— Вы придете в гости сегодня вечером? — спросил Рика на следующий день за ленчем Байрон.
— В какие гости?
— Может быть, мне не надо было говорить, — вдруг смутился Байрон.
— Слишком поздно. Вы уже сказали. Как насчет того, чтобы включить меня в компанию?
— Сегодня день рождения Холли. Мы готовим для нее сюрприз и всей компанией заявимся к ней.
— День рождения Холли? — удивился Рик. — Вы уверены?
— Конечно, уверен. Странный вопрос.
Вовсе не странный, если вспомнить тот факт, что Рик знал — день рождения Холли на Рождество. Он видел ее свидетельство о рождении. Оно лежало в папке, которую он завел на нее.
Естественно, он не мог сказать об этом Байрону. Значит, надо применить обходной маневр. Рику всегда удавались обходные маневры, так же как и мошеннические проделки.
— Просто мы только что говорили о днях рождения, и она не упомянула ни словом о своем, — использовал Рик пришедшую на ум уловку.
— Она бы никогда и не сказала. Она не любит заставлять других суетиться. И ничего страшного, если мы празднуем не в тот день, — продолжал Байрон. — Мы всегда отмечаем день рождения Холли двадцать второго июля.
Не желая вызывать у Байрона подозрений, Рик весело сказал:
— Эх-хех, праздник сюрпризом — это здорово. Могу я чем-нибудь помочь?
— Действительно можете. Подумайте, чем бы развлечь ее сегодня после обеда.
— Обязательно. — Развлекать Холли — это такое дело, которым Рик готов был заниматься с великим удовольствием.
— Спасибо. Займите ее чем-нибудь.
Занять ее любовью в своей постели — вот чего бы ему больше всего хотелось. Рик с недовольством поймал себя на такой мысли. Черт возьми, нечего забивать себе голову глупостями! Совсем не похоже на него — тешиться эротическими фантазиями по отношению к дочери клиента.
Его попросили чем-нибудь ее занять. И ничего больше. Ничего. Он на посту, выслеживает беглянку. Это она взбалмошная особа — не он. Черт возьми, он-то так крепко стоит на земле, что ноги у него уже пустили корни!
— Ну, какие планы? Они возложили на вас обязанность развлекать меня? — спросила Холли, когда Рик перехватил ее у выхода из обеденного зала.
— Не понимаю, о чем вы говорите, — состроил он удивленную мину.
— Вы плохой лжец, — улыбнулась Холли.
Если бы только она знала, насмешливо подумал Рик. Он был невероятно хороший лжец. И только тогда бывал плохим лжецом, когда сам хотел таким быть.
А Холли, истолковав выражение его лица как чувство неловкости, успокаивающе похлопала Рика по руке.
— Если от этого вам станет легче, могу признаться: я уже знаю, что они готовят сюрприз — собираются сегодня вечером отмечать мой день рождения. Фактически минут через двадцать.
— Почему вы так думаете?
— Потому что каждый год двадцать второго июля они сюрпризом устраивают мне день рождения.
Рик с недоумением подумал, зачем ей это надо… Праздновать день рождения на шесть месяцев позже. Неужели ей хочется быть на шесть месяцев моложе? Черт возьми, ведь она женщина. В этом нет сомнения. Рик готов был держать пари, что она убавит себе годы.
— Сколько вам лет?
— Что за странный вопрос? — вместо ответа спросила она.
— Вполне уместный в день рождения.
— Как вы думаете, сколько мне лет? — продолжала увиливать Холли.
Рик знал, что ей двадцать восемь, но убавил на два года.
— Почти угадали. — Она с улыбкой покосилась на него.
— Угадал? В каком смысле?
— В том смысле, что мне примерно двадцать шесть.
— Так сколько же? Вы так чувствительны к своему возрасту?
— Нисколько.
— Тогда к чему темнить?
— Сколько вам лет? — перешла в атаку Холли.
— Тридцать четыре, — моментально ответил он. — А вам?
— Не скажу. Вам тридцать четыре? Правда? А я думала, что вы старше.
— Понимаю, мстите мне за то, что я задал вам бестактный вопрос?
— Вовсе нет. Скажите, когда вы были мальчишкой, кем вы хотели быть, когда повзрослеете?
— Ужасно богатым.
— И вы богаты?
— Нет. Но мне нравится то, что я делаю.
— Немаловажное обстоятельство в жизни.
— Хотя и не гарантирует еду на столе, — заметил Рик.
— Вы не похожи на голодающего. — Холли окинула его взглядом с головы до ног.
— Это зависит от того, какого рода голод вы имеете в виду, — проурчал он. Не голос, а воплощение соблазна. — Еще одна ночь перед дверью вашего коттеджа — и голодная смерть обеспечена. Во всяком случае, полное изнурение.
