Сказания Фелидии. Воины павшего феникса

Эпизод I

Аборн замер, когда, вместе с ветром, по улицам пронеслись вести о прибытии первых отрядов воинов. Прищурившись, как раздумывающий хитрец, он вглядывался в незваных гостей и с неудержимым любопытством наблюдал, как быстро и уверенно те разбивают лагерь на близлежащих холмах.

Озадаченные горожане, позабыв о ежедневных заботах, устремлялись к пока еще не запертым воротам и нескромно, но издали, опасаясь приближаться, пялили глаза в невозмутимых воинов. Однако, Аборну не позволили долго наслаждаться подобной радостью. Когда число воинов утроилось, и они взяли столицу в плотное кольцо, городу уже стало не до любопытства. Люди начали бояться. Ответов никто на давал: стражи города, опасаясь паники, держали язык за зубами и призывали к спокойствию, Совет заперся в своем дворце и воздерживался от объяснений.

А, между тем, разлад между его членами обострялся ежечасно. К Аборну прибывали все новые и новые войска, и вдруг, как будто по договоренности, в город хлынул поток беженцев. Это были люди, которым когда-то не нашлось места в разросшейся столице, те, кто в поисках лучшей жизни был готов поселиться под стенами Аборна, надеясь, когда-нибудь, на его милость. Простые мастера, скотоводы, ремесленники, уже подзабывшие, какого это — держать в руках оружие, они оказались беззащитными перед сотнями, дело которых было воевать. Еще не зная, кто их враг, но осознавая, что первыми примут сокрушительный удар, они оставляли свои скромные, убогие домишки, собирали пожитки и на скрипучих телегах, с узелками и котомками, таща за руку ничего не понимающих детей, просили приюта за мощными кажущимися несокрушимыми стенами.

Аборн принимал всех, кто не нес угрозы. Ворота оставались открытыми целыми сутками, однако возле них всегда дежурили стражи города, пытливо допрашивающих и обыскивающих каждого, кто хотел проникнуть в город. И предупреждали, что обратно пути не будет. Войти мог почти любой, выйти же никто не имел права. Таков был приказ Талания и ни у воинов, ни у жителей города, ни у правителей не возникало возражений.

Беженцев размещали прямо под открытым небом. На торговой, больше не оправдывающей своего названия, и дворцовой площадях рядами встали треугольные палатки, легли покрывала и тюфяки, прижались друг к другу повозки. Рядом топтались понурые лошади, устало поглядывающие по сторонам и, среди камня улиц, мечтающие о зеленых полях. Люди ютились как могли среди всеобщей настороженности и страха. В отличие от горожан, беженцам было уже не так страшно, им казалось, что самое ужасное — прямая угроза, уже позади.

Дни менялись, число воинов росло, и Совет уже понимал, что молчать, скрывать правду нельзя…

Ноги остервенело болели, возмущаясь, что им так давно не давали покоя. Коэл терпел. Он стоял у окна своей комнаты во дворце и смотрел вдаль, поверх стен Аборна, туда, где холмы почернели от осаждавших Аборн войск. Верил ли он в благоприятный исход? Нет, к сожалению, хотя очень хотелось. Он никогда не любил войн, мечтал о мире, покое для всякого фелидийца. Будь он Временным Главой, пожалуй, он отдал бы власть Маниусу. Что поделать, если это единственный возможный выход, чтобы избежать кровавой резни. Может, его бы осудили и прокляли, может, даже Боги прогневились бы на Коэла, но, главное, не пострадали бы невинные. Это ли не главное. Но Кайзал другой. Он не привык сдаваться.

То, что Коэл видел сейчас, шанса на перемирие не оставляло. Перед дворцом снова гудела человеческая толпа. В последнее время это явление уже стало привычным. На этот раз люди пришли, чтобы знать правду. И они имели на это право. Люди всегда стремятся к счастью, а это — понятие составное. И одна и этих составляющих — спокойствие. Только о каком спокойствии может идти речь, когда меньше чем в километре от города стоят войска, от которых не известно чего ожидать… Неизвестность губит счастье.

Аборнцы, притесняя беженцев на площади, стояли перед главным входом во дворец и ждали, шумели и требовали. Стражи находились в стороне и наблюдали — вмешиваться они не имели права, это было мирное собрание. К народу обещал выйти сам Кайзал. Решение, что речь будет произносить Временный Глава, было принято заранее, когда стало очевидно, что народ неведения больше терпеть не будет.

Однако, правда могла спугнуть многих. Потому что она была неутешительна. Аборнцы пока не знали, но Совет уже давно нервно ворочался на раскаленных иголках, обещая вот-вот свалиться. Гонцы возвращались с губительными вестями — военные либо вступали на стороне Маниуса, либо предпочитали не вмешиваться. Гнева Маниуса они боялись больше обвинения в предательстве. Те, в чьей верности советники никогда не сомневались, теперь воротили носы, преклоняясь перед реформатором. Они отдавали приказы тем, кто не смел ослушаться, собирали армию, прекрасно зная, что никто не придет на помощь Совету. У Аборна осталась только две надежды — защитники города и люди.

