Распорядитель подбежал к двери трейлера и забарабанил в нее кулаком.
— Все по местам, пожалуйста.
Ему долго никто не отвечал. Потом раздался голос ассистентки:
— Сейчас!
Твид набрал в объемистые легкие побольше воздуху, чтобы не волноваться. Щелчок пальцами — и распорядитель подлетел к нему.
— Частную карету «скорой помощи» с кислородными подушками к стадиону!
— Да, сэр.
— И как можно быстрее!
— Да, сэр!
Дальше Зигги и Гарланд ждали молча. Зигги, которому было в высшей степени наплевать на свой вид, тем не менее постоянно подтягивал галстук; Гарланд комкал в ладонях носовой платок.
Дверь распахнулась, выпустив сначала маникюршу с инструментами. За ней по одному потянулись остальные: косметолог, мистер Текс, костюмерша, ассистентка. Все они столпились у двери, не произнося ни слова. На их лицах не отражалось никаких чувств.
Появление ассистентки Зигги сопроводил репликой:
— Это последняя.
Когда дверь трейлера медленно приоткрылась, молоденькая ассистентка не сдержала восклицания:
— Боже, она собирается выступать!
Весь закулисный персонал отвлекся от своих занятий, чтобы поглазеть на певицу.
Сиам была обряжена самым выигрышным для нее образом. Она стояла в двери, даже не держась за косяк, в коротком, значительно выше колен, шифоновом платье с открытыми плечами. Она зажимала пальцем одну ноздрю, чтобы не разрыдаться. За кулисы проникали сполохи яркого света, заливающего стадион.
Увидев, как хорошо она держится, Зигги и Гарланд перевели дух. Однако уже на первой ступеньке ей пришлось остановиться, чтобы не потерять равновесия. Ассистентка подала ей руку и помогла спуститься. Дальше она двинулась сама. Все ее усилия были сосредоточены на том, чтобы дойти до ближайшего выхода на сцену. Она смотрела прямо перед собой, словно все неприятности остались позади. Зигги и Гарланд старались не попадаться ей на глаза, чтобы не прогневить, иначе гнев отразится на ее голосе и не позволит петь. У нее уже не осталось времени на ненависть. Зигги очень хотелось напомнить ей об этом для ее же пользы, но он не посмел к ней подступиться.
Походка Сиам делалась тверже с каждым шагом. У самого выхода она остановилась и прижалась головой к стальной стенке трансформаторной будки.
— Скажите ей не прикасаться к силовому шкафу! — взмолился электрик, обращаясь к Зигги.
— Успокойтесь, — сказал ему Зигги, — если она не выйдет, то пусть лучше стадион погрузится в темноту.
Все вокруг ждали, затаив дыхание, что будет дальше.
Музыка стихла. Загремели аплодисменты. Группа юных вокалистов поспешно покинула сцену, пылая от творческого возбуждения. Увидев толпу, наблюдающую за Сиам, вокалисты влились в нее. Их лица приобрели почтительность, словно они стали свидетелями дорожного происшествия.
— Теперь ты, — шепотом сказал Зигги Сиам.
Она содрогнулась от внутреннего конфликта: ненависть к Зигги, подвергшему ее такому бесчеловечному обращению, и желание петь боролись в ней сейчас. Она всхлипнула и едва не ударилась лбом о стену, но вовремя подставила ладонь.
Твид расстегнул тесный воротник, весь взмокший. Пот заливал его лицо.
Сиам обреченно рыдала. Тем временем над переполненным стадионом разнесся уверенный голос:
— А теперь…
Твид стал безумно жестикулировать, желая привлечь внимание конферансье.
— Подождите, подождите! — заорал он, но конферансье не услышал его ора.
— Леди и джентльмены, новый голос, пронесшийся над землей! Сиам Майами!
Сиам услышала свое имя, встрепенулась, вытерла глаза обеими руками и шагнула к ослепительной арене. Выйдя на простор, на открытый воздух, она почувствовала, что сумеет совладать с собой. Лучшим лекарством стал взрыв аплодисментов, раздавшийся из темного провала впереди. Ей было приятно видеть над собой омытое дождем и очистившееся от туч вечернее небо. Заиграл оркестр. Сиам подошла к микрофону, с легкостью подхватила ритм, едва заметно вильнув бедрами, и запела. В ее голосе слышался сотрясающий ее шторм — все эмоции рвались наружу. Стадион завелся с пол-оборота. Ее раскованная и одновременно трогательная манера сразу была встречена аплодисментами. Слова песни Сиам были обращены не только к этой публике, но и ко всему миру.
