Сказания Фелидии. Воины павшего феникса

Эпизод VI

С холодной задумчивостью смотрел Адрис на людей, толкущихся возле дома напротив. Любимое дело теперь не занимало лекаря: перетирая очередное соцветие, руки его работали бездумно — мысли вертелись, подобно мельничным жерновам, но возле другого. Что, о Боги, происходит в его родном городе?

За новостями Адрис следил внимательно и усердно, многое получал от своих посетителей, которые были не против поговорить о чем-нибудь, помимо болезней. И который день возле его дома раздавались пугающие своей настойчивостью призывы к восстанию. Не против Совета, наоборот, неизвестные звали подняться против узурпаторов и тиранов, что стоят за стенами. И люди отзывались. Как муравьи во время беды они забывали про все свои обыденные дела, собирались в кучи, ночевали на улицах, обложившись факелами, и неустанно хвалили Совет и поливали бранью Маниуса и его соратников. Уже не однократно в двери Адриса стучали неизвестные и пламенно уговаривали присоединиться к сторонникам Истинной Веры, как они себя окрестили.

Адрис не отказывался, но и не принимал подобных предложений. Не знал, какая из сторон ближе к самому главному, по его мнению — к человеколюбию. Он понимал, что должен примкнуть либо к одним, либо к другим. Но как выбрать, если ты равно осуждаешь обе стороны. Весы не качались, чаши застыли друг напротив друга, но с решением медлить было нельзя. Играть в двуликого Адрис не мог — его больная совесть не пережила бы клейма перебезчика. Сказать, что ему все равно, кто будет у власти, лишь бы не страдали люди — значит либо подписать себе смертный приговор, либо жить презираемым теми, кто зовется патриотами.

На улице какой-то высокий мужчина в соломенной шляпе и кожаных, по колено, сапогах, крикнул: «Умрем за Аборн!». Досада кольнула сердце Адриса. Досада на самого себя, что он оказался настолько слаб, что не смог принять решение.

Стиснув зубы, он отставил в сторону свое лекарство, схватил и набросил на плечи плащ, вышел на улицу. Шум и гам окатил его — напротив находилась одна из точек собрания защитников Истиной Веры. На неширокой мощеной площадке сбились в плотное кольцо серые от вечерней тени человеческие фигуры. Около двадцати, как показалось, на глаз, Адрису. Люди о чем-то яростно спорили, кричали, среди них сразу выделялся лидер — кажется тот самый здоровяк в соломенной шляпе, что нарушил спокойные размышления Адриса. Глядя на них, лекарь нахмурился, поплотнее закутался в плащ, чтобы остаться неузнанным. Иначе не миновать было очередной охапки горячих призывов.

Не получилось, едва Адрис сделал попытку проскользнуть, как его обнаружили. Двое мужчин сорвались с места, перегородили Адрису дорогу, не грубо, но демонстрируя, что пройти не сможешь, не выслушав их предложений. Нового в их речах не было, кроме одного — выступление против войск планировалось на грядущее утро. Да и «против» было не совсем точным определением. Собравшиеся защитники Аборна делились на две группы: первая — та, что поменьше, оставалась за стенами Аборна, как резерв. Другая же, вооружившись только лозунгами и верой в себя, должна была двинуться навстречу войскам. Разрешение на это шествие было уже получено у самого члена Совета Семерых Шародая и одобрено Главой Стражей Города. Хотя, по слухам, Таланий согласился не сразу, но противостоять непреклонной воле патриотов не мог. Шествие преследовало только одну цель — напомнить воинам о том, кому они служат.

Мужчины говорили так уверенно и самонадеянно, что Адрису стало страшно за этих отчаянных безумцев. Но пытаться их переубедить, он даже не попытался. Достаточно было беглого взгляда на разгоряченные лица, чтобы понять, насколько это бессмысленно.

Когда запас слов агитаторов иссяк, Адрис благодарственно кивнул и, со словами: «Я подумаю», протиснулся между мужчинами, чтобы продолжить свой путь. Только много он не прошел, остановился как вкопанный, понимая, что теперь ему на самом деле, страшно.

Адрис увидел Териза. Мальченка бежал прямо на него, размахивая кривой и узловатой, как старческий палец, палкой, к верхнему концу которой была накрепко привязана грязно-красная тряпка. Это можно было бы посчитать простой детской забавой, игрой, если бы Териз в столь поздний для детских шалостей час не направлялся, к тем людям, от которых спешил скрыться Адрис.

— Эй, — окликнул он мальчика и схватил его, ничего не замечающего за плечо, — ты куда направился, малец.

