Схватка Бессмертных Екатерина Шельм

Глава 10. Хорошие манеры

До Гуджана кляча дошагала к сумеркам. Это был приличный город, с честной крепостной стеной и не сонными мухами вместо стражей на воротах. Тут Рабахам были рады, встречали поклонами, перед ними расступались на дороге.

Строили тут из крупных известняковых блоков как и в той помойке где они вынужденно остановились накануне, белили белым, разрисовывали стены яркими рисунками. «Приносящими удачу и благосостояние» — тут же просветил его Жан.

Они пошли по городу, направляясь к центральным богатым районам у реки. Грязный пересохший к исходу лета ручеек, Эверетт рекой бы не назвал. Полноводные судоходные реки Галивара были совсем иные.

Тут процветала торговля и Жан с горящими глазами слез с повозки. Ретт уже привычный к неуемному любопытству алхимика ко всему на свете, спокойно оглядывался, пока Жан крутил колесики заводных шкатулок, раскрывал странные опахала и изумлялся тонкой работе гончаров.

Он купил три десятка стеклянных стаканчиков странной формы, заверив что нет лучшей тары для приготовления трехнедельного настоя жгучих незабудок.

— Они пьют из этого чай, Ретт, ты представляешь? Он настоял чтобы купил чайник, а он мне совершенно не нужен. Но я все же купил, чтобы не обижать его. Он подарил мне что-то. Интересно что это? Кажется какие-то сладости. Ты только посмотри на эту форму! Как я сам не додумался! Идеальная. Они могли бы сделать состояние продавая этих малышек алхимикам по всему континенту, а они пьют из этого чай! Поразительно.

Адар с тяжелым вздохом грузил покупки Жана в телегу.

— Нам никогда не довезти это до Галивара, — тихо сказал он Ретту.

— Быстрее позволить ему купить это, чем ругаться. — уже пройдя этот путь много раз заверил Ретт.

— А мы не стеснены в средствах? — опомнился Жан, присматриваясь к деревянному табурету в виде маленького слоника. Денег было достаточно, Ретта семья снабдила специальными дорожными чеками, не боящимися ни воды ни огня и выпускающимися специально для путешествий. Так же он захватил некоторое количество старых золотых галиварских марок, которые были в ходу всегда и везде. Жан, творческий гений, всегда окруженный помощниками, слугами и более прагматичными чем он друзьями, кажется взял с собой галиварские бумажные марки. Естественно они погибли при взрыве багажа первым делом.

— Немного, — горестно сказал Ретт. Он знал что это лучший способ воздействовать на совестливого Ла Росси.

— О, тогда я лучше… — и он поставил табурет обратно, печально проведя по нему рукой.

— Да купи ты этот чертов табурет и пошли уже. — Рабахи недовольно косились на алхимика и Ретта. Джая казалось может испепелить несчастного Жана гневным взглядом.

— Мне он нравится. — торжественно сказал Ла Росси и начал торговаться. Ретт изумленно смотрел как Жан довольно уверенно разговаривает на маркийском. И когда он только успевает это все учить?

Ретт поглядел на Рабахов, ожидая что скупердяйство друга вызовет у них новую волну презрения, но те напротив посмотрели на алхимика с уважением. Жан ударил по рукам и торжественно передал табурет Адару.

— Я начинаю получать от этого удовольствие, должен сказать.

— Почему просто не заплатить? — заворчал Ретт. Ему все эти маркийские пляски вокруг цены казались крохоборством. Он бы никогда не стал торговаться из-за сотни марок.

— Но ведь это естественный порядок вещей тут, Ретт. Тебе называют завышенную цену и если ты сразу соглашаешься то показываешь себя невежей и дураком. С глупым человеком вести дела никто не захочет, так ведь? Это такая традиция, нужно принимать как есть. И ты должен быть вежливым, если начнешь принижать товар то тебе откажут в сделке. Словом, это даже интересно, требует гибкости ума. Хотя мой маркийский пока слаб. Кажется это книжный? О, Творец и правда!

Ретт только вздохнул, а Ла Росси в своем шутовском наряде сверху маркийского князя а снизу галиварского аристократа уже скрылся внутри лавки.

К Ретту гневно подошла Джая Рабах.

