ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Алисса

Моя голова раскалывается, я поднимаю руку, чтобы потрогать лоб, и обнаруживаю, что мои движения ограничены. Мои руки связаны веревкой. Какого черта? Пытаюсь осмотреться, темно, я в маленьком тесном пространстве, в чертовом багажнике автомобиля. Закрыв глаза, пытаюсь сохранить ровное дыхание и вспомнить, как здесь оказалась.

Я помню, как была на работе, проводила осмотр пожилого пациента. Помню, как в палату вошел санитар, и всё. Больше ничего не могу вспомнить. Мне просто нужно дышать, сохранять спокойствие. Как бы мне ни хотелось закричать, я знаю, что должна оставаться спокойной. Чем дольше тот, кто поместил меня сюда, думает, что я все еще в отключке, тем больше у Зака времени понять, что я пропала, и начать поиски. О Боже, при мысли о Заке у меня на глаза наворачиваются слезы.

Это должно было стать началом нашей вечности. А что, если у нас не будет вечности? Что если это утро было последним, когда я могла поцеловать его? Обнять? Я должна была послушаться его, должна была бросить свою работу и просто согласиться на любую случайную работу, которую он даст мне в клубе. По крайней мере, тогда бы я не оказалась в таком затруднительном положении.

Он уже понял, что я пропала? Он сойдет с ума, как только узнает о моем исчезновении. Не знаю, сколько времени прошло, и сколько провалялась в багажнике машины. Я слышу движение снаружи, и багажник открывается, впуская солнечный свет. Прищурив глаза, я пытаюсь сфокусироваться на том, кто открыл багажник. Но уже знаю, кто этот псих, даже не глядя. Я знаю, что это Кейтлин. Я знаю, что она хочет довести до конца свои угрозы избавиться от меня, чтобы у нее был Зак.

О, хорошо, ты очнулась. Я надеялась, что ты будешь в сознании, когда я заставлю тебя сделать последний вздох. Было бы так обидно не увидеть выражение твоих глаз, когда ты поймешь, что я победила, — она смеется, потягивая за веревку, связывающую мои руки, — вылезай, сучка, пора с этим заканчивать.

Меня грубо выдергивают из машины, мои ноги подгибаются, и я падаю на землю. Наркотики, которые она мне вколола, еще не прекратили действовать. Пока я пытаюсь найти в себе силы встать, что-то ударяет меня по голове, и я падаю на спину, зрение затуманивается. Не что-то, а нога. Она только что ударила меня ногой по голове. Хмыкая, сдерживаю крик боли. Я не доставлю ей удовольствия слышать мои мучения.

— Зачем ты это делаешь?

— Зачем? — кричит она, хватая меня за волосы и притягивая мое лицо ближе к своему, — я дала тебе шанс оставить его в покое. Он мой!

Она отпускает мои волосы, прижимая мою голову к земле.

Указывая на себя, она говорит:

— Мой, я знаю, что он любит меня. Он не любит тебя. Он не хочет тебя. И когда он узнает, на что я готова пойти ради него, он поймет, что я та, с кем он должен быть.

Пока она вышагивает передо мной, оглядываюсь вокруг, пытаясь определить, где нахожусь. Когда я смотрю налево, то точно знаю, куда она меня привезла. Я была здесь всего один раз, когда мне исполнилось восемнадцать. Узнав, где похоронена моя мать, я приехала сюда. Но так и не смогла заставить себя вернуться. Ужас поселился глубоко внутри меня, я в трех часах езды от города. Зак ни за что не догадается искать здесь. Это действительно конец.

Я хотела иметь все это. Хотела того, что обещал Зак — всегда иметь завтрашний день вместе. Хотела, чтобы мы были семьей, настоящей семьей. Хотела иметь детей от Зака. Но еще никому в этом не признавалась, слишком боялась того, что это значит. Я всегда думала, что сама никогда не смогу иметь детей, потому что они вырастут сами по себе, без матери, как и я. Но знаю, что Зак и его семья, наша семья, никогда не позволят нашим детям расти в одиночестве, даже если у меня будет тот же рак, от которого умерла моя мать.

