— Новобрачная проснулась так рано? — Сибиллин подняла брови с плохо разыгранным изумлением, подходя к помосту, где Элис заканчивала свой завтрак. Ей прислуживали несколько самых стойких слуг, проявивших воздержание во время вчерашнего празднества.
— Мне следовало бы знать, что твое чувство долга поднимет тебя с постели даже в утро после свадьбы. Хотя, думаю, совершенно напрасно. — Последнее замечание было брошено намеренно небрежно, когда она осторожно отодвигала свой стул. Точным движением и почти бесшумно она опустилась на него.
— Отец Мордэйн начнет служить ежедневные мессы только завтра. Похоже, он понял, что мало кто в состоянии прийти к обедне сегодня.
Мачеха села в таком близком соседстве от Элис, что не могла скрыть бледности своего лица, доказывавшей, что Сибиллин тоже страдает бессонницей. Что же заставило эту избалованную женщину бежать из теплой кровати? Ответ пришлось ждать недолго.
— Но как священник мог узнать, что одинокую новобрачную ничто не держит в постели? — Элис получила то, о чем Сибиллин мечтала сама. У Элис есть Дэйр и многое другое. У Элис есть прекрасный дом и положение, которому она завидовала. Но в одном Элис, несомненно, потерпела неудачу, и раздраженная Сибиллин постаралась хоть как-то сравнять счет. — От такого человека, как отец Мордэйн, которого даже нельзя назвать настоящим мужчиной, трудно было ожидать, что он заметит, что невеста не способна удержать жениха у себя в постели даже на одну ночь.
Злобные слова поразили Элис, как резкие удары хлыста. Подавив крик боли, она нервным движением пригладила складки скромного барбета на похолодевших щеках. Она встала рано в надежде застать Дэйра за столом, но если он даже и появлялся за утренней трапезой, то это было до ее прихода. А что касается того, где он провел ночь, то злорадное торжество мачехи по поводу того, что он был не у своей невесты, давало красноречивый ответ не только Элис, но и тем, кто прислуживал им за главным столом.
И этот несомненный факт, что отвергнутый ею Дэйр обратился за утешением к Сибиллин, странным образом вызвал у Элис не ревность, а раскаяние в том, что она позволила ему уйти. Она позволила безрассудной ревности ослепить себя. Дэйр — человек чести, и если он в чем-то клянется, что это правда, то так оно и есть. Несколько раз прямо и косвенно он клялся, что невиновен и не соблазнял жену своего приемного отца. Минувшей ночью он с пренебрежением говорил о женщинах, которые незваными являлись к нему в постель. Взвешивая все факты при сером свете начинающегося дня, Элис твердо осознала одно — ей следовало выбросить из памяти то, что она видела своими глазами, и поверить Дэйру, когда он так об этом просил. Она должна была поверить его торжественным уверениям в своей невиновности. Вместо этого она сама отослала его в раскрытые объятия Сибиллин.
Женщины были поглощены своей перепалкой, и ни одна из них не заметила третьего лица за столом. Леди Элинор молча наблюдала всю сцену и поняла скрытый накал страстей. И как подобает истинно любезной хозяйке, графиня решила вмешаться и ослабить напряжение. Кроме того, ей хотелось помочь новобрачной.
— Элис, если вы уже откушали, я была бы вам очень признательна за помощь в небольшом деле там, наверху.
Отказать леди Элинор было невозможно, даже если бы Элис и хотела, но она и не хотела отказывать. Она была рада любому предлогу удалиться и так поспешно отодвинула стул, что он издал резкий скрип по доскам деревянного помоста. Сморщившись, Сибиллин сжала виски дрожащими пальцами. В замешательстве Элис вспыхнула от своей неловкости, хотя и не могла бы утверждать честно, что испытывает раскаяние в том, что причинила беспокойство женщине, на лице которой еще не погасла язвительная усмешка.