— Мы должны двигаться. Солнце садится. Невежливо входить в дом после его захода. Это дурная примета, каждый знает. Если не хочешь ночевать на улице, угомони своего друга.

Ретт выслушав эту отповедь просто поднял руку и указал ей на дверь лавки: иди мол и угомони, раз такая умная.

Джая фыркнула и дернула дверь.

В книжной лавке было пыльно, темновато и безлюдно. Алхимик был единственным покупателем и продавец немало оживленный доставал ему что-то с верхней полки.

— Оригинал? Вы должно быть шутите, это же сокровище! — маркийский Жана Ла Росси был еще по-детскому робковатым, но от того звучал искренним и добрым. Джае совсем не нравилось ка кон говорит. Ей ничего не нравилось в этом мужчине. Да и может ли это зваться мужчиной?!

Бороды нет, ручонки как у девушки, никаких мышц, росточком едва на ладонь ее выше и волосы стрижет по-галиварски коротко, нет бы отпустить по плечи, как положено. Вон даже Шеферд и то носит хвостик. Ни амулетов, ни татуировок, ни оберегающих знаков на коже у алхимика не было и оттого он казался беззащитно голым, а одежда конечно же бедняцкая галиварская — ни одного стежка вышивки, ни камушка, ни жемчужины. Голытьба да и только эти галиварские графы.

Сейчас алхимик надел маркийский жилет, но это была бедная ткань и дурная вышивка. У рукодельницы видать пальцы толщиной с пальмовый ствол, раз она вышила так топорно. Джая могла бы сделать ему куда лучше. Одеть его как положено жене одевать мужа.

Она разозлилась на эту мысль так сильно, что резко повернула мужчину к себе.

— Ты задерживаешь нас! — тон ее был злым. Она и злилась на него. Ужас как! Смотреть и то было неприятно. Ну что это за мужчина! Разве это мужчина!?! Только поэтому она и смотрела на него всю дорогу. Просто он был… каким-то не таким. Уродцем из балагана. Вот и смотрела. Снова и снова смотрела. Другого объяснения собственному любопытству она не желала искать. Нет его и точка.

— Прости, почтененешная. — он с трудом выговорил слово, и прищурился. — Почтнанешня… Прости, это такое сложное слово в маркийском.

— Почтеннейшая. — пробурчала Джая. В отсутствии манер его было не обвинить. Он хоть пытался. Говорил на их языке, знал кой-какие обычаи и пытался их соблюдать. Эверетт Шеферд вот был таким как она представляла. Словно кожаный бесцеремонный армейский сапог. И куда такому идти по дороге из лепестков?

— Прости, поч-те-нней-шая, — проговорил он по слогам и Джая невольно улыбнулась его старанию. — Но я уже попросил этого доброго господина показать мне книги по алхимии, что у него есть и будет невежливым уйти.

Это была правда. Варварство зайти в лавку, потревожить хозяина и уйти даже не взглянув на товар, не потешив хозяина добрым словом о нем. Галиварцы так и делали. Словно торговец это скотина которую можно подоить и бросить. В Маркии же торговля была делом медленным основательным, взаимно приятным. И это недомужчина Жан Ла Росси (ну и имечко, язык сломаешь пока выговоришь!) это понимал. Джая прикусив губу отошла в сторону уже жалея о своей вспышке. Жалея что позволила себе к нему прикоснуться. Не должна она его трогать! Чужого незнакомого мужчину!

В Маркии говорили «у глаз нет пальцев» что означало «смотреть не возбраняется, а вот прикасаться — это дело совсем другое». Джая уже дважды коснулась этого Ла Росси. Сначала по варварскому галиварскому обычаю пожала ему руку сама не зная с чего, а теперь вот взяла за плечо.

Сгорая от злости и самобичевания Джая отошла в темный уголок. Выйти одной без алхимика значило расписаться в собственной никчемности перед Шефердом. Нет уж, она выйдет с ним вместе.

Торговец показал товар — какие-то свитки. Ла Росси выражал восторг. Цена была заоблачной. Хозяин принес гостю стул и подал чай, они принялись торговаться.

По всему выходило что свитки и правда редкие, да вот только в Гуджане явно был недостаток в ценителях подобных резкостей. Ла Росси был единственным приличным алхимиком на три дня пути вокруг. Торговец был заинтересован в сделке, алхимик тоже.