— Знаете, можно как-то уберечься от изнурения. — Она сочувственно наклонилась к нему. — Советую почаще плавать в озере, очень помогает. Возьмите это на заметку.
— Дайте другой совет. Озеро чертовски холодное!
— Совершенно верно, — усмехнулась Холли. — Ничего нет лучше плавания, да еще в холодной воде, это отвлечет вас от мыслей о голоде.
— Глупости. Есть масса всяких других способов, лично мною придуманных, которые в сто раз лучше способны излечить такой голод.
— Не сомневаюсь. Видите, творчество, в конце концов, не такое уж трудное дело, разве не так? Что же касается моего дня рождения…
— Про который, предполагается, вы не знаете. Почувствовав в его реплике долю сарказма, Холли стала защищаться:
— Вспомните, вчера в коттедже… Как по-вашему, почему я воспользовалась новым пылесосом для уборки?
— Понятия не имею.
— Готовилась к приходу гостей.
— И почти что совершили харакири — не мечом, так пылесосом.
— Я даже подобрала музыку. — Холли не обратила внимания на его иронию.
— Удивительно, как вы справились. Только один вопрос.
— Валяйте.
— Почему ваши друзья продолжают устраивать вам сюрпризом день рождения, если очевидно, что для вас это уже не сюрприз?
— Все просто. Они не знают, что я знаю.
— Не знают?
— Конечно. Это бы разрушило весь праздник. Им нравится устраивать для меня сюрпризом день рождения, и мне это тоже приятно.
— Но это же не сюрприз. — В тоне Рика звучало такое сверхтерпение, будто он объяснялся с двухлетней девочкой.
— Вы правы, я разыгрываю удивление.
Уже не в первый раз Рик гадал, какую часть ее поведения и в остальное время составляет игра.
— Почему вы так вцепились в эту тему? — спросила Холли.
— Потому что не вижу смысла устраивать сюрприз, если он уже не сюрприз. Это не логично.
— Поэтому мне и нравится.
— Вот как.
— А теперь пойдемте. — Она взяла его за руку. — Уже пора.
Веселье началось вполне соответствующе, с песни “Битлз” “День рождения”. Холли подобрала музыку такую же разнообразную, как и ее вкусы: пластинки фирм “Мотаун” и “Нью Эйдж”, диск группы “Темптейшн” и песни Энъи вперемешку со случайными классическими пьесами Бо Уильямса и Клода Дебюсси. Рик заметил эклектический подбор музыки, хотя и не знал каждого из композиторов.
Прошлый раз, когда он был в коттедже Холли, все его внимание поглотила она сама. Сегодня он наконец огляделся вокруг. Подбор мебели тоже отражал творческую оригинальность, которую он теперь связывал с Холли.
Мебели было немного, и ни одна вещь не походила на те, что выставляют в витринах мебельных салонов. Но каждая была сделана специально и в личной манере. Покрывало в форме звезды в темно-розовых и голубых тонах украшало спинку кушетки. На чудовищно раздутом сиденье стула лежали вышитые подушки всех очертаний и размеров. На секунду Рик даже удивился: неужели Холли делала их сама? Он как-то не мог представить, что она способна так долго высидеть на месте, чтобы вышить подушку.
Над камином, выложенным из природного камня, висел плакат, изображающий восход солнца над горами, из-за ярких цветных мазков небо пылало, будто охваченное пожаром. В плакате не было ничего утонченного. Страстный и прямой, он походил на женщину, которой принадлежал.
В каждом углу виднелись какие-то причудливые безделушки. Странные корзины, наполненные плюшевыми мишками. Оловянный чайник с засохшим цветком, вставленным в него. Потрепанная кукла опиралась на викторианскую клетку для птиц, увитую английским плющом. Большой деревянный лебедь с потертыми крыльями и с боа из перьев, накинутым ему на шею, служил упором для двери.
— Чарити, последние дни ты какая-то ужасно тихая, — сказала Холли. — С малышкой ведь уже все в порядке, правда? Ты же говорила, что доктор считает ее совершенно здоровой. И она прекрасно выглядит.
Пока Чарити помогала Холли, Гвидо возился с девочкой, развлекая ее.
— Нет, малышка меня не беспокоит, — ответила Чарити.
— Тогда что же?
— Байрон, — вздохнула Чарити.
— А что такое?
— Он опять перестал меня замечать. Разве ты не видишь, он всегда и везде старается держаться подальше от меня? Вот как сейчас — пристроился в противоположном конце комнаты.
— Нет, не могу сказать, чтобы мне это бросилось в глаза.
— Но это правда.
— Ты в самом деле думаешь о нем? — Холли увидела в глазах подруги безмолвное страдание.
— Можно и так сказать. Что-то вроде того, как ты думаешь о Рике.
— О Рике? — ошарашено повторила Холли. — Постой секунду…
— Холли, ты целый вечер глаз с него не спускаешь. Это каждый видит. Я угадала симптомы.
