Слепая зона

Глава 21

Неделя тянулась, как мертвый груз по зыбучим пескам, и каждый новый день был будто длиннее предыдущего.

И хотя мне казалось, что я наладила отношения и развеяла неловкую атмосферу между мной и Клэем, возникшую после того фиаско под названием «прости, что ушел и оставил тебя голой, держи цветы», он по-прежнему вел себя странно. А может, просто был сосредоточен на приближающемся матче против второй команды в турнире. Или проводил все свое время с Малией. Я этого знать не могла, потому что не слышала его с тех пор, как он заглянул ко мне в воскресенье.

Было неясно, что у нас происходит: то ли мы таким образом давали нашим фиктивным отношениям медленно угаснуть, то ли закладывали основу для фиктивного расставания. В середине недели Райли поинтересовалась у меня, что творится, но я лишь пожала плечами, ответила ей, что все нормально, и попыталась закрепить ложь убедительной улыбкой.

Шон тем временем разрывал мой телефон, написывая с самого утра и до глубокой ночи. Он присылал смешные мемы, интересные новостные статьи, песни, про которые спрашивал, слышала ли я их раньше, и даже селфи, на которых был запечатлен в разные моменты дня. Его имя не высвечивалось на экране моего телефона, только когда он был на занятиях или на концерте, и я поражалась тому, как из невидимки превратилась в центральный объект его внимания.

И мне это нравилось.

Нравилось, что он думал обо мне и старался это продемонстрировать. Нравилось, что называл меня «красавицей» и каждый день писал «доброе утро, красотка».

Но все же что-то было не так. Это сидело глубоко внутри, и я не могла толком разобраться.

У меня начался читательский застой. Я могла прочесть не больше страницы, после чего раздражалась, закрывала книгу и ставила ее на полку, чтобы попытаться почитать другую. Даже проверенные романы, которые перечитывала чаще всего, не помогали, а потому я проводила все свободное от занятий время на стадионе или просто лежала в кровати и смотрела в потолок.

Я пообщалась с сестрами и братьями по групповому видеозвонку, слушая, как они рассказывают о своей жизни, а сама, как обычно, молчала. Только Лаура один раз спросила, как у меня дела с работой, но после удовлетворившего всех ответа разговор снова вернулся к обсуждению текущего бизнеса моих братьев.

В конце концов наступила пятница, и когда я надела майку и легинсы, в животе у меня запорхали бабочки. Хотя они были совсем не похожи на тех, которые запомнились мне с того вечера, когда я пыталась выбрать наряд перед выступлением Шона. Я уложила волосы так, словно вовсе не прилагала усилий, сделала легкий макияж, накинула безразмерную толстовку и неспешно направилась к дому Шона, что располагался в нескольких кварталах от моей квартиры.

Он, как и я, жил за пределами кампуса, но его дом был новее, а в вестибюле за столом круглые сутки дежурила консьерж. Когда я пришла, она позвонила Шону, получила его одобрение, а потом пропустила меня к лифтам и нажала номер его этажа.

Живот скрутило, пока цифры увеличивались и увеличивались, а потом я вышла в коридор и сразу же увидела Шона, который стоял возле открытой двери в самом конце.

При виде него эти странные бабочки внутри затрепетали.

Он прислонился к дверному косяку, беззаботно скрестив руки и ноги, пока наблюдал, как я шагаю к нему по коридору. Его взгляд открыто блуждал по моему телу, и я не смогла скрыть румянец, который согрел мои щеки под таким непоколебимым взором.

– Привет, – сказал Шон, когда я подошла ближе, а потом оттолкнулся от стены и заключил меня в крепкие объятия.

Они были теплыми и уютными, будто мы знакомы уже много лет, будто он приветствует старого друга, по которому страшно соскучился. От него пахло какими-то растениями, возможно, пачули. Отстранившись, Шон одарил меня ленивой улыбкой, а его глаза заблестели, когда он протянул руку, чтобы провести меня внутрь.

– Надеюсь, ты не возражаешь против еды навынос, – сказал он, закрыв за нами дверь. – Я слишком устал, чтобы что-то готовить.

Я ничего не ответила, потому что стояла разинув рот и рассматривала то, что ждало меня внутри. Его темная студия была слабо освещена теплым светом свечей, их пламя мерцало, отбрасывая тени на стены и на стол, накрытый в середине комнаты. Шон постелил на журнальный столик скатерть кремового цвета, а прямо в центре него стояла дюжина роз в окружении еще нескольких свечей. По обеим сторонам были разложены подушки, формируя импровизированные стулья, а на столе лежали коробки из знакомого мне близлежащего ресторана итальянской кухни, в которых было все – от курицы и пасты до баранины и брускетт.

