Схватка Бессмертных Екатерина Шельм

Глава 18. Схватка Бессмертных

Обратно они возвращались медленнее. Джая хромала и поскуливала, не особо отдавая себе в этом отчета. Похоже на впервые получила пули и, наверное, чертовски неприятные. Почти целый залп. Они выйдут из тела через пару часов, но это время лучше быть в обороте. Они медленно трусили, придавленные поражением, зализывая друг другу раны шершавыми языками. Ретт тревожно оглядывался и принюхивался. Опасался преследования. Погони их маркийские волки и придется бежать изо всех сил, чтобы добраться до города, обернутся переодеться и вернуться к стае. Уничтожить запахи не удастся, оборотни отследят их по людским запахам на месте оборота, но предъявить ничего не смогут. Может быть они просто прогуливались перед сном на окраине. Требовать оборота для проверки не посмеют. То есть… в Галиваре бы не посмели, а тут Творец знает. Стая Рабах стремительно теряла свое влияние и военные вполне могли устроить им веселую ночку вплоть до драки насмерть.

Благо если их будет около сотни волков, а не жалкая горстка, скорее всего, на такую крупную заварушку не решатся. Нужно было спешить.

Ретт рыкнул, подгоняя Рабах. Джая оскалила на него зубы. В волчьей шкуре терпеть это неповиновение Ретту было в сотню раз сложнее, чем в людской. Когда он был человеком, он не любил Джаю, разражался ее присутствием, непокорностью его воле. Но это было слабым волчьим чувством, легкая иголка, которая колет кожу. Сейчас же, в обороте, ее оскал резал Ретта по живому. Резал его суть. Голова мутилась от ярости и желания ответить.

Он задрожал, стараясь сдерживаться. Он Шеферд. Шеферды умеют контролировать себя. Он Граф Эверетт Ричард Шеферд. Второй сын почтенного галиварского семейства, а не безмозглый дикий волк.

«Держи себя в руках, держи себя в руках»… — как заклинание твердил он про себя, пока бежал темной маркийской степью к огням города.

Вдруг он увидел, как в темноте заморгал фонарь. Кто-то подавал на заставу сигнал. Ретт внимательно посмотрел, но код ему был неизвестен. Он не понял, что сообщали.

Проклятье! Из города! Там кто-то из них!

Ретт рванул вперед и Рабахи тоже. Они понеслись изо всех сил. Джая была быстрее. Легкая быстроногая в беге она превосходила волка Ретта, тяжелого мощного, неудержимого в рывке, но куда менее расторопного на длинной дистанции.

Рабахи вырвались вперед и растворились в ночи. Ретт и Адар, тяжело дыша бежали следом.

Наконец показался дом, около которого они переодевались. Один из Рабах, которого оставили караулить одежду и смотреть не придет ли за ними по пятам беда, так и прохлаждался тут.

Ретт подбежал к веранде, на которой стояли его сапоги и обернулся.

— Что случилось?

Джая уже была завернута в свою привычную тряпку. Рядом был Халид и телохранительницы.

Ретт и Адар стали быстро торопливо одеваться.

— Ничего. Стая в безопасности, все было тихо.

— Проезжали разные люди, пара-тройка телег и один автомобиль. Я ничего не слышал, Джая-да. — пожал плечами оборотень.

— Хорошо. — сказала она и расслабилась. В предплечье на человеческой коже краснели следы от пуль, но девушка стояла прямо и не показывала боли.

«Лучше бы она скулила как побитая собака!» — мысленно оскалился Ретт. Невеста продолжала бесить его до пелены перед глазами.

Они пошли обратно в гостиницу молчаливые и подавленные. Ни сыворотки, ни информации. Их погнали как жалких щенков! Ретт кипел от ярости. Он не привык действовать безрассудно, но тут был вынужден. Это была не война, к которой он привык, где все было по большей части просто. Вот твои союзники, а вон твои враги. Иди и разорви им глотку.

Это Ретт умел. Обучился потом и кровью. Но быть одиночкой, без поддержки стаи верных людей? Черт возьми, эта наука была для него в новинку. Пробираться ночью и наедятся на хитрость и мастерство, это отчаянно напоминало ему вампирские штучки. Проклятые кровопийцы и интриганы так и проворачивали свои дела: скрытно, тонко, незаметно. Тут ударят, там напакостят. Партизанская война, одним словом. Ретт же привык к позиции сильных: стоять ровными рядами под бой барабанов и заливистое пенье трубы.

Он не мог не признать, что его волчьи привычки просты и бесхитростны, по сравнению с интригами вампирских семейств. Ретт был достаточно умен, чтобы осознавать и принимать собственную простоту. Он был оборотень, волк, наполовину зверь. Сила, инстинкты, нюх, слух, болезненные нерушимые стайные законы — вот была его стезя. Он не умел быть скользким угрем вроде этого лощеного красавчика Леонида Фетаро.

