Сиам Майами

Глава 20

Зигги знал, что летит к Твиду, как бабочка на свечу, однако внутреннее побуждение — он чувствовал, что это гордыня! — не давало ему остановиться. Он уже понимал, что нерешительный ответ Селесты вряд ли сможет ему помочь. Для Твида не существовало того, что не лежало в банковском сейфе. Теперь Зигги хотелось как можно быстрее покончить с этой встречей, так как он знал, что у него на руках нет козырей.

Он не рискнул лезть в автобус. Толкучка только усилила бы его пессимизм. Такси поблизости не оказалось, поэтому он отправился пешком. Ощущение собственной беспомощности при наличии такого богатого опыта было настоящей пыткой. Выходит, он так и не овладел ремеслом, которому посвятил жизнь! Если бы он продолжал заниматься стихосложением, то у него по крайней мере случались бы моменты глубокого личного удовлетворения. Он слепо шагал вперед, не различая встречных лиц, хотя кое-кто из прохожих оглядывался и смотрел ему вслед. Он не говорил сам с собой, но напряженное выражение его лица не могло остаться незамеченным.

Он вспомнил, как впервые повез сына на метро. Мальчик спросил, что написано на рекламных плакатах. Его заинтересовала надпись: «Чудесная, восхитительная, супербелая зубная паста!» Зигги ответил, что там написано, дескать, паста белая. Сын засмеялся. Отец был горд сыном. Между прочим, продолжал он; зубы чистит не паста, а щетка. Сына еще рано было посвящать в то, что люди, сочиняющие подобную ерунду, призванную его оболванивать, получают в три-четыре раза больше, чем учитель, который будет учить его грамоте. Хорошо, что дети не умеют читать между строк; потом становится уже поздно, и они незаметно погружаются в окружающую жизнь вместе со взрослыми.

Он все же окликнул такси и прибыл к конторе Твида на 15 минут раньше назначенного срока. Все окна здания, выходившие на Бродвей, были загорожены колоссальным рекламным панно.

— На четвертый, — сказал он лифтеру, который выглядел так, словно страдал несварением желудка.

— Вы — мистер Мотли?

— Он самый.

— Вас желает видеть диспетчер. Он отлучился на минутку за сигаретами.

— Я повидаю его на обратном пути.

— Я не могу вас поднять, пока вы с ним не поговорите.

Появился диспетчер, открывавший пачку.

— Мистер Мотли! — крикнул ему лифтер, и диспетчер подбежал, всем своим видом изображая почтительность. Мотли понял, что ему прибавила прыти хорошая взятка.

— Вас желает видеть мистер Додж. Он ждет в баре «Сарди».

Мотли пожал плечами и вышел. В том же здании располагался кинотеатр. Мотли думал о том, как это унизительно — выходить из здания в растрепанных чувствах и сталкиваться с безразличными субъектами, идущими в кино на утренний сеанс. Ему на глаза попался важный господин с атташе-кейсом, собиравшийся убить день в кинозале.

Зигги заторопился по бродвейскому тротуару, свернул налево и влетел в тесный бар «Сарди», стены которого были увешаны портретами знаменитостей. Додж сидел в дальнем углу. Стоило Мотли приблизиться, как Додж сказал тоном самоубийцы, увидевшего человека, еще проворнее, чем он сам, продевающего голову в петлю:

— Тебе нельзя сегодня к Твиду. Он сотрет тебя в порошок. — Покосившись на часы, он вознегодовал: — Зачем ты прешься к нему так рано?

Мотли тяжело опустился на соседний табурет и ничего не ответил. Он готов был признать, что на этот раз действительно выглядит взволнованным.

— Что случилось? — спросил он у Доджа еле слышно.

— Агенты театральных бенефисов собираются поднять тарифы на семь с половиной процентов.

— Твида не волнуют маневры этих дам. Он так зависит от них как от гарантированной аудитории, что готов принять любой прейскурант.

— Вдобавок у Гарланда провал на гастролях и провал на репетиции.

— Это с него как с гуся вода, — отмахнулся Мотли, хотя понимал, насколько это дурная новость.

— Неужели ты добровольно взойдешь на эшафот?

Мотли сполз с табурета.

— Пока.

— Валяй, прыгай с моста. — Додж усмехнулся, отчего сразу помолодел. — Наверное, скрываешь хорошие новости?

— Какие?

— Ты ведь был у Селесты.

Мотли кивнул.

— Раз ты так осведомлен, значит, для тебя не тайна, чем это кончилось.

— Она подписала?

— Почти. Она скажет Твиду, что колеблется.

— Колеблется? — Додж схватил Мотли за руку. — Сумасшествие! Как можно колебаться, когда ей предлагают стать звездой? — Додж бросил руку Мотли, потянулся за стаканом и опрокинул содержимое себе в рот. — Ты ей сказал, что между Сиам и твоим администратором ничего нет?

