Сказания Фелидии. Воины павшего феникса

Эпизод VII

Эльда вскрикнула, согнулась, ухватившись за живот. По дому разнеслось ее сдавленное мычание.

В ту секунду Азее показалось, что земля вокруг провалилась, что стоит она на самой кромке бездны, размахивая руками, как неловкий птенец крыльями, ловя равновесие. В голову ударил жар талого воска, сердце, напротив, обледенело. На секунды, потому что на большее Азея не имела права.

Она сорвалась с места и подскочила к Эльде, слабо соображая, не контролируя ни действия, ни мысли.

— Эльда, Эльда, что с тобой? — затараторила Азея, дрожа сильнее, чем ее несчастная подруга.

Эльда не могла разогнуться, клонилась все ниже и ниже, вцепившись скрюченными пальцами в свой круглый живот. Когда Азея оказалась рядом подняла голову и взглянула на подругу, хотела сказать, но в этот миг накатила очередная волна резкой боли. Сквозь зубы, чтобы только снова не закричать, она выдавила одно только слово:

— Началось.

Голос растворил смятение Азеи. Она мысленно ругнула себя за недогадливость, поднырнула под руку Эльды, подставляя для поддержки плечо.

— Кричи, Эльда, не молчи, так легче будет, — пробормотала Азея, уводя роженицу в спальню.

— Знаю, — воспользовавшись паузой между порывами боли, прошептала Эльда, — уже проходили, верно?

Азея пропустила мимо ушей. Стараясь не обращать внимания на приступы страха, она уложила Эльду, собираясь с мыслями. Что делать? Куда бежать? А вдруг Эльда умрет? Азея хваталась то за один, то за другой, а рядом, через короткие паузы, стонала Эльда.

— Давай же, — прошептала Азея сама себе, закрыла глаза, пытаясь успокоиться, — не суетись. Вспоминай…

Сказать легко. Сделать сложнее. Под леденящие кровь стоны Эльды не припоминалось ничего, чему учил Адрис. Да еще и с улицы без спросу влетали неуместные сейчас звуки собирающейся толпы.

Сегодня был день гнева. Сегодня Аборн собирался сказать свое крепкое слово пришедшим войскам. Улицы кипели народным возмущением. Негодование достигло критической отметки и ринулось вперед густой, всепоглощающей массой.

С самого раннего утро жители города слонялись из одного конца города в другой. Не щадя голосовых связок они прославляли Совет, гнобили и поносили Маниуса, призывали всех-всех, кто только может стоять на ногах и думать головой, подняться и бороться против врагов. С каждой минутой народу становилось все больше, к шествию присоединялись женщины, дети, дряхлеющие, но бесконечно упрямые старики. Толпы заполонили собой даже маленькие переулки, живые ручейки сливались в одно гигантское, неукротимое течение, устремленное к воротам Аборна.

Это всеобщее помешательство не просто пугало, но и угрожало тех, кто не хотел в нем принимать участие. Высунуть нос на улицу было страшно — могли затоптать, а узнав, что ты не собираешься поддерживать Аборн, избить, как трусов и изменников. Азея понимала это потому и собиралась просидеть с Эльдой дома, пока толпа не покинет город.

Но младенец решил иначе. Азея застыла возле мучающейся в схватках Эльды, вцепившись в растрепавшиеся волосы, будто это могло помочь ей собрать разбегающиеся мысли.

Нужно было бежать за Адрисом. Немедленно, пока она еще могла себе позволить оставить без присмотра рожающую женщину. Бежать со всех ног, и приволочь сюда лекаря, во что бы то ни стало.

— Эльда, ты потерпи, я быстро, — затараторила она возбужденно. — Я за Адрисом и обратно. Ты держись, ладно?

— Иди, — промычала Эльда, — бывало и похуже. Иди.