Брови Териза недовольно и оскорбленно сомкнулись в тупой уголок, он гневно вскинул на великана Адриса глаза и бесстрашно ответил:

— Где ты тут видишь мальца, дядя?

— Перед собой, — строго добавил Адрис, не разжимая руки, чтобы мальчик не вывернулся, — что ты тут делаешь? Тебе дома надо быть.

— Дома? — рассмеялся Териз. — Дома только трусихи сидят, такие времена… Я буду защищать вместе с остальными свой город.

— Где твои родители? — перебил Адрис. — Они в курсе твоих грандиозных планах?

— Родители? Что мне родители, дядя? Я в состоянии сам решать, где и с кем мне быть. И еще, — он по-деловому оглядел весь рост Адриса, — отпустите вы меня, а то закричу.

Адрис пораженно разжал руку, а мальчик независимо повел плечами и задрал подбородок.

— Ты хоть что-нибудь понимаешь? — спросил лекарь, совладав со ступором. — Ты понимаешь, куда ты собрался?

Териз только ухмыльнулся, развернулся, зашагал прочь от Адриса. Люди, что собрались на площадке, улыбались ему, приветственно махали руками, зазывая к себе, затем одобрительно теребили по голове, хлопали по плечам, как своего.

Адрис зажмурился. Увиденное показалось кошмаром. Не размыкая век, он сделал несколько больших шагов в сторону, спеша оставить это место, а затем припустился к дому того, кто мог и всегда помогал. К учителю, к Баратору.

— Бред, бред, бред, — шептал он в такт своих шагов, — ладно, вы… но ребенок… И его туда же … Да еще поощряют…

Баратор был не один. Когда Адрис без стука или иного предупреждения, ворвался в дом учителя, тот сидел в своем любимом кресле за круглым столиком, на котором выпускали в воздух витиеватый пар две чашки ароматного, травяного пара. Перед Баратором сидела женщина, которую Адрис меньше всего ожидал увидеть в этом месте.

Лаира расположилась в кресле свободно, будто была не в гостях, а у себя дома. В прямом, светлом платье, с покрывалом на распущенных светлых, но уже с серебристой проседью, волосах, изящно забросив ногу на ногу, ничем не смущаясь своей вольности. На губах ее застыла еле заметная насмешка, которая стала только ярче, когда она обернулась к изумленному Адрису.

— Баратор, — потек ее негромкий голос, — погляди, какое чудо. В одном месте, в одно время собрались сразу трое лучших лекарей Аборна.

— Так уж, лучших? — с иронией уточнил Баратор. — Проходи, Адрис, присаживайся.

Адрис несколько секунд сомневался. То, что непримиримые соперники в лечебном деле, сидели за одним столом и распивали чай, ему не верилось. Слишком невозможно, но глаза его не обманывали. Совладав с собой, он все же присел, ожидая сам не зная чего.

— Адрис, — промолвила Лаира, — ну, что же вас привело? Быть может, тоже самое, что и меня?

— Я не знаю, о чем вы беседовали до моего появления, — пробормотал Адрис, — я хотел спросить у учителя совета.

— Конечно, мой дорогой, — искренне обрадовался старик, — ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь. Расскажи нам, Лаира, что уж точно умеет, так это хранить тайны.

Лаира чуть не рассмеялась.

— Ты всегда был учтив, Баратор. И внимателен… к тем, кто тебе платит. Адрис, постой, не говори, ты, наверное, пришел спросить, что будет делать твой любезный учитель, когда город падет?

— Не совсем, — мрачно отозвался Адрис.

Участвовать в этой язвительной баталии, особенно сейчас, когда ему необходимо было найти решение, Адрис совсем не хотел, но уходить было неприлично.

— Досадно, не выйдет из меня прорицательницы.

— Как и лекаря, — между прочим, мило подметил Баратор.

— Ну-ну, не надо меня обижать, — отозвалась Лаира, сделав большой глоток чая, — лекарь я не хуже, чем ты, только, в отличие от некоторых, помогаю всем, а не только тем, у кого звенит в карманах. И чай, у тебя Баратор, не вкусный. Ромашку не пробовал добавлять, нет? Попробуй, это еще и полезно.

— Я знаю. Можете, уважаемая Лаира, не уточнять. Мои знания отнюдь не так скудны, как вы предполагаете.

— Возможно, я не вовремя, — вмешался Адрис, но, едва он попытался встать, грубый удар и стук палки Баратора об пол заставил его сесть обратно.