Жаль, что я не сказала ему, что хочу его детей. Жаль, что у меня не было возможности сказать ему, сколько счастья и любви он принес в мою жизнь за то короткое время, что он у меня был. Я никогда не чувствовала такой любви, как та, которую Зак так легко и свободно дарит мне. Я благодарна за то, что мне довелось испытать такую любовь. Я просто хочу поблагодарить Зака за то, что он подарил мне её. И хотела бы, чтобы он знал, как сильно я его люблю.

Найдя в себе силы, сажусь, прислоняюсь к надгробию моей матери, и говорю Кейтлин:

— Он никогда не полюбит тебя, — я знаю, что не должна дразнить её, но она все равно собирается убить меня.

Кейтлин достает из-за спины пистолет и направляет его мне в голову, крича мне:

— Заткнись, заткнись, заткнись!

Затем я слышу выстрел, чувствую жгучую, обжигающую боль в руке, не могу удержаться и кричу в агонии. Она выстрелила в меня. Смотрю вниз, моя рука теперь вся в крови, так много крови. Голова кружится. Я даже не могу закрыть рану, мои руки всё еще связаны веревкой.

Я пытаюсь найти способ выбраться из этой ситуации, пытаюсь освободить руки от веревки, которая их сдерживает. Моя рука горит, слезы свободно текут по моему лицу, а запястья красные от ожогов из-за веревки, тогда я кручу и поворачиваю их, пытаясь освободить руку.

Затем слышу выстрел, потом еще один. Я задерживаю дыхание, закрываю глаза, ожидая снова почувствовать боль от выстрела. Жду, чтобы определить, куда она выстрелила в этот раз. Боль не приходит. Открыв глаза, я вижу Кейтлин перед тем, как она падает на землю.

Подождите, она застрелилась? Нет, она бы не смогла. Моя голова кружится. Я знаю, что должна оставаться в сознании, не могу поддаться темноте, которая призывает меня закрыть глаза прямо сейчас. Мужчина, одетый в черное, останавливается и приседает передо мной.

— Алисса, все в порядке. Скорая помощь уже едет. Просто держись, хорошо? — говорит он, освобождая мои запястья от веревки. Я не знаю, кто этот человек. Не знаю, откуда он знает моё имя, но сейчас мне все равно.

— Зак, мне… Мне… Мне нужен Зак, — умоляю я незнакомца.

— Он встретит тебя в больнице, всё в порядке. Теперь ты в безопасности.

Я слышу приближающийся вой сирены и отпускаю его. Закрыв глаза, отдаюсь темноте и позволяю ей захватить меня.


Пип, пип, пип. О Боже, кто-нибудь выключите эту чертову сигнализацию. Шум продолжается, мои глаза медленно открываются, и я вглядываюсь в окружающую обстановку. Запах антисептика, гудки аппаратов, прохлада в воздухе. Понимая, что нахожусь в больнице. Смятение окутывает мой мозг. Я на работе? Почему моя голова раскалывается? Я пытаюсь поднять руку, но жгучая боль останавливает мое движение.

Ахх, — простонала я вслух.

— Солнышко, детка, не двигайся. Давай я позову врачей.

Зак, Зак здесь, сжимает мою руку, словно боится, что я куда-то убегу. Он протягивает руку над моей головой, нажимая на кнопку.

— Что… Что случилось? — спрашиваю я его, оглядывая больничную палату.

— Алисса, мне чертовски жаль. Этого не должно было случиться с тобой. Я не должен был позволить этому случиться с тобой.

Зак наклоняет голову, прислоняясь лбом к руке, которую он держит в смертельной хватке. Я шевелю пальцами, чтобы он ослабил захват, что он и делает, слегка.

— Зак, что случилось, почему я в больнице? — спрашиваю я снова.