«Если он не собьет цену как минимум вдвое, то он просто дурак» — подумала Джая бродя между полками и книжными стеллажами. Ла Росси сбил цену на две трети от начальной и так расхвалил лавку, что торговец подарил ему в довесок набор для игры в ранты. Джая опустила глаза, чувствуя как что-то странно теплое растекается в груди. Довольство, даже гордость. Не дурак он этот Жан Ла Росси. Умный, бережливый, понимающий в обычаях страны, вежливый. Вот только его лицо.

Джае было больно смотреть на его уродство. Что-то случилось и мышцы подергивались и кривили его лицо в ухмылку. Не страшно, а скорее обидно. Что приключилось с ним? Как он получил столь странную болезнь? Или увечье? С виду, после того как раны от пуль заросли он вроде был здоров, но лицо…

— Я закончил, старшая дочь и за твое ожидание позволь мне купить тебе в дар любую книгу, которая тебе по сердцу. — Оттарабанил Жан Ла Росси, и Джая тонким женским чутьем поняла, что эту речь он репетировал пока торговался. Она не удержалась, пошла вдоль полок лукаво оглядываясь на него через плечо.

— Я не читаю книг, даритель ветра и песка, — отрезала она, намекая что он предложил ей подарок не по сердцу, а значит попал впросак. И все же она с любопытством смотрела на него, гадая сможет ли выкрутиться, сдастся ли? Сердце ее взволнованно, впервые с того для как она стерла рисунки с лица Фаруха, заколотилось в груди.

— Тогда позволь подарить тебе знак дружбы, что я получил от достопочтенного хозяина этих стен. — Жан Ла Росси протянул ей доску для игры, внутри которой звенели камушки и фигурки.

Тут отказаться было сложнее. Игра была распространенная, общеизвестная и сказать что она не играет в нее было откровенным враньем, но и найти причину для вежливого отказал было тяжело.

— Почтенный одарил тебя за приятную сделку. Если я заберу подарок, то как ты вспомнишь о нем и его товаре и доброте? Я не могу принять это. — Джая обошла стеллаж и подошла к Ла Росси. Они стояли напротив друг друга и сердце ее странно заколотилось. Знал ли он? Знал ли он что отказать три раза подряд значит оскорбить? Что сейчас он может попросить ее принять подарок и ей будет очень сложно отказать. Волнение охватило ее. Как давно она не волновалась так. Что он сделает? Сделает ли хоть что-то? Или сдастся вот здесь и сейчас.

— Я не умею играть в эту игру. — улыбнулся Жан Ла Росси. — Быть может ты могла бы принять ее и научить меня играть? Тогда подарок как и сделка будет в равной степени мой как и твой. Не будь здесь тебя, вряд ли хозяин отдал бы мне сокровище так дешево. Ты отвлекла его своей красотой.

Джая зарделась от удовольствия.

Улыбка Жана Ла Росси — нежная, мечтательная, та самая мужская одобрительная улыбка — друг застыла. Он чуть попятился, поняв что подошел к ней излишне близко.

— Так что?

Джая взяла из его рук футляр.

— Пусть будет так. Я научу тебя. — она не смела поднять на него глаз. Духи ветров, ее щеки пылали. Почему?! По-че-му?! Она не понимала отчего его комплимент, столь жалкий прямой и неизобретательный, не пролетел мимо ласточкой, как летели слова других мужчин, а впился в нее острым шипом пустынного кактуса. Иголки их были изогнутые и если впивались тянули за собой кожу медленно, выматывающе. Джая чувствовала себя как глупая бабочка, неосторожно подлетевшая к неприглядной и шершавой зеленой ветви да так и застрявшая на иголках.

— Благодарю тебя, Старшая дочь. — Жан нахмурился. Джая тоже. Они оба вдруг вспомнили что за дверью прохладной темной лавки стоит ее жених. Эверетт Шеферд. Тот, за кого она выйдет и этому нельзя противиться.

Джая прижала к себе футляр с игрой, словно его вот-вот собирались забрать.