Азея набросила на Эльду покрывало и спешно выскочила за дверь. И вдруг опомнилась. Перепуганный Гаспер сидел на стуле, подтянув ноги к груди и обхватив их руками. Стеклянные камешки глаз смотрели на дверь, за которой мучилась его мать. Дрожал, закусив нижнюю губу.

— Гаспер! — воскликнула Азея и бросилась к нему.

Схватила, не рассчитав силы, за плечики, сжала. Сама едва ли что соображала.

— Слушай меня, Гаспер, слушай меня внимательно. С мамой все будет хорошо. Я тебе обещаю. Я сейчас пойду за Адрисом и скоро вернусь. Ты слышишь меня? Кивни, что слышишь? Вот так. Ты сиди здесь, на вот этом вот стуле и жди меня. Хорошо? Ничего не бойся. На улицу не выходи. Ты понял?

Он только безудержно кивал. Слезы стояли в глазах, но не капали. Мальчик изо всех сил старался хранить мужество, но многое ли можно требовать с ребенка?

Азея нервно улыбнулась и, считая, что это поможет приободрить его, взбила уложенные волосы мальчишки. Тут же выпрямилась и побежала вон из дома, знакомой дорогой, к Адрису.

Только быстро не получалось. Путь лежал, как нарочно, против движения людской толпы. Ей приходилось толкаться, увиливать, вжиматься в стены, задыхаться во взбитой уличной пыли. Азею не замечали, безразлично толкали, не вслушивались в ее просьбы посторониться или хотя бы потесниться. В густом человеческом потоке Азея была лишь незначительной песчинкой, которая от чего-то вздумала идти супротив всех. Возле дворцовой площади пришлось сначала пробиваться, затем и вовсе обходить людское столпотворение, теряя дорогие минуты. Но Азея не замечала этого. Эльда ждала…

Азея не могла позволить ей страдать. Больше никогда и ни за что, даже если небо будет падать, а Боги уничтожать людской род. Азее казалось, что если кто-нибудь осмелится встать на ее пути, она просто убьет этого смельчака.

Адриса, на счастье, она успела застать дома. Влетела, остановилась на пороге и заорала, не следя за чувствами:

— Адрис!

Он вышел из соседней комнаты, удрученный, тусклый, как дождливое осеннее утро. Удивился, но губы безразлично промолвили:

— Азея? Что вы здесь делаете?

— А как вы думаете, что я здесь делаю? — воскликнула Азея, дрожа. — Эльда рожает! Нужно торопиться!

— Рожает? — Адрис был непривычно заторможен и равнодушен. — Как не вовремя.

Он отягощено вздохнул, настораживая Азею. Она вдруг заметила в его руках вещевой мешок и пучок засушенных трав. Словно лекарь куда-то собирался, но куда? В это- то время?

— Адрис? — озадаченно спросила Азея и подошла ближе. — Адрис, что это значит? Вы не слышите меня? Эльда рожает! Надо спешить.

— Мне жаль, — только промолвил он.

— Жаль? Адрис, — глаза Азеи округлились, а сердце защемило, — духи вас раздери, я ничего не понимаю.

— Азея, — он собрался с духом и ответил так спокойно, как только смог, — я не могу пойти с вами.

— Не можете? Адрис, что вы такое говорите?

Азея бросилась к нему, схватила за локти, потому что не дотянулась до плеч, встряхнула.

— Она же может умереть!

— Азея успокойтесь, — жестко оборвал Адрис, освободившись из ее рук, но сам стиснул плечи женщины и склонился, чтобы заглянуть точно ей в глаза.

— Азея, вы должны справиться сами. Вы ведь помните, чему я вас учил.

— Помню, но…

— Я ухожу, Азея. И только поэтому не могу помочь Эльде. Я ухожу вместе с защитниками города…

— Куда? Адрис, да вам жить надоело?! Останьтесь здесь. Вы нужны Эльде! Вы мне нужны!