— Она знает, что есть.

— Почему твой парень оставил ее сегодня ночью?

— По сугубо личным причинам.

— Какие еще личные причины, если тебе они известны? — разъярился Додж.

— Они не для твоих ушей. — Мотли посмотрел на часы, по которым театралы проверяли, не пора ли бежать на пьесу или мюзикл, и засеменил прочь из бара.

— Зигги! — Додж не верил собственным глазам. — У тебя что, приступ негативизма? Зачем тебе нарываться на неприятности?

— Мне не нравится, когда встреча с Твидом нависает надо мной, как топор.

Додж последовал за ним на улицу.

— Зигги, ты не обладаешь монополией на неудачные дни. У меня выдаются целые неудачные недели! Случалось, что, побывав с утра в уборной, я пакостил себе весь предстоящий день. Но мне удавалось выстоять. Вот я и советую тебе: пережди шторм. Найди предлог, извинись и посети Твида завтра или послезавтра, когда у тебя пройдет приступ негативизма.

Зигги зашагал быстрее.

— Что меня убивает, так это то, что в нашем распоряжении настоящий талант, мы знаем, что это верняк, но все равно пресмыкаемся перед Твидом.

— Остынь, Зиг.

— Со мной ее ждет успех.

— Не то слово, Зиг, не то слово!

— Вот и оставь меня в покое. Я протолкну ее, протолкну любым способом. Для тебя она всего лишь тело, а для меня — вся жизнь.

Видя, что ему не остановить Зигги, Додж попросил:

— Сообщи мне счет матча.

Зигги кивнул в знак согласия. Стоило ему войти в здание и остановиться перед лифтом, как он понял, насколько прав Додж. Он отдавал себя на заклание, что было совсем не в его духе. Не в его духе? Селеста заставила его усомниться в самом себе. Ему не хотелось быть тем бесчувственным бизнесменом, каким ей казался. Однако он именно таким и был. В нем происходила внутренняя борьба. Он заметил, что непроизвольно трет лоб. Убрал руку в карман. Тогда другая рука принялась скрести в затылке. Он убрал в карман и ее.

Значит, у Твида проблемы с дамами-благотворительницами? Их ассоциация продавала в год на семь миллионов билетов, то есть десятую часть всего количества. Чего ради он потащится к нему в такой неблагоприятный момент? Он стал чесать нос. Дамочки могли скупить огромную часть зала или даже весь зал за месяц до премьеры. Они были могучим оружием в борьбе с критикой. Они были надежнее, чем деньги в банке. Они ссужали Твиду деньги, он, орудуя ими, как залогом, занимал еще, когда ни одна живая душа даже не была знакома с пьесой. Бенефисы помогали продюсеру и сводили с ума звезд. Благотворительные билеты стоили так дорого, что раскошелившаяся на них публика проявляла скупость на аплодисменты. Таллула Бенкхед говаривал, что аудиторию на бенефисе не растопить и газовой горелкой. Роджерс и Хаммерштейн сумели избежать бенефисов при первых показах «Саут Пасифик». Сиам придется привыкнуть к холодному приему, который будут оказывать слушатели-благотворители, иначе ей не добиться признания.

Перед дверью конторы Твида Мотли показалось, что он слышит крик своего первого ребенка, мучавшегося по ночам кошмарами. Он подбегал к колыбели и бесился от неспособности ему помочь.

Контора Твида была разделена фанерными и стальными перегородками на клетушки. В углу каждой клетушки восседал за столиком клерк мужского или женского пола, просчитывавший на арифмометре счета от гастролеров и аттракционов. В клетушках стояла тишина, иногда нарушаемая металлическим лязгом. Шум от арифмометров напоминал шум, поднятый стаей испуганных куликов, взлетевшей с земли. Он распространялся по конторе волнами, в середине был громче, по углам тише. Время от времени наступала полная тишина. В такие моменты в ноздри посетителю ударял сухой запах пыли, покрывавшей зашарканный дощатый пол.

Зигги прошелся по скрипучему полу с блестящими шляпками гвоздей и просунул голову в маленькое отверстие в обшитой жестью стене. Молодая девушка с профессионально напудренным личиком управляла коммутатором, а в промежутках печатала письма.

— Зигги Мотли, к вашему боссу.

— Вам назначено? — спросила секретарь, не поднимая головы.

— Спросите у него.

— Он говорит с другим городом. Следующий разговор с Биверли-Хиллз. Не желаете присесть?