— Я научу тебя. Даю слово. — жарко пообещала она. Жан сглотнул. Робко улыбнулся и отвел глаза. Не сжал ее руку, давая понять что готов бороться с ней вместе. Не сказал одними глазами что его сердце тоже бьется сильнее рядом с ней. Ни-че-го.

Джая резко развернулась и вышла вон, сгорая от злости и досады. Ну зачем она сказала это! Он просто нелепый человечишка, даже не волк! Да что на нее нашло?!

Она вышла и нос к носу столкнулась с Шефердом.

— Ну и? — низким голосом поинтересовался он. Грубиян и есть. Как будто он не знает ее имени!

Джая не удостоила болвана ответом. Даже словом уязвить не может, проклятый галиварский сапог! Такой же жесткий, здоровый и черный. Глаза Шеферда были темнее даже ее собственных. Он больше пугал ее, чем привлекал, а то, что в волчьем облике она ластилась к нему как течная кошка, вызывало в ней стыд и злость.

Джая всегда хотела сильного волка. Таким она мнила своего избранника. И вот он пришел и в волчьей шкуре она даже оценила его мощь, прониклась как волчица его властью. Но стоило стать человеком и она снова видела жесткий, грубый галиварский кожаный сапог. И Шеферд не собирался узнать ее страну и обычаи, завоевать ее. Он собрался взять ее раз уж навязали и сделать подобной себе. Галиварской графиней.

У Джаи от неясности будущего защемило в груди. Кем она должна стать чтобы быть такому как Шеферд достойной спутницей? Точно не самой собой.

В городе жила родня альфа-стаи. Когда-то лет восемьдесят назад младший брат нынешнего главы уехал сюда с женой и построил дом. Завел детей, они завели своих, так и вырос в Гуджане дом Рабах. Дом «младшей руки» как называли его сами маркийские волки.

Он был пристроен к скале и высился на целых десять этажей. Колоритные окошки с резными ставнями напоминали соты гигантского улья и Ретт был уверен что внутрь скалы уходят тайные ходы.

Джаю приветствовали по всем пышным обычаям. Женщины дома бросали ей под ноги лепестки цветов, мужчины осыпали какой-то местной крупой. Дети били в барабаны, слуги и все домочадцы, наряженные в самую богатую одежду, выстроились в саду за воротами. И было их на удивление Ретта очень много. Не сотня ли человек? Добрая половина клана Рабах.

— Ты сказал? — Ретт услышал, как Джая сквозь зубы шипит на Халида.

— Тебе должны оказать почести, Старшая дочь. Не ставь родню в неудобное положение. — так же тихо ответил Халид.

Ретт чувствовал себя непривычно оборванным и жалким. Обычно он на таких встречах стоял в наряде с иголочки, с серебряной булавкой в лацкане пиджака. В начищенных сапогах и своих путь не многочисленных, но военных орденах. Эверетт Шеферд умел представить графский титул и внешним видом и манерами и осанкой. Но не сегодня.

Понукая беззубую клячу, он втащил на территорию богатого дома жалкую повозку, бренчащую покупками Жана. Сапоги на два размера больше чем нужно слезали с голеней и складывались на щиколотках гармошкой, на волосах осела дорожная пыль, а одежда была средненькая и после дороги мокрая от пота и грязная от вездесущего желтого маркийского песка.

Осанка и грозный вид были все еще при Эверетте, только на них и оставалось уповать.

На ступеньках дома ждали старшие члены семьи. Мужчина с курчавой бородой возраста отца не меньше, женщина в богато украшенном платье из все той же обернутой ткани и множеством золотых украшений. Вокруг взволнованные дети, держащие подносы с водой с разноцветными порошками, юноши и девушки, готовые вежливо напоить путников. Вся семья.

— Как мило, правда? Я читал что это традиция. Вода и специи, то есть жизнь и радость. Так принято принимать гостей в Маркии. — Жан одернул свой жилет и расплылся в ужасной кривой улыбке.

— Лучше не улыбайся. — буркнул Ретт.

— О… Да, спасибо. — Жан погрустнел, мышцы стали дергаться меньше. Его увечье никогда не могло лишить его жизнелюбия.

Рабахи обменялись церемонными приветствиями и поклонами. Представили спутников. Теперь говорила Джая и все выглядело так, словно это она ведет отряд, а вовсе не Халид. Она распорядилась всем идти за служкой, попросила разместить почтенных гостей и ушла с Халидом и главой дома куда-то совещаться.

