«По преданию первый эльн был рожден из камня. В огромном Вселенском котле расплавили боги добытый из недр хрусталь, добавили молока корридэна, мерцающего звездного перламутра и лунного серебра, щедро приправили магией — и получили рион. А уже из него творили эльнов подобно небесным скульпторам.»
Хм… тогда на Дайлэ богам явно риона не хватило, и рождена она… скажем, из светло-коричневой яшмы, а то и вовсе из глины — и со смуглинкой, и магии ноль. Но вообще, сказки все это. Просто бабушка — ромайка, вот и все объяснение. Всем известно, что ромайцы с магией не в ладах. Да и пусть с ней, с магией. О ней Дайлэ никогда не жалела. А вот характер, от бабули доставшийся — неудобный, горячий, непокорный — ей жизнь портил изрядно. Будь она чуть покладистей, глядишь, и не стала бы одевать вазу собственной работы на голову богатенького риана Фильерона за то, что руки решил распустить. Потерпела бы, отшутилась, как другие делают. Не пришлось бы уходить из артели и мыкаться по углам, перебиваясь с хлеба на воду.
Хорошо еще папаша Корнэль — старый скульптор — приютил, выделил комнатушку и закуток на чердаке под мастерскую. Крошечный совсем, но и за то спасибо. Остальные старые приятели делали вид, что и знать ее не знают. Папаша же давно с артелью не знался, сам ушел когда-то, но у него на тот момент уже были имя и заказы. Дайлэ он пожалел, а может, устал от совсем уж глухого одиночества. Так или иначе, относился он к молодой художнице с симпатией, разрешал тихонько наблюдать за своей работой, да и наверх изредка поднимался.
— Ну как тут твоя мелочь? — спрашивал папаша Корнэль, усмехаясь в седые усы, и одобрительно цокал, осматривая вереницу статуэток, вазочек, тарелочек. А порой и помогал с продажей, за что Дайлэ была ему особенно благодарна.
Так что вот, даже с таким характером вполне можно приспособиться. Но бабушкина кровь в ней живее всех живых — факт. Бабуля, конечно, намного была свободнее, дорога ее звала. И Дайлэ зовет. Только дорога у нее иная — служить Красе Ненаглядной, она сама так решила. И старается по мере сил своих. С характером бы только сладить. А деньги… Что «деньги»?
— Глупы эти эльны, Дайлэ. Весь огромный мир перед ними, а они все вздыхают о маленьких блестящих кругляшках.
Эх, бабушка, так-то так. Да без кругляшек совсем туго. Были б деньги, она нашла бы свою студию, большую и светлую, как у папаши, купила бы мрамора или даже риона. И тогда… Ай, прочь бесплодные мечтания. Дайлэ отложила книгу с древними приданиями. Пора начинать новый день. Как знать, может быть именно сегодня ее ждет что-то очень-очень хорошее.
Но сначала нужно наведаться к «быкам» в участок. Настроение сразу же упало: снова придется терять уйму времени на сидение в очереди в душном коридоре, на никому не нужную беседу со следователем Грайдом — флегматичным обрюзгшим стариком, занимающимся ее делом (или только делающим вид). А не будешь ходить хоть изредка, «быки» живо закроют дело — и не видать больше Дайлэ бабушкиной шкатулки с украшениями, единственной оставшейся о ней вещественной памятью.
Девушка выглянула в окно. Ну хоть погода сегодня не подвела — небо ясное, ни облачка. Быстро поплескав себе в лицо водой из умывальника и натянув легкое цветастое платье, она бросила в тряпичную сумку привычный блокнот и пару грифелей, порывшись в ящике стола, нашла нужные документы и сбежала вниз — чем быстрее закончит с «быками», тем больше времени останется для работы.
В мастерской папаша Корнэль готовился к новому рабочему дню и натягивал кожаный фартук.
— Уже побежала, егоза? — удивился он — Подкрепилась хоть?
— Потом поем, пока не хочется, — Дайлэ послала скульптору воздушный поцелуй и выбежала на улицу.