Зигги сел на скамью, обтянутую потрескавшейся черной кожей. В трещинах виднелись оранжевая набивка и ржавые пружины. Больше в этой тесной приемной без окна сесть не на что. Здесь было голо, как в проходной фабричного склада, если не считать длинную полку над скамьей, грязный обогреватель у стены и стопки сценариев высотой в добрых три фута. Когда-то они радовали глаз пестротой обложек, теперь изрядно поблекли. В свое время их доставили к Твиду курьеры. Слой пыли на сценариях был пропорционален энтузиазму, с которым они создавались. Нижние успели побуреть от времени; чем выше лежал сценарий, тем светлее его страницы; в верхних папках они были девственно белы. Все папки пропылились, так как каждая успела побыть верхней. Многим была известна манера Твида держать эти сценарии на видном месте как доказательство его крайне низкого мнения о качестве текстов, присылаемых ему крупнейшими агентами Нью-Йорка, Биверли-Хиллз и Лондона.

Зигги стало любопытно, не узнает ли среди этих папок знакомые, но он быстро отвел глаза от пирамиды, усмотрев в этом тоскливом зрелище дурное предзнаменование. Впрочем, даже усевшись к сценариям спиной, он не мог о них забыть. Хорошо помнил, как лет десять тому назад тщеславно рылся в этой стопке. Ведь это были плоды напрасных трудов. В итоге он пал духом. Здесь не оказалось любительской чепухи. Авторы сценариев были виднейшими фигурами американского театра. В 20-х и 30-х годах имена, выведенные на нижних папках, гремели; теперь эти сценаристы ушли на покой, а то и в могилу. Некоторые были лауреатами Пулитцеровской премии. В середине пирамиды находились творения новичков, забытых после одной-двух пьес. Сверху собирали пыль молодые сценаристы, потерпевшие более или менее сокрушительное фиаско или добившиеся всего лишь похвал критиков, что не помешало кассовому провалу. Агенты утверждали, что тратят по несколько тысяч долларов в год, чтобы выцарапать сценарии обратно.

— Зигги, у вас страшная депрессия! — Низкий, вежливый голос Твида показался Мотли ударом грома. Твид застал его за раздумьями. Зигги меньше всего хотелось, чтобы их встреча началась таким образом. — Любуетесь кладбищем? — Твид подмигнул, и Зигги инстинктивно расценил его дружелюбие как зловещий признак. — Заходите.

Он повел Мотли мимо клетушек. Ярко освещен был только кабинет главного бухгалтера. Стены здесь свежевыкрашены, на полу лежал голубой ковер. Самой грязной была похожая на шкаф конура, где помещались двое агентов по связи с прессой. Мотли почувствовал, как они напряглись при приближении шефа.

Кабинет Твида был единственным помещением с дверью. Ему нравилось изящно распахивать и затворять ее, демонстрируя свое руководящее положение. Он вежливо предложил Мотли войти первым. Кабинетик маленький, чистенький, на полу — голубой коврик, такой же, как у бухгалтера, только меньше. Единственное окно распахнуто. Оно выходило на белую изнанку колоссального рекламного панно, нависающего над Бродвеем. Сюда долетал бродвейский шум, но панно ничего не позволяло рассмотреть, кроме собственного деревянного скелета.

— Рад, что эти сценарии огорчают вас не меньше, чем меня, — молвил Твид. — Сигару?

Зигги вынул из протянутой коробки толстую пятидесятицентовую отраву и сел. Зазвонил телефон. Твид сразу схватил трубку.

— Я же предупреждал: никаких звонков! Хорошо. — Он обернулся к Зигги. — Один разговор — и все. — Твид опять уставился на белую изнанку панно. — Ты сказал ему, чтобы он остановился именно в этом отеле, а не в другом? Хорошо. Он ставит второй акт так, как я велел? И получается ерунда, как я и думал? Ну, так сожри его. У него нет воображения. Нет, увольнять его я не желаю. Хочешь испортить мне репутацию? Сожри его! Сделай его жизнь невыносимой. Донимай его из-за каждого цента. Ставь под сомнение его вкус. Заставь его уволиться. Это тебе на десерт.

Твид повесил трубку, крутанулся в кресле и оказался лицом к лицу с Зигги.

— Я послал этого кретина режиссера работать с отличным сценарием, а он оставил от него рожки да ножки. Сначала я искал ему актрису, потом пришлось специально для нее переписывать сценарий. Я пригласил другого режиссера, лучше первого, но он предложил собственное прочтение. Десять дней гастролей — и отличная пьеса уничтожается самими специалистами!Никто толком не знает, в чем дело: тут исправили, там подлатали. А где в итоге купленный тобой сценарий?

Твид достал из ящика спичку и зажег ее о днище стола.

Мотли прикурил от зажигалки, наблюдая, как на глазах черты лица Твида становятся жестче. Твид был слишком разгневан, чтобы говорить, даже чтобы зажечь сигару. В конце концов спичка стала жечь ему пальцы. Твид был так зол, что не обратил внимания даже на это. Мотли волновался, но не из-за пальцев Твида, а из-за его состояния, представление о котором давала эта горящая спичка. Когда огонь лизнул кожу, Твид поплевал себе на большой и на указательный пальцы, перевернул спичку и умудрился зажечь сигару от изогнувшейся почерневшей загогулины. Одновременно он левой рукой достал из ящика контракт Сиам и бросил его на стол.