— Ты не помнишь? — спрашивает он, поднимая глаза, на его лице появляется озабоченность.

Я качаю головой, морщась от боли, пронзающей мою голову.

— Где, блядь, доктор? — спрашивает Зак, глядя в сторону двери, — солнышко, я не выполнил свою работу. Не защитил тебя должным образом.

Понятия не имею, о чем он говорит. Я ненадолго закрываю глаза, свет действительно слишком яркий.

— Черт, солнышко. Пожалуйста, открой глаза. Не засыпай пока, пожалуйста, — умоляет Зак.

Мои глаза тут же открываются.

— Зак, я здесь, и никуда не уйду.

— Я так чертовски боялся, что потеряю тебя. Когда мы узнали, что Кейтлин забрала тебя, мне показалось, что мой мир ушел из-под ног.

Я крепче сжимаю его руку в попытке уверить его, что не собираюсь исчезать.

— Она отвезла тебя на кладбище, на то, где лежит твоя мать. Три гребаных часа езды. К тому времени, как мы поняли, что ты у неё, она была в двух часах езды от нас.

— Как ты меня нашел? — спрашиваю я.

Зак качает головой. Он выглядит немного нервным.

— Я… Ну, я…

Я жду, пока он решится мне сказать. Его нерешительность заставляет меня нервничать.

— Ладно, я установил GPS-трекер в твое обручальное кольцо. Мне не жаль, я знаю, что это, возможно, неправильно, но это единственная причина, по которой ты сейчас жива. Только так мы узнали, где ты.

Я смотрю вниз на свою левую руку, где сейчас находится обручальное кольцо. Помню, что оно было на моей шее, пока я была на работе, так что я не уверена, как оно снова оказалось на моем пальце, но думаю, что могу догадаться. Я снова смотрю на Зака.

— Хорошо, давай оставим его там, — говорю я ему, честно говоря, совсем не беспокоясь о том, что он может отслеживать мое местоположение по кольцу.

Зак вздыхает, как будто с него сняли груз.

— Да? Ты не злишься? Сара сказала, что ты разозлишься, когда проснешься и узнаешь, что на тебе маячок. Можешь злиться на меня, солнышко, я справлюсь.

— Я не злюсь, меня немного беспокоит, что ты сделал это, не сказав мне. Но я рада, что ты смог легко найти меня. Рада, что ты добрался до меня прежде, чем она закончила то, что начала, — когда я собираюсь пошевелить рукой, боль снова накатывает, — что случилось с моей рукой?

— Кейтлин выстрелила тебе в руку, — ворчит Зак, — а я не успел добраться до тебя вовремя. Дин держал двух парней возле кладбища в течение последних нескольких недель. Они добрались до тебя, раньше меня.

Я провожу пальцами по его руке.

— Это из-за тебя те люди были там.

Дверь в палату открывается, и входят врач и медсестра.

— Давно пора, блядь, — вырывается у Зака.

— Мисс Саммерс, я доктор Райан. Как вы себя чувствуете? — спрашивает врач, поднося фонарик к моим глазам.

— Голова болит, рука как будто горит, но в остальном я в порядке, — честно говорю ему.

Доктор кивает.

— Это понятно. У вас был неприятный удар по голове, вам наложили десять швов на линию роста волос, — доктор берет мою карту, что-то отмечает в ней, а затем добавляет, — пуля задела вашу руку, и вы потеряли довольно много крови, так что вы, вероятно, будете чувствовать слабость в течение нескольких дней.

Я впитываю всё, что он говорит. Пуля только задела мою руку, это хорошо. Но все равно чертовски больно.

— Как насчет обезболивания. Что ты ей даешь? Ей больно, — вопрос Зака звучит резко.

— Все в порядке, — говорю я ему, пытаясь успокоить его.

— Нет, не в порядке, солнышко. Тебе больно. Это ни хрена не нормально.

Доктор смотрит вниз на карту в своих руках.