— Просто он все время болтается на глазах, вот и все.
— Конечно. — Тон Чарити ясно показывал, что она нисколько не поверила этому объяснению.
— Давай вернемся к тебе и Байрону…
— Лучше не будем. Мне ясно, что я его не интересую. Тут ничего не поделаешь.
— Конечно, — передразнила подругу Холли, потому что теперь пришла ее очередь не поверить.
Их разговор прервало появление торта, огромного немецкого шоколадного торта с горящими свечами, который Уит собственноручно испек по такому случаю. Кто-то выключил свет, и все стали петь: “Счастливого дня рождения! ”
Для человека, который так много переезжал, она ухитрилась собрать много безделушек, отметил Рик. А Холли в этот момент занималась тем, что увеличивала свою коллекцию, открывая подарки.
С равным удовольствием Холли рассматривала и простые рисунки, подаренные детьми ее класса, и очевидно дорогие украшения американских индейцев, раздобытые для нее Шарон и Чарити. Какую бы женщину детские каракули порадовали так же, как красивые украшения? Рик такой не встречал.
Определенно Холли принадлежала к женщинам незнакомого ему типа, из чего следует, что ее труднее обработать — не более того. И Рик был абсолютно уверен, что в конце концов добьется успеха. Холли почувствовала на себе его взгляд. Это выражение сосредоточенной задумчивости было ей уже хорошо знакомо, даже чересчур. Она поддернула вверх рукава длинного черного свитера и разгладила фалды на развевающейся юбке с черно-белым рисунком. Одна из немногих черно-белых вещей, которые Холли иногда надевала. Она считала, что белые носки с черным далматинским узором и туфли по моде бабушек помогут сделать эти два цвета не такими скучными.
Почему все-таки Рик так напряженно разглядывает ее? Считает, что она слишком эксцентрична? Неужели ее беспокоит, что он о ней думает?
— А теперь открой мой подарок, — прервал Гвидо неуместные ее мысли.
Холли развернула бумагу и обнаружила великолепную акварель — луг с полевыми цветами, — вставленную в необычную плетеную раму.
— Очень красиво, Гвидо. Просто потрясающе. — Холли крепко обняла его. — Спасибо большое.
— И говорить не о чем, девочка, — покраснев, пробормотал Гвидо.
Разглядывание подарков продолжалось. Вязаная шапочка — от Скай, новый чайник — от Байрона, набор разных сортов чая и импортное печенье — от Уита.
Когда все подарки были развернуты, Чарити принялась помогать Холли собирать бумагу.
Пели все, кроме Рика. Он стоял в стороне и наблюдал, как друзья Холли суетились возле нее, когда она задумывала желание и задувала свечи. От этой сцены что-то екнуло у него в груди. Первый раз, насколько он помнил, Рик почувствовал себя не в своей тарелке из-за того, что оказался посторонним.
Обычно он предпочитал и с удовольствием играл именно роль постороннего. Иногда даже настаивал на ней. А тут на один краткий миг попытался представить, как бы он себя чувствовал, если бы входил в круг близких друзей и Холли смотрела бы на него с такой же теплотой.
Стареешь, Данбар, тут же одернул себя Рик. Размяк. Надо чем-нибудь развлечься, решил он.
— А не сыграть ли нам попозже в покер? — через несколько минут спросил он Байрона.
— Я все еще чувствую себя сопляком, когда играю с жонглером цифрами. — Гвидо, стоявший рядом, услышал предложение Рика и вставил свое слово.
— Ты ведь играешь со мной, а я играю на бирже, — напомнил ему Байрон.
— Ты же не жонглер цифрами, а только игрок, — возразил Гвидо.
— Игрок? Не при моем уровне возврата вложенного, — запротестовал Байрон. — Просто у меня есть система.
— Вы и правда играете на бирже? — спросил Рик.
— Конечно, а как иначе я мог бы себе позволить эти симпатичные колеса, которые всегда при мне, специальную машину…
— Вы водите машину? — удивленно воскликнул Рик.
— Угу.
— Но вы…
— … в инвалидной коляске. Ха-ха, знаю. Я тоже это заметил, — усмехнулся Байрон. — Хорошая штука — автомобиль с ручным управлением, верно?
— Не понимаю… — Рик почувствовал себя идиотом.
— Многие не понимают, — спокойно согласился Байрон. — Они смотрят на меня и видят только минусы моего положения. А мои плюсы не видят. И меня тоже не видят. Есть много чего, что я не способен делать, и есть другое, что я могу делать, но не тем способом, каким привык управляться до автомобильной катастрофы, до того, как шесть лет назад пересел в инвалидное кресло. Но ведь я сохранил умения, какие были у меня раньше. Да еще выработал кое-какие новые. Вроде игры в баскетбол. Если вы хотите увидеть настоящую игру, посидите немного в реабилитационном центре, когда» парни выезжают на площадку, и я тоже. Мы не заключенные.
