне правду, для разнообразия.

— Как это понимать? — Неужели она догадалась, кто он на самом деле, встревожился Рик.

— Надо понимать так: вам есть что прятать за фасадом негодяя, за коварной ухмылкой и циничными замечаниями.

— Эй-ей, у каждого своя сила, — запротестовал он. — Так вышло, что коварная ухмылка и циничные замечания — это моя сила.

— И у каждого свои слабости, — добавила Холли.

— Так вас интересуют слабости? В частности, мои?

— Но, по-моему, у вас нет слабостей, разве не так?

— Гм, если вам приятнее думать, что у меня есть слабости, пожалуйста. Я сам признаюсь в первой из них. У меня слабость к кареглазым блондинкам.

— В таком случае мне надо сейчас пойти и сменить цветные контактные линзы, — ядовито улыбнулась она. — Может быть, надеть голубые? Я всегда мечтала о голубых глазах, — печально добавила она. У матери Холли были голубые глаза, и ее совсем не радовало, что она унаследовала карие глаза отца.

— Оставьте свои глаза такими, какие они есть, — деловито приказал Рик.

Холли нахмурилась.

— Есть одна вещь, которую вам надо бы знать, Рик. Я абсолютно не воспринимаю приказы.

— Я тоже.

— Догадываюсь, — сухо заметила она.

— Я служил на флоте и наслушался столько приказов, что мне теперь хватит на всю оставшуюся жизнь. А какое у вас оправдание? — парировал он.

— Отец, который считал себя главным командиром. Слава Богу, мне уже давно больше двадцати одного, я совершеннолетняя, и он не может держать меня в своих феодальных клещах. Теперь я в безопасности. Свободна.

— А вы не думаете, что вы жестоки по отношению к отцу? Как насчет его чувств? — Рик решил сыграть на обычном у детей чувстве вины перед родителями. — Что, если он скучает без вас?

— Это его проблема, меня она не касается. Убежденность и страстность ее ответа удивили Рика.

— Так вас не беспокоит, жив он или умер, так я понимаю?

— Нет, этого я не говорила. Естественно, я не желаю ему ничего плохого. Как бы там ни было, он мой отец. Но я не позволю ему использовать мои чувства мне же во вред.

— Продолжайте, — поощрил ее Рик. — Из ваших слов выходит, будто он какое-то чудовище.

— Нет, он не чудовище. Он паук, плетущий сети и опутывающий людей, пока у них не наступит паралич. Он высасывает из них всю радость, всю спонтанность, пока они не начнут покорно выполнять его желания. Он требует слепого повиновения. И всегда получает. Но ему мало, и ему нужна еще я. Не слепая и не покорная. Поверьте мне, нам лучше быть подальше друг от друга.

— Как вы можете знать?

— Хорошо, тогда я скажу так: МНЕ лучше быть подальше от него.

— Но если он заболеет, вы же поедете навестить его?

— Почему такой интерес к моему отцу? — подозрительно спросила она. — Вы его знаете или есть другая причина?

— Нет, но у меня тоже был когда-то отец. Поверьте мне, лучше помириться, чем оставить все в подвешенном состоянии.

— Вы говорили, что ваш отец умер.

— Я сказал, что он допился до смерти, тут есть разница.

— Вас можно понять так, будто он намеренно пил, чтобы умереть.

— Он допился до смерти.

— Почему вы так говорите, Рик? Алкоголизм — это болезнь.

— Не тратьте напрасно слов. Я уже слышал это, — оборвал ее Рик.

— Ой, верно, я забыла. Вы крутой парень, который предпочитает аналитические факты эмоциональному пустословию.

— Да, я таков.

— Нет, по-настоящему вы другой, — возразила она. — Таков мой папа. И я могу сказать вам, в чем разница. Конечно, самосовершенствование вам явно пойдет на пользу…

— Премного благодарен.

— … но не думаю, Рик, что вы безнадежны.

В его учебнике жизни сказано, что он мог бы стать безнадежным только тогда, когда позволил бы кому бы то ни было, и Холли тоже, залезть себе в душу.

— Что в твоем рисунке тебе больше всего нравится? — в тот же день спросила Холли во время урока рисования у Бобби.

— Зеленая кровь, — моментально ответил Бобби.

— Правда, она очень красочная, — согласилась Холли. — Расскажи мне о своем рисунке.

— Я хочу рассказать о своем, — вмешался Ларри.