На фоне тихо играла музыка – какая-то спокойная джазовая композиция, и я окинула взглядом всю минималистичную комнату. Возле окна стоял синтезатор, а рядом с ним гитара. Ноутбук был открыт, а на его экране виднелась какая-то программа для создания музыки. Еще в комнате был небольшой диван из коричневой кожи в цвет ботинок, которые всегда носил Шон, и матрас на пружинном блоке, задвинутый в угол.

Комната разом представляла собой спальню, кухню, гостиную и музыкальную студию, а вкупе с пластинкой, крутившейся в виниловом проигрывателе, и множеством постеров на стене создавалась почти гранжевая, романтическая атмосфера, будто прямиком из фильма девяностых.

– Ух ты, – выдохнула я, осматриваясь.

– Надеюсь, я не переборщил, – сказал Шон, проведя рукой по растрепанным волосам. – Люблю свечи.

– Красиво, – заверила я, хотя голос прозвучал хрипло. Затем последовала его примеру и села на подушки с противоположной стороны стола.

– Вина? – предложил он и поднес бутылку к бокалу, прежде чем я успела ответить. – Это «Москато». У меня так и не развился вкус к более сложным сортам.

Я издала смешок.

– Что ж, думаю, это можно спустить с рук, раз тебе всего девятнадцать.

– Двадцать, – поправил он, наполнив наши бокалы, а потом поднял свой. – За тебя, Джиана, – сказал Шон, глядя на меня искрящимися в свете свечей глазами. – И за музыку, которая наполняет наши души.

Я улыбнулась, чокнулась своим бокалом с его, а потом сделала глоток. Вино оказалось слишком сладким и по вкусу больше напоминало виноградный сок, чем алкогольный напиток. Но мне понравились пузырьки, которые плясали на языке, пока я осматривалась.

– Мне не хватало тебя на моих выступлениях, – признался Шон, положив себе на тарелку пасту с песто, и передал мне контейнер.

– Я удивлена, что ты вообще меня там заметил.

– Почему тебя это удивляет? – искренне поинтересовался он. – Ты только взгляни на себя.

Я приподняла бровь, окинув взглядом неряшливую просторную толстовку и лосины.

– Ага. Просто красотка.

Шон рассмеялся.

– Ты красотка. Причем неповторимая. Выделяешься так, как ни одна другая девушка, которую я встречал.

Отчего-то его слова заставили меня поморщиться – главным образом потому, что я терпеть не могла эту фразу про «ты не такая, как все». Она казалась мне противоречивой и скорее походила на оскорбление женского пола, чем на комплимент в мой адрес.

– Мне казалось, ты никогда не замечал меня до той нашей вечерней встречи в городе, – парировала я.

– Я замечал тебя повсюду, – спешно выпалил он и замолчал, выкладывая куриную котлету. – Видел тебя в кафе весь прошлый год и наблюдал, как ты подпевала каждой песне – даже моего сочинения.

Я покраснела.

– Видел, как ты пила один и тот же кофе, что-то вроде большого эспрессо с пенкой, – добавил он со смешком. – Каждый вечер, когда я был там. И я всегда задавался вопросом, останешься ли ты, подойдешь ли поближе и поздороваешься, но ты так этого и не сделала.

Я замерла, не в силах поверить, что Шон обращал на меня внимание, а тем более ждал от меня первого шага.

– Знаешь, ты и сам мог преодолеть этот барьер.

– Возможно, – согласился он. – Но каждый раз ты убегала, как только я заканчивал сет. А когда у меня был перерыв, ты утыкалась в книгу. – Он посмотрел мне в глаза. – Ты хоть знаешь, как страшно подходить к девушке, когда она читает книгу? Это все равно что пытаться погладить кошке пузо. Все может закончиться отлично, но, скорее всего, получишь когтями по лицу за одно только предположение о том, что с тобой желали иметь дело.

Меня удивил собственный внезапный смешок, а последовавшее за ним фырканье вызвало широкую улыбку на лице Шона.

– Справедливо, – сказала я сквозь смех, сделала глоток сладкого вина и приступила к пасте.

– Могу задать один вопрос? – поинтересовался Шон.

Я кивнула, и он замолчал на несколько секунд, держа вилку над тарелкой, а потом наконец заговорил снова.

– Почему ты встречаешься с Клэем Джонсоном?

