— Ты смеешься надо мной. — не спросил, а прямо таки утвердил магистр, смотря на ведьму удивленными глазами, в которых сверкнуло что-то не доброе. — Я ведь сказал тебе, какая ведьма мне нужна, а в этой девчушке магии на грамм, не больше.
Ведьма только хмыкнула в ответ.
— Я же тебе говорю, она очень сильная ведьма. — женщина сделала акцент на слове, давая ему додумать нечто большее.
И, кажется, это подействовало, потому что магистр начал в голове прокручивать мысли и догадки. Как маленькая девочка могла так свободно разгуливать по Мертвому лесу? Почему при страшных событиях, в которых она оказывалась, в ней не было и тени страха? Почему она так смело выступала против него, и в глазах ее он никогда не видел настоящего проникновенного ужаса? Ответ только один.
— Но как? От нее же не исходит сила. Это какой-то блок? — сам догадался правитель, и ведьма лишь положительно кивнула, не собираясь рассказывать ему подробности.
— Об этом тебе знать не стоит, это секреты Верхнего мира, но если тебе нужна помощь, ты должен поговорить с Горальдом. Уверена, он не откажет. Я знаю, что он отправлял ее в Нижний мир. — женщина хмыкнула. — Даже не представляю, как ты носился с ней, не зная, что она сильная ведьма. Сложно представить тебя, бегающего за девицей, которая постоянно встревает в проблемы. — она еле сдерживала смех, очевидно все же пытаясь представить себе эту живописную картину.
— С чего ты взяла, что я вообще за ней бегал? — возмутился правитель, не скрывая раздражения и еще больше скривился, когда она повернулась к нему и прыснула.
— Потому что ты так смотришь на нее.
Владыка непонимающе вскинул брови и замолчал.
— Как «так»? — вопросил он, искренне не понимая, что она имеет в виду.
А ведьма только пожала плечами, мол «Ну ты и недогадливый».
— Надеюсь однажды, когда ты будешь на нее так смотреть, рядом с тобой будет зеркало.
Магистр еще раз мельком поднял голову к веселящимся детям, и никого там не увидел, кроме маленькой девочки, стоявшей среди белоснежного снега и прижимающей руку к груди.
— Исчезла.
— В любом случае. — продолжила Элеонора, не придавая значения исчезновению Селестии. — обратись к Горальду, и не пытайся узнать у него о ней. Вряд ли он что-то скажет. Ты знаешь этого вредного старика, он ни за что не отступится от своих принципов.
Магистру это было и не нужно, он уже осознал, что ведьмочку послали в Нижний мир не просто так, а по какой именно причине он все равно узнает рано или поздно, если его это еще раз затронет. В конце концов, Владыка мира он или беспомощный муравей?
Разговор на этом закончился, и он направился к девочке. Та ждала его, не двигаясь с места, хотя и заметно нервничала. Он не чувствовал в ней страха, но волнение проскальзывало через стиснутые пальцы, сжимающие что-то у груди.
— Идем. — отрезал он не зная, что она не понимает нынешний диалект. Но девочка помнила слова ведьмочки, что он не навредит ей и просто последовала за ним в открытый портал.
***
Сетия приняла облик у ближайших холмов и облокотилась о твёрдую поверхность, останавливая прерывистое неровное дыхание. Она чувствовала себя так, словно убегала от самой смерти, в глазах все плыло, что-то гудело в ушах, и по телу проходил неприятный холодок. Почему она убежала и не встретила его? Почему предпочла не показываться ему на глаза, ведь она не сделала ничего плохого, а скорее наоборот вызвалась помочь? Ведь по этой непонятной причине она так некультурно распрощалась со всеми. Бросила девочку, не отдав ее в надежные руки как полагается. Правитель обязательно поймет, что в девочке что-то изменилось, и не станет предавать ее наказаниям. Она уверена, что ей ничего не угрожает, а потому за нее была абсолютно спокойна. Но то, что она так трусливо сбежала, было настоящим ударом по ее гордости. Именно гордость чаще всего не позволяла ей уходить от проблемы. Она гордилась своей силой, не желала признавать поражение и делала все чтобы доказать себе, что она способна справиться со всем сама. Но сегодня она проиграла. Она проиграла самой себе! И эта мысль гонгом била в голове. Или это так сильно билось ее сердце?