Как же хорошо подставлять нос теплому солнечному лучу, смеясь, перепрыгивать через лужи, в которых отражается небесная синь; замечать, как раскрываются навстречу новому дню цветы в парках и палисадниках: нежные ирисы, пестрые тюльпаны, привереды нарциссы и — особенно почитаемый Прекраснейшей — яблоневый цвет. Девушка остановилась у огромной витрины торгового дома, привлеченная игрой света на гранях стекла, опустила взгляд и вздрогнула — из глубины на нее взирало существо с огромными темными глазами, вздернутым носом и бровями вразлет. Присмотревшись, Дайлэ рассмеялась: светло-каштановые волосы существа были скручены в очень знакомый узел, да и платье никому, кроме художницы, принадлежать не могло. Девушка подмигнула своему призрачному двойнику и поспешила в участок городской стражи.
Народа в коридоре, несмотря на раннее утро, набилось прилично. Девушка заняла местечко на жесткой лавке и приготовилась к долгому ожиданию. Время тянулось застывающей смолой — липкой, вязкой. Ребенок, сидящий на коленях у одной из женщин в очереди, устал и начал ныть. Окружающие, и без того не особо радостные, становились все более раздражительными. Дайлэ достала из сумки блокнот и грифель и быстро изобразила потешную морду коровы.
— Смотри, — показала она рисунок малышу, — кто это?
— Му-у-у… — деловито протянул карапуз.
Собака, кошка, виверн и корриден были также легко опознаны.
— А теперь, если ты посидишь немного спокойно, я нарисую тебя.
Дитя кивнуло. И Дайлэ поспешила сделать пару набросков, пока ребенок снова не расхулиганился.
— Ну как, похож? — протянула она получившиеся рисунки своему натурщику, тот радостно заулыбался, а его замученная мать с благодарностью посмотрела на девушку.
Дверь в кабинет Грайда открылась, и из нее вышла секретарь следователя — высокая сухощавая дама в летах. В воздухе повисло молчание. Женщина шествовала важно, пробегаясь по очереди цепким взглядом за стеклами очков. Перед Дайлэ она остановилась.
— Равэль? — требовательно спросила секретарь.
— Да, — настороженно кивнула художница.
— Ваше дело передано в Особый отдел.
— Что? — грифель выпал из пальцев и покатился под соседнюю лавку. — Но как?
— Подробности мне неизвестны. Идите домой и ждите вызова — она ткнула вверх узловатым пальцем.
— С..спасибо.
Обратно до мастерской Дайлэ шла, пребывая в глубокой задумчивости. И на кой особистам дело о побрякушках старой ромайки? И хорошо это или плохо, что так вышло? Общаться с Особым отделом не хотелось, поговаривали, что берут туда одних садистов. Но, с другой стороны, может, так хоть расследование пойдет живее.
Зайдя в дом, Дайлэ застала папашу Корнэля за шлифовкой новой работы — высокой мраморной фигурой корридена, играющего на воле. Создание стояло на задних ногах, приподняв передние и чуть склонив голову набок, словно спрашивало: «Ну, что, сумеешь меня догнать?». Вокруг поднятых в воздух копыт закручивались воздушные вихри, и грива волнами струилась по ветру.
— Это… это просто изумительно! — девушка в восторге прижала ладони к щекам.
— Ты мне брось под руку квохтать, — буркнул Корнэль, но глаза его так и сверкали от радости. — Лучше вот что, поедем через неделю со мной заказ отвозить. Да свою мелочевку захвати — гипсовых корри в первую очередь. Я у заказчика несколько мест в парке заприметил. Там бы таких установить, в мраморе-то, а? С заказчиком я договорился, обещали посмотреть твоих малышей и подумать.
— И-и-и-и! — Дайлэ с радостным визгом повисла на шее у старого скульптора. — Спасибо! Спасибо! Спасибо! Я не подведу.
— Егоза! — добродушно усмехался тот. — Пора, давно пора тебе чем-то посерьезнее фитюлек заняться.
Приглашение в Особый отдел Дайлэ получила на следующий день, когда работала с глиной в своей мастерской. И так была поглощена процессом, что даже не услышала скрипа ступеней и стука в дверь.
— Тебе извещение прислали, — возвестил папаша, протягивая пухлый конверт.
Не успела Дайлэ открыть его, как что-то вспыхнуло, бахнуло и раздался звук тикающих часов — Магический вестник, передающий отправителю сообщение о доставке и времени получения.
«Приглашаем госпожу Дайлин Равэль посетить магическое крыло Управления королевской службы безопасности, каб. 307 сразу (слово подчеркнуто) по получении данного извещения.»