— Я запомню ваши слова, — сказал Рик.
— Правильно. И если вам понадобится совет на бирже, дайте мне знать. Понадобится совет в другом деле, тоже дайте мне знать, — добавил Байрон, многозначительно взглянув в сторону Холли.
— Вы и Холли? Вы были… — вытаращил глаза Рик.
— Близкие друзья, — закончил его фразу Байрон. — Она всегда была мне как сестра, даже до аварии.
— Вы в курсе, что происходит между ней и ее папой? — спросил Рик, заметив, что Байрон чуть отъехал в его сторону и теперь их разговор никто бы не услышал.
— Я встречал человека, который одно время работал у него, — ответил Байрон. — Если вас интересует мое мнение, его не назовешь кандидатом в Отцы года.
— Не многих пап назовешь, — усмехнулся Рик.
— Может быть, но Говард Редмонд в своей весовой категории единственный. Он помешан на власти. Не знаю, заметили вы или нет, но Холли — свободная душа.
— Мягко выражаясь, — проворчал Рик.
— Пока она росла, отец пытался сломить ее дух. И насколько я понимаю, чуть не добился успеха. Холли гораздо лучше быть подальше от него.
— Вы оба так увлечены разговором, — весело проговорила Холли, подходя к ним. — Что-то очень интересное?
— Байрон давал мне советы, — объяснил Рик.
— О фондовой бирже? Должна сказать, у него шестое чувство на такие вещи, — восхищенно воскликнула Холли. — Он взял в свои руки все мои вложения.
— Как это у него на все хватает рук, — почти про себя проворчал Рик. Что такое? Что с ним происходит, какое ему дело? Ему нужно сосредоточиться только на одном: как убедить Холли вернуться к ее папочке. Может быть, придумать, будто старик заболел? Напугать ее, будто он уже одной ногой в могиле? Надо наконец прийти к какому-то решению.
Укрепившись в этой мысли, Рик вызвался помочь в уборке, когда гости стали расходиться, — заблокировав тем самым инициативу всем остальным. Гвидо явно был недоволен его активностью.
Заметив очередной сердитый взгляд из того угла, где Гвидо после ухода гостей расставлял мебель, сдвинутую на время вечеринки к стенам, Рик не удержался, чтобы не сказать об этом Холли, помогавшей ему собирать грязные бокалы.
— Посмотрите, у Гвидо и вправду такой вид, будто он готовится к воскресному матчу по какой-нибудь борьбе, — усмехнулся Рик.
— Вам бы надо лучше знать людей, чтобы не уподобляться тем, кто судит о книге по обложке. Ведь у вас тоже вид не бухгалтера, — напомнила ему Холли. — А если говорить серьезно, Гвидо не только талантливый художник, но и успешный предприниматель.
— Да, представляю, — протянул Рик.
— И представляете совсем не то, — ехидно улыбнулась она. — Завтра Гвидо для вашей группы устраивает презентацию.
— Будет что-нибудь интересное?
— Уверена, что будет.
— И чему же посвящена эта, как вы говорите, презентация?
— Он придумал и сделал гуманную мышеловку.
— Что-что?!
— Вы не ослышались. Завтра он представит вам усовершенствованную мышеловку. Согласитесь, гуманней не убивать мышей, а ловить их и выпускать где-нибудь в лесу или в поле. И Гвидо сделал такую мышеловку. У него ушло десять лет, прежде чем она попала на рынок. Завтра на своем занятии он расскажет об этом опыте.
— Вы же шутите, да?
— Нисколько. Участники прошлых семинаров нашли, что умение Гвидо проникать в суть вещей им очень помогло.
— Воображаю.
— Вы и сами это поймете.
Почему бы не понять, поймет. А тем временем изыщет способ, как отвезти Холли в Сиэтл и записать пять кусков на свой счет в банке.
— Я ничего не подарил вам на день рождения, — ласково проговорил Рик.
— Ничего страшного. Вы ведь даже не знали до нынешнего вечера, что у меня сегодня день рождения.
Совершенно верно. Он только знал, когда у нее настоящий день рождения.
— У меня для вас тоже кое-что есть.
— Правда?
Рик кивнул. Наклонился и прижал свои губы к ее.
— Поздравляю с днем рождения, Холли, — прошептал он, его слова прошелестели по ее горящим губам, вызывая острое наслаждение.
Это было не так, как при первом поцелуе, — мягче, нежнее, но ее реакция была точно такая же.
Острая. Непосредственная. И обескураживающе интимная. Что выглядело глупо. Поцелуй закончился, не успев перейти в настоящий. Ничего особенного, обычный поцелуй в день рождения. Но воспоминание о нем осталось и после того, как Рик ушел.
Надеясь охладить свое возбуждение, Холли вышла на воздух. Она стояла на крыльце, обняв левой рукой колонну и прижавшись к ней, словно ища поддержки.