Вступительный номер завершился восторженными овациями. Не сделав паузы, Сиам запела балладу, не обращая внимания на аплодисменты, которые тотчас почтительно стихли. Ее желание петь внушало слушателям трепет. Они хотели разделить с ней чувство, над которым не были властны. Ритм, в котором содрогалось тело певицы на сцене, стал общим ритмом, в котором жила ее аудитория.
Твида позвали в кассу, где требовалась его подпись под протоколом о выручке. Прежде чем ринуться к поджидающему его бронированному автомобилю, он восторженно похлопал Зигги по плечу.
Зигги наслаждался триумфом Сиам. Но со временем он стал замечать, что Сиам оставляют силы. Жизнелюбивый напор был настолько органичен для ее исполнения, что малейшее его ослабление сразу портило впечатление. Зигги заметил бы это раньше, но внутренняя борьба, охватившая ее перед выходом, позволила ей запеть в самой выигрышной манере. Страдания повлияли на ее голос, окрасив его яркими красками. Но когда настал черед фольклорного попурри, оказалось, что Сиам выдохлась. Пение звучало уже через силу. Дирижер заметно нервничал.
Зигги не выдержал:
— Сейчас она заплачет!
Твид прыжками вернулся за кулисы.
— Что-то не так?
Аплодисменты стихли.
— Она выдыхается, — сказал Зигги.
— Что же делать?
— Мы уже все сделали — мы не дали ей времени на отдых. — Зигги покачал головой. — Не знаю, как она дотянула даже до этого места.
Твид щелкнул пальцами и приказал подбежавшему распорядителю:
— Давайте сюда ребят из «скорой». Кислород, носилки!
Прислушиваясь к ее голосу, Зигги понуро сказал:
— Этим ее не проймешь.
Упадком духа трудности Сиам не ограничивались: ее то и дело заглушали гигантские самолеты, взлетающие над стадионом и устремляющиеся на север, подмигивая разноцветными лампочками на крыльях. Потом справа раздался железный скрежет. Он становился все громче: это мчался на Лонг-Айленд пригородный поезд.
— Не знаю, как она дотянет до финала. Финал — это кульминация концерта: публика должна повскакивать с мест.
Зигги отмел реплику Твида нетерпеливым жестом, не соизволив ответить.
Сиам делала все более длительные паузы между песнями, чтобы незаметно отдышаться. Ее лицо было залито потом. Энергия, уходившая на песни, была сродни энергии, требующейся альпинисту, штурмующему скалу. От изнеможения у нее обострились черты лица, запали щеки. Музыканты были на ее стороне: дирижер не давал команды начинать, ожидая знака от певицы.
Сиам находилась на последней стадии физического и морального истощения. Пение высасывало ее всю, до дна. Ее мутило от желания отомстить своим мучителям. Она наконец-то взобралась на вершину, чего ей всегда так хотелось, однако мучители не отпускали ее и там; даже аплодисменты не могли заставить их ослабить хватку. Помимо собственной воли Сиам все больше затягивало в адское пекло, откуда ей виделся единственный выход — отомстить ценой своей карьеры. Разум, однако, подсказывал, что следует раз и навсегда выработать в себе отвращение к самоубийственным порывам.
Ее переполняли страдания, и она не находила сил, чтобы насладиться своей победой. Она никому больше не доверяла и ни перед кем не желала отчитываться. Но эта твердость, вопреки ожиданиям, не придавала ей сил, а только усугубляла чувство одиночества. Пение — единственное, что помогало ей не ощущать на себе их поганых лап, — больше не годилось на роль чудодейственного лекарства. Хуже всего было то, что она чувствовала, как предает восторженных, аплодирующих ей слушателей, наливаясь мутной яростью.
За кулисами напряжение нарастало еще стремительнее, чем на сцене. Последней каплей стали носилки и кислородные подушки, приготовленные у самого выхода со сцены.
— Вот она и умолкла, — пробормотал Зигги, не веря собственным ушам.
— Выдохлась, — веско припечатал Твид.
— Сейчас, дайте ей отдышаться.