О как, то есть не просто Особый отдел ею заинтересовался, а сами «виверны», отвечающие за раскрытие магических преступлений. Тут уж хочешь — не хочешь, а придется бежать. Дайлэ быстро сполоснула руки, сняла фартук, привычно кинула в сумку блокнот с грифелями и пустилась в путь.
Особисты обосновались в центре города, совсем не близко от мастерской папаши Корнэля, так что времени на переживания и запугивание себя различными кошмариками (благо, фантазией художница обделена не была) было предостаточно. Варианты придумывались один другого невероятнее, и девушка так ими увлеклась, что не заметила, как добралась до центра. И вот тут-то и случилась неприятность.
Дайлэ только собралась пересечь оживленный перекресток, как прямо перед ней с залихватским разворотом остановилась сверкающая магповозка и по по пояс окатила художницу грязной водой из лужи. Из повозки выпорхнула холеная блондинка в остромодном костюме цвета нежной бирюзы и направилась было к потерпевшей. Но, разглядев девушку получше, передумала, только ухмыльнулась и с ехидцей бросила, проходя мимо:
— Грязь к грязи.
Дайлэ, проследив за взглядом нахалки, провела рукой по щеке и вспыхнула — она так торопилась к «вивернам», что в зеркало не посмотрелась, и не стерла с лица следы глины. Но это не отменяло того, что хамку следовало проучить. Только кричать и проклинать — значит еще больше той удовольствия доставить. Дайлэ знала, чего такие заносчивые пигалицы боятся как огня, потому в последний момент схватила светловолосую за руку.
— Куда же ты, красавица, не уходи. Ай, хороша! Сердце радуется, дай обниму тебя, подруга, — зачастила художница и раскрыла объятия нахалке, прежде, чем та пришла в себя.
— Не трогай меня своим грязными руками! Ты мне одежду запачкала, паршивка! — визжала блондинка.
— Тогда мы в расчете, — тут уж пришла очередь Дайлэ ухмыляться. Что она с удовольствием проделала и пошла себе дальше.
— Ты об этом пожалеешь! — неслось ей вслед.
«Уже жалею», — думала девушка, уныло разглядывая забрызганную грязью юбку.
Здание управления выросло перед Дайлэ неожиданно. Больше всего оно — серое, мрачное — напоминало замок, ради чьей-то прихоти украшенный лепниной, которая только подчеркивала суровый характер постройки. Рядом с ним художница в замызганной юбке ощутила себя никчемной букашкой. Очень неприятное чувство, которому не следовало поддаваться.
Длинные просторные коридоры магического крыла ничего общего не имели с тесными предбанниками «быков». Вместо лавок вдоль стен стояли мягкие стулья, да и народа здесь практически не было. Дверь с номером триста семь отыскалась быстро. На табличке под самим номером значилось «Ст. следователь Л.В. Ариллиан». Дайлэ несмело постучала и, услышав сдержанное «входите», нажала на бронзовую ручку.
По ту сторону двери обнаружился просторный кабинет. За массивным столом, заставленном сейчас стопками картонных папок сидел, думается, тот самый старший. мм… «виверн» и изучал материалы очередного дела. На вошедшую Л.В. Ариллиан глянул мельком и вновь зарылся в свои бумаги, указав на стул перед собой. Дайлэ села и сразу сжала руки покрепче. А они, неуемные, так и чесались достать поскорее блокнот и сделать несколько набросков. Такая фактура пропадает! Вот кого боги из настоящего риона ваяли. Из цельного, причем, куска. Сразу вместе с непривычно короткими, по военному, волосами, столь же светлыми, почти молочными, как и само лицо. И с этими резкими — уколоться можно — чертами. А небрежно накинутый на плечи китель! Желание взяться за грифель стало практически нестерпимым.
«Фактура» отвлеклась от своего занятия и бросила на страдающую художницу странный взгляд.
— Госпожа Равэль, — скорее утвердил, чем спросил следователь.
Дайлэ закивала деревянным болванчиком, хотя надобности в этом не было. Мужчина потянулся к соседней стопке и извлек оттуда еще одну папку. Быстро просмотрел ворох хранящихся там документов. Недовольно поморщился чему-то и еще раз взглянул на девушку. Теперь пристально, с прищуром. И Дайлэ как в теплую воду окунулась.