Запах сосны из окружавших лагерь лесов наполнял воздух свежестью. Холли никогда не надоедал этот хвойный аромат, и не было случая, чтобы он не вызвал у нее улыбки. Парфюмерные компании тратили кучу денег, пытаясь уловить этот дух свежести, но то, что у них получалось, не шло ни в какое сравнение с природным ароматом. Засушенные лепестки и те бледнеют перед чудом живой природы.
Как поцелуи других мужчин бледнеют в сравнении с поцелуями Рика… Нет, надо наконец переключить свои мысли на другую тему… Как много они добились за прошедший год. Здесь, во “Внутреннем взгляде”. Теперь они за неделю принимают в среднем по сорок слушателей, и анкеты, заполняемые в конце программы, всегда дают положительную оценку занятиям.
Они работают только второй год, и тот факт, что ее друг, “компьютерный чайник”, посылал из Такомы служащих своей процветающей компании на семинары во “Внутренний взгляд”, им сильно помог. Он направлял людей на семинары не только в первый год, но и сейчас тоже. Устные рекомендации и отзывы дали результат, и на этой неделе у них занимаются люди почти из двенадцати различных компаний. Средства, получаемые от семинаров, идут на детские программы — для тех родителей, у кого нечем платить.
Холли могла быть довольной, как идут дела во “Внутреннем взгляде”. Но ведь этим ее жизнь не исчерпывается. В отношениях с Риком опять что-то не то. Ей хотелось думать, что она держит их отношения под контролем и что он приехал сюда, чтобы понять ошибочность своих подходов к жизни. Но она не принадлежала к тем людям, которым приятно обманывать себя. Безусловно, кое-какие успехи наметились, но это отнюдь не значит, что она выиграла войну. Пока еще нет.
Но Холли не теряла надежды. После вчерашней истории с пылесосом она еще раз убедилась, что Рика, как принято говорить, стоит спасать. Правда, она точно не знала, от чего собирается его спасать, наверное, от его собственного цинизма. От одинокого существования, которое он выбрал потому, что людей не назовешь чертовски хорошими. От одиночества.
Одиночество она увидела в его глазах сегодня вечером. Под маской насмешек. Юмора. Знакомое ей чувство. Постоянные переезды из одной школы-пансионата в другую. Нигде она не задерживалась настолько, чтобы завести подруг. Всюду чужая, всюду нежеланная. Маршировать и бить для бодрости в барабан — хорошо и прекрасно. Но часто бывает, что шагаешь-то ты один.
И Рик принадлежал к тем, кто марширует в одиночку. Холли улыбнулась в темноте, подумав, что вот еще и в этом у них с Риком обнаружилось что-то общее. При поверхностном взгляде казалось, что их разделяют световые годы, но чем глубже она копала, тем больше находила сходства И тем более ощущала себя заинтригованной.
Быть заинтригованной — прекрасно. Но одураченной — избавьте. До тех пор пока она сумеет видеть разницу, все будет хорошо.
Нельзя сказать, что после еще одной ночи прерывистого сна взбудораженность его наконец улеглась. Рик еще так и не вставил проклятые батарейки в портативный приемник-магнитофон, и ему чертовски хотелось съесть хотя бы один гамбургер. Во второй половине дня он понял, что если не уедет из “Внутреннего взгляда”, то просто свихнется.
Он сказал себе, что его беспокойство — следствие бездельничанья среди этих чокнутых на природе и творчестве. Игра в покер прошлой ночью с Гвидо, Уитом и Байроном немного пошла на пользу, но ему нужна сверхтяжелая мужская работа — настоящее дело, а не возня на кухне или болтовня о творческом подходе в бизнесе. Он нуждался в хорошем подкреплении сил.
Рику пришлось воспользоваться платным телефоном, потому что офис “Внутреннего взгляда” хотя и был открыт, но никогда не пустовал. Платный телефон тоже находился не на отшибе, всегда рядом кто-нибудь околачивался. Ноль условий для частного разговора. И никакой телефонной будки, аппарат просто висел на столбе и выглядел так, будто его установили в те времена, когда Эйзенхауэр еще был президентом.
— Это Рик, — сказал он в трубку.
— Куда вы запропастились, черт возьми? И что значит это птичье чириканье? — отозвался Вин, его помощник, нанятый на неполный рабочий день.
— Заткнись, детка, и слушай, — прорычал Рик и, заметив неодобрительно сдвинутые брови Скай, проходившей мимо, добавил: — Ох, любимая, это я.
— Любимая? — повторил потрясенный Вин. — Понимаю. Это же код, да? Вы не можете говорить, и поэтому мы используем код. И это было первое закодированное предложение, да? Теперь я понял.
Плохие, значит, дела. Мы весь год не пользовались кодом. Так скажите, босс, что я должен сделать.
— Заткнуться и слушать.