Переведя дыхание, она выпрямилась и осмотрелась вокруг. Времени еще прошло мало, и ректор наверняка не успел ее потерять. Сила пульсировала внутри неровно, но благодаря снятой печати ведьмочка могла использовать ее еще достаточно долго. Мисс Элеонора не виновата в том, что вызывает у магистра такой взгляд обожания, поэтому винить, а тем более не доверять ее словам она не собирается. Ведьма рассказала ей о старухе, что живет далеко, но все же не на крае света, чтобы ее нельзя было найти, поэтому она собиралась попытать счастья прямо сейчас. Раньше она не рисковала использовать заклинание отречения многократно, потому что это исчерпывало магический резерв и вызывало сонливость, но прямо сейчас ее обуревало столько чувств и такая решимость, что она была готова рискнуть, сделать все, чтобы, наконец, избавиться от своих тревог и волнений, что так долго не давали ей нормально поспать и расслабиться. Она хотела снова увидеть во сне теплое солнце, лицезреть зеленую природу, наполненную жизнью. Но с наступлением зимы в реальности, она видела ее постоянно, и это вызывало в ней полную беспомощность. Не спрятаться, не скрыться от этого страшного холода и мерзлоты, временами пробирающей до костей.
Нашептывая заклинание, она перемещалась еще и еще, пока, наконец, не оказалась в знакомых краях, в которых она была лишь однажды, когда вместе с мисс Леттой отправлялась за добычей особых лекарственных трав. Тогда-то она впервые и осознала, что была не способна лечить даже травами. Если бы не господин Малдвин, она бы так и не раскрыла в себе скрытый потенциал. Проводя добрые мысли о заботливом старичке теплой улыбкой, она мерными шагами направилась вперед.
Пустынные горы славились таким названием не потому, что там ничего не росло, и не было никакой живности, а потому что там не росло ничего съедобного для людей, и не водилось для них ничего приятного, включая животных. Когда мисс Летта брала ее с собой на сборы ядовитых трав, которые при правильной обработке становились лекарством, ведьмочка должна была практиковаться в боевой магии, оберегая преподавательницу от не в меру голодных и диких тварей, норовящих откусить человеческую голову или еще какую, по их общему мнению, аппетитную конечность. Будучи маленькой девочкой, она не нервничала и приструнила практически всю живность, став при этом покорителем этой земли. С тех пор, конечно, она сюда больше не возвращалась, но обратный путь был у них таким тихим, что Сетия постоянно зевала и жалела, что не оставила парочку страшненьких голодных зверьков без начищенной морды.
Сейчас же медленно продвигаясь вперед она не видела ни одной знакомой тварюшки, и совершенно не чувствовала себя разочарованной как прежде. Пожалуй оно даже к лучшему, что ведьмочка может прогуляться по улице и проветрить затуманенную голову. В последующие несколько часов над головой пару раз пролетели гигантские хищные птицы размером в несколько метров, с острыми когтями и длинным клювом, призванным протыкать свою жертву и выпивать из нее весь сок, то есть кровь. По своей сути они были похожи на больших гигантских комаров, только с плотными кожистыми крыльями и грубыми лапами. Один такой попытался Сетию схватить этими самыми лапами, после чего не колеблясь, без них и остался.
Вообще, когда она подумала, что очень тихо идет уже два часа по ощущениям, стало совсем уж тоскливо. Она не имела ни малейшего представления, как должен выглядеть дом ведьмы и разглядывала все, куда можно было залезть и где обосноваться. Иллюзорных чар она не чувствовала, значит дом никто не прятал или она его пока еще не нашла. Так она вышла к замерзшему водопаду. Вообще удивительно, что при такой не особо холодной температуре целый водопад был заморожен, поэтому она остановилась и стала прислушиваться. Это место явно ее настораживало. Живые растения мешались с замерзшим инеем, белеющим на ветвях лилового оттенка. Небо над головой тоже изменило цвет на пурпурный, и уж когда перед ведьмочкой из заледеневшей реки поднялась огромная чешуйчатая змея с радужными переливами, которая стремительно подползала к ней, готовая кинуться на нее и вцепиться зубами, Сетия даже не моргнула. Ее глаза были спокойными, а сама она даже не собиралась уклоняться. Только выпрямилась и сказала.
— Здравствуй, Парсифей.