Стало так хорошо, легко, уютно, напряженные плечи расслабились. А чего напрягаться-то? Жизнь хороша, человек вот какой замечательный напротив сидит, слушает участливо. А она как раз так хотела выговориться про… про… про что же?
— Расскажите об украденных украшениях, пожалуйста.
Вот… как раз о бабушкиных драгоценностях… тех самых, из шкатулки. Только… только… нет, ну как-то не так, чего-то не хватает… А, конечно. Дайлэ, уже не стесняясь, лезет в сумку за блокнотом, и под несколько озадаченным взглядом «виверна» (хорошие зверюги эти самые виверны, кстати, душевные) начинает рисовать. Вот теперь порядок, можно и поговорить..
Говорит она долго, все же не часто такого понимающего слушателя найдешь, рассказывает о бабушке. А еще делится такими воспоминаниями, о которых она и сама не подозревала, лежали они на самом дне ее памяти. Но для хорошего человека ничего не жалко, даже их.
— Самым любимым у меня было кольцо серебряное с агатом. Простенькое, но с интересными узорами. Бабушка говорила: «это чтобы главное от пустого отделять», но смеялась, что мне все это не нужно. Мол, этот дар во мне и так есть, подождать только надо, когда проснется, свое найти. А еще украшение помню… подвеска такая круглая странного камня в железной оправе… сам черный, а внутри словно огни разноцветные прячутся, мерцают. Я часто ее просила поиграть, бабушка давала иногда, но пальцем грозила: «Это, Дайлэ, для других дорог, ни тебе, ни мне не предназначенных. А для кого — тот сам поймет». Еще брошь золотая в виде странного зверя с длинным носом, а вместо глаз — изумруды…
Наваждение схлынуло так же быстро, как и нашло, заставив девушку непонимающе хлопать глазами..
— Небольшое ментальное воздействие, абсолютно безопасное, — возвестил Ариллиан до неприличия будничным тоном.
Дайлэ прикрыла глаза ладонями, чтобы голова не так кружилась. Какое мерзкое ощущение. Словно в душу плюнули.
— Спасибо за визит, он был полезен для следствия. Если будут какие-то новости по делу, вам непременно сообщат, — Теперь ее явно выпроваживали. Ну и прекрасно, она и сама не горит желанием общаться с этой каменной ящерицей.
— Большое спасибо. Если я снова захочу ощутить себя идиоткой, обязательно обращусь к вам. — Интересно, она когда-нибудь научится держать свой язык за зубами? Ой, вряд ли..
Виверн ни сконфуженным, ни рассерженным не выглядел. Вежливо попрощался и вернулся к своим папкам. Ну и пусть его.
Уже к вечеру Дайлэ и думать о нем забыла, поглощенная работой. Готовилась к предстоящему визиту к потенциальным заказчикам и делала формы для новых гипсовых корри. Покупатель вот еще один нашелся на ее расписные тарелки, и времени совсем ни на что не хватало. Тем не менее к концу недели все было готово.
Папаша Корнэль руководил погрузкой своей скульптуры на магическую повозку, вокруг суетились маги и простые работники. Дайлэ же тщательно собиралась. Умылась, расчесала и уложила густые кудри, даже платье надела самое приличное — оттенка зеленого мха с вышитыми по подолу цветами яблони. И коробку с заранее собранными работами проверила в первую очередь.
Повозка остановилась у кованых врат. Их уже ждали. Статный мужчина средних лет, сразу видно — хозяин — уважительно поприветствовал скульптора и его «помощницу». Пока мужчины командовали процессом выгрузки произведения искусства и водворением его на положенное место (в центре одного из участков приусадебного парка), Дайлэ раскладывала свои работы на скамейке неподалеку.
— Я позову дочь, пусть она поможет с выбором, — кивнул хозяин, не желая пока отвлекаться от основного действа и кликнул — Эния!
Дайлэ улыбнулась было, соглашаясь, но улыбка быстро сползла с лица, стоило увидеть, что грациозной походкой пантеры к художнице шла та самая светловолосая нахалка, которая окатила ее в центре города грязной водой.
— Кого я вижу! — слова Энии источали липкий душный мед. — Посмотрим, что ты там на накарябала своими грязными ручками.