— Ты расскажешь следующим, а сначала Бобби.

— Это радиоактивная ящерица-мутант, которая собирается съесть город, вот он, здесь в небе, — объяснил Бобби.

— А как ящерица оказалась в небе? — спросил Ларри, почему-то не удивляясь тому, что город тоже плавает в воздухе.

— Это летающая ящерица, — беззаботно ответил Бобби. — Вот ее крылья. А здесь супергерой в своем космическом корабле. Он убивает ящерицу-убийцу из своего лазерного пистолета.

— Город в небе у тебя получился замечательный, — похвалила его Холли. Бобби просиял.

Намеренно спрашивая детей, что они считают в своем рисунке самым удачным, Холли ставила себе целью научить ребят оценивать собственные достижения и не зависеть в своей самооценке от мнения взрослых. Это был еще один шаг на их пути к самоуважению.

После занятий Холли поставила себе задачу — сделать уборку в коттедже и одновременно проверить новый пылесос, который она купила во время вчерашней поездки в Такому. Последние несколько лет она часто переезжала с места на место и считала непрактичным заводить собственный пылесос. Она обходилась электрощеткой. И вот теперь решила приобрести для уборки вещь посолиднее.

Ей так не терпелось испытать свое приобретение, что она, не переодеваясь, взялась за дело в том же развевающемся платье до щиколоток. Убралась в гостиной, вычистила половики и принялась за деревянный пол, рассеянно думая совсем о другом. Мысли ее постоянно возвращались к Рику.

Творческий тренинг сегодня утром, когда она присела рядом с ним, получился не чем иным, как тренингом в бесполезности. Он сидел относительно спокойно и не вставлял провоцирующих реплик, как в прошлые дни. Зато постоянно кидал на нее откровенные взгляды, которые она сейчас, вспоминая, мысленно назвала “эти его взгляды”. От них возникало такое чувство, будто плавятся кости.

Вспоминая, как Рик ласкал ее глазами, Холли сняла один из остроумно придуманных держателей насадок, чтобы почистить углы комнаты, которые давно уже не пылесосила. Она нагнулась и вдруг почувствовала, что ее тянут за длинный подол юбки. Оглянувшись, Холли увидела, как юбка ее постепенно исчезает в утробе пылесоса. Этого еще не хватало!

В отчаянии Холли попыталась дотянуться до кнопки, но не смогла нащупать ее на ручке. Юбка уже почти полностью обмоталась вокруг мотора, и захлебывающийся его рев не обещал долгой жизни новому ее приобретению. Да и с любимым платьем придется распрощаться.

В бессильной ярости, не зная, как справиться с дурацким прибором, Холли в сердцах топнула ногой и крикнула: “Остановись сейчас же! ” — и вдруг услышала за спиной ленивый голос Рика:

— На крик его не возьмешь, лучше просто выключить.

— Спасибо за совет, — злобно бросила Холли, наконец дотянувшись до кнопки и выключив мотор.

Как бы то ни было, но практически она попала к пылесосу в плен — подлый прибор втянул в себя от юбки все, что смог, и, можно сказать, почти присосался к бедру. Вся ткань стянулась на одну сторону, а со свободной стороны длинный подол задрался выше колена. Собранная на один бок ткань обтянула ее как барабан.

— Опасная работа — уборка, — насмешливо заметил он.

— Что вы здесь делаете?

— Я проходил мимо и услышал ваш крик. Заглянул через сетку и увидел, как вы боретесь с голодным пылесосом. — Он сделал еще шаг и вытащил вилку из розетки в стене. — Теперь позвольте помочь вам. — Но вместо помощи он с удобством уселся и уставился на нее во все глаза.

— Как вы думаете, что вы сейчас делаете? — переводя дыхание, спросила Холли с гораздо меньшей язвительностью, чем ей бы хотелось.

— Любуюсь видом, — ответил Рик, лениво растягивая слова.

От наглого этого голоса ее бросило в жар, а поймав алчный взгляд, которым он пожирал ее полуголые ноги, она запылала еще больше.

— Любуйтесь лучше видом на Маунт-Рейнир. А не моими ногами.

— Ваши ноги вдохновляют меня больше, чем вид на Маунт-Рейнир.

— Советую вам не злить меня, — предупредила его Холли.

— Да? Это почему же?

— Потому что мне принадлежит убийца-пылесос, и я знаю, где вы ночью спите.

— Меня это не пугает, добро пожаловать, — пробормотал он со своей коварной ухмылкой.

