Слепая зона

Глава 18

Всю неделю я избегал Джиану.

По ощущениям было все равно что отказать себе в удовольствии прыгнуть в освежающий родник в жаркий летний день или не давать себе попить воды, когда страдаешь от обезвоживания, но я должен был это сделать.

Я увяз слишком сильно.

Уже почти неделю назад Джиана отвела меня в обсерваторию, чтобы отвлечь от мыслей о матери, хотя не знала всех масштабов случившегося. Эта девчонка прекрасно понимала: лучше не давить на меня, когда я сообщил, что не могу говорить об этом. А еще она по какой-то причине беспокоилась достаточно сильно, чтобы не оставлять меня одного даже притом, что я источал одно только безразличие.

Она знала, без единого слова с моей стороны, что мне что-то нужно.

Она знала, что именно.

И позволила мне раствориться в ней.

Всю неделю меня не покидали воспоминания о том, каково было лишиться самообладания из-за нее, и чувствовать, как она лишается его из-за меня.

Я хотел ее.

Хотел так сильно, что в груди зияла дыра каждый раз, когда ее не было рядом.

Я даже перестал думать о Малии и, возможно, уже давно. Не мог точно сказать, когда фокус моего внимания сместился, но знал, что произошла фундаментальная перемена. Я знал, что теперь желание прикоснуться к Джиане возникало вовсе не потому, что меня заботило, как кто-то наблюдает за нами и докладывает обо всем моей бывшей.

А потому что я сам хотел прикасаться к ней, обнимать ее, ощущать ее вкус.

Но сама она хотела вовсе не этого.

Я всю неделю лишался ее внимания, чтобы напомнить самому себе, вдолбить в свою тупую башку: она хотела другого парня, а Клэй Джонсон – всего лишь болван, который согласился помочь ей достичь цели.

Нет, болван, которому и принадлежала эта затея.

Всю прошедшую неделю разочарование боролось во мне с чувством благодарности, сколько я ни пытался справиться с ним в тренажерке или на поле. Я без устали надумывал лишнего, анализируя каждый момент, что мы провели вместе, и задаваясь вопросом, почему мне потребовалось так много времени, чтобы увидеть, по-настоящему понять, что же я чувствовал на самом деле.

И совершенно неясно, какое чувство преобладало.

Я злился на самого себя, на нее, на Шона и Малию. Я был опустошен из-за сложившейся ситуации, но еще больше от мысли о том, как Шон будет прикасаться к ней в точности, как я.

И все же, если таков единственный способ обладать Джианой… то я благодарен.

Я воспользуюсь каждым драгоценным мгновением, каждым притворным поцелуем, каждым уроком, который она позволит мне ей преподать. Я уничтожу себя в пыль и позволю ей оставить меня в прошлом, если так сумею впитать все, что она представляет собой прямо сейчас.

Такой вот я дурак.

Дурак, который отказывался выйти из игры, хотя знал, что потерпит поражение.

Разительные отличия между Джианой и Малией всю неделю проносились в моей голове, словно слайды презентации. Я не удержался и сравнивал их, одну, такую мягкую, а другую острую, как бритва. Малия получала удовольствие от того, что манипулировала мной, сбивала с толку и напоминала о том, как мне повезло, что она у меня есть, и как легко я могу ее потерять – что и произошло. Раньше мне тоже это нравилось – ее уверенность, игры, которые она так любила устраивать. Это возбуждало, превращалось в погоню.

Но Джиана была полной ее противоположностью.

Я сам еще не успел это осознать, а она уже увидела проблемы с тем, что я слишком часто ставлю других превыше себя, позволяю Малии и даже собственной семье вытирать об меня ноги, потому что именно этого от меня всегда и ожидали. Джиана при любой возможности напоминала мне, что я достойный, хороший, что к чему-то стремлюсь.