Когда Элинор спокойно последовала за Элис после неловкой сцены, ее твердый взгляд погасил хихиканье кое-кого из слуг, перешедшее в смущенное покашливание. Поднявшись первой по лестнице, леди Элинор остановилась на середине марша, где их никто не мог услышать. Желая смягчить напряжение молодой женщины, она повернулась и тихо заговорила:
— В качестве новой графини Уайт… — Элинор сухо улыбнулась испуганному выражению лица Элис. Было ясно, что такое изменение в общественном положении, как следствие супружества, не приходило в голову новобрачной. И хотя она об этом догадывалась, Элинор было приятно убедиться еще раз в том, что девушка вышла замуж за ее сына по причинам, не имевшим отношения к его богатству и положению. Это было неожиданное благо.
— Да, — продолжала Элинор, — Вы стали графиней Уайт, а я перехожу на положение вдовствующей особы. Более того… — ее улыбка стала теплее. Есть одно обстоятельство, которое, она была уверена, будет Элис приятно и в котором она найдет для себя хотя бы некоторое утешение. — Теперь ваше место за столом по правую руку от Дэйра, а мое, как женщины, отошедшей в замке на второй план, — по левую.
Об этих приятных деталях Элис никогда прежде не задумывалась. Встретясь глазами с пристальным взглядом карих глаз, Элис заметила в них огонек нескрываемого удовольствия. Претенциозная Сибиллин справедливо получит по носу, когда эти перемещения произойдут на глазах у всех. Такая перспектива вызвала у Элис робкую улыбку, хотя и не могла совсем стереть несчастное выражение в зеленых глазах.
И снова леди Элинор продолжила свой путь по винтовой лестнице и не останавливалась до тех пор, пока не оказалась в своей комнате и за ними не захлопнулась дверь. Это была большая комната, очень светлая благодаря огромному, в тот момент незашторенному окну. Такая открытость и незащищенность была возможна только на этом уровне и на этой стороне замка, которая выходила на широкую реку, что делало ее фактически недоступной для лучников.
— Из моего окна прекрасный вид. — Элинор сделала легкое движение в сторону предмета разговора. — Отсюда видна местность далеко за пределами стен и даже гребни далеких гор.
Конечно, Дэйр отверг бы вмешательство в свои личные дела. Не имея представления о том, какие причины кроются за странными фактами, Элинор сочла необходимым вести себя непринужденно. И все-таки Элис была так несчастна, что нужно было рассказать ей кое-что, что немного бы ее успокоило. Вопрос был в том, как это сделать, не испортив дела. Помня о своих наставлениях, которые она когда-то давала Элис — не вмешиваться в дела, не имевшие к ней прямого отношения, — Элинор боялась, чтобы теперь девушка не обвинила ее в чем-то подобном. Таким образом, следовало как можно нейтральнее изложить то, что она знала. Пожалуй, ей следует указать только направление поисков, если девушка хочет что-то узнать.
Элис кивнула головой. Действительно, с той высоты, на которой замок возвышался над окрестностями, перспектива полей, лесных угодий и разбегающихся холмов была восхитительной. И все же, подумала она с недоумением, зачем эти ничего не значащие фразы, какое отношение они имеют к цели ее прихода.
Небрежно опершись о мягкую подушку приоконной скамьи, Элинор пристально разглядывала далекий горизонт.
— По вечерам я часто сижу здесь, наслаждаясь покоем, которым дышит все вокруг, наблюдая медленное течение времени от первой прозрачной весенней зелени до голых ветвей зимой и пронзительно-холодного снега. А прекрасными лунными ночами я вижу еще больше. Я вижу гораздо больше того, что иным людям хотелось бы, чтобы я знала.
С этими словами Элинор бросила неожиданно многозначительный взгляд через плечо. Зеленые глаза широко раскрылись. Это было похоже на признание, которое яснее всяких слов говорило, что не было никакого дела, требующего ее помощи. Графиня привела ее сюда с иной целью. Неужели… Боясь разочарования, Элис подавила надежду, силившуюся подняться подобно фениксу из пепла отчаяния.
