Шотландские тайны

5.

Для Кейтлин все воскресные дни были похожи один на другой. Воскресенье она проводила со своими почтенными родственниками, пребывая в обществе Гленшилов сначала прилюдно, во время церковной службы, а затем и в узком семейном кругу, в большом родовом доме. На самом деле, по дисайдским меркам дом этот вовсе не был таким уж большим. Почти у всех окрестных помещиков особняки были или более просторными, или более роскошными, или, более древними. Но когда Кейтлин была маленькой, дом деда казался ей самым огромным и прекрасным на свете. И если бы за окном у нее вдруг вырос дворец Шехерезады, девочка все равно осталась бы при своем мнении. Большим домом могло быть только жилище ее деда.

В двухэтажном особняке было шестнадцать комнат, не считая помещений на чердаке. За долгие годы дом не раз переходил из рук в руки, как и все другие здания в округе. Превратности войны, знаете ли… Гленшил купил поместье у одного из абергельдийских Биссетов и, чтобы скрепить эту сделку, женился на его младшей дочери.

Кейтлин всегда интересовала бабушка. Девушка не могла без сострадания думать об этой бедняжке. Хотя Эуфония Биссет и умерла задолго до рождения Кейтлин, ту все же удивляло, что в доме деда не было никаких — вообще никаких — следов женского присутствия. Ни картины, ни портрета, ни вышитого лоскутка материи… Словно у дома этого никогда не было хозяйки. Зато почти в каждой комнате со стен, обшитых панелями из темного дуба, глядели безжизненными глазами головы оленей, самолично застреленных стариком Гленшилом. Это было жилище холостяка; оно наводило Кейтлин на мысль о джентльменском клубе. Вообще-то девушка ничего о джентльменских клубах не знала, однако была уверена, что ни одна нормальная женщина в такой обстановке долго не выдержит. Да и не дом это был. Это был мавзолей.

Гленшил редко упоминал в разговорах о своей жене, но из того немногого, что рассказал о ней Кейтлин дядя, девушка сделала для себя вывод: Эуфония Биссет была существом довольно жалким; она была совсем не пара мужчине с мрачным лицом, крутым нравом и мерзкой привычкой полностью подчинять своей воле все более слабые натуры.

А вот мать Кейтлин, конечно же, была истинной дочерью Гленшила. Девушка ни на миг не сомневалась в этом.

Как она слышала, отец с дочерью не могли провести вместе и пяти минут, чтобы не поссориться. Кейтлин прекрасно понимала, что характером пошла не в мать; и все же девушка достаточно хорошо знала своего деда, чтобы осмеливаться дерзить ему, когда того требовали обстоятельства.

Впрочем, сегодня обстоятельства не требовали от нее ничего, кроме сосредоточенного внимания. Все семейство сидело у камина, в котором тлел торф, в скромной малой гостиной. Шарлотта Рендал разливала чай и угощала домочадцев сладостями. Гленшил от чая отмахнулся. Старик был намерен дать выход своему раздражению, и, пока он бушевал, никто не смел его прервать. Кейтлин молча пила чай маленькими глотками и думала о том, как изменился в последнее время ее дед. Раньше она этого не замечала…

Она решила, что Гленшил постарел. Сильно постарел. Поредела копна седых волос, побагровела шея. Впрочем, может, это от гнева? Кто там разберет… На щеках и на носу у деда проступили красные прожилки. И он теперь не выходил из дома без трости. Сейчас Гленшил свирепо стучал этой тростью об пол и после каждого удара морщился так, словно старая рана на ноге вновь давала о себе знать. Старик выглядел на все свои восемьдесят лет, но до Кейтлин это долго не доходило. И сейчас, осознав вдруг, как он сдал, девушка была потрясена. Она смотрела на него, и сердце ее сжималось, а в горле вставал комок.

— Разве ему неизвестно, — в гневе вопрошал Гленшил, и от грозных звуков его голоса испуганно дрожали головы оленей на стенах, — что если бы не дурацкая случайность, то это я, сэр Александр, был бы главой клана Рендалов? И он посмел приказывать мне, да-да, именно приказывать! Велеть мне ожидать встречи с ним завтра утром, словно я — его вассал!

Кейтлин редко соглашалась со своим дедом. Но сейчас был тот редкий случай, когда она полностью разделяла чувства старика. И ее порядком раздосадовали слова двоюродного дедушки, которого она называла дядюшкой и привыкла считать своим союзником — и который вдруг теперь бросился защищать лорда Рендала.

— Вовсе не вина этого юноши, что семьдесят лет назад наша семья поддержала принца Чарли, — заявил Дональд Рендал, взволнованно поправляя очки и пытаясь расположить их на носу так, чтобы сфокусировать взгляд на лице старшего брата. — Не виноват он и в том, что его родные выступили на стороне Ганноверской династии. Ты не можешь не помнить, Сэнди, что ганноверцы вовсе не были папистами. Это было делом принципа. Страткернские Рендалы никогда не стали бы поддерживать притязания папистов на трон.