Желудок скрутило, пока я поправлял галстук перед грязным зеркалом в своей комнате в общежитии, понимая, что сегодня у меня не получится ее избегать. Мне и так было сложно всю неделю оставлять без внимания ее сообщения или говорить ей, что я занят, не смотреть в ее сторону каждый раз, когда она появлялась на поле или в кофейне, перекраивать свое расписание, чтобы не находиться с ней в одном и том же месте слишком долго.

Но сегодня вечером состоится командный аукцион.

Ее мероприятие.

И я знал, что мне будет невыносимо видеть ее, быть рядом, даже находиться в одном помещении.

Меня это прикончит.

И все же я жаждал этого.

Это было ненормально, нездорово, но я уже не мог отличить хорошее от плохого, пока крутился перед зеркалом и рассматривал себя в отражении, разглаживая черный смокинг, взятый напрокат на этот вечер. Я выключил свет и вышел из комнаты, сказав соседу и товарищу по команде, что встречусь с ним на стадионе, но был в таком же раздрае, как и в тот момент, когда оставил ее возле обсерватории на той неделе.

Мне нужно пройтись в одиночестве.

Осень приветствовала меня, пока я шел по кампусу, не обращая внимания на взгляды стоящих группами девчонок. Сунул руки в карманы, слушая шум легкого ветерка в кронах деревьев и наблюдая, как все больше разноцветных листьев падает на землю.

Я бы солгал, если бы попытался сказать самому себе или кому-то еще, что ситуация с матерью не добавляла мне стресса. Я разговаривал с ней каждый вечер, и каждый раз все повторялось. Она тратила свою жизнь на выпивку или бог знает что еще, и пока мы беседовали, ее речь всегда звучала неразборчиво и сдавленно от слез.

Впервые в жизни я не просто осознал, что мне нужна помощь.

Я был готов ее попросить.

В груди все так же жгло, когда я достал телефон из кармана и пролистал список контактов до папиного имени. Нажал на него, пока не успел передумать, и остановился у скамьи возле фонтана, слушая гудки.

– Сынок, – поприветствовал он глубоким и до боли знакомым голосом. – Рад тебя слышать. Готов к завтрашней большой игре?

Я замер, сбитый с толку его радостью, невозмутимостью и умиротворением. Он был таким с тех пор, как ушел от мамы.

С тех пор, как бросил нас.

По ту сторону развода его встретила совершенно иная жизнь, в которой мне едва ли было место. У отца был офис с панорамными окнами в Атланте, огромный дом в пригороде, безупречная лужайка, безупречные дети и безупречная жена. Не считая футбола, между нами не было ничего общего.

Он ничего не знал обо мне, больше не знал.

– «Провиденс» – жесткая команда, – продолжил он, когда я не ответил, ошибочно приняв мое молчание за волнение перед игрой. – У них быстрая и хитрая защита. Но ты настоящий зверь. Задашь им жару. Будь агрессивнее и не ленись во втором тайме – обычно именно тогда они наносят наибольший урон.

– Я не волнуюсь из-за игры, – наконец сказал я.

– Хорошо. Тебе и не нужно. Ты…

– Маме нужна помощь.

Я был удивлен, как низко прозвучал мой голос, как уверенно слова вылетали изо рта. Я знал, что отца это тоже удивило, потому что он надолго замолчал, а потом прокашлялся.

– Твоя мать больше не моя забота.

– Да, я знаю. Ты бросил ее и своего старшего сына уже много лет назад.

– Клэй, – предостерег он, будто я позволил себе лишнего. Гортанный рокот его голоса заставил меня замереть, а волосы на затылке встали дыбом, что случалось всегда перед тем, как я шел на риск – например, пробовал новую тактику на поле.

– Это правда, и ты это знаешь. А знаешь, что еще? Ничего страшного. Честно. Я и без тебя справляюсь. Мы оба.

– Без меня? – перебил он. – А кто, по-твоему, помог тебе оплатить поступление в колледж в Бостоне? Кто купил тебе ноутбук и нашел грузовик для переезда и…

– И кто звонит мне только после игры? Кому больше не о чем поговорить со мной, кроме как о футболе? Кто знает все о моих сводных братьях и ничего обо мне?