Элинор заметила подавленную вспышку зеленого огня и теперь уже открыто сказала девушке правду, которую, она была теперь совершенно уверена, та должна знать.
— Мой сын и его могучий конь представляют собой очень характерный силуэт. Прошлой ночью я любовалась великолепным зрелищем, когда он промчался через луг и скрылся за вершиной холма, озаренный полной луной.
Элис сама не осознавала, как напряженно она ждала этого известия, желая и боясь поверить ему, пока не почувствовала, как внезапно расслабились все мышцы. Она чуть не упала на стоящий рядом сундук от нахлынувших на нее чувств.
Элинор было приятно увидеть ту радость, с которой были восприняты ее слова. Она делала это не только ради Элис, но и ради Дэйра. Элис поддерживала Дэйра всегда, с самого начала она твердо стояла на его стороне против многих. С того самого дня, когда умер Сирил. Элинор хотелось, чтобы в отношениях молодой пары царили мир и гармония, потому что в атмосфере нарастающего напряжения в замке у Дэйра было мало таких верных людей, как Элис. А судя по его напряженному, всегда обращенному к ней взгляду, ее поддержка и для него, кажется, была самой важной.
— Благодарю вас, миледи, благодарю вас. — Эти слова были очень красноречивы в своей простоте.
Ответив наклоном головы на благодарность Элис, Элинор и словами попросила ее:
— Я умоляю вас быть преданной Дэйру. И пусть ваше горячее сердце растопит лед в его душе и излечит ее от боли. Он нуждается в вас гораздо больше, чем может выразить словами. Он горд и одинок, очень давно одинок. Возможно, ему трудно сразу согласиться с тем, что ему нужна ваша поддержка.
Элис видела, леди Элинор думает, что Дэйр сам ушел от нее прошлой ночью. Ушел, потому что не мог принять навязанных ему уз. Она поняла также, что нельзя оставлять ее в этом заблуждении, и заставила себя признаться:
— Это не он ушел от меня. Это я прогнала его. — И отчаянный поток слез, который, казалось, весь иссяк прошлой ночью, хлынул с новой силой. — Это был злой, позорный поступок, и я приму любое наказание, чтобы получить его прощение.
В полном замешательстве от такого взрыва чувств, леди Элинор обняла девушку, стараясь ее успокоить:
— Это чувство мне очень знакомо. Я тоже виновата в том, что отталкивала Дэйра.
Поглаживая спину молодой женщины, леди Элинор глядела печальными, ничего не видящими глазами на тяжелую дверь своей комнаты, плотно закрытую и глухую, подобную той, невидимой, что разделяла их с Дэйром.
— Слава Богу, между вашими и моими ошибками есть разница. Через пропасть же, которую создала я, нельзя перекинуть мост. Обстоятельства и время тому виной.
Положив нежные ладони на плечи Элис, Элинор отодвинула ее на расстояние вытянутых рук и заглянула в серьезные зеленые глаза:
— Вас может удивить мое признание, но я нахожу в вас много общего с собой, вернее, с той, молодой Элинор. Поэтому мне так всегда хотелось, чтобы вы не повторяли моих ошибок. И теперь, преследуя ту же цель и желая видеть вас с Дэйром счастливыми в будущем, я умоляю вас принять советы той, которая совершила слишком много непоправимых ошибок. Никогда не позволяйте трещине между вами увеличиваться с течением времени. Заделывайте ее прежде, чем вы навсегда потеряете возможность это сделать.
Элис поверила этим горячим словам, поверила, что действовать нужно быстро. (Ради ребенка, которого она молила небо даровать, а может быть, уже и дарованного ей). И хотя она мало верила в успех, она все же решила попытаться.
— Как только Дэйр вернется, я разыщу его и попрошу его простить меня и вернуть мне свое расположение.