Удивительно, как свирепый взгляд Гленшила не убил его близорукого брата на месте.

— А мы были папистами? — вкрадчиво спросил старик.

— Нет. Однако…

— А был или нет наш отец главой клана Рендалов?

— Ну, да. Он им был, однако…

— В таком случае страткернские Рендалы обязаны были сохранять ему верность! — прогремел Гленшил. — Когда наш отец выступил в поддержку доброго принца Чарли, каждый член клана должен был сделать то же самое.

Но Дональд Рендал, забыв о своей всегдашней кротости, продолжал упрямо настаивать на своем:

— Я хочу сказать только одно: юноши этого тогда и на свете-то не было! Мы и сами были в те годы еще детьми. Не он затевал ту вражду, и не мы с тобой. Сейчас он — глава нашего клана, и ссориться с этим человеком — не просто глупость… Это… Это пятно на репутации нашей семьи, вот что это такое!

Два пожилых джентльмена замолчали и свирепо уставились друг на друга. Шарлотта Рендал поспешила воспользоваться паузой и ввернуть в разговор свое словечко. Драматические перипетии семейной истории оставили почтенную даму совершенно равнодушной. Ее интересовало не прошлое, а будущее. И будущее это она теперь связывала с Рендом. Едва Шарлотта увидела его сегодня утром, как тут же принялась прокручивать в голове все возможности, которые открывал перед Фионой брак с сиятельным лордом. Ах, это была бы блестящая партия! Но как втолковать это свекру? Тут надо было действовать осторожно. И Шарлотта вроде бы вскользь заметила:

— Не вы один будете обивать пороги у его светлости…

— На что это вы намекаете? — мрачно осведомился Гленшил.

Шарлотта задумчиво склонилась над стоящим перед ней на столе подносом с лакомствами и минуты две сосредоточенно выбирала себе сдобное печенье. Откусив затем от него крошечный кусочек, женщина с прежней небрежностью произнесла:

— Я слышала об этом от миссис Нобль… Приезда его светлости в Страткерн ожидали уже давно. Он молод, красив, богат. Завидный жених, что и говорить. Так что не удивляйтесь, Гленшил, если все самые знатные и влиятельные ваши соседи, у которых есть дочери на выданье, станут лезть из кожи вон, чтобы получить приглашение в дом лорда Рендала.

— О боже! — простонал Гленшил. — Неужели все, о чем вы, женщины, способны думать, это сватовство, помолвки и браки?! Да я скорее соглашусь свести знакомство с гадюкой, чем буду унижаться и потакать прихотям этого… узурпатора!

Шарлотта нервно забарабанила пальцами по столу.

— Вот как? — сказала она звенящим голосом. — Ну что ж, не все из нас могут позволить себе роскошь быть столь же гордым, как вы. Я — вдова. И самое мое заветное желание — удачно выдать дочь замуж. Тогда я перестану тревожиться за ее будущее и смогу умереть спокойно. И поскольку речь идет о вашей родной внучке, я, конечно же, надеялась, что вы поможете мне найти для Фионы хорошего мужа. Вы и сами знаете, Гленшил, как мало в Дисайде достойных женихов! Ну с кем из здешних жителей вы были бы счастливы породниться?! Впрочем, возможно, вы намерены обручить Фиону с Дугласом Гордоном… Он ведь боготворит нашу девочку!

Упоминание о Дароке было блестящим ходом, и Шарлотта не сомневалась, что это должно подействовать на старика.

Услышав имя молодого Гордона, Гленшил хватил тростью об пол:

— О Пресвятая Богородица, дай мне терпения! Ты что, спятила, женщина? Гордоны О'Дароки — наши заклятые враги! Неужели ты позабыла о старинной кровавой распре? Мы же из поколения в поколение ненавидим друг друга!

— Дарок не из их клана, — возразил Дональд Рендал. — Он — пасынок старого помещика. Давно известно, что все Гордоны О'Дароки повымерли. Их род пресекся.

— И все-таки он — Гордон, — упорствовал старик. — Все Гордоны происходят из одного рода. Они сражались против нас при Куллодене <Битва при Куллодене в 1746 г. положила конец второму восстанию якобитов в Шотландии, пытавшихся возвести на престол Англии и Шотландии принца Карла Эдуарда Стюарта (красавца-принца Чарли)>.

— Есть люди и похуже, чем Гордоны, — заметил Дональд.

— Назови мне хотя бы одного! — Гленшилу непременно надо было оставить последнее слово за собой.

Кашлянув, а потом осторожно показав взглядом на Кейтлин, Дональд Рендал промолвил:

— А страткернские Рендалы?