— Молчит, — злобствовал Твид.
Сиам с трудом пришла в себя. Аудитория благоговейно наблюдала за ее внутренней борьбой. Все эти люди предчувствовали, что концерт будет необычным. Этим и объяснялся аншлаг. Сиам обозначила взмахом руки сильную долю такта и запела.
Зигги нервно забегал по подмосткам. Внезапно перед ним предстал молодой билетер с сообщением о свежей выдумке очередного безбилетника:
— Там один утверждает, что он — менеджер Сиам Майами.
— Ее менеджер — я! — рявкнул Зигги, сгреб билетера за грудки, потряс и отшвырнул. — Нечего отвлекать меня на разных никчемных «зайцев».
— Он не «заяц», у него нормальный билет.
Зигги задрожал и закрыл глаза, точно от боли.
— Он такой?.. — Он спохватился, что не знает, как описать Барни.
— Он просил передать вам, что недавно вернулся с кладбища, где похоронены души славных парней.
Зигги не потребовалось иных примет.
— Гарланд, он вернулся! — Зигги недоверчиво вытер лоб. — Давайте его сюда!
Билетер убежал. В последний момент Зигги кинулся за ним. На сей раз у билетера пострадал воротник.
— Нет, ведите его прямиком в партер, в первый ряд по центру. Скажите ему, что мы держим ему место.
— На стадионе не осталось ни одного свободного места, — попробовал вразумить его билетер.
Зигги воспламенился новыми надеждами.
— Принесите ему раскладной стул.
— Получится возня, и мисс Майами заметит это.
— Этого я и хочу! — проревел сияющий Зигги.
Билетер побежал выполнять приказание, оглядываясь из опасения, что Зигги снова бросится за ним вдогонку.
На обратном пути Зигги столкнулся с Доджем.
— Извини, — безразлично бросил он. Зигги с нетерпением ждал счастливой перемены в Сиам. — Обрати внимание: сейчас Сиам еле живет, а уже через минуту взорвется, как фугас.
— Кажется, у меня прибавились еще два партнера, — без энтузиазма проговорил Твид.
Додж попытался вежливо привлечь внимание Зигги:
— Зигги!
— Шел бы ты домой, Стью. Ты расплатился с долгами. — Зигги сиял.
— Барни приехал сюда вместе с Селестой, — сказал Додж с нескрываемым злорадством. — Она привезла его в своей спортивной машине.
Зигги скрючило от предчувствия угрожающей Сиам катастрофы.
— Я только что послал его в первый ряд, чтобы Сиам увидела его… — Зигги отвернулся от ярко освещенной арены.
— Селеста, — серьезно сказал Додж, — станет краеугольным камнем его дела. Это будет огромная компания. Теперь Сиам у него в кармане. — Зигги отказывался слушать, но Додж продолжал: — Он вышибет нас из седла. Тебе ли не знать, как подвержены колебаниям наши клиенты! Он сделает с нами, что захочет. Когда наши клиенты поймут, что за лошадки уже жуют сено в его конюшне, у нас не останется шансов.
— Напрасно я сыграл с ним в открытую, — промямлил Зигги. — Не надо было открывать ему глаза на мир. Надо было представить ситуацию в том виде, в каком мне бы хотелось ее видеть. Вот она, плата за забвение идеалов.
— Ты сам дал ему в руки поводья, — язвительно сказал Додж. — Теперь он далеко ускачет. Он — живое воплощение твоих уроков.
Зигги негодующе посмотрел на Доджа.
— Как ты можешь игнорировать его грязные трюки?
Ответ прозвучал с таким напором, что Зигги усомнился, Додж ли перед ним.
— Наступил момент моей мести этой суке. Когда Сиам увидит его в партере, она станет петь, обращаясь к нему одному, раскрывая ему свое сердце. — Додж осклабился. — Благодаря тебе, Зигги, она раскроет сердце человеку, прекратившему существование. — Додж почтительно поклонился Зигги, отдавая должное его вкладу.
— Я его задержу! — крикнул Зигги, срываясь с места.
Твид и Додж схватили его за полы пиджака. Твид назидательно сказал:
— Хотите перечеркнуть ее успех? Если вы устроите свалку и она умолкнет…
— Я обязан испортить этому негодяю его подлую игру!