— Ты не можешь быть не вовремя, Адрис, мы с Лаирой пытались выяснить, кто из нас где окажется, когда Аборну понадобятся лекари. Кто останется в городе, кто уйдет…

— Ну, и кто что говорит? — пробормотал Адрис не без интереса.

— Да вот, Баратора я застала за очень важным делом, — прищурившись, проговорила Лаира, — он собирал вещи, чтобы скрыться от своих будущих пациентов в подземельях Аборна. Мол, где-то услышал, что для всех желающих укрыться от жестокости Маниуса откроют вход в Храме Великих Богинь. Вот и решил… сбежать.

Адрис вскинул голову. Не верилось, что Лаира говорила правду. Баратор был эталоном подражания для Адриса с тех самых пор, как напросился в ученики к пожилому лекарю. Не раз старик повторял Адрису, что врач живет для других, что всегда должен жертвовать собой, если может кому-то помочь. Адрис сам научился жить по этим правилам, и то, что Баратор собрался спрятаться от трудностей, оставить людей тогда, когда в любой момент может понадобиться любая врачебная помощь, казалось невозможной. Глупой и бездарной выдумкой.

— Учитель? — вопрошающе взглянул на Баратора Адрис, ничуть не сомневаясь, что сию минуту все сомнения рассеются седым пеплом в ветряном потоке.

Но Баратор потупился, спрятал от ученика глаза под ветвистыми бровями, отвернулся и молчал какое-то время, старательно остужая горячий чай дыханием перед тем, как сделать глоток. Адрис терпеливо ждал. Лаира, уверенная в своей правоте, по прежнему загадочно улыбалась.

— Не сбежать, — наконец промолвил Баратор, — а спастись. Чтобы потом город не остался без лекаря.

Адрис чуть не задохнулся.

— Учитель, вы хотите оставить город в столь тяжелый час?

— Весьма благородно, — издеваясь, добавила Лаира, — не находишь, Адрис? Так далеко думать о будущем, не оставляя настоящему шансов. Да, Баратор, я надеялась, что у тебя осталось хоть немного совести.

— Совести? — наконец вскипел старик. — О какой совести идет речь? Почему я должен жертвовать своей жизнью ради тех, кто не ценит моего дела. Я всю свою жизнь спину гнул на Совет свою спину, штопал, лечил, выслушивал стоны и претензии, а все ради чего? Ради полунищего существования? Нет, уж, хватит. Если эти дураки хотят погибнуть, чего ради я должен заботиться об их здоровье?

— Учитель, — пораженно прошептал Адрис, — я не понимаю.

В те секунды его мир оседал и рассыпался, как песчаный замок под потоками воды.

— Врач — тоже человек, — отвечал теперь уже сурово Баратор, — и я не вижу ничего зазорного в том, чтобы стараться выжить, особенно, если дают такую возможность. Лучше подумай, Адрис, что будет с городом и с людьми, если погибнут его лучшие умы. То-то… Кто позаботится о раненных и просто больных, если мы с тобой погибнем? Некому…

— Как мило ты списал меня, Баратор, — вставила Лаира слово.

— Адрис, мальчик мой, уйдем со мной. Переждем все эти страсти и продолжим лечить.

Но молодой лекарь молчал. Он медленно обернулся к Лаире и, почувствовав его искреннее смятение, женщина подавила насмешку и взглянула на Адриса с пониманием и сочувствием.

— Лаира, а вы… ваш выбор…каков?

— Мой? Я и некоторые из моих девочек остаемся в городе. Что бы ни случилось. Вот и к Баратору пришла с предложением о совместной помощи пострадавшим, а он мне поведал… о своих грандиозных планах.

— Значит…вы в городе, — начал прикидывать Адрис, — учитель, вы в подземелье, чтобы потом помогать оставшимся в живых страждущим. А я? Я с теми, кто пойдет к воинам…

— Адрис, ты сошел с ума?! — воскликнул Баратор.

— Все мы тут…немного сумасшедшие. Весь Аборн выжил из ума.

Адрис решительно поднялся и шагнул к выходу. Баратор вскочил, попытался схватить ученика за руку и остановить, но не успел.

— Одумайся! — жалобно крикнул старик, надеясь на последний шанс, но так ничего и не вышло.

Адрис ушел так же быстро, как и пришел, унося в голове само собой найденное решение. На полпути остановился и резко развернулся и сделал несколько шагов в направлении дома Эльды, но необдуманный порыв угас так же быстро, как и возник. Что он хотел сделать? Пойти к Азее? Зачем? Проститься? Признаться? Глупец… Кому он нужен со своими признаниями, особенно теперь? У него есть дело, а завтра… Этого никто не знает.