Не дав Гленшилу произнести очередной язвительной тирады, Фиона резко вскочила с места. Она сердито надула губы, но даже эта жеманная гримаска не могла испортить ее совершенной красоты. Девушка встретилась взглядом с Кейтлин и сразу поняла, что хочет сказать ей кузина; вняв безмолвному предупреждению, Фиона взяла себя в руки, успокоилась и лишь после этого сдержанным тоном произнесла:

— Я ни за кого не хочу выходить замуж, а если бы и задумалась о свадьбе, то уж никак не с лордом Рендалом. Он… Он же старик!

— Вздор! — резко ответила Шарлотта Рендал и грозно посмотрела на дочь. Взгляд этот не обещал девушке ничего хорошего. Похоже, оставшись с матерью наедине, Фиона выслушает сегодня немало нравоучений. — Лорду Рендалу — не больше тридцати, — продолжала разгневанная Шарлотта. — А это именно тот возраст, когда мужчина начинает думать о браке. Видимо, его светлость уже готов взять на себя ответственность за жену и детей!

— Но я не хочу…

— Мне лучше знать, дорогая.

Фиона бросила на Кейтлин умоляющий взгляд, и та поспешно сказала:

— Я слышала, что мать лорда Рендала уже присмотрела для него невесту.

И это было почти правдой. Действительно присмотрела — и не одну. Дэвид как-то рассказывал Кейтлин, что эта величественная пожилая леди с раздражающим упорством знакомит сына с юными девицами из благородных семей. Однако Рендала эти молодые особы совершенно не интересуют. Ну еще бы! Уж Кейтлин-то было прекрасно известно, что Рендал предпочитает проводить время в обществе дамочек совсем другого сорта.

— Ну, тогда не о чем и говорить, — заявил Гленшил с таким довольным видом, что Кейтлин не смогла сдержать улыбки.

Но у Шарлотты уже крепко засела в голове мысль о том, что Фиона должна непременно стать леди Рендал, и распрощаться со столь сладкой мечтой женщине было трудно.

— В свете всегда ходит много пустых слухов, — заявила она. — Мало ли что болтают в гостиных… Но даже если это и правда, то ведь не было же никакого объявления о помолвке! Попомните мои слова, какая-нибудь здешняя девица, у которой есть голова на плечах, обязательно окрутит молодого лорда!

— Девица, может, и не окрутит, а вот ее мать — наверняка, — тихо проговорила Кейтлин, и Фиона хихикнула.

Шарлотта в ярости сжала кулаки.

— Мне следовало бы знать, что ты будешь подбивать Фиону на всякие сумасбродства и учить ее дерзить старшим. Но ты пока еще не ее опекунша. Будь добра, не забывай о том, что у нее есть мать. Порой я думаю, Кейтлин, что ты просто завидуешь Фионе, вот и пытаешься испортить ей жизнь.

Невольно Кейтлин вспомнился тот день, когда Фионе исполнилось десять лет. В те времена Кейтлин очень редко видела свою кузину. Мать Фионы была родом из южной Шотландии, из Эдинбурга, где, овдовев, и жила с дочерью. Но время от времени они приезжали в Дисайд на праздники и подолгу гостили в поместье. Вот и в тот раз Шарлотта привезла малышку к деду. Поскольку Кейтлин почти не бывала возле большого дома, а Фионе не позволялось отходить от особняка, девочки видели друг дружку лишь издали, да и то мельком.

В честь дня рождения Фионы в поместье устроили праздник. Ждали гостей. Гленшил самолично явился на пастбище, чтобы пригласить Кейтлин на прием. Но идти ей не хотелось. Во-первых, ей было пятнадцать лет и она считала свою кузину сущим младенцем. Во-вторых, Кейтлин и впрямь завидовала ей. Девушке казалось, что Фионе — законнорожденной внучке — досталось все то, чего она, Кейтлин, всегда была лишена. Приезжая в Дисайд, Фиона жила в большом доме. У нее было так много прелестных детских платьиц, что если бы целый месяц состоял из одних воскресений, она могла бы каждый день появляться в новом наряде. И уже в десять лет она была ангельски прекрасна.

Кейтлин пришла на прием, ожидая встретить там избалованного ребенка, который будет свысока глядеть на своих «бедных родственников». А увидела одинокую робкую девочку, все время боявшуюся сделать что-нибудь не так. Шарлотта была права сегодня в одном: с тех пор Кейтлин действительно стала опекать свою младшую сестренку. Девушка, как могла, защищала Фиону от постоянных нападок матери, которая вечно выискивала в дочери недостатки.

— Кейтлин никогда никому не завидует. Такой уж у нее характер, — веско заявил Дональд Рендал.