— Посмотрим, что вы запоете, когда вас затянет, как меня, — фыркнула она. — Впрочем, может, вам это понравится. Бог знает, какие у вас вкусы во время досуга, как вы развлекаетесь в свободное время.

— Это вопрос? Хотите знать?..

— Ничего я не хочу знать, — поспешно перебила она его. — Да освободите же меня, наконец! — вскричала она, дергая приковавшую ее к пылесосу юбку.

— Ну что ж, приступим, — нежно проворковал он, проводя пальцем по чувствительному изгибу у нее под коленом. Холли вздрогнула, втайне радуясь, что вчера вечером побрила на ногах волосы. Неизъяснимое чувство снова охватило ее. Внутреннее гудение. Так гудел в ее руке пылесос, когда она водила щеткой по полу… до того, как запуталась в нем. Такая расслабляющая вибрация. До чего же все-таки странное воздействие оказывает на нее этот наглец!

Холли кое-как уселась на стул и стала изучать Рика. Разглядывала очень близко, в упор. И когда он внезапно улыбнулся ей, она увидела глубокие, щемяще трогательные линии, прорезавшиеся вокруг рта. Первый раз она заметила, что, улыбаясь, он вскидывает брови, добавляя взгляду сатанинскую браваду.

Когда он нагнулся, чтобы осмотреть норовистый пылесос, у нее возникло неодолимое желание протянуть руку и убрать упавшую на лоб прядь темно-русых волос. Он носил короткую стрижку, волосы над ушами почти сняты. Едва ли она что-нибудь понимала в стилях мужских причесок, но эта-то уж точно была рассчитана на то, чтобы женщинам нравилось взлохмачивать их, а потом смотреть, как волосы снова падают на место.

Но это все внешнее. Она искала большего: причину, почему он привлекает ее, почему ее наполняет этот магический гул. Ведь, как говорила Скай, Холли встречала немало симпатичных мужчин, но редко кто серьезно нравился ей. О, конечно, она замечала их. Наслаждалась, глядя на них. Но никогда не чувствовала ничего даже близко похожего на слабость в коленях. Так что же такое кроется в Рике, что так зачаровывает ее?

Холли умышленно не отвела глаза, когда он бросил на нее очередной поддразнивающий взгляд. Она пыталась разглядеть нечто основательное, лежавшее под поверхностью флирта. Холли провела большую часть своей жизни, доверяя собственным инстинктам. Она судила о людях, полагаясь на свои чувства. Но дело в том, что она никогда не встречала мужчину настолько двойственного, и это при том, что ее собственные чувства были для него слишком сложными.

Его отношение к женщинам делало его сексуальным. Но это не то отношение, которое Холли могла бы принять. Ну как тут докопаться до его сути? Она не могла. Логикой здесь не возьмешь. Но ведь она никогда и не основывала свои суждения на логике.

Холли сосредоточилась, не желая отступать перед загадкой, твердо решив разобраться в ней. Под маской игривости движение его руки было удивительно нежным. Прикосновение Холли считала очень важным — наверно, потому, что в детстве так мало получала ласки, каждый год меняя школы-пансионаты. Она была очень восприимчива к прикосновению, могла вычитывать из него внутренние послания. Холли удавалось угадывать в прикосновении неуважение, хитрость, непорядочность и другие малоприятные качества. Ничего подобного в прикосновении Рика не чувствовалось.

— Здесь есть где-нибудь ящик с инструментами или отвертка? — Своим вопросом Рик прервал ее размышления.

— Там, — показала Холли на ковровый мешок с инструментами, лежавший в дальнем углу комнаты.

— Только вы способны держать инструменты в таком мешке, — заметил Рик.

— Только я? Как прикажете это понимать?

— Предполагается, что к инструментам надо относиться с уважением. Заботиться о них. Размещать по ячейкам.

Интересно, подумала Холли, к женщинам Рик так же относится, как к инструментам? Несмотря на свои заигрывания, сейчас он обращался с нею заботливо. Не выказывая нетерпения, осторожно пытался высвободить платье из пасти пылесоса. Прикинув, как лучше это сделать, он начал выпутывать юбку из цепких челюстей мотора.

Длинные рукава хлопчатобумажной рубашки он небрежно закатал выше локтя. Пока он работал, она изучала его руки, слегка поросшие волосами. Сильные. Мощные. Она уже побывала в объятиях этих рук. Успела почувствовать их силу. Не похоже, чтобы им приходилось часто держать карандаш.