— Еще одно закодированное предложение, да? Черт возьми, босс, по-моему, мне надо их где-то записывать. Или постойте, дайте сообразить. Вы говорите кодом или все как есть?
— Все как есть. — Господи, как трудно в наши дни найти приличного помощника, раздраженно подумал Рик. Двадцатидвухлетний парень пришел к Рику, мечтая основать собственный банк… Или ограбить чужой. Такую цель он видел в своей работе. С точки зрения Рика, парень чересчур долго засиделся в кикбоксинге. Временами, а сейчас как раз был такой момент, Рику казалось, что Вин страдает от небольшого, но необратимого дефекта одной из лобных долей, а то и обеих сразу.
— По-моему, нам надо побыть вместе, — осторожно проговорил Рик.
— Конечно, босс. Только скажите, где и когда.
— На заправочной станции в три часа…
— На какой заправочной станции? — перебил его Вин.
— Дай договорить. В городе одна заправка. Уверен, только одна. Для двух город слишком маленький, — пробормотал Рик, прежде чем рассказать Вину, как ехать.
— Буду, босс. Заметано, — заверил его Вин.
Покачав головой, Рик набрал собственный номер, чтобы проверить информацию, принятую автоответчиком, что он делал ежедневно.
Он услышал нетерпеливое и короткое послание от отца Холли. “Где вы, черт возьми9 Почему мне не звоните? Почему тянете? Работайте с ней, Данбар”.
Проклятие, ведь прошло всего несколько дней.
Что за проблема у старика? Ведь он дал Рику десять дней.
— Что-то случилось? — спросила Холли, заметив, как он швырнул на рычажок трубку.
— Ничего не случилось, — прорычал Рик, окинув ее наглым взглядом, прежде чем уйти.
— Интересно, что его так вывело из себя? — пробормотала Холли.
— Кого? — спросила Скай, с которой Холли столкнулась на дорожке.
— Рика.
— Может, он по телефону поцапался со своей подружкой, — предположила Скай.
— Он разговаривал по телефону со своей подружкой?
— Он назвал кого-то “любимая”. Наверно, это была его мать.
— Мать у него умерла, — сказала Холли.
— Тогда этот Рик двуличный человек, — сердито проворчала Скай.
— Скай, ты слишком много придаешь этому значения.
— Чему этому?
— Всему. Насчет Рика и меня… телефонный звонок… Он всего лишь один из участников семинара. Вот и все.
— Участник чего? Вот в чем вопрос. Зачем он здесь? Чтобы немножко подурачиться на стороне? Кого-нибудь соблазнить про запас?
— По твоим словам получается, будто он какой-то альфонс или что-то в этом роде, — запротестовала Холли.
— Откуда ты знаешь, что он не альфонс? — не сдавалась Скай.
— Так мне подсказывает чутье.
Похоже, на Скай это произвело впечатление.
Она знала, какое безошибочное у Холли чутье — по крайней мере в том, что касается денег.
— Признаю, что твое чутье редко подводит. Ты даже учуяла мошенника в том типе из страховой компании, который пытался продать нам товары по списку.
— Этому искусству — чуять мошенников — я научилась еще в детстве, — шутливо провозгласила Холли.
— Но у меня чутье тоже неплохое, — продолжала Скай. — И что-то в Рике есть…
— Неуловимое, помимо того, на чем останавливается глаз, — подхватила Холли.
— Вот-вот.
— Согласна. Он что-то скрывает. Это чувствуется. Но не думаю, что тут замешана другая женщина. Ох, я так говорю, как будто я тоже его женщина… Нет, я имею в виду другое. Он не пустоцвет. В нем угадывается глубокая натура. Когда я смотрю в его темно-голубые глаза, меня уже не смущает эта его внешность мужского шовиниста, я чувствую… Не знаю… может быть, золотое сердце.
— Как глубоко оно спрятано? — въедливо допытывалась Скай. — Мы говорим о нескольких дюймах или о милях?
— Верно. Признаю, что придется копать и копать, — улыбнулась Холли. — Но ведь ты знаешь, как меня радует вызов.
— Ох, знаю. И сейчас ты опять можешь попасть в беду, как уже бывало в прошлом. Вроде того раза, когда ты залезла на дерево в роликовых коньках, потому что кто-то усомнился, что ты сможешь. Кончилось тем, что ты сломала руку и ногу.
— Но мне же тогда было всего десять лет, — запротестовала Холли.
— Правильно. А как насчет того случая, когда ты за два дня съездила из Чикаго во Флориду и обратно?
— Но ведь я справилась, правда?
— Еле-еле. Старая колымага, которую ты вела, загорелась уже за Пеорией.