Гленшил положил конец спору, грохнув своей палкой об пол:

— Нам надо бы сейчас подумать вовсе не о Фионе, а о Кейтлин. Тебе скоро исполнится двадцать два, — обратился он к внучке. — Девушки должны выходить замуж… Есть ли в Дисайде человек, взволновавший твое сердечко, девочка моя?

Кейтлин уставилась на деда с таким изумлением, словно он спросил у нее, не хочет ли она обвенчаться с английским королем.

— Ну так что же? — поторопил ее Гленшил.

Она поджала губы:

— Господи! Да кто бы это мог быть?!

— А я откуда знаю? Да хотя бы Рендал.

— Рендал?! — воскликнула Кейтлин и громко расхохоталась. Предположение деда и удивило, и позабавило ее. — А как же быть со старинной наследственной враждой? Наши семьи были друг с другом на ножах задолго до того, как я появилась на свет.

— Да, конечно. Эта вражда… Ну ладно, чего там… — Гленшил вновь оскалил в улыбке зубы и стал похож на глупого злого волка. — Я — человек разумный, — заявил этот волк. — Если бы Рендал женился на одной из моих внучек, то я бы первый сказал: кто старое помянет, тому глаз вон.

Дональд Рендал фыркнул.

— Судя по всему, вы подозреваете, что Рендал решил прочно обосноваться в наших краях, — насмешливо проговорил он. — Думаете, что его светлость желает положить конец междоусобицам, а если вы попытаетесь мешать ему, то он настроит против вас всех Рендалов от мала до велика.

Старик побагровел, однако произнес довольно мягко:

— Так что же ты на это скажешь, девочка моя?

— Рендал и я? — В глазах у Кейтлин загорелся веселый огонек. — Да я просто не могу себе этого представить!

— А почему бы и нет? У тебя есть голова на плечах. Я не могу отказать твоей матери в одном: она действительно заботилась о том, чтобы дать тебе воспитание, достойное настоящей леди. Если бы ты еще научилась придерживать язык и одеваться как подобает, то у тебя бы от женихов отбоя не было!

Гленшил навалился всем телом на трость и подался вперед, словно желая подчеркнуть этим значимость своих слов.

— Возвращайся домой, девочка, — медленно проговорил он. — Твой настоящий дом — здесь, а не в той жалкой лачуге, где ты живешь.

— Но мы уже договорились… И лачуга моя меня вполне устраивает.

— А если все это не устраивает меня?

— Но вы же дали мне слово! И я вам поверила.

— Слово! Слово! А как насчет того слова, которое дала мне ты? Разве ты не обещала, что будешь вести себя, как подобает истинной внучке Гленшила? — Когда старика охватывало возбуждение, в речи у него появлялся резкий шотландский акцент.

Не очень понимая, что дед имеет в виду, Кейтлин просто с изумлением смотрела на него, а Гленшил продолжал все так же раздраженно:

— Где ты была сегодня утром, когда Рендал попросил меня представить его членам моей семьи? Я тебе скажу, где! Ты нырнула за чьи-то спины, словно сова, испугавшаяся дневного света. Я бы не удивился, увидев, как ты забиваешься в дупло и прячешься там ото всех.

Увы, дед был совершенно прав. Заметив Рендала на ступенях храма, Кейтлин так растерялась, что действительно готова была юркнуть в любую щель. И теперь девушка не знала, что сказать деду. Она все еще что-то мямлила и бормотала, когда ее тетушка ответила вместо нее:

— Гленшил, не всерьез же вы предлагаете Кейтлин подумать о браке с лордом Рендалом!

— А что тут такого? — удивился старик. — Почему бы и нет?

— Но это невозможно! — взвизгнула Шарлотта. Увидев, что надежды выдать за Рендала Фиону почти не остается, женщина забыла обо всякой осторожности.

— Лорд Рендал наверняка будет искать себе жену более благородного происхождения, чем Кейтлин.

— На что это вы намекаете? — насупился старик.

— Перестаньте, дедушка, — попыталась урезонить его Кейтлин. — Все мы отлично поняли, что хотела сказать тетя Шарлотта. Так стоит ли это обсуждать?

Кейтлин забыла, что деда надлежит именовать Гленшилом. Такое нередко случалось с ней, когда она волновалась.

— Нет уж, пусть она скажет все до конца! — прогремел старик.

— Что ж, хорошо, — откликнулась Шарлотта. — Я вовсе не хотела задевать ничьих чувств и совсем не собиралась обижать Кейтлин, однако вы вынуждаете меня сказать то, о чем сами отлично знаете. Кейтлин не может считаться полноправным членом нашей семьи. Кейтлин — незаконнорожденная, и об этом известно всем вокруг.

Наступило гробовое молчание. На Гленшила страшно было смотреть. Он сначала побелел, потом побагровел. Лишь минуты через две старик смог отдышаться. Когда же он заговорил, голос его звучал тонко и пронзительно:

— Ни один человек, находясь в здравом уме и твердой памяти, не станет упрекать девушку за то, в чем она совершенно не виновата!