Ретт с наслаждением помылся и отдал слугам в стирку свою одежду. Адар и Жан разместились с ним рядом. Ретт, не будь это так, настоял бы чтобы они были вместе. Он все еще не доверял Рабахам, хоть и не хотел показывать это открыто. Но те все понимали и позволили им занять одни большие покои с несколькими спальнями.

Им принесли ужин и они поели, по маркийскому обычаю устроившись на коврах вокруг низкого столика. Пока Ретт выбирал из предложенных немногочисленных оставшихся при них нарядов наиболее приличный, пришел слуга и попросил его к хозяину дома. Адар бросил настороженный взгляд, Ретт жестом велел ему остаться здесь, торопливо оделся и ушел.

Дом был на диво богатым. Резные ставни на каждом окне, а окон этих видимо-невидимо. Шелковые занавеси, дорогие ковры. И всего этого пять этажей.

Ретт заметил, что выстроен этот дом по принципу личной крепости. При нужде можно было отступать ярус за ярусом, этаж за этажом. От кого это с такой осторожностью выстраивали этот дом? Ретт подумал, что ему вот-вот предстоит это узнать.

Он думал, что глава рода сидит наверху, в самом безопасном месте крепости, но Ретта напротив повели вниз на первый этаж. В кабинете главы дома над письменным столом висел бивень слона, инкрустированный золотом.

Мужчина, что встречал Джаю, поднялся Ретту навстречу. Он был одет в роскошный маркийский кафтан, расшитый драгоценными камнями, темная борода сверкала от масла, цепкие карие глаза ощупали Ретта, пытаясь определить кто перед ним.

Ретт кивнул, не стал подавать руки. Рукопожатие в Маркии было делом нелюбимым. Рабах кивнул в ответ.

— Меня зовут Ниран Рабах. Я младший брат достопочтенного Яша Рабаха, нашего альфы, да будут духи милостивы к нему.

— Я Эверетт Шеферд, второй сын альфы стаи.

— Второй? — мужчина улыбнулся. — Страшно представить какой силой обладает твой Старший брат. Халид сказал, ты выказал стойкость альфы в бою и Джая, наша госпожа Старшая дочь, это подтвердила.

Ретт пожал плечами.

— Мой старший брат впечатлит любого. — неопределенно сказал он, искренне не желая сейчас вдаваться в рассуждения на эту тему.

— Пройдемся, Второй сын северных волков, нам есть что обсудить.

Хозяин дома открыл резные двери, и они вышли в сад. Сумерки в Маркии падали как покрывало. Вот только что светило солнце, а вот уже и ночь. Так произошло и сегодня. Гуджан светился множеством огней. На сторожевых башнях теплились красные сигнальные огоньки для путников из пустыни. В саду Рабахов тек ручеек, что говорило о беспрецедентном богатстве, неважно естественный он был или искусственный. Вода в Маркии ценилась.

— Как вы оказались тут? Гуджан далеко от Буланьера, а здесь чуть не половина стаи. — задал Ретт вопрос, зная, что по раздражающей его традиции маркиец не станет сразу говорить о деле, ради которого послал за ним. Нет, сначала следовало поболтать о пустяках, порасшаркиваться о здоровье родни. Эти маркийские традиции Эверетта доводили до белого каления.

— Это история давно минувших дней, граф Шеферд. Грустная история двух братьев, один из которых был силен, но второй оказался еще сильнее.

— Это вы и ваш брат Яш Рабах?

— Все верно. — мужчина медленно пошел по садовой дорожке, Ретт шел рядом, вдыхая ароматы диковинных южных цветов и фруктов. Как же ему не хватало прохладного лесного и речного духа Рейны. Тут все пахло песком, жаждой, сладкими плодами и ягодами, и Ретту казалось что этот запах вот-вот заставит его волосы слипнуться, как если бы ему на голову лили сладкий сироп. Отвратительная страна! Все здесь ему не нравилось и вызывало неприязнь и непонимание. Вот Жан… тот да, был открыт, А Ретт нет. Может он и правда слишком черствый и ограниченный, но жара его бесила, еда казалась то непомерно безвкусной, то испорченной специями, а вино слишком сладким.