– Не говори ерунды. Я…

– Назови хоть что-то, что знаешь обо мне, кроме моей позиции на поле. Что-то одно. Я подожду.

Ноздри раздувались, пока я боролся с желанием продолжать, старался смолчать, чтобы до него дошла моя точка зрения. И она дошла. Я знал это, потому что отец не проронил больше ни слова.

– Я не обижаюсь на тебя, – сказал я наконец уже спокойнее. – Я люблю тебя. Понимаю. Знаю, что с мамой порой бывает… сложно, – признался я. – И знаю, что она не была подходящей для тебя женщиной. Но ей нужна помощь, пап. Сам я не справлюсь.

Он шумно выдохнул.

– Дай угадаю: ее возлюбленный этой недели ушел, и теперь она сама не своя.

– Они встречались несколько месяцев, – поправил я. – Но да. Он заботился о ней, а теперь у нее нет работы, и она живет на те небольшие деньги, что я могу ей отправлять.

– Ну и кто в этом виноват? Она сама себя до такого довела.

Я помотал головой.

– Она никогда не думала, что такой станет ее жизнь, пап. Это ты должен был заботиться о ней. Когда вы познакомились, ты знал, что она даже школу не окончила. Она никогда не хотела строить карьеру. Она хотела семью. – Я замолчал. – Она хотела тебя.

– Чего она хотела, так это манипулировать мной, контролировать меня и унижать, пока я не начал терять самого себя, – рявкнул он в ответ. – Я бы сказал, что тебе это должно быть неплохо знакомо после отношений с Малией.

Я стиснул челюсти.

– Не говори о ней так, будто знаешь ее.

– Пускай я не всегда был рядом, но я знаю эту девушку. Знаю ее отца. А еще знаю достаточно, чтобы утверждать, что ты маменькин сынок до мозга костей, потому что искал ее даже в девушке, на которой хотел жениться, – фыркнул он. – Слава богу, эта опасность миновала.

Меня задели его слова, но не потому что в них крылось оскорбление, а потому что в них заключалась правда, которую я не хотел ни видеть, ни признавать.

– По крайней мере, у Малии есть отец, который принимает активное участие в ее жизни, – выпалил я. – В моей жизни. Знаешь, он летел через всю страну, чтобы посмотреть, как я играю. Он был рядом во время последней домашней игры. Угадай, кто не может сказать о себе того же?

От злости я шумно дышал и не обращал внимания на ту часть мозга, которая напоминала мне, что, строго говоря, Кори прилетел не ради меня. Он прилетел ради Малии, а я просто оказался рядом.

Но отцу было ни к чему об этом знать.

– Мне бы хотелось, чтобы ты был больше похож на Кори, – сказал я, понизив голос.

Отец чуть не рассмеялся.

– Я не хочу ни в чем походить на этого человека.

– Да. Оно и видно.

На том конце провода послышался разочарованный вздох, и я сжал переносицу, качая головой.

– Мама на мели, – процедил я сквозь стиснутые зубы, снова возвращаясь к причине своего звонка. – Я отправил ей все, что мог. Пап, пожалуйста. Умоляю тебя. Помоги ей. Пока она не сможет снова встать на ноги.

– Она никогда этого не сделает, если и дальше будет получать подачки от тебя, от меня или кого-то еще, Клэй.

Я провел ладонью по лицу.

– С ума сойти.

– Слушай, ты можешь называть меня сволочью и считать злодеем, если тебе так хочется. Но позволь сказать тебе правду, сынок: она наркоманка. И уже много лет. Она находит мужчину, который может заботиться о ней и давать любую дурь, какую она пожелает, и тогда она счастлива. Как только он уходит, она погружается в саморазрушение. Она не способна работать самостоятельно.