Элинор кивнула головой и протянула молодой женщине платок, чтобы осушить следы слез. Вытирая глаза и щеки, Элис думала о том, как была неправа, поверив когда-то тому, что графиня не способна на искренние чувства. Наверное, леди Элинор, как и Дэйр, нарочно воздвигла вокруг себя стену бесстрастия, чтобы защититься от боли. Было очевидно, что как и у Дэйра, в стене которого Элис нащупала слабое место прошлой ночью, у его матери тоже были уязвимые места. Тайны, хранимые за стеной графини, были связаны с прошлым Дэйра, которое Элис когда-то поклялась раскрыть. Но, обретя некоторую зрелость и ясность видения, пройдя через переживания, она согласилась с предостережением, что цена подобных открытий бывает чересчур велика, и обуздала свой непокорный нрав. Вместо того чтобы рисковать и раскрывать тайны, она обратит в будущем все свое внимание на борьбу с сорняками, посеянными тайными слухами, злой человеческой волей. Она будет твердо поддерживать Дэйра и смело отражать надвигающуюся опасность.
Как только Элис успокоилась и приняла свой обычный вид, они спустились вниз, чтобы заняться делами, которые они делили между собой с первого дня появления Элис в замке. Она с удовольствием хотела показать всем, что они со свекровью собираются жить в мире. Немногие новобрачные бывали так счастливы в своем новом доме, где бы другая женщина, долгие годы игравшая в нем первую роль, отказалась бы от нее без всякой борьбы и сожаления.
Сердито хмурясь своим мрачным мыслям, Дэйр не обратил внимания на мальчугана, поспешно убравшегося с дороги, когда он стремительно прошагал к конюшням. Несколько минут назад, стоя на стене замка, он видел, как Уолтер проехал по подъемному мосту. Дэйр знал, что Уолтер не большой любитель верховой езды. Он с трудом мог поверить, чтобы тот по доброй воле мог отдаться сопутствующим ей неудобствам и опасностям, ожидавшим его за пределами замка. Любопытные действия этого слабого человека возбудили у Дэйра острый интерес и подтолкнули его к решению выследить место и цель его поездки. Для этого у него имелись веские причины.
Войдя в прохладную конюшню, Дэйр, вместо того чтобы отдать приказания своему оруженосцу Фенхерсту, сам поднял седло на спину Злодея и подтянул подпруги. Еще раньше утром он провел долго откладываемый допрос Роджера, арестованного охранника. Факты, связанные с похищением Элис и услышанные от него, не отличались от того, что он уже слышал от другого похитителя. Однако возмущение Роджера по поводу двуличия его неизвестного нанимателя добавило кое-что новое к прежней информации. Оказалось, что Роджер с опозданием добрался до назначенного места встречи, откуда его обещали отправить в безопасное убежище. Опоздав на целый день, он обнаружил, что Дарвин прибыл вовремя, но в награду за свою пунктуальность был убит. Его тело, кое-как прикрытое ветками, было брошено на съедение диким зверям.
Лицо Дэйра еще больше помрачнело. Хоть он и потерял надежду схватить Дарвина и добиться от него имени соучастника, все же от арестованного Дэйр узнал кое-что, что помогло ему разработать первый, очень непрочный вариант защиты, всего лишь теоретический вариант. Сражаясь с невидимым врагом, вооруженным каким-то призрачным оружием, чувствуя скрытую, но смертельную опасность, Дэйр был рад попытаться тайно выследить Уолтера. Это было хоть какое-то занятие. Человек действия, попавший в сети странной войны нервов, никогда еще Дэйр не чувствовал себя таким беспомощным, как сейчас, — и в отношениях с обитателями замка Уайт, и совершенно неожиданно в отношениях с Элис.