Ретт поморщился. И что он его вспомнил? Из-за Терезы, конечно же. Из-за горькой мысли, что как ни был Ретт силен, а змея утащила щенка из его логова. Он утащил Терезу, и Ретт при всей его проклятой волчьей гениальности ничего не смог поделать.

Ничего, второй раз эта скользкая тварь никогда не выиграет у него. Никогда!

Они подошли к гостинице. На пороге, заслоняя свет из холла стоял Ниран Рабах в богатой длинной маркийской одежде: светло-бежевый кафтан, подвязанный красным как кровь кушаком.

— Джая-да… — сказал он и умолк.

Джая встала как вкопанная. Грудь ее под тонкой тканью взволнованно заколыхалась.

— Что с ним?! — она бросилась к Нирану. — Где он?!

— Госпожа… он уехал.

— Уехал? Куда?!

— В столицу. Его пригласил с собой алхимик.

— О ком вы говорите? — насторожился Ретт и ужасное предчувствие сдавило ему живот. Он медленно потянул воздух, сосредотачивая волчий нюх.

Жан?.. Где он? Почему им не пахнет?

— Где он?! — зарычал Ретт в ярости.

— Уехал. — заблеял Ниран. Ретт ринулся к нему и схватил за грудки. Грубо встряхнул, так что у мужчины голова мотнулась.

— УЕХАЛ?! — зарычал Эверетт и человеческого в его голосе мало осталось.

Джая с рыком со всей силы толкнула его прочь от Нирана. Ретт не устоял, вышиб тонкие деревянные перила и полетел с крыльца в грязную темную канаву. Пыль защекотала ему ноздри и поскольку он все еще использовал волчий нюх, ему показалась, что эта проклятущая Маркия залезла ему в каждую пору тела. Он сгреб землю пальцами, и они непроизвольно трансформировались в острые волчьи когти. Он зарычал, едва сдерживая себя.

«Ты Шеферд… Шеферд… Эверетт Шеферд, граф галиварской…

«Сука толкнула меня в пыль как жалкого щенка! УБИТЬ! Разорвать ее на месте. Кро-ови!»

Руки дрожали, он еле сдерживал оборот, лязгая трансформировавшейся пастью и выгребая грязь из-под лап. Корчился, пытаясь остановиться, но как же хотелось поддаться и просто убить наглую суку!

«Шеферд… ты Шеферд, Ретт. Шеферды умеют себя контролировать. Шеферды не звери» — этот голос, звучащий в голове, странно похожий на материнский, кое-как позволил ему взять себя в руки.

Ретт привел тело в порядок, трансформировал лицо и руки в человеческие, но от усилия которого ему стоило не трансформироваться, его всего трясло.

Медленно встал, даже не пытаясь отряхнуть одежду. Адар возвышался над ним, стоя на краю канавы, куда его столкнула Джая. Он подал Ретту руку и в его рукопожатии была что-то особенное. Как и во взгляде. Он опасался, что Ретт не сдержится.

«Что бы тогда сделал, старик? Бросился защищать девчонку, толкнувшую твоего альфу в канаву?»

Лицо Адара было непроницаемо спокойно.

Ретт вырвал руку и вышел под свет фонаря, освещающего крыльцо гостиницы.

— Адар, — сказал он очень тихо. — Ты будешь моим секундантом. Джая Рабах, я тебя вызываю. Прямо сейчас.

Джая побледнела, но взгляда не отвела. Все Рабах, что толпились вокруг замерли как по команде. Джая не могла победить. Не могла, и все это понимали. Но и приказать своей стае навалиться на чужака, что бросил вызов, и задавить числом тоже не могла. Это недостойно альфы.

Джая медленно подняла подбородок, и в этот момент Ретт на мгновение увидел ее незамутненным волчьей ненавистью взглядом. Джая Рабах была сильной и гордой волчицей, которую загнали в угол.

«Почему мы… Почему мы такие? Почему» — заговорил в Ретте рациональный алхимик, та часть его, что всегда тянулась к Жану и логике. Почему мы сражаемся? Почему должен быть один альфа? Почему? Кто придумал эти идиотские правила? Почему я так ненавижу эту суку Джаю? Почему хочу разорвать ее на куски?»

— Ниран-дан, — сказала Джая низким твердым голосом. — Окажи мне честь посмотреть, как я оторву этой северной собаке голову.

Она медленно спустилась по ступеням. На босых ногах звякнули браслеты. Их Ретт тоже ненавидел. Стоило ей заговорить и приблизиться, и Ретт снова возненавидел в ней ВСЕ.