Азея оцепенела. В какую-то минуту руки Адриса сжали ее еще крепче, но не больно, а серые глаза оказались на опасно близком расстоянии. Настолько, что Азея не видела ничего, кроме них.

— Нужен? — уточнил он теплее и горько усмехнулся. — Как обидно слышать это именно сейчас.

— Адрис, пожалуйста. Вы же… вы же единственный, на кого я могу надеяться. Пожалуйста, услышьте вы меня!

— Я вас слышу, — вдруг зашептал он, — Азея, верьте мне. Если бы не то, что творится в городе, я бы даже уговаривать себя не заставил. Я бы пошел, я бы побежал туда, куда вы позвали. Азея… Но я не могу, именно сейчас, именно теперь, просто не могу. Я должен уйти вместе со всеми этими людьми, потому что там я нужнее. Там будет что-то страшное, и я как врач должен помогать. Азея, мне, правда, очень жаль. Вы понимаете… Боги, почему все сложилось именно так?

— Что… так? — вот и все, что могла произнести ошарашенная Азея.

Она вдруг увидела перед собой не хорошо знакомого, доброго Адриса, лекаря с которым она столько раз спорила и смеялась, а другого человека — отчаянного влюбленного мужчину.

— Почему я говорю вам это сейчас? Я могу не вернуться, и, поэтому, хочу, чтобы вы знали… Вы не только самая красивая, вы — самая смелая, упорная, сильная, решительная. Для вас нет ничего невозможного. Главное не бойтесь, никогда и ничего. Азея, знали бы вы, как сильно я завидую вашему мужу. Как же ему повезло, что его любит такая женщина. Слушайте, я бы отдал все, что есть у меня, лишь бы видеть вас, быть рядом, чувствовать вашу любовь. Я бы сражался за ваше сердце, если бы был хоть один шанс. Но оно не мое и отбирать его я не собираюсь. Я просто люблю вас, Азея. И хочу, чтобы вы знали это.

Его возбужденное дыхание сорвалось. Перед глазами Азеи поплыло, в голове все окончательно все заволок туман. Она, наверное, упала, если бы не сильные руки Адриса, которые удержали. На грани безумия Азея увидела, как неотвратимо близки и серьезны его глаза. А потом губы обжег поцелуй. Крепкий, жадный, глубокий до головокружения. Азея не отвечала, но Адриса это не заботило. Он целовал ее в первый, а, может, и в последний раз, потому все что бередило его душу, вложил в поцелуй. Горечь безответности и все свое обожание. Без остатка. От поцелуя заскакало бешено сердце, зачесалось под грудиной, почему-то захотелось зарычать, вцепиться в Азею крепче, не отпускать ни за что. Отдаться страсти, забыв про все и всех. Но вспышка разума рассекла губительный порыв. Избавляясь от соблазнов, Адрис оттолкнул от себя желанную женщину, отвернулся от нее, порывисто шагнул к двери.

И все же обернулся напоследок. Азея, так и не опомнившись от поцелуя, стояла посреди комнаты, провожая его бессмысленным, отрешенным взглядом. Адрис знал, что это сейчас пройдет, Азея придет в себя и сможет сделать все, что только потребуется. Если только он не будет ей мешать.

— Азея, — сказал он напоследок, — самое большое мое счастье в жизни, что я встретил вас. Прощайте. И да помогут вам Боги.

И быстро, не запирая дверей, зашагал прочь, присоединяясь к защитникам города. Уходил, зная, что никогда не забудет ни этой женщины, ни их прощального поцелуя. Даже на грани жизни и смерти.

Как Азея вернулась домой, она не помнила. Ватные ноги сами, по привычке, донесли до ставшего родным порога. Она перебрала ступнями ступени крыльца, зашла в комнату. И тут же почувствовала, как кто-то маленький, обхватил ее колени. Карлик? Какой карлик в этом доме? Скорее ребенок. Гаспер!

— Азея, — теперь уже плакал мальчик, пряча лицо в складках женского платья, — Азея, мама… Она умирает!