Как неожиданный удар возникло убийственное видение Огненной Лисицы, неподвижно лежащей на его постели. Какие бы шаги он теперь ни предпринимал, кажется, он потерял свое счастье. Из благородных побуждений, желая спасти доброе имя Элис и дать приют ей, потерявшей все, Дэйр женился на ней. Тем более что он тоже причинил ей зло. Элис ответила на великодушие презрением, а не благодарностью. Она отказалась от его любви. По губам Дэйра скользнула презрительная усмешка. Благородный? Честный? Всего лишь прекрасные слова. Возможно, он действительно так и думал, но женился-то на Элис он совсем не из альтруистических побуждений. Он женился потому, что очень этого хотел, потому, что теперь, когда она уже физически принадлежала ему, он твердо решил предъявить на нее и законные права перед Богом и людьми.
Он слишком туго затянул подпругу, и Злодей вздрогнул от боли, хотя привык к тяготам боевой жизни. Дэйр немного отпустил ремни и прошептал несколько успокаивающих слов животному, единственному существу, которое его никогда не предавало.
Презрительное отношение Элис прошлой ночью было одним из самых тяжелых и болезненных звеньев в цепи предательств, окружавших его. Ради жителей графства Уайт он делал все возможное, чтобы восстановить его процветание и справедливость. Оценил ли кто-нибудь эти усилия? Понимал ли кто-нибудь, каких огромных трудов, времени, денег ему это стоило? Нет. Люди отвечали ему подозрением, неодобрительным отношением к любому его поступку. Они готовы были наказать его изгнанием, что когда-то в прошлом уже сделал его отец.
Наклонясь за перчатками, которые он положил на охапку соломы, он с теплом вспомнил те относительно мирные дни, которые случались во время славных походов во Францию и Уэльс. Лучше уж встречаться лицом к лицу с врагом в честном бою. Воспоминания вызвали легкое искушение вернуться к той, полной опасностей и борьбы, жизни. Если бы он захотел, он мог бы вернуться и сражаться на стороне Ричарда, и все бы с радостью приняли его. Дэйр усмехнулся своим глупым мыслям. Да, он мог бы, но никогда не сделает этого. Он не отступит смиренно перед превратностями судьбы. Пусть лучше его тайный враг увидит его мертвым — такая возможность с каждым днем становилась все более вероятной. Единственным утешением в таком случае будет уверенность, что будущее Элис, по крайней мере, будет обеспечено ее правом графини Уайт. Это было то немногое, что он мог дать ей за то, что взял у нее и, как утверждали другие, украл у ее отца.
— Дэйр, куда вы направляетесь? — Томас положил руку на твердую, напрягшуюся спину друга. Его огорчило, что он смог подойти к опытному воину сзади незаметно, не насторожив его. Опасно, когда мысли так поглощают внимание. Это еще больше усилило тревогу Томаса за молодого человека.
— Наш «хорек» вышел из укрытия, и его нужно выследить.
«Хорек» — действительно Уолтер похож на хорька. Томас не видел циничной усмешки на лице Дэйра, так как тот продолжал стоять к нему спиной, снаряжая Злодея к предстоящей поездке.
— Тогда позвольте мне вызвать отряд охраны, и мы вскоре захватим его. — Слова Ульгера не были пустым хвастовством, они прозвучали по-деловому. Для него, как и для графа, вина Уолтера была очевидной. Однако он понимал также еще и другое — было невозможно просто так выгнать этого человека из Уайта. Не только леди Элис будет расстроена, но и простые люди воспримут это как еще одно из проявлений порочности их господина. Неважно, что им не нравилась эта хитрая лиса, и его появление в замке было всеми встречено с неудовольствием.
Оглянувшись через плечо на своих преданных друзей, Дэйр задержал взгляд на старшем рыцаре, которого хорошо было видно за более приземистым и широким Томасом. Ульгер всегда был неколебимо верным другом. Напряженное выражение лица Дэйра смягчилось, и он ответил на его спокойное предложение:
— Благодарю вас за поддержку, но моя цель — не поимка его. Я хочу лишь выследить негодяя до его норы и взглянуть на его сообщников. А это дело следует делать одному.
Дэйр собирался отправиться быстро и незаметно и попасть к середине встречи. Возможно, тогда он смог бы найти способ ослабить давление этой невидимой удавки.