Он повернулся и пошел по улице. Устраивать битву оборотней посреди города на потеху толпе людей он не собирался. Адар пошел следом, Джая и Ниран на три шага позади. Молчаливые застывшие Рабах остались стоять на крыльце гостиницы, высовываться из окон и тревожно провожать глазами Джаю. Свою альфу. Единственную, которая у них была в данный момент.

«Остановись», — показал Адар языком жестов, так чтобы Рабахи сзади не увидели. Он повторил жест снова и снова. «Остановись! Остановись!»

«Не могу», — дрожащими руками показал Ретт. И это была чистая правда. Он не был способен стерпеть. Не мог! Как не мог бы не орать, если бы ему пилили руку. Как не мог не желать Терезу Доплер. Как не мог не дышать, не есть, не пить и не любить женщин.

Он. Не мог. Стерпеть.

«Все будет так, как должно. Ты не будешь подчиняться» — снова вспомнилась ему мать и Ретт закрыл глаза и покачнулся как пьяный. Почему ему выпало все это? Он… он может быть вовсе и не хотел управлять стаей и быть альфой, сходить с ума вот так, не уметь проглотить чужое превосходство и принять чужую волю, утереть проклятую кровь и забыть обиду.

Ретт помотал головой, его трясло, но как только Адар потянулся поддержать его, Эверетт тут же отпрянул.

— Я в порядке! — отрезал он, хотя в порядке себя не чувствовал. Волчья ярость захлестывала все его существо, и сейчас Ретт слабо осознавал, что собирается убить свою невесту. Убить на волчьей дуэли.

«Она сдастся. Должна сдаться. Ляжет на спину и заскулит. Тогда он пощадит ее. И все это закончиться наконец», — уверил себя Ретт.

Джая и Ниран сзади шли молча. Браслеты на ногах невесты слабо позвякивали. Ретт чуял ее, словно инстинкты уже обострились для боя. Джая не пахла страхом, сомнениями. Она пахла злостью, упрямством, горечью и безрассудством. Опасностью.

Альфой!

И это сводило Ретта с ума.

Они вышли на пустырь и разошлись в разные его концы. Адар хмуро посмотрел на Ретт, когда тот стал снимать одежду.

— Ретт, ты уверен в том, что делаешь? — сказал он негромко. Джая могла это подслушать, если бы использовала волчий слух, но она еще была не в обороте. Ниран Рабах тоже что-то ей говорил, но Ретт не слушал. Какая ему разница, что милый добрый дядюшка шепчет своей племяннице. Ему плевать!

Ретт посмотрел на Адара и тот стушевался. С кивком взял одежду и отошел.

Наблюдатели на волчьих дуэлях в основном были нужны, чтобы не допустить в схватку других волков, которые, не совладав с инстинктами, могли кинуться защищать родича и устроить свалку. Ретт несколько секунд стоял, чувствуя человеческой кожей легкий ночной ветерок. Покрываясь мурашками, ощущал эту свою оболочку так ярко: чувствительную, нежную, хрупкую.

Кожа по сравнению с волчьей шкурой чувствовалась в десятки раз острее. Каждое дуновение ветра, проскальзывающее по обнаженному телу запомнилось Ретту в этот миг.

Он посмотрел на Джаю. Она сняла свою привычную ткань и отдала дяде. Тот тревожно смотрел на девушку. Джая стояла обнаженная, так же как Ретт, только блестели браслеты на ногах да темнели рисунки на коже.

Ретт далекий в этот миг от всякого плотского желания поглядел на ее тело. Плотное, сочное, сладкое как та самая маркийская дыня как там ее? Жан бы подсказал… Тут Ретт вспомнил, что Жана нет, что его утащили Творец знает куда! Его лучшего друга эти проклятые Рабахи даже не удосужились защитить!

Злость вскипела в нем. В этот миг Джая стала виновна во всех его бедах. В том что он тут в проклятой жаркой и грязной Маркии, в том, что, он должен жениться на ней, хотя не хочет, в том, что Жан, его единственный настоящий друг предал его и покинул, пропал, похищен! Во всем была виновна только она! ОНА!

Ретт перекинулся в волчью шкуру и сразу стало легче. Все его терзания, страхи, сомнения все отступило. В обороте мысли становились проще, прямее, откровеннее. Более звериными и менее человеческими.

Тоска, вина, сомнения — все это было отброшено как неважная и ненужная людская чушь. А злость осталась и затопила его. Ретта обуяла дикая звериная ярость. Только она властвовала в его голове.

Он зарычал, скаля клыки. Джая обернулась. Вот и хорошо, потому что поиграть только с ее жалкой человеческой оболочкой Ретту было недостаточно.