— Мы с моим братом были равно сильны. Мы сразились за титул альфы в свое время. Он победил. — сказал Ниран, вышагивая по дорожке. — Тогда я взял жену и уехал сюда. Это было восемьдесят лет тому назад. Теперь мой дом полон детей, внуков и правнуков. Любой мужчина счастлив, когда его род процветает.

Ретт молчал. Только угукать ему не хватало на эти прописные истины.

— Мой брат тоже родил детей. Семерых. Шесть сыновей подарила ему жена и одну дочь. Но все сыновья, мои племянники, погибли в схватках за чужие земли и чужие амбиции. Род Яша прервался.

— Но есть Джая. — Ретт сметливо понял к чему клонит этот старик.

— Девушка не альфа. Не стать ей над всеми Рабах, когда духи заберут с собой Яша на дорогу в вечность.

Они остановились и посмотрели друг на друга.

— И кто же встанет над всеми Рабах, если это случится?

— Я. - просто ответил Ниран.

Рабах сказал это без бахвальства или спеси, даже немного грустно. Ретт сдержал тяжелый вздох. Ну вот, политика, семейные дрязги. И он. Совершенно не приспособленный к этому делу. Если бы хотел быть интриганом, учился бы у матушки, но Ретт никогда этого не хотел. Не готовился к этому. Он ведь не думал. что однажды не кому-то там, а именно ему придется руководить стаей, ломать голову над тем как сохранить и приумножить ее величие, обеспечить безопасность. И робкие попытки деогенсы приобщить его к семейным советам он встречал в штыки. Алхимия была ему куда милее и интереснее, чем очередные разговоры кто и какие интриги плетет против Шефердов. Ретт чувствовал себя в стае одним из многих, да талантливым, сильным, но всего лишь одним волком в плотном ряду других волков, следующих за кем-то еще более сильным, умным, надежным. Сейчас это была мать и отец. А кто будет дальше? Он и… Тереза? Картина была смешной и пугающей.

Ретт даже в Маркию поехал, не узнав толком ничего ни про стаю Рабах, ни про свою невесту, а просто окрыленный идеей найти способ превратить Терезу в оборотницу и составить с ней пару. А теперь через какие-то несколько недель он стоит тут, в богатом саду богатого дома и где-то там зреет огромная сила, которая может обрушиться на его дом, на его стаю, его страну. Эверетт перед лицом такой опасности чувствовал себя словно щенок, с которого слетает его мягкий детский пушок, а за ним лезет жесткая толстая волчья шерсть. Не на кого было опереться и не у кого спросить совета. Он должен был быть не только сильным, но и умным, прямо здесь и сейчас не сглупить, вырвать для стаи лучшее, что можно, обезопасить всех Шефердов, что сейчас живут в Галиваре и в ус не дуют, какая над ними нависла опасность.

— Сыновья Яша мертвы. Некому взять ношу. Дочь выйдет замуж и уедет далеко в Галивар, а стая останется здесь. Со мной. — продолжал Ниран Рабах.

— Джая сильная волчица. — Ретт, играя дурачка, пожал плечами. Она действительно была сильной, но чтобы возглавить Рабахов, ей нужно было остаться здесь и взять себе альфа-волка. Править стаей вдвоем, как это полагается. А не уезжать за три недели пути в Галивар. Да и была ли в ней действительно та самая сила и стойкость, которая была в Аталанте Валис? Джая была еще такой юной.

— Она женщина. — сказал Ниран так, словно после этого аргумента спор продолжать не стоило. Ретт вспомнил свою мать и чуть не рассмеялся ему в лицо. Этот индюк просто не видел волчиц, которые управляли стаями. Но такая ли Джая? Умений и силы ей не занимать, но ведь альфа — это что-то гораздо большее, тонкое и куда более ценное. То, что не измеришь простой силой. Стержень, уверенность, лидерство. Есть это в Джае? Ретт не мог сказать ни да ни нет. Он еще не понял.

— И что же? Вы против нашей свадьбы?

— Что вы! — замахал руками хозяин дома. — Я за. Просто не хочу, чтобы столь сильная семья, как северные волки Шеферды имела зуб на мою стаю после того, как ей пообещают, быть может то, что не исполнят. Яш пообещает вам стаю Рабах. Но он не сможет ее дать.