— А сами вы играете в бейсбол или только смотрите на экране? — неожиданно спросила она.

— Я? — удивленно хмыкнул Рик. — Нет. Я не командный игрок. Когда служил на флоте, боксировал.

Она перевела взгляд на кисти рук. Удивительные руки с длинными пальцами, которые, она уже знала, могут быть и нежными и возбуждающими. И он не боялся повредить их в борьбе?

— Почему вы занимались боксом?

— Потому что мне в нем везло, — просто ответил он.

Теперь, заменив образ крутого Роки на нежного Шуга Рэя Леонарда, Холли могла заполнить в своей тетради психологическую анкету на Рика. Боксер должен быть легок на ногу. Это могло бы объяснить движения Рика, уверенность его походки, не говоря уже о железной твердости мышц брюшного пресса. Обольщающая самоуверенность была такой же мощной, как и любое из его физических качеств.

Конечно, временами он бывает чертовски, чрезмерно нахален, но он человек, а человеку свойственно иметь недостатки, бесстрастно оценивала она Рика. Но, несмотря на его мужской шовинизм и бесцеремонные манеры, Холли чувствовала, что в Рике есть и нежность, правда глубоко погребенная, загнанная внутрь. И Холли должна докопаться до этой нежности. Она чувствовала, что впечатлительная душа в нем есть, и намеревалась состругать внешний налет, пока не отбросит все грязное.

Мужчина по-настоящему циничный, хладнокровный и пренебрежительно настроенный к женщинам не мог бы впасть в панику из-за болтовни трехлетней Азии. И не сумел бы оценить по достоинству Байрона. Гвидо рассказал ей, как Рик относился к Байрону во время игры в покер. Никакого превосходства или снисходительности. Байрон от такого азартного соревнования получил истинное удовольствие. Он давно уже жаловался, что Гвидо и Уит заставляют его мечтать о стоящем противнике. И наконец нашел его в Рике.

Стоящего противника нашла и Холли.

— Вы таращите на меня глаза, — сказал Рик.

— Да, я делаю так иногда, — честно призналась Холли. — Когда думаю.

— И о чем вы думаете?

— Что вам повезло с боксом, странно, как вы не сломали себе шею.

— Вернее, мне повезло, что я не сломал себе нос. — Он провел указательным пальцем по ровной линии носа. — Я даже горжусь этим.

— Вы гордитесь какими-то глупейшими вещами.

— Это вы уже говорили.

— Перестаньте смотреть на меня с этой своей ухмылкой.

— С какой ухмылкой? — с бесовской миной невинности удивился он.

— С этой самой. Ухмылкой Кларка Гейбла в роли шулера с речного парома.

— У меня нет усов. — Рик потер гладкую кожу между верхней губой и носом. — А у Гейбла усы.

Было бы преступлением закрывать усами такой восхитительный изгиб верхней губы, но Холли, конечно, не сказала об этом Рику. От него и так хлопот не оберешься. А попробуй польсти ему, совсем зарвется.

Холли могла судить об этом по блеску в его глазах. В них светились и дерзость, и вызов — дуэль на рассвете, секс на восходе. По той же самой причине она не стала делиться с ним своими мыслями. С Риком и так трудно иметь дело. Ей надо сохранить преимущества, какие у нее есть. Холли чувствовала, что они могут ей понадобиться.

— Можете идти, — сказал Рик. — Вы свободны. Да, наконец свободна. Холли надеялась и дальше оставаться свободной.

— Спасибо. — Она быстро вскочила, сверкнув босыми ступнями. — Терпеть не могу попадаться в ловушки, как сейчас.

— Почему? Вас в детстве запирали в клозете или что-то в таком роде? — спросил Рик будто мимоходом, в шутку.

— Меня запирали во многих местах и множеством способов, — объяснила Холли, и на лицо ей набежала тень. — Наверно, у меня не было способа защиты от властных людей.

— И поэтому вы не живете со своим отцом?

— Может быть.

— Но ведь он мог измениться. Смягчиться. Вы подумали об этом?

— Нет.

— А может, надо подумать? Может быть, он теперь стал совсем другим.

— Искренне сомневаюсь, — возразила она и, нахмурившись, взглянула на Рика. — Кстати, почему вы так заинтересованы в том, чтобы я помирилась с отцом? Вы второй раз заводите разговор на эту тему.