— Но вы сами отправили ее жить в ту лачугу! Что же должны были думать люди?

— Согрешила не она, а ее мать.

— Однако…

— Женщина, придержи язык! — Гленшил с трудом поднялся на ноги. Он смотрел на невестку из-под насупленных бровей, что было у него верным признаком гнева. Потом старик обвел мрачным взглядом всех присутствующих.

— Моя ссора с дочерью касалась только нас двоих, меня и ее, — заявил Гленшил. — Если бы она сказала всего одно слово, я бы простил ее. Ш-ш, женщина! А разве ты не знаешь, что моя дорогая женушка, упокой господь ее душу, тоже была незаконнорожденной? А, тебя это шокирует?! Что ж, могу сказать тебе лишь одно: к сорока годам ты так и не вышла из детской! Боже милостивый! А откуда, по-твоему, берутся все эти боковые, младшие ветви в родословных больших кланов? От незаконнорожденных сыновей, вот откуда. Расскажи ей об этом, Дональд!

— Совершенно верно, — тотчас отозвался Дональд Рендал и, с явным удовольствием потирая руки, стал перечислять известные имена; при этом он, казалось, не пропустил ни одной знатной семьи в Дисайде.

Это захватывающее повествование прервал приход доктора Инна. Врач Гленшила был энергичен, бодр и носил добротные деловые костюмы. Было ему уже под пятьдесят. Джентльмены этого возраста всегда вызывали у Кейтлин совершенно особый интерес: она полагала, что ее отцу, если он еще жив, должно сейчас быть немногим более сорока… Впрочем, доктором Инном она перестала интересоваться давным-давно. Это был одинокий мужчина, целиком и полностью посвятивший себя своему делу; на романтические отношения с женщинами у почтенного эскулапа не оставалось ни времени, ни сил. Что ж, это был его собственный выбор. Дед Кейтлин заметил однажды:

— Ни красота, ни грация Инна не волнуют. Его интересуют лишь больные и мертвые тела.

Сказано было грубо, но верно.

Сейчас милейший доктор появился в дверях и с порога заявил:

— Утащили, утащили Артура Кемерона! Вечером, в прошлый четверг. А его близкие сидели в двух шагах, в сторожке. Охраняли старика. Да не уберегли! Его унесли прямо у них из-под носа.

И доктор Инн удовлетворенно улыбнулся.

— Кто утащил Артура Кемерона? — из вежливости спросила Шарлотта.

— Похитители трупов. Вы ведь слышали о негодяях, которые раскапывают могилы?

Едва не выронив из рук чашку с блюдцем, Шарлотта дрожащим голосом проговорила:

— Это же святотатство! Куда смотрят власти?! Боже… Даже после смерти человек не может обрести покоя!

Доктор ответил, стараясь теперь выражаться более деликатно:

— Власти пытаются положить этому конец, но кладбищенские воры — это же настоящие дерзкие черти. Они всегда успевают опередить стражу.

Гленшил увидел, что дамы явно предпочли бы сменить тему, и дипломатично предложил доктору глоток пунша, после чего три джентльмена быстренько скрылись в библиотеке.

— Господи, какой ужас! — воскликнула Шарлотта, трясущимися руками снова наливая себе чай.

Но Фиона все еще продолжала думать о том разговоре, который шел в гостиной до появления доктора Инна. Взглянув на Кейтлин, девушка промолвила:

— Дедушка сказал, что простил бы твою мать, если бы она произнесла всего одно слово. Кейтлин, я хочу тебя спросить… Что это за слово? И почему дед так и не услышал его?

Затаив дыхание, Фиона и Шарлотта смотрели на Кейтлин.

— Это слово, — ответила та и аккуратно слизнула с пальца крошку печенья, — было именем моего отца.

Ренд с головой ушел в дела. Несколько дней он пытался выяснить, что творится в его собственном поместье. Потеря сундуков с одеждой была лишь звеном в цепочке мелких неприятностей, которые подстерегали теперь Ренда на каждом шагу. Стало, например, ясно, что нового управляющего хитростью выманили из Страткерна. Без Серля же заговорщики совсем распоясались и вытворяли бог знает что.

Ренд скривился и со стуком поставил на стол графин с жидкостью янтарного цвета.

— Какая дрянь! — с отвращением сказал сиятельный лорд своему собеседнику.

В глазах у Джона Мюррея вспыхнули веселые огоньки. Он дружил с Рендом пятнадцать лет — и за эти годы ему почти не доводилось видеть, чтобы Ренд терял самообладание. И теперь, глядя на рассерженного приятеля, Джон забавлялся от души.

— Это что, не виски? — заботливо спросил он. Мюррей приехал из Инвери несколько часов назад.