Зигги ждал, что Гарланд подаст ему контракт, но тот больше к нему не прикасался. Эта нарочитая неучтивость была оскорбительной. Она ставила целью сломить Зигги. Зигги не собирался изучать контракт, пока документ не подадут ему в руки. Он слегка пригнул голову и сжал зубы, чувствуя себя оплеванным. Теперь Твиду придется извиниться, иначе Мотли не пошевельнется. Однако вместо извинений Твид прибавил еще одно оскорбление, и Мотли понял, что ему некуда деваться.

— Обсуждению не подлежит, — заявил Твид, дуя на черную обгоревшую спичку. — Либо так, либо никак.

— Контракты всегда сначала обговаривают, а потом заключают! — агрессивно выпалил Мотли, стараясь все-таки не выдать голосом обиды. Он заранее готовился к худшему, однако не ожидал от Твида подобной черствости. Твид отказывал ему в праве вести переговоры! Теперь он понимал, почему Твид вызывает такой страх. Твид не боялся застигать партнера врасплох и ощипывать, как дохлую курицу.

— Это мое окончательное слово, — пояснил Твид, глядя на одиноко лежащий на столе контракт.

Мотли улыбнулся, воспринимая бумагу как живое существо. Контракт представлял собой несколько скрепленных листков с текстом на обеих сторонах. Контракт был необходим ему как воздух, однако Зигги медленно поднялся, так и не потянувшись за ним.

Твид не шелохнулся. Он был до омерзения спокоен.

— Вы даже не взглянете?

Мотли чувствовал, как сочится яд из уст Твида. Он пытался закрепить свое могущество. Мотли не собирался ему поддаваться. Нет, он не доставит ему такого удовольствия!

Твиду все же пришлось встать и самому взять со стола контракт.

— Приношу извинения за то, что не подал его вам. Прежде чем уйти, может, все-таки прочтете? — Он протянул контракт Зигги. — Полезно знать, от чего отказываешься.

Мотли был готов придушить Твида за его настырность, за его стремление ухватить свое даже в ситуации, когда с его властью отказываются мириться.

Твид сам открыл первую страницу контракта. Зигги не мог не увидеть предлагаемых ему процентов. Его глаза недоверчиво расширились.

— Вот мерзавец!

— Будут еще комплименты? — Твид улыбнулся своей кривой улыбкой.

Мотли схватил контракт и пробежал глазами еще пару страниц.

— В жизни не видел такого щедрого контракта. — Зигги не знал, ликовать ему или мучаться подозрениями. — Почему?

— Все дело в условиях, о которых я только что вам говорил. Мне нужна звезда, способная гарантировать сборы при самой отвратительной режиссуре и сценарии. Такие, как Сиам, мне по вкусу. Слушая ее, можно переполняться чувствами. — Твид протянул руку. — Ну, что скажете?

Мотли поспешно пожал ему руку, скрепляя договоренность.

— У вас сигара потухла, Зигги. — Твид обошел стол, чтобы зажечь спичку и поднести ее к сигаре Зигги. Тот пыхтел сигарой и ликовал. Наконец-то он добился своего! Он уже грезил наяву. Осуществлялась самая его светлая мечта. Он аккуратно сложил контракт, положил его в карман пиджака и похлопал себя по карману на счастье.

Твид проводил его к двери.

— Первое, что от вас требуется, это чтобы Сиам вернулась с гастролей такой же счастливой, какой она была вчера.

— Конечно! — машинально ответил Зигги.

— Никаких «конечно»! — Твид нахмурился, подчеркивая серьезность задачи. — Не должно случиться ничего, что вывело бы ее из равновесия.

Зигги почувствовал себя уже не таким счастливым. Душа стала уходить в пятки, короткая радость забылась. Знает ли Твид о давлении, которое захочет оказать на Сиам Додж, как только услышит о контракте?

— Пускай Додж удавится, — выдавил Мотли.

Этот ответ не показался убедительным даже ему самому. Теперь, когда у Сиам был контракт, Додж получал право спросить, желает ли она его лишиться.

На улице, переполненный радостью и одновременно ужасом, Зигги почувствовал, что Твид проявил не щедрость, а простую реалистичность. Он уже догадывался, что это было признаком колебаний. Чем дальше он отходил от конторы Твида, тем сильнее его настигала волна неуверенности. Твид колебался точно так же, как сам Зигги. Впервые в жизни он разглядел в Твиде человека. Зажмурившись, Мотли пожалел, что начинает видеть в партнере человека только тогда, когда тот проявляет слабость.