Глядя на толпу советник думал, что скажет им Кайзал. Как он преподнесет Аборну очевидное? От его слов Временного Главы зависело очень многое, если не все.

И вот Кайзал появился. В торжественном одеянии он выступил из темной арки входа, медленно и величаво, как настоящий правитель. Толпа приглушила крики, уставилась на Кайзала. Выжидала. Стражники насторожились.

Кайзал заговорил неспешно. Затяжные паузы между твердыми словами сделали его речь более чувственной. Толпа безмолвствовала.

— Аборнцы, судьбе было угодно сложиться так, что ваш город — оплот власти, земное пристанище Богов, оказался окружен неприятелем. Когда я говорю: «Неприятель» — я имею в виду не воинов чуждого нам Лиамата, не южные племена и не кочевников Запада. К собственному ужасу, я говорю вам, аборнцы, что наш нынешний враг выращен Фелидией. Он был выкормлен ею, поставлен на ноги. Фелидия дала ему все, что есть у него, а теперь, бессовестно забыв про это, он объявил ей войну. И зная, что сердце нашей Родины — это Аборн, вознамерился нанести коварный удар прямо сюда. Вы прекрасно знаете имя этого предателя. Они жил рядом с вами, он сидел во дворце и правил наравне со мной и другими Членами Совета. Он входил в наше число, и мы верили, не подозревая, насколько он прогнил изнутри. Я говорю о Маниусе. Его преступлениям нет предела. Очевидно, предатель давно вынашивал свои богопротивные планы, хитростью и подлостью он переманил на свою сторону тех, кто некогда клялся защищать Совет и его народ. Жадность поглотила их сердца. Алчность поразила разум. В их руках сила и оружие. Они окружили Аборн и думают запугать вас. Но они и понятия не имеют, кому осмелились бросить вызов! Как преданно служит вам Совет. Мы, мы все, до единого постоим за избранную самими Богами власть.

Это наши, фелидийские воины! Они так же преданы своей стране и Великим Законам, как и мы. Приказ пригнал их под стены Фелидии, но я уверен, никто из них не поднимет оружия на своих соотечественников. Помните об этом, аборнцы и ничего не бойтесь. Наберитесь сил, мужества и терпения пережить это страшное время, храните верность Великим законам и Совету. Вы — надежда Фелидии и, я уверен, вы справитесь со всеми трудностями и испытаниями, что нависнут над нами. Аборнцы, я такой же человек, такой же горожанин, как и вы. И я знаю, чего они хотят. Повода, чтобы напасть. Оправдания своим преступным действиям! Не позволяйте им подобного!. Пусть вся грязь предательства останется на их руках. Пусть они смотрят в наши спокойные и решительные лица и чувствуют укоры совести. Мы победим стойкостью и перед новым Советом Семерых, лишенном мерзавцев и лжецов, будем судить предателей!

Коэл закрыл глаза, отвернулся от окна и взволнованно шумно вздохнул. За его спиной, через окно ворвался оглушающий вой воодушевленной, оголтелой толпы. Они приветствовали Кайзала и его слова. Т

Но Коэл не хотел радоваться. Разбухшие, отекшие ноги вконец отказывались стоять, стали тяжелыми, будто обвязанными цепями. Их кололи сотни иголок одновременно и кромсали кривые лезвия. Советник еле-еле, покачиваясь, добрался до кресла, упал в него и облегченно вздохнул.

Нет, он не радовался. Преданность людей Совету могла привести к непоправимому. А он, Коэл, был слишком болен, чтобы найти в себе силы для любой борьбы, даже для словестной. Его век истекал и все, что теперь было нужно — это покой.

Зачем он нужен Совету? Старый, немощный толстяк, к мнению которого уже никто не прислушивается. Вся сила в руках молодых — Таарона, Кайзала, Шародая, они и решают, как поступать. Только мирных решений в их суждениях не сыщешь. Они бросят всю страну, если понадобится, в жерло кровавой войны. А люди пойдут. Потому что добровольно стали марионетками.

Коэл чувствовал, как усталость перекачивает в дрему и как ему становится не до чего, лишь бы боль оставила ноги. Если он теперь никому не нужен, зачем и ему беспокоиться о чьей-то судьбе. Даже если речь заходит обо всей Фелидии. Он отслужил, теперь пришло иное время. Так пусть с ним разбираются другие. А он хочет просто, не мешая никому, не беспокоясь более, уснуть. И видеть сны, в которых он снова будет молод, а его слово что-то еще значить.