— А как насчет того случая, когда все говорили, что я не смогу организовать общинный завод рыбных консервов? — пошла в атаку Холли. — Или история с цветочной фермой в Орегоне? Или использование внешних островов для выпаса овец в штате Мэн? Или восстановление общественного центра в индейской резервации в Аризоне? Это все был вызов, который бросала мне жизнь. И то, что происходит во “Внутреннем взгляде”, тоже вызов. Посторонние утверждали, что ничего такого устроить нельзя. Они не понимали концепцию нашего “Внутреннего взгляда”. Даже говорили, мол, лучше сделать что-то более практичное — к примеру, открыть туристский лагерь.
— Ладно, ладно. Ты приняла вызов. Только будь осторожна, — вздохнула Скай.
— И кто бы это говорил? Человек, упрекающий своих двух старших детей в чрезмерной осторожности! — с шутливым негодованием воскликнула Холли.
— Шервуд и Форест — особый разговор. До сих пор не могу поверить, что они предпочли устроиться в Сиэтле. Шервуд в банке, а Форест — компьютерным программистом. Мало того, им понадобилось изменить свои имена. Джон и Джим! — Скай с огорченным видом покачала головой. — Не понимаю, когда я как мать сделала ошибку.
— Ты не делала ошибок. Ты была и есть удивительная мать. Джон и Джим… Шервуд и Форест должны искать свой собственный путь. Такими ты вырастила их, Скай. Пускай думают о себе. Боль-шинство матерей радовались бы, что в семье появился банкир и компьютерный программист. Но ты не принадлежишь к большинству матерей. Я это знаю.
— У Шервуда был просто талант к оригами, он так прекрасно складывал фигурки из бумаги.
— К несчастью, сегодня на рынке почти совсем нет спроса на такое занятие, — напомнила ей Холли.
— И Форест… Я-то надеялась, что он будет строить лодки.
— Компьютеры дают самую надежную работу. Но еще важнее то, что им нравится дело, каким они занимаются. Согласна?
— Да, ты права, знаю, — вздохнула Скай. — Только у меня иногда такое чувство, будто они отрезаны от меня. Словно бы они оставили нас где-то на обочине, а сами ушли в новую жизнь без нас.
— Но ты ведь вырастила их не такими. — Холли успокаивающе обняла подругу. — Ты учила их единению с другими людьми, единению в семье.
— Да, это так. Я старалась научить их этому, разве нет?
— Конечно, — убежденно поддержала ее Холли.
— И кроме того, где еще они смогут полакомиться такими чечевичными лепешками, какие делает Уит? Да и мой пирог бенофи совсем не плох. Помнишь, со сладким сгущенным молоком, кофе и бананами? Не то чтобы я растила своих детей, приучая ценить материальные блага… И все же вкусная еда… — не могла успокоиться Скай.
— Твой пирог бенофи вне всякого сравнения, — подтвердила Холли. — И ты тоже, Скай. — Холли крепко обняла ее. — И ты тоже.
Рик сидел в машине и, нетерпеливо барабаня пальцами по рулю, ждал Вина. Он уже проверил их запасное место встречи — убогий бар на окраине города. Как и заправочная станция, это был единственный в городе бар.
— Тсс, это я, босс.
— Зачем ты так вырядился? — удивился Рик.
— Я подумал, ведь предполагается, что я тайный агент или кто-то в таком роде, — ответил Вин.
— Нацепить маску будто для карнавала в день Всех Святых — это не значит быть тайным агентом.
— Вы хотите сказать, что можете узнать меня в маске? А по-моему, я похож на Франкенштейна.
— Ради Бога, сними эту идиотскую штуковину, пока люди не решили, что ты собираешься ограбить бензоколонку.
— Надо же, я как-то не подумал об этом.
— Вот потому-то я босс, а ты нет.
— Верно, куда уж мне, — согласился Вин.
— Ладно, садись в машину.
— Слушаюсь. — Вин быстро уселся рядом с Риком. — Так куда мы едем?
— В бар. Чего-нибудь выпить.
— В бар? Вы платите? — Вин оживился. — Я хочу сказать, ведь я на работе и…
— Я плачу, Вин.
Как Рик и предполагал по внешнему виду бара, интерьер был обставлен с убогой претензией на привлекательность для настоящих мужчин. Стены вокруг стойки были увешаны головами диких животных. Другие анатомические части несчастных копытных украшали помещение за стойкой, где Рик заметил потертый бильярдный стол. И повсюду гордо сверкали ружья и ножи.
Между тем в меню ничего рассчитанного на настоящих мужчин не значилось. Вернее, никакого меню не было. Похоже, что здесь подавали только одно блюдо — соленые орешки, чтобы развивать у клиентов жажду. И никакого пива с иностранными этикетками.
— Два бокала пива, какое у вас найдется, — сказал Рик бармену, круглому как шар парню, рядом с которым Гвидо показался бы тощим. Бар был все-таки мужским владением. Никаких хихикающих официанток.
Когда им подали пиво, Рик бросил на стойку деньги и вручил Вину бокал.