Последнюю фразу она произнесла мерзким шепотом художнице на ухо и прежде нее заспешила к скамейке.
— Ну и где же они? — делано заозиралась по сторонам «заказчица», махнула рукой, и плотный водный хлыст ударил наотмашь по скамье, тут же рассыпаясь стеклянными каплями. Как в кошмарном сне девушка видела, как падают, разбиваясь в пыль ее статуэтки, смешиваются с водой, образуя…
— Грязь, здесь одна сплошная грязь. Хотя, не удивлена… грязь к грязи.
— Как скажешь! — прежде чем голова обдумала последствия, руки Дайлэ уже действовали — зачерпнули прах ее несбывшихся надежд и, быстро, одним движением, кинули его Энии за шиворот. — Вот твой вариант.
— Что. Тут. Происходит? — раздался сзади четкий до противного голос. Дайлэ даже голову в его сторону не повернула. Блондинка же пронзительно вскрикнула, из разъяренной кошки мигом превращаясь в беззащитную маленькую девочку..
— Ллойд! Арестуй эту ненормальную! Она… она… напала на меня!
Дайлэ негодующе тряхнула головой.
— Эния разбила все мои работы! — объявила она громко, стараясь, чтобы голос не дрожал, и обернулась. Зря, как оказалось. На нее в упор взирал старший «виверн».
— Ллойд! — требовательный голос блондинистой хамки звенел у ушах.
— Хорошо, — наконец сказал этот… следователь… — госпожа Равэль, назначаю вам две недели исправительных работ в Управлении.
Вот как значит! Дайлэ снова стало противно и еще горько. Она хотела было прямо заявить, где она видела всех этих заносчивых богатеев, но сдержалась, увидев обеспокоенное лицо папаши Корнэля. Доставлять неприятности ему девушка хотела меньше всего. Поэтому коротко кивнула «виверну», стараясь не обращать внимание на торжествующее выражение лица Энии.
— Жду вас в управлении завтра утром.
И снова кивок… Молчи, Дайлэ, просто молчи.
Ночью она плакала в подушку от несправедливости, а утром, собрав неизменную сумку, потащилась в Управление как на казнь.
Оказалось, все не так плохо. Вся отработка была — протирать пыль в кабинете каждый день да готовить эйяру Ариллиану и его гостям напитки и закуски. Правда, самого «виверна» художница дичилась, чересчур свежи были воспоминания о его неблаговидных поступках.
— Так не пойдет, Равэль, — «виверн» не выдержал первым, видимо Дайлэ своей неприкрытой неприязнью портила ему все ментальное пространство. — Моя кузина — избалованный, испорченный ребенок. Ее характер — проблема семьи. К сожалению, при этом у нее достаточно возможностей, чтобы испортить вам жизнь. Так что текущий вариант — самый безобидный для вас: просто походите пару недель в управление. Заметьте, официального дела на вас никто не завел, по бумагам вы сейчас — мой стажер.
Дайлэ недоверчиво уставилась на следователя. Это он что, ей помог, что ли?
— Почему бы вам не задать своей кузине хорошую взбучку? — наконец буркнула художница.
— Будьте уверены, она тоже понесет наказание за свой поступок.
Два дня Дайлэ в Управлении выполняла работу секретаря пополам с уборщицей. А на третий случилось кое-что интересное.
К эйяру Ариллиану пришел свидетель — молодой парнишка, который видел предполагаемого преступника по одному из дел. Старший следователь бился с ним больше часа и к тому времени, как Дайлэ принесла в кабинет бодрящие напитки, выглядел крайне раздраженным.
— Не, не… — вещал паренек. — Лицо такое… как бы круглое, но на самом деле не очень… и глаза прищуренные… нос мясистый, но тонкий.
— Так мясистый или тонкий? — устало, видимо, далеко не в первый раз вопрошал «виверн».
— Так тут мясистый, там тонкий, а сбоку, выходит, наоборот..
— Хватит с меня! — Ариллиан схватился было за голову, но увидев Дайлэ, внезапно просиял. — Равэль, живо сюда! И блокнот ваш захватите, понадобится.
— Вот, — спустя еще час портрет подозреваемого был готов, и художница протянула его следователю. — Что этот малый украл?
— Золотое ожерелье, полученное от деда-ромайца, — нехотя сознался виверн. — Просто неприличное число подобных случаев за пару месяцев.