Он прибыл вместе с багажом и прислугой, которую Ренду пришлось оставить, когда он сломя голову мчался в поместье. Позднее же выяснилось, что письмо, в котором управляющий умолял его светлость не медлить с приездом, было поддельным. Теперь, получив наконец свой багаж, Ренд был одет с присущим ему изяществом. Костюм Мюррея, состоявший из темных панталон в обтяжку и голубого сюртука из тончайшей материи отменного качества, почти не отличался от элегантного наряда его друга.

— И ты еще спрашиваешь?

— Тогда это серьезно, — проговорил Мюррей и закусил губу, чтобы не рассмеяться.

— А вот меня, представь, все это совсем не забавляет, — мрачно сказал Ренд. Он широким шагом подошел к камину и резко дернул за висевший рядом шнур сонетки.

— Проклятье! Я забыл, что они испортили все звонки в доме!

— Звонки не действуют?

— О нет. Как раз действуют. Только не так, как надо. Теперь слуги не могут понять, в какую комнату их вызывают.

— Не могут? Почему? — изумился Мюррей.

— Потому что кто-то поменял местами колокольчики! Я дергаю за шнур в библиотеке, а в комнате моего слуги звенит тот колокольчик, по сигналу которого он должен идти в мою спальню. Это дьявольски неудобно!

— О да, в самом деле!

Подойдя к двери, Ренд зло распахнул ее настежь и проорал кому-то, чтобы ему принесли свежую бутылку виски — предпочтительно из тех, что привез с собой мистер Мюррей.

Вскоре приказ его светлости был исполнен. Два джентльмена уселись у пылающего камина и с благоговением выпили по небольшому бокалу отменного солодового виски, после чего, естественно, заговорили о недавних происшествиях в Страткерне.

— Все эти шалости напоминают мне наши студенческие годы, — пробормотал Мюррей. — Господи, что же мы вытворяли! Вряд ли в Оксфорде появлялась прежде компания таких обалдуев… Сколько нас было? Дюжина или около того… Все мы дружили еще со школы, и о науках думали меньше всего… Если мы не бегали за женщинами, не мечтали о женщинах и не болтали о женщинах, значит, затевали очередную пакость. Подсыпали наставникам табак в подушки… Меняли местами мешки с сахаром и солью… И ведь это еще самые безобидные из наших шуточек! Вспоминая о дуэлях, на которые мы вечно нарывались, я просто удивляюсь, как нам всем вообще удалось остаться в живых. Кстати, что-то я давно не слышал о Паркере.

Минут десять молодые люди толковали о том, как сложились судьбы их приятелей после окончания Оксфорда. Мюррей ничуть не удивился, узнав, что Ренд прекрасно осведомлен о жизни каждого из них. Ведь все они продолжали поддерживать отношения с Рендом. И Мюррей вспомнил, что именно Ренд всегда был душой их компании. Именно дружбой с Рендом все они гордились, именно его общество ценили превыше всего. И за прошедшие с тех пор годы ничего не изменилось.

Улыбнувшись своим мыслям, Мюррей спросил:

— Кстати, а что было в том графине?

— Поверь мне, Джон, что лучше тебе этого не знать.

— Скверно! — воскликнул Мюррей и снова закусил губу. Посмотрев на окаменевшее лицо приятеля, он добавил: — Ренд, а ты не забыл, что мы выкинули тот же самый номер с нашим куратором, стариком по прозвищу «Это-еще-кто-такой»?

— С Добсоном?

— Да, со стариком Добсоном. И нам тогда здорово досталось. Но боже мой, шутка того стоила! Никогда в жизни не забуду, какое у него было лицо, когда бедняга понял, что разливает в профессорской по бокалам вовсе не свой любимый херес!..

— Я помню, — уклончиво проговорил Ренд. Ухмыляясь, Мюррей продолжал:

— Если бы Добсон сейчас тебя увидел, то сказал бы, что вот оно — справедливое возмездие! Послушай, Ренд, нельзя же принимать эти проказы всерьез! Подумаешь, смертельное оскорбление! Надо посмеяться да забыть обо всей этой ерунде!

— Я бы так и сделал, если бы был уверен, что здешние шутники на этом остановятся. Но, видишь ли, трудно отмахнуться от того, что один из них — совсем мальчишка — пытался меня убить. А это и впрямь смертельное оскорбление.

— Но, по-моему, ты сам говорил, что мог тогда и ошибиться?

— Не исключено… Теперь я этого уже никогда не узнаю. Я ходил потом днем в ту каменоломню. Я тебе рассказывал?

— Да. Что-то насчет каменной осыпи, на которую мальчишка тебя заманил. Так, может, он все-таки вовсе не жаждал твоей крови?

— Может, и не жаждал… Если действительно подумал о том, что на осыпи я не разобьюсь.