— Пойдем к столу, там мы сможем поговорить.
— Я заезжал, чтобы захватить вашу почту, босс, — сообщил Вин, когда они сели за столик. — И привез вам еще кое-что. — Вин передал ему большой коричневый конверт.
Рик заглянул в конверт. Не может быть, ему мерещится или… Целая дюжина…
— Моя мать, она говорит, мужчине завсегда надо быть при презервативах, — объяснил Вин. — Я знаю, вы сорвались сюда в спешке, не было времени как следует собраться. А в этой глуши небось и не слышали о них.
— Я приехал сюда не трахаться! — проревел Рик. — Я приехал сюда работать.
— Конечно, босс. Но вдруг вам повезет. Ведь никогда не знаешь.
— Мне не нужны уроки по сексу от всяких сопляков, — рыкнул Рик.
— Понимаю, босс. Потому-то я и решил вам напомнить, чтоб не какой-то там сопляк…
Рик вытаращил на него глаза и одним глотком осушил полбокала.
— Не думайте, я вам очень благодарственный за все, что вы сделали для меня, — продолжал Вин.
— Я вам благодарен, — автоматически поправил Рик.
— Вы? Благодарны? — смущенно повторил Вин. — За что? За презервативы?..
— Я имею в виду правильный английский: не благодарственный, а благодарен, — с ангельским терпением проворчал Рик. — Ладно. Забудем об этом. — Кто он такой, чтобы поправлять грамматику этого парня. Он явно не в том положении, чтобы давать кому-нибудь советы.
— Я не забуду, босс. Когда никто не хотел нанимать меня, только вы взяли.
— Твоя работа дешево стоит, — признался Рик.
— Вы странный человек. Щедрый.
— Угу, я такой. Мистер Щедрость.
— Вы не хотите поговорить о том, что беспокоит вас? — спросил Вин.
— Нет, я хочу еще пива. Эй, как насчет того, чтобы налить еще бокал?
— Подождите минутку, — отмахнулся круглый бармен.
— Вот так, подождите минутку, — повторил за соседним столом дюжий, будто вырубленный топором парень.
— Вы двое не здешние, так я говорю? — вставил приятель вырубленного топором. Рик заметил, что он тоже не мелкота, а его татуированные бицепсы выглядят более чем внушительно. Парень встал, вразвалку подошел к их столу и как башня навис над ними.
— Да, мы не здешние, — проворчал Рик. — И чем это вам мешает?
— А если мне мешает?
— Предлагаю перенести вашу татуировку в другое место, если хотите, чтобы она осталась цела.
— Что-то ты слишком расхорохорился для дохляка художника.
— Кто сказал, что я художник? — удивился Рик.
— Ты из тех, что во “Внутреннем взгляде”, точно? Ха, знаете, парни, что они там делают? — обратился татуированный к своим подвыпившим дружкам. — Поклоняются дьяволу. Курят марихуану. Гонят наркотики. Каждую ночь у них оргии.
— Может, нам пойти проверить, чем они там занимаются, — с грязным смешком предложил его приятель, выглядевший бандитом с большой дороги.
— Позор, — продолжал татуированный, опираясь руками на стол Рика. — Я видел вчера, как эта блондинка приезжала в город и трясла задницей, пыталась соблазнить приличных мужчин, чтобы вступали в их коммуну.
Рик вскочил и так резко схватил парня за майку, украшенную надписью “Благодарный смерти”, что грязный ее ворот впился в толстую шею.
— Советую, мистер, заткнуть ваш болтливый рот.
— Это ты, что ли, мне заткнешь? — осклабился тот.
— Ага, я.
Это был сигнал к первому обмену ударами, но только Рик бил прицельно. А потом, когда накачавшиеся пива приятели татуированного включились в драку, пришлось колотить направо и налево вслепую. Бой разгорался.
Рик почувствовал, как адреналин кипит у него в жилах. Вот что ему требовалось: выпустить немного пара и избавиться от плохого настроения. Тут он получил удар и подумал, не слишком ли погорячился, все-таки он в меньшинстве — один против троих.
— Вин, проснись наконец и подключайся, — крикнул Рик, отражая с обеих сторон удары.
— Вы уверены, босс? Я бы не хотел вмешиваться, но раз такое дело… — пробормотал Вин.
— Давай пошевеливайся! — проревел Рик, ловко уклонившись от очередного удара.
— Эй, дохляк! Пошевеливайся! — передразнил его татуированный.
Рик усмехнулся, заметив, как Вин обрушил на парня хорошо нацеленный пинок.
Десять минут спустя все было кончено. На ногах остался только Рик, правда, от слабости они держали его чуть хуже, чем прежде. Он положил руку на тощее плечо Вина и сказал:
— Вот это то, что я называю — хорошо провести время.
— Конечно, босс. Только не капайте на меня кровью, ладно? Вы же знаете, у меня слабый желудок.