– Да черта с два! – закричал я. – Она вырастила меня! Она вырастила – не ты. Она была рядом каждый вечер, готовила мне ужин из оставшихся продуктов, даже когда их было совсем немного, и все это после работы – иногда в две смены.

– А откуда у нее, по-твоему, были силы это делать? Почему, как ты считаешь, в доме почти не было еды, но зато у нее всегда находились деньги на то, что ей нужно для выживания?

Я пропустил намек мимо ушей, хотя в горле жгло оттого, что отец, возможно, был прав.

– Ты чудовище, – выдохнул я. – Ты эгоист и можешь думать только о себе. Как и всегда.

– Я был таким же, как ты! – прокричал он, перебивая меня. – Лез из кожи вон ради нее и всех остальных людей в моей жизни. Но однажды стало уже слишком. Я больше не хотел быть гребаным ковриком, о который все вытирают ноги. И поверь мне, ты до этого тоже дойдешь. Во всяком случае, я очень на это надеюсь. Потому что жизнь, в которой отдаешь, ничего не получая взамен, – это не жизнь.

Я покачал головой, отвергая большую часть его нравоучений.

– Значит, ты не поможешь. – Это был не вопрос. Констатация факта, известного мне на самом деле еще до звонка.

– Это не поможет. Только все усугубит. И нет, я не стану этого делать.

Я подавил острую боль в горле, тяжело дыша.

– И что же мне делать?

– Играть в футбол, – ответил он уже спокойнее. – Получить диплом. Встречаться с красивыми девушками и не влезать в неприятности с друзьями. Быть ребенком, бога ради. Твоя мать – взрослая женщина. Она может сама о себе позаботиться.

– Ясно.

Отец помолчал, потом сделал протяжный вздох в такт с моим на том конце провода.

– Жизнь трудна, Клэй. Я знаю, ты это уже понимаешь, но ты только начинаешь постепенно постигать, насколько же она может быть тяжела. Твоя мама сама разберется. Правда. А если не сумеет, ей некого винить, кроме самой себя.

Меня поражало, что он сумел найти в этом утешение, мог произнести эти слова и искренне в них верить.

– Не знаю, когда ты стал таким эгоцентричным, но надеюсь, что никогда не смогу спокойно отвернуться от своей семьи так, как это сделал ты.

Я повесил трубку и сжал телефон с такой силой, что экран треснул, а потом сунул его в карман.

Оставшаяся часть прогулки по кампусу прошла в быстром темпе, и когда я ворвался на стадион, мой лоб покрылся испариной. Я все еще был ослеплен яростью, все еще кипел после разговора и даже подумывал прошмыгнуть в тренажерный зал и выполнить быстрый сет, чтобы выпустить пар.

Но как только повернул за угол, то увидел ее.

Помещение, которое обычно было отведено для наших самых влиятельных благотворителей, преобразилось. Внутри гремела музыка и сверкали огни, а над двойными стеклянными дверьми висел огромный плакат. Джиана стояла перед ними на фоне фотобудки с логотипом команды, а ей в лицо было направлено с десяток камер, пока она с трибуны вещала в микрофон.

Она была словно видение, облаченная в платье длиной до пола, сверкавшее звездным светом на ее коже. Само платье было без рукава на одной руке, но окутывало вторую до самого запястья. Вырез на груди был утонченным и элегантным. Ей даже не нужно было оборачиваться, чтобы я понял, что платье с открытой спиной, о чем можно было судить по вырезам чуть ниже груди, видимым с моего угла обзора.

Ее кудряшки были уложены, зачесаны в высокий гладкий пучок, который превратил ее из молоденькой девушки в неподвластную времени кинозвезду. Джиана улыбалась с розовой помадой на губах, а ее голубые глаза сверкали под светом камер, пока она говорила уверенно, подняв подбородок и расправив плечи.

Я лишился дара речи.

Был заворожен.

И не мог сойти с места, пока ее глаза не вспыхнули за спиной оператора и не остановились на мне.