Они рванули навстречу друг другу и сцепились посреди пустыря.

Рычание и клацанье зубов взорвали тихую маркийскую ночь.

Джая юркая и яростная вцепилась в его лапу. Ретту пришлось упасть набок, чтобы не выдернула, не сломала, но он был ученый, дрался в обороте столько раз… так много раз…

Зачем?..

Странная мысль мелькнула и пропала. Инстинкты хищника велели ему ждать, и он выждал. Как только волчица захотела перехватить его лапу, чтобы впиться зубами сильнее, Ретт вывернулся и вцепился ей в загривок.

Серо-рыжая шкура оттянулась, Джая неистово рычала и пыталась достать его, но он был тяжелее и крупнее. Ретт почуял кровь и возликовал.

СДОХНИ!

Зачем?!..

Она вертелась рядом, зубы клацали. Толкала его и пыталась сбить с ног. Ретт дернул головой вырывая кусок ее кожи и шерсти, но волчица даже не взвизгнула. Ей владело такое же бешенство и желание убить. Когда ничто не важно и даже отрубленная голова и та попытается укусить.

СДОХНИ!

Они катались и по пустырю, вырывая шерсть и клоки плоти друг у друга с боков. Ретт прокусил ей лапу, волчица взвизгнула, но не сдалась.

«Ложись на спину, ТВАРЬ! УБЬЮ!» — рычал он ей и любому зверю было это понятно. Волчица понимала. И все равно не ложилась.

Запах крови, боль от ран, ярость и злоба. Все это толкало за черту понимания о человеческом. Они стали зверями и никакие доводы разума уже не могли остановить схватку.

Она оторвала ему ухо, и Ретт зарычал от боли. ХВАТИТ!

— Ретт! Не надо!

Кто-то кричал. Люди какие-то. Что ему до них.

Он повалил ее и вцепился в горло. Стал сжимать челюсть, сильнее и сильнее вдавливая клыки в плоть. Нужно дойти до ощущения горячих жил и потом рвануть, вырывая все, заканчивая. Убивая.

Зачем?!..

Странная слишком сложная и совершенно ненужная мысль сверлила ему голову, отвлекала. Сейчас убьет эту тварь, посягнувшую на его право, и тогда подумает обо всяких сложных человечьих штуках. Не сейчас. Сейчас не время.

Сейчас самое время! Ты убиваешь любимую девушку лучшего друга!

Какую еще девушку? Тут была только волчица. Ретт неистово вцепился ей в шею, но она не заскулила, не замерла напугано. Она рычала, злобно, бесстрашно рычала, обещая ему смерть.

Он в последний раз рыкнул, предупреждая ее. Сдавайся! Скули!

Только рык и клацанье зубов в ответ.

Твой друг любит ее!

Нет у меня друзей!

Клыки вошли еще немного глубже в горло.

Только…

СТАЯ!

Он дернул головой и кровавый дождь из разорванной глотки брызнул на морду. Вот так! Победил. Доказал. Он сильнее…

И еще раз! А то рана может и зарасти. Он вцепился ей в горло еще глубже вонзая клыки.

Волчица билась под ним в агонии. Ретт увидел ее глаза. Расширившиеся, но все еще полные ярости. Но секунда текла за секундой и они успокаивались, закрывались, тухли.

Она умирала, и осознание победы и безопасности разом выхлестнуло из головы Ретта гнев. Он вздрогнул. Эт-то… Джая? Джая умирает под ним? Кровь из ее горла хлестала струей. Ретт услышал, что на него летит волк, но другой, свой, не дал вмешаться.

Свой. Из его стаи. А это чужачка. Мертвая чужачка и только.

Жан!..

Ретт с недовольством зарычал. Дернуть башкой, выдирая глотку и закончить наверняка! Но его тело само по себе менялось, а он не хотел снова быть безволосым мелким тараканом. Не желал снова думать, и чтобы все болело и ныло внутри. Не хотел быть человеком!

Ретт вывалился из волчьей ипостаси так мучительно как никогда раньше. Его трясло и мутило. Эверетт подполз к волчице и стал человеческими руками зажимать ей огромную рану.

— Все нормально! Нормально! Сейчас закроется! Она закроется! Не отключайся! — забормотал он. — Адар, мне нужны лекарства! Л-лекарства! — из глаз Ретта брызнули отчаянные слезы. — Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста!

Джая замерла, резко вздрогнула. Кровь из шеи перестала хлестать потоком и стала вытекать редкими, струйками.

— АДАР! — заорал Ретт. Все его ладони были в крови. Все кругом было в крови.

Джая Рабах дернулась еще раз и затихла.