— Достойная задача! — Томас знал Дэйра слишком хорошо, чтобы спорить с ним, когда воинственный огонь горел в его решительных голубых глазах. Он и раньше видел его перед началом многих сражений, всегда оканчивавшихся победой. И все же молодому человеку следовало кое-что узнать. Сейчас было самое подходящее время, чтобы сказать ему об этом. Принимая во внимание ссору новобрачных, о которой знали все, он начинал уже бояться, что опоздал с этим сообщением. Его нужно было сделать еще до вчерашних событий и венчания. Поэтому, когда мальчуган Джеймс доложил, что граф собирается отправиться куда-то один, они с Ульгером бросились за ним следом.
— Прежде чем вы уедете, умоляю, разрешите передать вам разговор, который имел место между леди Элис и Хорьком. Он произошел за день до вашей свадьбы. Хотя само сообщение мало поможет выполнению вашей задачи, оно даст ответ на вопрос о мотивах, которыми руководствуется Хорек. — Не имея ни малейшего сомнения в том, что именно Уолтер был источником грязных сплетен о том, что Дэйр якобы натворил в замке Кенивер, Томас тем более хотел передать все Дэйру.
Уверенный, что рассказ Томаса относится к тем возражениям, с которыми Уолтер выступил перед тем, как отец Мордэйн начал обряд венчания, Дэйр, однако, очень заинтересовался. Он спокойно слушал, как оба его друга, дополняя один другого, повторили обвинения, по утверждению Арлена и Клевы предъявленные Уолтером. То, что он, Дэйр, виноват в трагедии Халберта, граф слышал и прежде. Больший интерес вызывало предположение, что мотивом этому служила ревность и что, соблазнив супругу барона, он хотел увенчать свои похождения похищением другой дорогой для барона женщины — женитьбой на Элис. Но это было больше похоже на вожделения самого Уолтера, вывернутые наизнанку. И даже это не поразило Дэйра, который давно подозревал, что конечной целью для Уолтера было видеть Элис своей женой. Самым важным во всем этом для Дэйра было то, что Элис услышала все эти обвинения непосредственно перед свадьбой. Этот факт некоторым образом объяснял ее поведение прошлой ночью и давал ему некоторую надежду на то, что их трудности можно преодолеть.
— Я признателен как Арлену, так и его матери, и вам за то, что сообщили мне все это. Я согласен, что это некоторым образом объясняет поведение Хорька, но при этом мы не должны забывать, что сам он — всего лишь ничтожная часть очень большого и опасного целого.
Оба рыцаря с серьезным видом кивнули в знак согласия. Томас выразил вслух тревожные мысли, владевшие ими:
— Мы не забываем, что настоящая угроза зреет где-то за пределами Уайта.
На эти слова Дэйр ответил мимолетной улыбкой. Затем, зная как важно в таком деле не упустить время, еще раз подтвердил свои намерения, вскакивая в седло:
— Я отправляюсь, чтобы выследить нашу дичь.
Нетерпение, как и чувство юмора, было частью натуры Томаса, поэтому он не мог оставить все дело в таком неопределенном состоянии и задал Дэйру полушутливый вопрос:
— Как только ты найдешь подтверждение своим догадкам, обещай мне покончить с этим ничтожеством.
— Что? — спросил Дэйр с насмешкой. — И тем самым подтвердить то прозвище, что я ношу всю свою жизнь? Нет, я не такой дурак.
И с этим неоспоримым возражением он направил коня к выходу. Хотя то, что он узнал о подлых наветах Уолтера, так и подмывало его выполнить просьбу Томаса, он решил, что только выследит этого человека и, может быть, ему посчастливится раздобыть доказательства вины этого человека, о которой пока у него были лишь серьезные подозрения.
Дэйр знал о себе, что он хороший воин, способный встретить и поразить любого врага в настоящем поединке, но в этой гораздо более важной схватке он ощущал себя на грани поражения. Нелепость ситуации заставила его губы дрогнуть в невеселой усмешке. Конец храброго воина может наступить не от удара меча или стрелы, но от едкого оружия темных наговоров, проникающих в глубину человеческого сознания и поражающих страхом сильнее, чем сталью.