Она вырвалась из медиабезумия и потянула Кайла Роббинса занять ее место у трибуны. Он с легкостью приступил к интервью, а Джиана, понаблюдав за ним всего мгновение, ускользнула прочь, придерживая подол черного платья, который заскользил по выложенному плиткой полу, когда она устремилась ко мне.

– Ух ты, – выдохнула она, тихонько присвистнув, и окинула меня взглядом. – Я знала, что ты можешь привести себя в порядок, но думаю, еще никогда не видела, чтобы черный смокинг смотрелся так хорошо.

Джиана улыбнулась, озвучив комплимент, легко, непринужденно и игриво, как мы всегда и общались. Оттого мое сердце вспыхнуло, но я скрыл это как только смог к тому времени, когда она снова посмотрела мне в глаза. Ведь знал, что мне нужно будет похоронить эти чувства заживо, если придется.

– А я не думал, что разрезы могут быть такими высокими, – размышлял я вслух, приподняв бровь при виде ее обнаженного бедра. – Без очков?

– Надела линзы, – ответила она непринужденно, а потом нахмурилась. – Это… я нормально выгляжу?

– Ты выглядишь… – Я прикусил губу, чтобы сдержаться и не сказать все то, что хотел, и ограничился тихим: – Умопомрачительно.

Джиана покраснела, встала рядом и взяла меня под руку.

– Пойдем, заставим тебя общаться с гостями, чтобы ты увел деньги у какой-нибудь несчастной богачки и выставил меня в лучшем свете на сцене аукциона.

– Так вот какова моя задача на этот вечер? – спросил я. – Выставить тебя в лучшем свете?

– И собрать много денег на благотворительность, – добавила она.

Ее улыбка слегка померкла, когда мы вошли в зал, а мне оказалось достаточно лишь кивнуть волонтерам, проверяющим билеты, – они и так знали, кто я такой.

Я был восхищен тем, как преобразился клуб с подсветкой и танцполом, фонтаном с шампанским и официантами, разносящими закуски. Все члены команды привели себя в порядок по такому случаю, и даже Холден с расслабленным видом попивал воду среди группы лебезящих перед ним взрослых женщин.

– Малия уже здесь, – тихо сообщила Джиана, когда мы прошли в зал. – Она прекрасно выглядит. И я… кое-что подслушала.

Я молча сглотнул, глядя на свою руку, за которую она все еще меня держала.

– Мне кажется, она правда скучает по тебе, Клэй. Я думаю… думаю, что твой план работает. – Она всмотрелась в мои глаза. – Она сказала компании чирлидерш в уборной, что хочет тебя вернуть.

Я захлопал глазами в ответ на эту новость, дожидаясь, когда она сразит меня, ударит в грудь, наполнит надеждой и чувством гордости, которое я испытывал, когда выигрывал матч.

Но я не ощущал ничего.

Два месяца – черт, да даже месяц – назад я бы запрыгал от радости, может, даже расплакался. Я помчался бы к Малии. Заключил бы ее в объятия и стал умолять, чтобы она приняла меня обратно, поверила в нас и увидела то будущее, которое всегда видел я.

Но теперь это будущее стало ничем иным, как смутной, далекой мечтой, которую я больше не мог представить в подробностях.

За которой мне вообще больше не хотелось гнаться.

Я не знал, что сказать, но попытался сделать вид, что счастлив, притвориться, будто именно этих новостей и ждал.

– Что ж, – сказал, улыбаясь как можно шире, – пусть подавится от зависти, когда увидит тебя под руку со мной.

Джиана попыталась улыбнуться в ответ, но ее улыбку омрачили нахмуренные брови. Но прежде, чем кто-то успел произнести хоть слово, к нам подошла Шарлотта Бэнкс.

– Джиана, пора, – сказала она, бросив мне легкую улыбку, и оттащила мою спутницу. – Первые пять членов команды выстроились возле сцены и готовы начинать.

Джиана оглянулась на меня через плечо, когда начальница повела ее прочь.