Он устало откинулся в кресле. Руки художницы, настроенные уже на работу, тут же снова схватились за грифель..
— Ой, посидите, пожалуйста так… две минуточки… — Дайлэ спешно накидывала очередной портрет, а голова при этом осмысливала все сказанное следователем ранее..
— Значит, кто-то собирает ромайские украшения?
— Да… гребут все подряд. Или у нас неожиданно завелся подпольный коллекционер, или ищут что-то, о чем сами имеют неполное представление.
— Или как мозаику собирают, — Дайлэ сосредоточилась на наброске и не особенно следила за тем, что говорит, иначе и не подумала бы влезать со своими идеями. — Ну, чтобы каждый кусочек на своем месте… Ай! Ну заче-е-м!
Ариллиан вскочил со своего места как укушенный, а она еще не окончила… все насмарку..
— Все-все, ухожу, — девушка отошла в свой уголок и не видела озадаченного взгляда, которым проводил ее следователь.
На следующий день ее взяли на работу «в поля». Ну как взяли… «Виверн» сам туда отправился, но не успела она и чашку чая выпить, как он снова заявился в кабинет и с порога заявил:
— Равэль, за мной!
«В полях» оказалось сразу трое свидетелей, которые видели злоумышленника. Но все трое совершенно путались в показаниях. Пришлось работать с каждым по отдельности. Все три портрета поражали своей несхожестью друг с другом: кудрявый мальчишка, худосочная дама средних лет, полный пожилой мужчина..
— Как специально подобрались, — опять рассеянно рассуждала Дайлэ, пока ее пальцы порхали по бумаге. — Пожилая дама увидела юнца, юная девушка — старика… кривое зеркало какое-то, не иначе…
— Как. Ты. Это. Делаешь? — Дайлэ вздрогнула
— Делаю что? Я опять что-то не то сказала? Больше не буду.
И снова этот странный взгляд. «Виверн», одно слово.
Через день эйяр Ариллиан придумал новое развлечение. Он усадил Дайлэ неподалеку от себя и торжественно вручил ей большой альбом для набросков и целую упаковку новеньких грифилей.
— Садитесь и рисуйте.
— Что рисовать?
— Что хотите..
— Ну ладно… — Дайлэ пожала плечами.
Странные эти аристократы все-таки. Но рисовать села — образ, который ей хотелось перенести на бумагу, так и маячил перед глазами..
Дождавшись, пока художница с головой уйдет в работу, Ариллиан обратился к ней.
— Дайлэ?
— Ммм?
— Позвольте вам зачитать материалы одного дела..
— Угум..
— Итак, жена господина М. убита магией воды, единственный, кому выгодна ее смерть — сам господин М., но он маг огня и поклялся под ограниченным ментальным воздействием, что жену он не убивал. Менталисты подтвердили правдивость его слов. Что вы думаете по этому поводу?
— Я бы поискала… — художница на миг высунула кончик языка от усердия, — поискала бы… кого-то, кто был убит магией огня… ага… а безутешный родственник этого кого-то, по чистому совпадению, владел бы магией воды…
— Та-а-к, — старший следователь нехорошо прищурился. И еще один вопрос, Дайлэ.
— Угум..
— Как вы это делаете?
Девушка откинула рукой прядь волос, упавшую на лоб, почесала задумчиво щеку, отчего на лице ее появились следы грифеля и, не отрывая взгляда от бумаги, произнесла..
— Беру материал и отсекаю лишнее… вот так… и так..
Старший следователь встал и неспешно обошел вокруг стола. Тихо-тихо, чтобы не спугнуть, заглянул за плечо художницы — на альбомном листе божественные сияющие руки творили из куска риона первого эльна с его, Ариллиана, лицом.
— Какой материал, Дайлэ?
— Вот этот, — она приложила указательный палец к изображенному на бумаге лбу.
— Хорошо, рисуй, — мужчина вышел в коридор, и, задумчиво потирая подбородок, направился в отдел персонала.
— Ринтер! — обратился он к руководителю — Оформи, пожалуйста, со следующей недели госпожу Дайлин Равель под мое начало.
— На какую должность, Ллойд? Рисовальщицей?
— Ассистентом, Рин… ассистентом, — и со странной улыбкой добавил, — Будем отсекать все лишнее.