— Потому что, как я уже говорил, знаю, как себя чувствуешь, когда вот у тебя был родитель, а потом он умирает. И много чего осталось несказанным. Незаконченным.

— Я это понимаю. Но положение с моим отцом возникло не случайно.

Великолепно, подумал Рик. Наконец-то он нашел нужное место. Теперь нажимаем на соответствующие кнопки.

— Не случайно? Холли покачала головой.

— Если бы что-то изменилось к лучшему, я бы, наверно, вернулась к нему. Но, учитывая, какой он сейчас, не думаю, что улучшения возможны.

— Но как вы узнаете, если даже не попытаетесь?

— Поверьте, для меня вредно быть даже в одном помещении с отцом. — Мысленно Холли шла в своем неприятии еще дальше и была убеждена, что ей вредно жить с ним даже в одном штате. Долгие годы она держалась далеко от этой части страны. Но потом, когда все стало складываться с “Внутренним взглядом” и это место оказалось самым подходящим, она поняла, что наступило время вернуться. Не может же она позволить отцу держать ее в стороне от любимого дела. Она не хотела давать волю своему внутреннему страху, подсказывавшему, что отец начнет осаждать ее, пытаясь силой вернуть домой.

— Не говорите мне, что вы боитесь его, — сказал Рик, не веря в искренность промелькнувших по ее лицу эмоций.

— Как ни смешно, но, по-моему, я боюсь его, — нехотя призналась Холли. — Я боролась изо всех сил, чтобы вырваться из-под его влияния. Поверьте, для меня несвойственно порывать таким способом семейные узы. Мне нелегко причинить кому-то вред. Но что бы я ни сделала, отец вреда бы не почувствовал, — добавила она. — Для этого нужен такой эмоциональный уровень, каким он не обладает. Уверена, мое поведение его может возмутить, но не огорчить.

Насколько Рику было известно, старик Редмонд все еще был возмущен.

— Он не любит терять, понимаете, — продолжала Холли. — И он чувствует, что меня потерял… как мог бы потерять свою собственность. И это заставляет его злиться. А когда отец злится, совсем не забавно быть рядом. Это и вообще-то не забава — быть с ним рядом, — заметила она с едкой улыбкой, — но когда он злой… — Улыбка у нее моментально исчезла и глаза еще больше потемнели от тяжелых воспоминаний. — Скажем так, это не пикник.

— Он бил вас?

— Не кулаками. Словами. А словесное оскорбление может так же оставлять шрамы, как и физическое. Я все время говорю себе: здесь ты в безопасности, все хорошо. И большую часть времени верю в это. Фактически девяносто девять и девять десятых процента времени я спокойна за себя.

— А в остальное время?

— У меня начинаются кошмары, — просто сказала она и вздрогнула, вспомнив навязчивое сходство кошмарных своих сновидений. Сюжеты бывают разные, но все сводится к одному. На нее надевают смирительную рубашку и запирают в комнате без окон в клетку. Потом приходит отец и набрасывает на нее черное одеяло. Она задыхается. Холли всегда после такого сна со стоном просыпалась и жадно хватала ртом воздух.

Рик увидел, как изменилось выражение ее лица, и мысленно сказал себе “стоп” — незачем ему знать ее внутренние страхи, связанные с отцом. Такие сведения ему не понадобятся.

Вероятно, она преувеличивает реальные обстоятельства. У нее живое воображение. Черт возьми, ведь творчество — это ее специальность. Чувствительные особы вроде Холли чересчур близко все принимают к сердцу, чересчур лично. Женщины все такие.

Но старая мужская риторика почему-то не подействовала на него с обычной безотказностью. У него вскипала кровь при одной только мысли, что кто-то может быть умышленно жесток с Холли. Знакомое чувство, он испытал его, когда был мальчишкой и хулиганы в соседнем дворе мучили животных. Кончилось тем, что он провел полдня в полицейском участке, а отец выпорол его ремнем. Беда разразилась после того, как Рик избил парня, пытавшегося бросить собаку в костер.

Но жизнь вытрясла из Рика всякое, как он говорил себе, слюнтяйство. Он повзрослел. Узнал, что человек не может драться во всех битвах на свете. От этого ничего не изменится. В конце концов, надо присматривать за собой… Потому что, кроме тебя самого, больше за тобой присматривать некому.

Присматривать за Холли — не его работа. Его работа — вернуть ее отцу. Надо бы почаще напоминать себе об этом.