— Она на лучшем обезболивающем, которое мы можем безопасно дать ей, — говорит он Заку. Посмотрев на меня, он добавляет, — все отлично, мы оставим вас на ночь для наблюдения, но завтра вы сможете пойти домой. Я распорядился, чтобы пришел доктор сделать вам УЗИ и проверить плод, просто для осторожности. Все ваши анализы крови в норме.

Я заметила, как Зак напрягся во время слов доктора, он смотрел на меня сверху вниз, наблюдая за моим лицом. Я прокручиваю в памяти всё, что сказал врач, это занимает минуту, но потом меня осеняет.

— Подождите, что? — спрашиваю я доктора.

— Все ваши анализы крови в норме, — он кладет карту обратно на ножку кровати.

— Нет, вернитесь немного назад. Плод? Какой плод? — спрашиваю я его.

— Вы не знали, что беременны? — спрашивает врач.

Я качаю головой, не в силах говорить, и смотрю на Зака, который не произнес ни слова, всё еще глядя на меня сверху вниз и ожидая моей реакции. Кажется, что он затаил дыхание, боясь пошевелиться.

Врач продолжает:

— Я думаю, что еще рано, УЗИ покажет нам больше.

Беременна. Беременна. Я беременна. Как это случилось? Конечно, я знаю, как это произошло. Я улыбаюсь этой мысли. Затем, что-то задерживается в глубине моего сознания.

— Почему я не помню, что произошло? — спрашиваю я врача.

— Вам ввели пропофол, и вы спали почти все время, я полагаю.

Я киваю головой. Что ж, это объясняет, почему я ничего не помню.

— Это не повредит ребенку? — спрашиваю я доктора, и Зак смотрит на него, сжимая мою руку.

Доктор качает головой.

— Нет, ребенок должен быть в порядке. Давайте сделаем УЗИ и узнаем, на каком вы сроке, — говорит он с ободряющей улыбкой.

Я собираюсь поблагодарить его, но не успеваю, Зак нарушает молчание.

— Должно быть? Должно быть хорошо — этого недостаточно.

Он достает свой телефон из кармана, набирает чей-то номер, коротко оглядывается на меня, прежде чем звонок соединяется.

— Дин, найди лучшего акушера-гинеколога в Сиднее. Запиши Алиссу к ним на прием завтра, — он немного слушает, я не могу расслышать, что говорит Дин, но Зак отвечает, — да, мне все равно сколько, — прежде чем повесить трубку.

Доктор смотрит на меня и улыбается.

— Я узнаю, где находится доктор, который сделает вам УЗИ.

Я киваю и благодарю его, не зная, что сказать в данный момент. С этими словами он выходит за дверь. Когда она закрывается, я оглядываюсь на Зака, который снова смотрит на меня, словно чего-то ожидая.

— Мне жаль, — говорю я ему. Что, если он думает, что я забеременела нарочно? Что я пытаюсь заманить его в ловушку или что-то в этом роде?

— Тебе не о чем сожалеть, солнышко, — говорит он, рассеянно проводя рукой по моему животу. Я даже не думаю, что он делает это осознанно.

— Я не знаю, как я забеременела, — говорю я, на что Зак поднимает бровь, — ну, конечно, знаю эту часть, но ни разу не пропустила ни одной таблетки, клянусь. Я не лгала тебе. Но пойму, если ты не хочешь этого. Я могу справится с этим, все в порядке…

Зак наклоняется и целует меня, целует до смерти, обрывая мои бессвязные мысли. Когда отстраняется, он так широко улыбается.

— Солнышко, ты сумасшедшая, если думаешь, что я когда-нибудь позволю тебе сделать это одной. Или что я не захочу ребенка, который будет состоять из нас, из нашей любви, — наклонив голову, он выжидающе смотрит на меня.

— Что ты ищешь? — спрашиваю я его через несколько мгновений.

— Мне интересно, куда делась паническая атака. Однажды у тебя была подобная реакция при мысли о ребенке, но сейчас ты выглядишь такой спокойной, что это немного обескураживает.