Ее глаза были загадочны, как океанские глубины.

С того момента, как меня увели прочь от Клэя и толкнули на сцену без особого энтузиазма с моей стороны, вечер пронесся как одно мгновение.

Большую его часть я была будто не в себе, дрожа от волнения, но каким-то чудом сумела устоять на сцене, говорить громко и отчетливо, представлять всех членов команды и их спутниц, а потом и принимать ставки от гостей.

Я не держалась непринужденно. Не отпускала шуточки в нужный момент и не обаяла присутствующих своей ослепительной индивидуальностью, как это делали мои сестра и мать всю жизнь. Но я говорила четко, поднимала подбородок повыше и держалась достаточно уверенно, чтобы одурачить собравшихся, заставив их поверить, будто вовсе не вышла за рамки своего комфорта до такой степени, что меня могло вырвать, стоит мне сойти со сцены.

– Итак, дамы и господа, – сказала я в микрофон и тепло улыбнулась, когда увидела, кто шел следующим в списке. – Возьмите себе еще шампанского и готовьте номерные карточки, потому что следующего спутника на свидание вы точно не захотите упустить. Давайте поприветствуем на сцене Клэя Джонсона!

Прозвучали вежливые аплодисменты, как и на протяжении всего аукциона, но еще воздух пронзили посвистывания и несколько возбужденных выкриков. Сегодня никто из участниц аукциона не ошибся с выбором, но если свидания с некоторыми игроками выиграли более пожилые представительницы общества, которые пожертвуют деньги на благотворительность и не пойдут на сами свидания, то за других игроков боролись студентки БСУ. Они пришли не только ради благотворительности – они искали себе мужа.

А потому жаждали хлеба и зрелищ, когда очередь дошла до лучших игроков.

Клэй поднялся на сцену по лестнице позади меня, слегка коснувшись рукой моей поясницы. Я покраснела, но не стала на него смотреть, даже когда по коже побежали мурашки от места его прикосновения и до самых ушей.

– Сейфти Клэй Джонсон – сто девяносто пять сантиметров и девяносто семь килограммов мощных мышц, – прочла я по сценарию, посмеиваясь, когда по залу эхом пронеслись посвистывания. – Парень родом из Калифорнии, который любит пляжи и регги. Когда мы попросили его товарищей по команде описать Клэя одним словом, они легко и дружно ответили… – Я замолчала, с улыбкой взглянув на слово, прежде чем произнести его вслух. – Преданный.

Я посмотрела на Клэя, наслаждаясь скромной улыбкой, которая коснулась его губ в ответ.

– Свидание с ним было любезно организовано компанией Picnics Posies, – сказала я, вновь повернувшись к микрофону. – Составьте Клэю компанию на романтическом пикнике в парке Бостон-Коммон с бутылочкой виноградного сока или шампанского – если вам уже разрешено пить по закону, а также с мясной нарезкой и выпечкой из местной пекарни в Норт-Энде.

Зал загудел от приглушенных голосов, все приготовились делать ставки.

– Мы начнем ставки с сотни долларов.

Номерные таблички взметнулись вверх по всему залу, отчего собравшиеся рассмеялись и принялись выкрикивать различные суммы, которые были готовы отдать ради победы.

– Пять сотен. – Я подпрыгнула, удивившись тому, как много табличек по-прежнему были подняты. – Тысяча!

После этой ставки многие опустили свои номера, но еще с десяток участников не сдавались.

– Полторы тысячи. – Я старалась, но не сумела сдержать смех от искреннего неверия, когда озвучила следующую ставку: – Две тысячи.

После этого осталось только трое участников.

Я ослепительно улыбнулась оставшимся претенденткам, в одной из которых узнала главу местного рекламного агентства; еще одна – девушка в джемпере с логотипом сестринства Zeta Tau Alpha, которая говорила с сестрами, будто они все скидывались на ставку, и…

Малия.