После того как граф ускакал прочь, Томас повернулся к Ульгеру с веселой улыбкой, которая в последние дни стоила этому господину гораздо больших усилий, чем прежде. Под влиянием мрачного настроения Дэйра и отчаянных слез Элинор за последние двое суток его обычная жизнерадостность потускнела.
— Если я понадоблюсь тебе, я буду на ристалище. Нужно потренировать мальчиков в метании копья.
Если что и могло поднять его настроение, так это вид юных воинов, всерьез сражающихся с набитым соломой мешком, подвешенным на центральном столбе. Там случались всякие забавные ситуации во время неумелых учебных атак, да и сам воздух всегда дрожал от пылкого юношеского воодушевления.
Ульгер рассеянно передернул плечами и кивнул в знак согласия, погруженный в мысли об ожидавших его делах, которые раздражали его своей обыденностью.
— Все-таки нужно взглянуть на смену караула. Надо попозже пройтись снова по стенам и проследить, как идет дежурство.
То, что охрана на стенах обычно уставала чеканить шаг и расслаблялась, отравляло ему жизнь. Поэтому, когда Томас направился к мосту, обычно опущенному в дневное время, и дальше к площадке, расчищенной за рвом и деревней, Ульгер повернул к внутренним воротам. Помимо раздражения, которое вызывали у него нерадивые часовые, в глубине его души всегда была забота о тех, кто находится под его командой. Способны ли они и захотят ли встать на защиту своего графа и будущего благополучия всего Уайта?
Пока он шел от одного выхода на стене до другого, через коридоры и переходы, звук его тяжелых шагов лишь подчеркивал охватившее его беспокойство. В большом зале было относительно тихо, несколько человек молча сновали туда-сюда, занятые обычным трудом. Но когда он спустился в кухню, тишина сменилась ровным гулом никогда не прекращающегося приготовления пищи. Стук черпаков о котел, бульканье сока тушеного мяса, шипение переливающегося через край бульона и непрерывная болтовня поварят — все это заглушало шаги приближающегося Ульгера. Клубы дыма в караульном помещении не сразу раскрыли его присутствие, и он ясно разобрал речи стражников, сгрудившихся за столом:
— Я обрадовался, что наш граф обзавелся женой и что его жена — леди Элис. Может, ее доброта смягчит то зло, что переполняет его. — Говорящий это был огромных размеров и славился тем, что был свиреп и непобедим в бою.
— Я думал так же, но, видно, этому не бывать.
Это подал голос молодой Раннольф, серьезный парень, недавно поступивший в гарнизон Уайта.
— Уж насколько хороша и добра леди Элис, но и она не могла даже одну ночь выдержать в присутствии злого Дьявола.
Ульгер свирепо нахмурился. Эти слова подтверждали все его опасения. Но не успел он шагнуть вперед и прервать этот глупый, а главное, предательский разговор, как еще один собеседник вставил свое слово:
— Да, служанка в зале рассказывала, как вчера Дьявол промчался по лестнице, круша все на своем пути, и ускакал в темноту ночи. Ну-ка, кто из нас может, не боясь ничего, в одиночестве разъезжать по ночам?
В первое мгновение Ульгер почувствовал раздражение против этого человека: одного возраста с Ульгером, он все-таки должен был хоть что-то понимать. Но затем появилось просто презрение ко всем этим людям, считавшим себя храбрыми воинами, а на деле так окутанным суевериями, что они боялись ночной темноты.
— Ни один из нас, — молодой стражник лишь подтвердил нелестное мнение Ульгера. — На такое может осмелиться только дьявольское отродье.