Умирает… Слова вяло царапали смыслом.

— Она не умирает, Гаспер, — с трудом заговорила Азея, — это не смерть.

И вдруг проснулась. Резко, стремительно, вздрогнула, как после ночного кошмара. Адрис сказал, что ей по силам все, что угодно, а у нее не было причин ему не верить.

Азея присела и так строго взглянула на Гаспера, что мальчик всхлипнул и перестал плакать:

— Значит так, — распорядилась она, — доктор не придет, потому помогать твоей маме будем вместе. Мне нужна твоя поддержка, понимаешь меня? Принеси мне воды, чистую простыню и поспеши. Мы справимся, Гаспер. Только сделай все так скоро, как сможешь.

Мальчик, дрожа, опять закивал. Азея поднялась, замотала в узел волосы на затылке и, собравшись с духом, направилась к Эльде.

Похоже, сбывались самые худшие опасения Адриса. Эльда находилось на грани между обмороком и сознанием. Глаза женщины были полу-прикрыты, сухие губы оставались приоткрытыми. Азея смочила их, стараясь предупредить глубокие кровавые трещины. И поняла, что этим не ограничится…

Стонала и кричала Эльда, не переставая. Ребенок стремился выбраться из надоевшего ему чрева, но у матери не оказалось достаточно сил, чтобы ему помочь. Несчастная металась и путалась на промокших простынях не в состоянии терпеть муки. В краткие секунды прозрения, когда Эльда хоть что-то понимала, она шептала, умоляюще, слабо сжимая запястье Азеи: «Позаботься о моих детях. Не оставляй их». И снова начинала бредить. Настойчиво звала Аллера, умоляла его приехать….

Азее все то время, что она провела возле ложа Эльды, больше всего хотелось разрыдаться, убежать, зарыться в подушки, чтобы ничего не видеть и не слышать. Но стояла: меняла пеленки, прогоняла прохладной водой жар, поила мелкими глотками и вспоминала все, чему ее успел обучить Адрис.

Часы тянулись, как еловая смола. Казалось, конца не будет крикам, и бреду роженицы, а Азея уже не чувствовала ни усталости, ни раздражения. Ей чудилось, что вся жизнь прошла возле этой кровати. Что не будет ничего, кроме этой сумрачной комнаты, рожающей Эльды, Гаспера, что сидел, зажавши ушки, в углу комнаты, не смея даже пискнуть. И будто всю жизнь Азея только и занималась тем, что принимала роды.

А потом вдруг свершилось. Азея даже не запомнила как. Эльда вздрогнула, напряглась, закричала неожиданно громко, страшно. Азея подставила руки, потянула, подхватила, обернула пеленкой, перевязала, обрезала, а потом, неожиданно для себя поняла, что держит на руках ребенка. Живого, голосящего во все горло, чтобы показать: «Вот он я, ну посмотрите же на меня. Я родился!»

— Кто это? — прошелестел рядом слабый задыхающийся шепот Эльды. — Скажи мне Азея…

— Мальчик, — ответила Азея, не слыша и не ощущая собственных слов.

— Рид, его…имя.

И Эльда лишилась чувств. Почувствовав, что самое страшное осталось позади, робко приблизился Гаспер. Склонился над малышом и заглянул в его сморщенное, красное, перекошенное от плача лицо и, не получив ответа на никому, кроме него не известные вопросы, поднял недоумевающие глазенки на Азею.

— Все хорошо, Гаспер, — неловко улыбнулась Азея, — все закончилось. Это твой братик.

И поняла, что больше терпеть не может. Что теперь — то можно. Слезы незамедлительно рванулись вон, Азея прикрыла лицо рукавом и разрыдалась. Тихо, выдавая себя лишь редкими вздохами, всхлипами и трясущимися плечами.

В маленькой комнате, окутанные сумраком плакали взрослая женщина и младенец… А совсем рядом погибали люди…