По телу пронеслась болезненная дрожь из-за бессчетного количества причин. Меня сразило все разом: упоминание имени Клэя, воспоминания о случившемся между нами, напоминание о том, что на самом деле мы с ним не встречались.

Я сглотнула.

– А почему это важно?

– Потому что я не могу этого понять, – честно ответил Шон. – Не могу, хоть убей. Знаешь, я думал, он классный, но потом увидел, как он с тобой обращается. Например, в ту ночь в клубе, когда он, можно сказать, домогался тебя у всех на глазах. А потом в Яме, когда выпил шот с тела другой девушки.

Притворство. Все это было притворством.

– Она ничего для него не значила, – прошептала я.

– А ты значишь?

Я нахмурилась, посмотрела на Шона и увидела, что он глядит на меня как на бедную несчастную девочку, которая даже не осознает, что с ней дурно обращаются.

Но он не знал о том, что происходило вдали от посторонних глаз.

– Ты заслуживаешь счастья, Джиана, – сказал Шон. – А еще мужчину, который будет обращаться с тобой как с настоящей принцессой.

Я не смогла скрыть гримасу, возникшую на моем лице.

Принцесса? Фу.

Однако кое-как мне все же удалось улыбнуться.

– Приятно такое слышать, – ответила я. – И спасибо за это. Сказать честно? Ничего романтичнее для меня никто никогда не делал.

Шон выпрямился и расправил плечи.

– Хорошо. Я рад быть обладателем такого титула.

После этого разговор шел легко. К счастью, Шон больше не упоминал ничего, связанного с Клэем, и сосредоточился на том, чтобы получше узнать меня и больше рассказать о себе. Я с улыбкой слушала, как он рассказывал о том, как рос в фургоне вместе с родителями-хиппи, о том, что к десяти годам побывал на большем количестве музыкальных фестивалей, чем большинство людей за всю свою жизнь. А потом наклонился над столом, увлеченно слушая, как я рассказывала о своих братьях и сестрах и любви к эротическим романам.

Не успела я опомниться, как ужин уже закончился, и мы переместились на диван. Мы еще долго говорили, а потом Шон полистал «Нетфликс» и включил документальный фильм, который я каким-то чудом еще не видела. По его словам, он знал, что мне понравится, раз уж я дотошно изучала космос.

И мне понравилось.

Мы откинулись на кожаные подушки, Шон подал мне одеяло, а сам накрылся другим. Но пока шел фильм, я чувствовала, что он пододвигается все ближе и ближе, а расстояние между нами сокращается, пока его рука каким-то образом не оказалась на спинке дивана, а значит, и на мне.

Стук сердца отдавался в ушах, и я отчетливо ощущала каждый вдох Шона, каждый сантиметр, проделанный его рукой, пока он не обнял меня. Я ни на чем не могла сфокусировать внимание и тем более – на монотонном голосе мужчины, который объяснял, насколько бесконечна галактика.

Моя галактика в данный момент вращалась вокруг Шона Стетсона.

Я рискнула глянуть на него и увидела, что он повернулся ко мне лицом, всматриваясь в мои глаза в приглушенном свете свечей и экрана телевизора. Шон потянулся и заправил прядь волос мне за ухо, хотя прикосновение вышло робким и неуверенным.

– Ты сегодня много улыбаешься, – заметил он, тем самым вызвав еще одну улыбку.

– Это был прекрасный вечер.

– Тебе стоит все время так улыбаться. А еще быть с парнем, который делает тебя счастливой, Джиана.

Я сглотнула, и внезапно на глаза навернулись слезы.

Шон пододвинулся ближе, оказываясь совсем рядом, и опустил взгляд на мои губы.

– Позволь мне быть тем, кто сделает тебя счастливой, – прошептал он.

А потом поцеловал меня.

Легкая вспышка возбуждения и желания пронзила меня при первом касании, и, сделав глубокий вдох, я ответила на его нежный поцелуй.

Но в следующее мгновение почувствовала себя… странно.

От него не так пахло, у него был не тот вкус. Губы оказались слишком мягкими, а руки обнимали меня слишком слабо. Он не овладевал мной, не окутывал всем своим естеством в этом поцелуе. Я ничего не чувствовала, кроме любопытства, подталкивающего узнать, в чем разница.

Возможно, я попросту была рассеянна.

Поэтому мысленно сфокусировала на нем все свое внимание и поцеловала с большим напором. Шон застонал в ответ, и мои губы растянулись в торжествующей улыбке, когда он прижался ко мне чуть сильнее, наклоняя назад, пока я не опустила голову на подлокотник дивана, а потом устроился сверху.

Парень был возбужден.