— Додж прав, — вразумлял Зигги Твид. — Теперь Барни многого стоит. Человек, добившийся таких результатов, достоин уважения. Давайте попытаемся обратить его дарование себе на пользу. Он нам нужен.
— Это вам он нужен. А я его придушу. — Зигги вырвался и помчался к калитке. Удерживать его было уже поздно. Вместо того чтобы кинуться со всех ног исправлять возможный ущерб, Твид и Додж спокойно наблюдали за Зигги, попятившимся назад, побледневшим, ошеломленным.
Перед ним возникла улыбающаяся Селеста, не предупрежденная о его ярости. Зигги, прежде с таким рвением осыпавший руку Селесты поцелуями, накинулся на нее, схватил за плечи и тряхнул.
— Как вы могли?!
Селеста не понимала, в чем состоит ее вина.
— Вы подписали с ним контракт?
— Да.
— Зигги, — раздался укоряющий голос Твида, — оставьте Селесту в покое.
Зигги уронил руки, признавая поражение.
— Я несколько недель подряд пыталась до него дозвониться, — оправдывалась потрясенная Селеста. — Я просила передать ему мои извинения за то, что тогда сбежала от него. Тогда мне не хватило закалки, чтобы понять степень его преданности.
— А потом он затащил вас в постель! — прорычал Зигги.
— Пока мне не выпало такого счастья. Я предупредила его о дне, когда заеду в его офис, и застала его там.
— А теперь, — продолжал Зигги с сарказмом, — он приехал сюда за Сиам?
— Да, если она захочет, чтобы он ее представлял. — Она никак не могла понять, чем вызвана его горечь.
— И после этого вы говорите, что все в порядке?
— Объясните мне мою ошибку.
— Молодое поколение лишено морали!
Она направилась к выходу на сцену; мужчины потянулись за ней. Селеста ожидала зрелища триумфа, но ее поразила выжидательная тишина.
— Что происходит? — спросила она у Зигги.
— Она готовится к кульминации. Вспомните, что произошло в кабаре в Джерси: там она заставила всех повскакать с мест.
— Что-то она задерживается, — забеспокоился Твид.
Сиам стояла, поджав губы, и интенсивно сопела носом, пытаясь восстановить дыхание.
— Никак не дает отмашку, — не выдержал Твид. — Не может, и все тут. Сделайте же что-нибудь! Что угодно, но подтолкните ее! — крикнул он Зигги.
Зигги на мгновение задумался. Его мохнатые горилльи лапы закрыли лицо. Потом он растолкал всех и, размахивая руками, завопил:
— Сиам, он здесь! Барни здесь!
Сиам отвернулась от аудитории, посмотрела на Зигги, но ничего не поняла. Она решила, что он приказывает ей петь.
— Вы делаете только хуже! — взвился Твид.
Сиам отвернулась от Зигги с намерением запеть, но в этот момент заметила в темном проходе партера знакомую фигуру. В лицо ударила горячая волна. Она не замечала, что плачет, пока от слез не затуманился взор. Внутри родилась новая сила, разорвавшая цепи горечи и насилия. Теперь, не испытывая больше страха, она чувствовала себя совсем беззащитной. Она не сумела отомстить, но благодаря этому обрела подлинную силу. Ее губы зашевелились, она произнесла про себя его имя, как бы напоминая себе о его существовании. Она была согласна на любое начало. Ее лицо озарила широкая, счастливая улыбка. Дирижер принял это за сигнал, и оркестр с воодушевлением заиграл музыку к финальной части выступления. Сиам запела о мужчине, которого не видела давным-давно; ей хочется, чтобы он поцеловал ее хотя бы разок, потом — чтобы поцелуй повторился, потом — чтобы он никогда не прерывался. Стадион услышал голос счастья.
Барни сразу понял, что искренний взгляд Сиам в любом случае, как он ни готовился, застал бы его врасплох. Его сердце ухало так громко, что он боялся переполошить соседей. Несколько минут назад билетер, пытавшийся всучить ему складной стул вместо нормального места, заработал гневную отповедь. Теперь он понимал, как наивно было надеяться, что ее искренний взгляд не настигнет его на любом, даже самом солидном расстоянии. Она оказалась права — он должен был ее увидеть. Наконец-то он снова повиновался только чувству, пусть и понимал рассудком все несовершенство мира, понимал, почему рушатся империи и загнивает общество.