— Конечно, подумал! Я не сомневаюсь в этом. Ренд застыл, не донеся бокала до рта, и удивленно воззрился на друга.

— Почему ты так уверен в этом? Мюррей пожал плечами.

— Потому что ты сейчас сидишь здесь — живой и здоровый, — рассудительно ответил он. — Думаю, это снимает с мальчика все обвинения. Послушай, Ренд, ты не пытался его разыскать?

Ренд мрачно улыбнулся.

— Я навел кое-какие справки, — зловещим тоном изрек он.

— И что же?.. — с интересом взглянул на него Мюррей.

— Ну… У меня есть основания полагать, что он состоит в родстве с одним из моих соседей. Сам я с этим господином еще не встречался. Его зовут Дуглас Гордон.

— Дарок?! — удивленно воскликнул Мюррей.

— Да, — кивнул Ренд. — Ты о нем что-нибудь знаешь?

Мюррей то ли тихо хохотнул, то ли громко фыркнул.

— Весь Дисайд о нем знает, — ответил он. — Кажется, парень вообразил себя здешним Робин Гудом. А заодно и Дон Жуаном. Похоже, перед ним не может устоять ни одна женщина, и он без зазрения совести пользуется этим. Советую тебе хорошенько приглядывать за своими сестрами, когда они приедут в Шотландию.

— Я думаю, что сумею защитить своих сестер, — сухо проронил Ренд.

— Что? Ты вспомнил, как через день стрелялся на дуэлях? Ренд, это же было пять лет назад, еще до твоего отъезда в Испанию! А теперь ты поумнел, остепенился… Кроме того, твоя слава меткого стрелка и отличного фехтовальщика вовсе не отпугнет Дарока. Наоборот. Он бьется на дуэлях как сумасшедший, без колебаний принимая все вызовы подряд. Все дарокские Гордоны одним миром мазаны.

И, поймав вопросительный взгляд Ренда, Мюррей пояснил:

— Они всегда были падки на женщин. Женщины всех их и сгубили.

— Что ж… Я тебя понял, — медленно проговорил Ренд. — В любом случае, я не собираюсь перевозить свою семью в Страткерн до тех пор, пока я не буду уверен, что нападать на мою карету никто больше не станет. А положить конец этим шалостям можно лишь одним способом. Надо найти злоумышленников и примерно их наказать. Или, по крайней мере, запугать так, чтобы они и глаз поднять не смели.

— Гм… И поэтому ты так хочешь отыскать того мальчишку?

— Совершенно верно.

— А как насчет бреймарского гарнизона? Ты уже заручился их поддержкой?

— А что они могут сделать? Только разворошат осиное гнездо…

— Ты прав, — кивнул Джон. — Если ты вовлечешь в это дело английских солдат, то все обитатели Дисайда отвернутся от тебя.

Некоторое время молодые люди молчали. Наконец Мюррей проговорил:

— Ты ведь наверняка размышлял над тем, отчего это местные шутники взялись досаждать именно тебе? Или они пакостят и всем твоим соседям?

Ренд устроился поудобнее в глубоком кресле с высокой спинкой и обратился мыслями к двум совершенно разным разговорам, которые совсем недавно вел в этой самой комнате. Сначала он беседовал здесь после церковной службы с Джемми Макгрегором. Потом — с управляющим Серлем, который наконец вернулся из Абердина, где попусту провел два дня, тщетно ожидая своего хозяина.

Макгрегор и Серль держались совершенно по-разному: один, заведя речь о здешних делах, говорил почтительно, но смотрел на Ренда с укоризной; другой яростно оправдывался, на чем свет стоит понося местных жителей. Но в сущности Ренд услышал от Макгрегора и от Серля одно и то же. Видимо, желание Ренда превратить все свои шотландские владения в охотничьи угодья привело в ярость мелких арендаторов, которые лишались из-за этого своих ферм. Ренд начал понимать, что выбрал управляющего не слишком удачно. Серль был лоулендцем, то есть родился и вырос в одном из равнинных районов Шотландии. И человек этот совсем не понимал горцев. Он хорошо знал свое дело, но был резок и груб. Тем не менее, снося фермы, Серль исполнял приказ Ренда, и тот не собирался допускать, чтобы кто-то учил его, как ему поступать со своими собственными землями. Вот когда все вокруг поймут — и хорошенько запомнят! — кто здесь хозяин, тогда Ренд, возможно, и соблаговолит прислушаться к жалобам своих арендаторов.

Ренд откинул голову на прохладную кожаную спинку кресла и посмотрел из-под полуопущенных ресниц на своего друга.

— Ты прекрасно знаешь ответы на все эти вопросы, Джон.

— Верно, — кивнул тот. — Знаю.