Я чувствовала это бедром, но опять не смогла сосредоточиться ни на чем, кроме ощущения, что что-то не так.

«Перестань сравнивать его с Клэем», – предупредила я саму себя, обнимая Шона за шею и притягивая для более глубокого поцелуя.

Я хотела этого. Хотела Шона, была одержима им весь прошлый год. Мечтала об этом, о том, каково было бы, если бы он желал меня, целовал и держал в объятиях.

Но теперь, когда все это получила…

Я снова и снова пыталась заставить мозг отключиться, прогнать каждое сравнение, которое приходило в голову. Но все тщетно. Каждый поцелуй был недостаточным, холодным и неловким по сравнению с теми горячими ласками, что были у нас с Клэем. Каждое прикосновение было неправильным, каждое движение его бедер скорее заставляло меня вздрагивать от боли, чем извиваться от желания.

В горле встал ком от эмоций, пока я пыталась с помощью отчаянных поцелуев почувствовать хоть что-то, кроме тоски по тому, чего лишилась. Но все бесполезно.

Я не хотела Шона.

Я не хотела никого, кроме Клэя.

Подавив всхлип, я уперлась руками в грудь Шона и заставила его остановиться, пока он не успел спуститься поцелуями вдоль моей шеи.

– Шон, подожди.

– Мы оба достаточно долго ждали, – прохрипел он, целуя кончики моих пальцев. – Я рядом, Джиана. Со мной ты в безопасности.

Я чуть не закатила глаза оттого, что он так ничего и не понял.

– Мне нужно идти.

Но Шон продолжал целовать меня, пытаясь спуститься ниже по моему телу, пока я не толкнула его в грудь.

– У меня есть парень.

Эти слова привели его в чувства, и он сел на пятки, тяжело дыша и глядя на меня безумными глазами, пока пытался успокоиться. Я видела его эрекцию под тканью спортивных штанов, но он кивнул, провел рукой по волосам и отодвинулся еще дальше.

– Да, – сказал он. – Да… прости.

Я потянулась и коснулась его руки.

– Не извиняйся. Я… хотела, чтобы ты меня поцеловал.

Он улыбнулся в ответ на эти слова.

– Но, – поспешила добавить я, – не тебе меня целовать.

Уж проще так, чем говорить о том, что мне не понравилось, когда поцелуй в самом деле случился.

Шон нахмурился, но кивнул.

– Я понимаю.

Между нами наступило мгновение неловкого молчания, а потом я встала, прихватила телефон со стола и сунула его в карман толстовки.

– Я тебе напишу, – пообещала я.

И ушла до того, как он успел произнести хоть слово.

Я прошла несколько кварталов до своего дома в оцепенении, не в силах даже поежиться от прохладного тумана, опустившегося на город. Группы студентов, смеясь, спешили на вечерние тусовки и проходили мимо, будто я была невидимкой – и именно так я себя и ощущала.

Всегда.

Это было жалкое чувство, к тому же неоправданное, ведь на меня только что чуть ли не набросился очень привлекательный, очень желанный музыкант. Я должна быть польщена, должна упиваться силой его желания и тем, что он непременно взял бы меня, если бы позволила.

Но факт оставался фактом: я хотела, чтобы меня желал вовсе не он.

Для Клэя я была всего лишь инструментом, хитрой частью плана по возвращению Малии. И даже не могла на него злиться, ведь сама охотно согласилась на предложение помочь мне завоевать Шона, потому что сам Клэй меня тогда даже не интересовал. Я хотела одного только Стетсона, мечтала только о нем.

Как глупо было с моей стороны забывать об этом, когда Клэй обнимал меня, прикасался, целовал.

Я была полной дурой, вообразив себя героиней какого-то глупого любовного романа. Вместо того чтобы помнить о том, что на самом деле я – просто странная, скучная девчонка, которая пыталась притворяться.

Пыталась притворяться во всем.

Я притворялась, будто достаточно уверена в себе, чтобы быть специалистом по связям с общественностью, притворялась девушкой Клэя, притворялась, что ничего не чувствовала, когда он раздевал меня, ртом и руками доставляя такое удовольствие, какого я не испытывала никогда в жизни.

Я притворялась, будто мне на него наплевать, будто хотела, чтобы Малия вернулась в его жизнь, и сама желала помочь в этом.

Месяцами жила во лжи.

А теперь даже понятия не имела, кто я такая.

Еле волоча ноги, в последний раз свернула за угол по пути в свой квартал и сунула руку в карман в поисках ключа. Я так увлеченно пялилась на тротуар и даже не замечала, что не одна, пока не остановилась возле ступенек в подъезд.