Зигги повернулся к безмолвной Селесте, которая храбро пыталась выдавить улыбку.
— Она неподражаема, правда? — сказала она.
Зигги угадал в ее сострадательном выражении решимость женщины, осознавшей, что правда не на ее стороне. Он смиренно взял ее руку и поцеловал.
— Такое безумие не для вас.
Она чмокнула Зигги в щеку и зашагала прочь.
Зигги преклонялся перед силой ее характера. Его отвлек Барни — он появился в проходе, ведущем за кулисы.
Барни не захотел мешать своей счастливой физиономией триумфу Сиам. Зигги окликнул его:
— Рад снова тебя видеть, Барни.
Барни угодил ногой в какой-то чан и устроил звон. Его внимание привлекли носилки и кислородные подушки. Лавируя между ними, он удивленно спросил Зигги:
— Выходит, ты не надеялся, что у нее получится?
Зигги встретил его примирительной улыбкой, какой испокон веков встречали блудных сыновей столетние мудрецы.
— К своему стыду, я всякий раз убеждаюсь, что опыт не способен разгадать тайну, что скрывает невинность. Тоже своего рода слепота.
Барни был обезоружен столь радушной встречей и не нашелся, что ответить.
Шквал оваций заглушил слова. Аплодисменты разбегались по стадиону волнами, подхватываемые одним ярусом за другим. Сиам кланялась, распахивала объятия, посылала воздушные поцелуи; казалось, еще немного — и она воспарит над сценой. Медленно, шажок за шажком, она скрылась с глаз аплодирующих ей зрителей.
Зигги был вне себя.
— Наплевала на аплодисменты!
Однако и он восторженно взирал на широкую просеку, прорубленную в джунглях корысти и безумия любовью. Он восхищался Барни — и не потому, что тот не стал спасаться бегством, а потому, что вернулся на свою стезю на трезвую голову.Иную защиту от этого мира было бы смешно искать.
Сиам бросилась ему навстречу.
— Баааааарни! — взвизгнула она.
Барни изобразил улыбку, чтобы скрыть слезы, выступившие у него на глазах от этого ее безумного крика.
Сиам перепрыгнула через носилки и кислородные подушки и повисла на нем, обхватив за шею. Она тыкалась ему в лицо, целовала и одновременно поливала слезами.
Он тоже не сдержал слез и радовался тому, что она, прижавшись своей заплаканной щекой и намочив лицо, спасла его от позора.
Сиам хотела что-то сказать ему, но не сумела выдавить ни звука. Она поцеловала его, но и после этого у нее не нашлось сил на слова.
Все женщины за кулисами шмыгали носами и смущенно покашливали.
Сиам проглотила ком, подступающий к горлу, но он снова всплыл, как поплавок. Она прижалась лицом к его шее. Стадион продолжал аплодировать. Шум оваций заглушал любые слова.
Барни первым обрел дар речи. Его голос звучал хрипло:
— Я пришел просто взглянуть на тебя.
Она слепо обхватила его голову пылающими руками.
— Тебе больше не придется делать мне предложение, — с трудом прошептала она, осыпая его поцелуями. — Я говорю «да», вечное «да». Как только ты захочешь на мне жениться… — Слова захлебнулись в слезах.
— Сиам, — окликнул ее Зигги, — придется тебе ответить на аплодисменты, иначе они разнесут стадион.
Сиам еще крепче прильнула к Барни.
— Иди, — сказал он ей.
Она прижалась к нему всем телом.
— Какой из тебя менеджер? — не выдержал Зигги. — Ты не умеешь ее заставить.
Негодование Зигги только усилилось, когда Барни, обернувшись, продемонстрировал ему свою блаженную, беспечную физиономию.
Зигги и подоспевший ему на подмогу Твид стали отдирать от него Сиам. Твид тянул ее за пояс, Зигги — за ноги.
— Нельзя не отвечать на аплодисменты! — вразумлял ее Зигги.
— Лучше оставьте ее в покое, — посоветовал им Барни.
Они послушались и беспомощно опустили руки.
Сиам по собственной воле вышла к публике, которая, увидев ее, дружно вскочила, продолжая отбивать ладони.
— Мне нравятся счастливые завершения, — сказал Зигги, глядя на ярко освещенную Сиам, покидающую сцену. — Счастливый конец дарит мне чувство, будто я ни одного мгновения в жизни не прожил зря.