Вот почему он застыл и затих, когда врач упомянул о плоде. Он беспокоился о моей реакции.

Я улыбаюсь ему.

— Я поняла, что неважно, что со мной случится. Если у меня будет короткая жизнь, как у моей матери, этот ребенок все равно будет любим, у него всё равно будет семья. Я не оставлю этого ребенка одного в мире, который может быть таким жестоким.

— Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось, солнышко. Ты больше никогда не покинешь мою жизнь.

Он выглядит серьезным, как будто его слово — закон и со мной никогда ничего не случится. Не уверена, что все так просто.

— Я хочу этой жизни, которую ты мне подарил, Зак. Хочу семью с тобой. Хочу иметь этого ребенка, — мои глаза слезятся при мысли о том, что всё, чего я когда-либо хотела, сбывается, — хочу, чтобы завтрашний день всегда был с тобой, — говорю я ему.

— Солнышко, я хочу только одного — создать с тобой семью. Чтобы все мои завтра были с тобой. Я люблю тебя, — говорит он, вытирая слезы с моих глаз.

Дверь открывается, и в палату входит доктор, вкатывая аппарат УЗИ на тележке. Девушка представляется и обильно краснеет — такая реакция часто возникает, когда Зак представляется любой женщине. Закатив глаза, я смотрю на экран, пока она прикладывает датчик к моему животу.

Это нереально, я не могу поверить, что это происходит прямо сейчас. После нескольких взмахов датчиком по моему животу, по комнате разносится безошибочный звук сердцебиения.

— Что это? — спрашивает Зак, как будто он готов вступить в бой, заставляя женщину подпрыгнуть.

— Расслабься, ты собираешься довести её до сердечного приступа. Этот звук — сердцебиение ребенка. Сердцебиение нашего ребенка, — по моему лицу снова текут слезы.

Зак поднимает руку, вытирая слезы.

— Что случилось? — его голос мягкий, обеспокоенный.

— Ничего, просто очень взволнована сейчас.

Я смотрю на экран, где неподвижно изображена моя матка. На экране не видно ничего, кроме всплеска. Доктор заканчивает свои измерения и, вытирая гель с моего живота, после чего говорит:

— У вас примерно пять-шесть недель беременности, все выглядит хорошо. Сердцебиение хорошее, сильное. Поздравляю.

— Спасибо, — отвечаем мы оба, когда она отключает аппарат от сети и выходит из комнаты.

Я смотрю на Зака.

— Я не могу поверить, что это правда, у нас будет ребенок.

— Да, и тебе, наверное, стоит отдохнуть, пока есть возможность. Я сказал всем, что они могут навестить тебя завтра, так что ожидай наплыва посетителей, от которых ты не сможешь избавиться, когда проснешься.

Я улыбаюсь, думая о том, как тяжело ему пришлось, чтобы уговорить моих друзей подождать до завтра, прежде чем ворваться сюда.

— Не знаю, как тебе удалось уговорить их подождать до завтра.

— Я не заставлял. Они разбили лагерь в приемной и отказываются уходить, черт возьми, — ворчит он.

Это больше похоже на моих друзей.

— Тебе, наверное, стоит впустить их ненадолго, иначе они не уйдут.

— Я эгоист, знаю, но хочу, чтобы ты была только моей. И пока не хочу ни с кем делить тебя и этого ребенка, — пожимает плечами Зак.

Слегка кивнув, соглашаюсь, что тоже не хочу делиться.

— Я знаю, но у нас всегда есть завтра, вместе, верно? — спрашиваю я его.

— Всегда, — говорит он.

— Обещаешь?

— Обещаю. У нас всегда будет завтра вместе, солнышко.


Конец

Команда FOUR HORSEWOMEN, благодарит вас за прочтение данного перевода. Будем рады вашим репостам, реакциям и комментариям.

Спасибо, что доверились нам и познакомились с нашими Алиссой и Заком.

С любовью, ваши Всадницы.

Загрузка...