Суеверие так просто не искоренишь, но чтобы как-то поколебать их слабую логику, Ульгер спросил резким, холодным тоном:
— Будь граф Родэйр действительно тем дьяволом, каким вы его считаете, разве могла бы его невеста отвергнуть его? Если уж верить до конца всем сплетням о дьяволе и его кознях, то он должен бы обладать сверхъестественной властью и подчинить ее своей воле.
Солдаты заерзали в смущении, не смея поднять глаза на Ульгера. Он с досадой пощелкал языком и закончил тем, ради чего он сюда пришел:
— Уже давно пора провести смену караула на стенах и башнях. Довольно тратить время впустую на вздорные сплетни, которые простительны лишь старухам. И чтобы снова не впасть в подобное искушение, призовите на помощь свой разум, которым наградил вас Всемилостивый Господь. Подумайте над той глупостью, что вы здесь наговорили, и обратитесь к здравому смыслу прежде, чем с легкостью принимать все на веру.
— Дядя, что это за мерзкое зелье? Какое зловоние! — Юный Халберт выступил из-за неплотно притворенной двери, наморщив веснушчатый нос и уставясь любопытными глазами на маленький откупоренный флакон, который держал Уолтер. Он был наполнен странной жидкостью едко-зеленого цвета и, конечно, очень заинтересовал мальчика.
Спина Уолтера окаменела, как будто невидимый противник пустил в нее стрелу. Заткнув пузырек пробкой, он секунду помедлил, чтобы перевести дыхание, и, нахмурив брови, с глазами, полными холодной злобы, медленно повернулся к незваному гостю.
— Что за скверное воспитание получает ребенок, способный так бесцеремонно и без приглашения врываться в чужую комнату!
Он склонился над раскрытым сундуком и с притворной небрежностью бросил драгоценную жидкость внутрь; затем продолжил свои упреки:
— Я поговорю с твоей матушкой о твоем недостойном поведении.
Юный Халберт вспыхнул от замечания, но остался спокойным и решительно защищался от несправедливых нападок:
— Именно матушка и прислала меня к вам, чтобы попросить вас написать ей письмо к отцу. Ваша дверь была открыта, и я окликнул вас, прежде чем войти. И я не виноват, что не мог не заметить этот ужасный запах. — Юный Халберт никак не мог унять свое любопытство. — А что это?
Уолтер бросил на племянника сердитый взгляд. Торопясь уединиться, чтобы лучше рассмотреть новое средство разрушения, полученное от сообщников, возможно, он действительно был не очень внимателен и не проследил, чтобы тугой замок плотно закрылся. Эта опасная по своим последствиям небрежность только усугубила его дурное настроение, и он обратил его на провинившегося мальчугана, который еще раньше сумел досадить ему на свадьбе Элис.
— Это страшный яд, способный оставить незаживающие язвы на теле или вызвать мгновенную смерть каждого, кто выпьет напиток, подкрашенный всего лишь одной его зеленой каплей.
И хотя Уолтер говорил чистую правду, его устрашающее выражение лица и искусственно дрожащий голос должны были вызвать у юного Халберта тот детский ужас, который сопутствует множеству сказок о злых эльфах, ворующих детей, и гоблинах, пожирающих человеческую плоть.
Юный Халберт с подозрительностью наблюдал за гримасами дяди. Он решил, что его неприятный родственник действительно напоминает хорька. Джеймс говорил ему, что Дэйр со своими двумя преданными друзьями дали Уолтеру это прозвище. Он готов был поспорить, что графу интересно было бы знать об ужасном зелье дяди Уолтера. Во всяком случае, он расскажет обо всем Джеймсу, и они вместе решат, что им следует делать дальше.
Безмозглый мальчишка! Уолтер передернул плечами и бросил злобный взгляд на племянника, который задумчиво разглядывал своего дядю. Кажется, ему не знакомо чувство страха! Уолтер резко отвернулся от юного Халберта и отправился к сестре. Он всегда потворствовал всем ее эгоистическим требованиям, считая, что это поможет держать ее в темном мире зловещих угроз, окружал мнимыми опасностями ее жизнь.