Ренд ожидал продолжения, но Мюррей так ничего больше и не сказал. Тогда Ренд произнес с улыбкой:

— И ты ничего не хочешь мне посоветовать? Предупредить меня? Предостеречь?

Мюррей коротко рассмеялся.

— А какой смысл тебя предостерегать? — спросил он. — Мне отлично известно, что ты никогда в жизни не прислушивался ни к чьим советам, если только они не совпадали с твоим собственным мнением

— Ты не прав, и сам это знаешь. Я с большим вниманием прислушиваюсь к словам своих друзей. Правда, лишь в тех случаях, когда сам прошу у них совета.

— А сейчас ты просишь у меня совета?

— Нет.

— Вот я и молчу, — буркнул Мюррей и поджал губы.

За каминной решеткой рассыпалось на головешки пылающее бревно, и сноп искр, взметнувшись вверх, унесся в трубу. Под резкими порывами ветра дребезжали оконные стекла. Часы, стоявшие на каминной полке, пробили полночь. Молчание затягивалось.

Наконец Мюррей вновь заговорил.

— А ты виделся с той девушкой? Ну, мисс Рендал? — спросил он.

Ренд досадливо поморщился.

— Мне удалось перекинуться с ней лишь парой слов. Что я могу тебе сказать? По-моему, весьма заурядная девица.

— Похоже, ты разочарован? — вскинул брови Мюррей.

Ренд ухмыльнулся.

— Покажи мне такую женщину, которая не обманула бы надежд мужчины, — ответил он.

Мюррей рассмеялся и принялся вспоминать всех тех ветрениц и кокеток, которые в былые годы обманули их обоих; Ренд тоже развеселился, молодые люди стали добродушно подшучивать друг над другом, и вскоре уже оба пребывали в прекрасном расположении духа.

— Кстати, а что Дэвид? — вдруг спросил Мюррей. — Он был влюблен в ту девушку?

Ренд покачал головой.

— Дэвид всегда говорил, что нет, — задумчиво произнес он. — А зачем ему было лгать?

— Бедный Дэвид, — грустно вздохнул Мюррей. — Мне так жаль, что я не воспользовался случаем и не узнал его получше, когда он гостил у тебя в последний раз. Он показался мне тогда славным малым… Вот только не помню, ходил он когда-нибудь с нами на охоту или на рыбалку?

— Случалось… Но очень редко.

— Наверное, он почти все время проводил с мисс Рендал?

Тщательно обдумав свой ответ, Ренд проговорил:

— Думаю, да. У меня такое впечатление, что она упорно обращала его в свою веру.

— В свою веру? — недоуменно посмотрел на друга Мюррей. — Что ты имеешь в виду?

— Делала из него шотландца! — коротко бросил Ренд. Мюррей приподнял брови.

— И преуспела в этом? — осведомился он.

— Похоже, что да. Перед своим последним боем он говорил только о Шотландии. — Ренд позволил себе слегка улыбнуться. — Думаю, Дэвид пытался и меня обратить в свою новую веру.

Мюррей решил, что позже надо будет все это хорошенько обдумать. Но он уже и сейчас начал понимать, зачем его друг приехал в Шотландию. Казалось, Дэвид преуспел там, где сам Мюррей потерпел поражение. Значит, Ренда все-таки можно заставить посмотреть на Шотландию непредубежденным взглядом! В душе Мюррей осыпал проклятьями тех молодых хайлендцев, которые напали на карету Ренда. Эта дурацкая выходка поставила под угрозу все, чего удалось добиться Дэвиду. Неужели шутники думали, что его светлость, испугавшись, немедленно вернет арендаторам их фермы?! Мюррей вздохнул. Он-то знал: Ренд не терпит, когда его кто-то к чему-то принуждает.

Внезапно Мюррей заметил, что Ренд пристально смотрит на него. Тогда шотландец поднял свой бокал и произнес гэльский тост:

— Слейнте мхайт! Доброго здоровья тебе!

Выпив, молодые люди помолчали. Потом, доливая виски в бокалы, Ренд сказал:

— Кстати, Джон, я в долгу перед тобой за тот совет, который ты мне дал насчет Гленшила. Совет, который я у тебя действительно просил.

Казалось, Мюррей совершенно сбит с толку.

— Какой совет?

— Поступай, как подобает главе клана Рендалов, сказал ты мне. Именно так я и сделал. И это сработало. Гленшил нанес мне визит вчера утром.

— Правда? Старик в самом деле приезжал к тебе?! И что же?

— Ну, закадычными друзьями мы с ним не стали, но теперь по крайней мере разговариваем друг с другом.

— Это уже кое-что!

— Я тоже так думаю. В общем, наследственная вражда оказалась не такой уж непреодолимой штукой, как я полагал.

— Значит, теперь ты вхож в дом Гленшила и имеешь возможность видеть мисс Рендал?

— Совершенно верно, — кивнул Ренд.