И пока в поле зрения не появилась пара больших белых кроссовок.

Сердце замерло в груди, когда я увидела их и резинки темно-серых спортивных штанов на щиколотках, которые знала уже так хорошо, что могла нарисовать вслепую. Сжав ключ в руке, я подняла взгляд на джемпер с логотипом университета и, наконец, к лицу Клэя.

К его несчастному, измученному лицу.

Я не могла говорить, не могла ничего, лишь только смотреть, как подпрыгивает его колено, а лежащие на нем и сцепленные в замок руки дрожат, будто он на грани срыва. Его ноздри раздувались, покрасневшие глаза блуждали взглядом по моему телу, словно он высматривал что-то, чего не мог найти даже с помощью увеличительного стекла.

– Как все прошло?

Меня удивил его вопрос, и особенно то, как медленно и мучительно тот сорвался с губ Клэя. Он походил на едва слышный хрип, будто слова по пути обжигали горло.

– Честно? – спросила я, медленно выдохнув. – Ужасно.

Клэй никак не отреагировал на мой ответ.

– Ну, то есть он старался, – пояснила я. – Я… я вроде как получила то, что хотела. Вот только… – Я замолчала, а живот болезненно свело от правды, которую мне не хватало смелости произнести вслух. – Мне было как-то не по себе. Все это казалось… неправильным.

Я уставилась на свои кроссовки, а Клэй – на свои руки, на пальцах которых все так же белели костяшки.

Наконец мне удалось сглотнуть ком и встретиться с Клэем взглядом.

– Зачем ты пришел? – прошептала я.

Я видела битву, бушующую в его глазах, слышала выстрелы и взрывы бомб, пока он сражался с тем, что творилось у него на уме. Казалось, что пытался решить, хочет ли сказать мне или же навсегда сохранить ответ внутри.

А потом он посмотрел на меня. Его кадык подскочил в горле, а потом Клэй осмелился продолжить.

– Я не мог есть, – начал он, все так же дергая коленом. – Не мог тренироваться, не мог спать, ничего не мог делать, а только доводил себя до тошноты мыслями о том, как он прикасается к тебе.

У меня перехватило дыхание от желания, от чистой отчаянной одержимости, сквозившей в его словах.

– Я пытался вести себя рассудительно, напомнить, что этого ты и хотела, ради этого мы и затевали нашу игру. – Клэй покачал головой. – Но все тщетно.

Он опустил взгляд, потупив его куда-то в землю между нами.

– С той ночи в обсерватории я думал только о тебе.

Клэй говорил не громче шепота, а мое горло сдавило от эмоций, пока цеплялась за каждое сказанное им слово.

– Я хочу, чтобы ты была счастлива, Джиана, – продолжил он хрипло. – Возможно даже, сильнее всего, чего я когда-либо хотел в жизни. И если он делает тебя счастливой… Я уйду. Прямо сейчас. – Он посмотрел мне в глаза. – Мы можем расстаться публично, и ты получишь то, чего желала. Я оставлю тебя в покое. И, отпуская тебя, буду искренне, всем сердцем желать тебе только всего самого лучшего.

Я с трудом сумела сделать следующий вдох от мысли о том, что всему пришел конец.

Затем Клэй медленно встал, не сводя с меня взгляда.

– Но сам я хочу не этого, – продолжил он, словно измеряя разделяющее нас пространство. – И уже довольно давно, как бы ни пытался с этим бороться.

Резкий ветер не успокоил мои горящие щеки, когда Клэй сделал еще один нерешительный шаг в мою сторону, но не подошел вплотную. Он не потянулся ко мне, не прикоснулся, не посмел взять контроль в свои руки.

– Я хочу тебя, – заявил он, и, похоже, это признание причиняло ему такую же сильную боль, каким был восторг, который оно вызвало у меня. Его брови были нахмурены, ноздри раздувались, будто он готов пасть к моим ногам и вручить мне меч, не зная, попрошу ли я его подняться или же отрублю голову. – Я хочу тебя, – повторил он, хрипло дыша. – И я больше не хочу притворяться.

Я чуть не разревелась, услышав эти слова, и осознала, что Клэй тоже ощущал боль при каждом ударе своего сердца.

Это по-настоящему.

Все это по-настоящему.

И я выбрала единственный пришедший мне в голову способ сообщить ему об этом: провела ладонями по его груди, обняла за шею и встала на цыпочки, пока мои губы не слились с его губами в поцелуе.

– Я твоя.

И, едва прошептав это, оказалась в его объятиях.