Я остановила на ней взгляд, и она, прищурив глаза, подняла табличку еще выше, будто бы ее могли не заметить.

– Две с половиной тысячи, – объявила я, хотя на сей раз мой голос прозвучал уже не так громко.

Девушка из сестринства надула губы и посмотрела на сестер, которые помотали головами, а потом опустила табличку.

– Три, – сказала я, отчаянно желая добавить «тысячи», и Малия бросила взгляд на женщину, которой я желала победы, но тут же возненавидела саму себя за это желание.

Клэй хотел бы, чтобы Малия сделала самую высокую ставку.

Ради этого я и старалась, ради этого выставляла наши фиктивные отношения на обозрение по всему кампусу на протяжении нескольких месяцев.

Малия хотела его вернуть, что и доказала с победной улыбкой, когда вторая женщина кивнула ей в знак поздравления и опустила табличку.

Пересохший язык не хотел слушаться, глотать или дать мне заговорить, когда я ударила молотком по деревянной трибуне.

– Продано номеру восемьдесят один, – наконец прохрипела я.

Малия посмотрела на меня, вскинув брови, и я пожалела, что не смогла совладать с выражением лица, не смогла лишить ее удовольствия думать, будто она сумела меня задеть. Но я стояла словно бледный застывший призрак и смотрела на нее в ответ.

И мне даже не пришлось притворяться.

Волонтеры спешно увели Клэя со сцены, и я оторвала взгляд от Малии, которая помчалась сквозь толпу, чтобы встретиться с ним в дальнем конце зала. Тем временем на место Клэя вышел следующий игрок.

Шоу должно продолжаться, а я оставалась его дирижером.

В аукционе приняли участие еще три игрока, после чего мы взяли перерыв, в котором я нуждалась так отчаянно, что пулей сошла с трибуны, едва музыкальная группа заиграла снова. На подкашивающихся ногах спустилась со сцены и выхватила бутылку воды у кого-то из рук, не успев даже узнать того, кто мне ее предложил.

– Дыши, – сказала Райли, когда я выпила половину.

Моргнув с десяток раз, я смогла снова сосредоточиться на окружающей обстановке, и тут она взяла меня за руку и повела в менее людную часть зала. Райли выглядела сногсшибательно в красном платье и улыбалась всем, мимо кого мы проходили, пока не усадила меня за столик в самом углу.

– С тобой все хорошо?

– Замечательно, – ответила я, пытаясь скрасить ложь улыбкой.

Райли вскинула бровь.

– Малия зарядила удар ниже пояса.

Я пожала плечами.

– Щедрая ставка. Отличное пожертвование на благое дело.

– Хватит нести чушь, Джиана. Она делала ставку на своего бывшего. На твоего нынешнего парня. И сделала это, потому что стерва. – Райли покачала головой, оглядываясь через плечо на Малию, стоящую на танцполе в компании остальных чирлидерш. Они двигали бедрами в такт музыке, смеясь и беззаботно взмахивая руками. – Я посмотрела достаточно серий «Во все тяжкие» и думаю, что смогу помочь тебе избавиться от тела.

Вырвавшийся у меня смешок позволил вздохнуть впервые за, как мне казалось, несколько часов, и Райли, вновь повернувшись ко мне, ответила искренней, сочувственной улыбкой.

– Все нормально, правда, – заверила я. – Было тяжело смотреть на это, но она не представляет для меня угрозы. – Я проглотила эту ложь, вновь бросив взгляд на Малию на танцполе. – В конце концов, он ведь со мной, а не с ней.

В горле забурлила кислота, и, будто уловив мой знак, Малия вновь посмотрела на меня.

Ее алые губы растянулись в коварной улыбке и, перекинув волосы через плечо, она вновь повернулась к друзьям. Язык ее тела был гораздо убедительнее моих слов.

Неважно, что она верила, будто мы с ним встречаемся, или думала, что у Клэя в самом деле могут быть чувства ко мне.

Она, несмотря ни на что, верила, что он принадлежит ей.