— А вы сможете?

Мужчина улыбнулся.

— Я смогу. После смерти моего брата.

Ретт молчал. Ему что предлагают убить главу стаи?

— Яш Рабах, насколько я знаю, еще не собирается к праотцам.

— Никто не знает, когда путь подойдет к концу. Джая последнее его дитя. Случись с ней беда, союза с Шефердами не видать. — мужчина безмятежно посмотрел на Ретта и у того волоски на теле зашевелились.

Их тут всего тринадцать. Если сбросить со счетов Жана, то двенадцать. А Рабахов, подчиняющихся Нирану сотня. И это не самопальные волки Мильдара, которые еще путаются в собственных лапах и поджимают хвосты. Это настоящие оборотни стаи, у которых есть сильный лидер.

Ретт быстро соображал. Добрый дядюшка может нынче ночью убить Джаю, но ее отец, все еще признанный альфа стаи жестоко отомстит. Это станет концом стаи — истребят сами себя в бессмысленной битве. Еще можно убить ее женишка, претендующего на власть над стаей после свадьбы, но это натравит на Рабахов Шефердов, тоже не слишком радужная перспектива, учитывая, что князь Маркии стае Рабах уже не доверяет. А можно подбить женишка-недоумка убить главу стаи, после этого Джая сама расторгнет помолвку. Тогда убить ее и прибрать стаю к рукам станет делом техники. Дальше пойти на поклон к Мильдару, глядишь простит и примет, кто-то же должен ттренировать и возглавлять его волков-недоносков.

И Шеферды и другие стаи Галивара останутся без поддержки и против тысячи уже обученных волков.

Ретт почуял, что зря они приехали в Гуджан, ой зря. От того как он себя поведет, зависят жизни всех, кто вступил в этот дом сегодня. Ниран не остановится перед убийством, Ретт читал это в его глазах. Слишком долго он мирился с собственным вторым местом в стае, а Яш Рабах, болван, позволил ему забиться в этот угол, далеко от альфы и ослабил свое влияние. Раскол стаи еще никогда ничем хорошим не заканчивался.

Ретт должен был обезопасить себя, своих людей и Джаю Рабах, как залог того, что их стая будет на стороне Галивара и Шефердов.

«Чтобы мама сделала в такой ситуации? Чтобы сделал отец или Хел? И главное — что делать мне?» — думал Ретт почти отстранено. Он понимал, что нити их жизней натянулись и могут оборваться, прими он неверное решение.

Ретт чувствовал себя загнанным в ловушку. Откажись он, и, скорее всего, ночью последует нападение. На него или на Джаю не важно, им не отбиться. Согласись — и Ниран тут же донесет об этом Джае и рассорит их, а для этого много и не надо. Даже если Ретт сейчас отступит, пообещает ему золотые горы и сбежит, прихватив, Жана и Рабахов из свиты Джаи, их нагонят и перебьют в городе или за ним, в зависимости от того, как далеко они смогут уйти.

Мда, вот так ситуация. Столкновение было неизбежно и только одно могло помочь в этой ситуации. Смерть Нирана, главы этой части стаи. Обезглавить это змеиное гнездо и точка.

Но… убить хозяина дома? В котором тебя дали кров? Это было подло и Ретт бы никогда не стал, но… Что если он найдет завтра утром труп Джаи Рабах? Адара? Жана?

А если он не справится с Нираном быстро, подоспеет его охрана и Шеферда как врага и психопата в лучшем случае вышвырнут вон из страны. О союзе можно будет забыть.

— Что ж, посмотрим как здоровье главы. — сказал Ретт, приняв решение. — Если он уйдет на покой, я буду знать с кем мне предстоит вести дела.

Ниран улыбнулся.

— Разумное решение, граф. К чему лить кровь молодых, когда достанет крови старика.

— Точно. Но как же Джая? Кровь ее отца будет на моих руках.

— Отец не муж, она быстро забудет.

Ретт кивнул. Эх, жаль было последнего приличного жакета и сапог. А впрочем, если он не выиграет этот бой, горевать об этом не придется.

Ретт обернулся и бросился на Нирана.