– В точку, – сказала Райли, обхватив меня за плечи, как только сумела, при том, что была почти на восемь сантиметров ниже меня. – А теперь иди найди своего мужчину и напомни ей об этом. О! Забудь, – добавила она с жеманной улыбкой. – Похоже, он тебя опередил.

Я проследила за направлением ее взгляда и увидела Клэя, который легко пробирался сквозь толпу, расступавшуюся перед его целеустремленным шагом в мою сторону. Он шел уверенной походкой профессионального спортсмена в идеально сидящем на нем смокинге и смотрел на меня взглядом, который становился тем более пылким, чем ближе он подходил.

– Пусть эта сучка рыдает сегодня в подушку, – прошептала Райли, поцеловала меня в щеку и отпустила, как раз когда Клэй подошел к столику. Она бросила на него понимающий взгляд и собралась удалиться. Подскочивший вдруг Зик потащил ее танцевать, пока она не успела ступить больше пары шагов.

Когда Райли ушла, я медленно подняла взгляд и посмотрела Клэю в глаза.

Эти зеленые бездны были темны, как никогда, и омрачены чем-то, что будто всецело давило на него, пока он стоял передо мной. Клэй сглотнул и, не говоря ни слова, протянул мне руку.

Пытаясь держаться беспечно и невозмутимо, я вложила свою ладонь в его, позволяя ему провести меня сквозь любопытную толпу на танцпол. Мы вышли как раз в тот момент, когда группа заиграла более медленную мелодию, и зал наполнили плавные мотивы и гармония голосов, исполняющих свою версию песни Without You рэпера The Kid LAROI.

Клэй вывел меня в самый центр танцпола, притянул к себе и тут же опустил руки на талию. Я скользнула ладонью по его груди, он взглянул на меня сверху вниз, напрягая челюсти от невысказанных слов, и мы начали покачиваться.

Как и всякий раз, когда Клэй заключал меня в объятия, мы привлекли внимание всех присутствующих в зале. Я ощутила, будто их взгляды обжигают обнаженную кожу моей спины, открытой в глубоком вырезе платья. Будто почувствовав, Клэй провел большим пальцем по тому месту, которое отзывалось болью.

– Ты выглядишь… – начал он в тот же миг, когда я выпалила:

– Что ж, похоже, у нас получается.

Клэй нахмурился, слегка склонив голову.

– Ну, сам знаешь с кем, – сказала я, незаметно указав подбородком туда, где Малия собралась с подружками на краю танцпола. Мне не хотелось произносить ее имя на случай, если она наблюдает за нами.

А я знала, что она наблюдает.

– Нам недолго осталось разыгрывать этот фарс, – добавила я с вымученной улыбкой, надеясь, что мои слова прозвучали легко и радостно, как мне того и хотелось. А мне хотелось. Отчаянно хотелось быть счастливой за Клэя, испытывать одну только радость в сердце от того, что он получил желаемое.

Малия хотела его вернуть.

И я помогла ему вернуть ее.

Оттого я должна была наполниться радостью, которую испытываешь только тогда, когда оказываешься хорошим другом тому, кого любишь. Но вместо этого внутри все свело, и я опустила голову Клэю на грудь, чтобы больше не смотреть на него из страха, что сорвусь и открою ему правду.

Которая заключалась… в чем конкретно?

Я почувствовала, как Клэй крепче обнял меня, как его сердце чаще забилось в груди под моим ухом. Он перестал раскачиваться, отступил назад, пока не взял меня за руки, и посмотрел мне в глаза.

– Джиана, я…

Но, прежде чем он успел произнести хоть слово, группа перестала играть, а раздавшиеся следом громкие аплодисменты заглушили все, что он пытался сказать. Через считаные мгновения Шарлотта возвестила в микрофон о том, что пора возобновить торги.

– Встретимся у меня после аукциона, – сказала я еле слышно.

А потом неохотно вырвалась из его рук.