И снова Эйми была предоставлена самой себе. Она мерила шагами комнату, сжав от злости зубы и с негодованием посматривая на входную дверь. На протяжении нескольких часов она тихо закипала от распирающего изнутри гнева. Ей хотелось бить, крушить все, что попадется под руку, так она была зла. Как много раз за этот день Эйми хотелось, чтобы чертова дверь уже открылась! Как много раз ей хотелось налететь на нее и, распахнув ее, выбежать в коридор! Выбежать и спросить, куда запропастился хозяин Стоунклиффа!
Но она оставалась там, где ее заперли. Ройс так и не приходил за ней.
Оставшись одна взаперти, Эйми хотела кричать от досады.
Вернувшись после ужасного происшествия домой, Стоунхерст запер ее в комнате, строго-настрого приказав не покидать ее стен ни под каким предлогом. С тех пор, как виконт ушел, Эйми не знала, что он намерен делать дальше, и не имела ни малейшего представления о происходящем за пределами комнаты.
«Конечно, отца тут же известят о случившемся», – размышляла она. Ройс не допустит, чтобы маркиз и Толливер впустую тратили время на поиски человека, который уже умер. После того как Эйми побывала на волоске от смерти, им, без сомнения, предстоит решить, что для нее безопаснее – оставаться здесь или вернуться в Лондон.
В любом случае Эйми свято верила, что без ее участия подобное решение не может быть принято. В конце концов, на кону была не чья-то жизнь, а ее, и она порядком устала от того, что другие решают ее судьбу.
Раздосадованная, тяжело выдохнув, Эйми села на край кровати и взглянула на перевязанные руки. Порезы были незначительными и не требовали вмешательства доктора, но убедить в этом Ройса удалось с большим трудом. Горничная, что принесла на подносе ужин для Эйми, помогла перевязать раны. Лечебная настойка практически свела на нет все болезненные ощущения.
Чертово упрямство Ройса! И зачем только он запер ее?! Совсем недавно он с такой нежностью обнимал ее, Эйми, а после выпавшего на их долю испытания испарился, стоило им только вернуться в Стоунклифф. С первой же секунды он, казалось, вновь решил соблюдать между ними дистанцию.
И теперь Эйми снова оказалась в полном одиночестве, не имея рядом никого, с кем могла бы поделиться своими страхами и сомнениями. На эту тему она не могла поговорить даже с Теодосией. Как бы ей ни хотелось рассказать герцогине всю правду, Эйми вынуждена молчать о том, что ее хотели убить. А израненные руки, как она объяснила, результат неудачного падения во время прогулки. Хотя пожилая дама и посмотрела на Эйми несколько подозрительно, но не сказала ни слова.
В коридоре раздался бой часов, возвещающий полночь. С досадой Эйми посмотрела на белеющий квадрат подушки – эту ночь, похоже, она опять проведет без сна. Да и как тут уснешь, когда вокруг такое творится! Правда днем ей удалось ненадолго уснуть, но сейчас Эйми чувствовала себя настолько возбужденной, что одна мысль о том, чтобы прилечь, ужасала ее.
«Интересно, как долго он намерен держать меня взаперти? – раздраженно думала Эйми. – Как долго мне предстоит прятаться, в то время как другие будут решать, что для меня лучше?» Может, она раньше была рада вести затворническую жизнь, но не теперь. Она изменилась, она больше не робкая мышка.
«Ты похожа на Элиз больше, чем думаешь…»
Слова Теодосии эхом отдавались в голове Эйми. Нет, герцогиня права. В ней, Эйми, больше от матери, нежели чем она себе представляла. Окажись в такой ситуации мама, она бы действовала решительно, она бы не стала сидеть взаперти, а сделала бы невозможное.
Известно лорду или нет, но в некоторых вопросах им все еще предстоит прийти к договоренности, и Ройс вынужден будет узнать, что Эйми может быть упрямой не меньше его самого.
Черт побери!
С яростью перечеркнув пером только что написанное предложение, которое он сочинял с четверть часа, Стоунхерет невидящим взглядом уставился на лежавший перед ним лист бумаги. Часть письма была написана, но до конца еще было далеко. Строчки расплывались перед сонным взглядом Ройса. Несколько часов он пытался сочинить это послание, было написано бесчисленное множество приветственных слов, но до сути дела он так и не добрался. Нужные слова просто не шли на ум, как бы Ройс ни напрягал мозги.
Но черт побери, какими словами мог он объяснить свои необдуманные, нарушившие весь дальнейший ход событий действия маркизу Олбрайту? Как он мог оправдать свою несостоятельность в том единственном, о чем попросил его маркиз?
Сохранить жизнь его дочери, обеспечить безопасность.
На мгновение перед Ройсом вновь возникла та страшная картина, когда он увидел Эйми, висящей над пропастью. Ее глаза, полные ужаса и мольбы. Кровь застыла у Ройса в жилах. Господи, она была на волосок от смерти! Никогда в жизни он так не боялся за жизнь другого человека. Внутри все перевернулось от мысли, что прибудь он на мгновение позже, возможно, опоздал бы навсегда. Опоздал бы и не спас Эйми.
Выбросив из головы ужасающие картины, в которых он видел безжизненное тело Эйми на дне пропасти, Ройс смял лист бумаги и поднялся из-за стола. Первое, что он пообещал себе сделать с утра, так это закончить письмо. Ройс надеялся, что крепкий сон пойдет ему на пользу и утром он с легкостью подберет нужные слова. Как только письмо дойдет до Толливера, он, Ройс, примется за сборы Эйми и герцогини, им необходимо вернуться в Лондон – случай на утесе как нельзя лучше доказал, что Эйми будет в большей безопасности под присмотром семьи, нежели в его компании.
Сомнений в том, что Эйми с этим согласится, у виконта не возникало. Тяжело выдохнув, он подошел к окну.
Учитывая его скверное настроение в последнее время и несчастье, которое Эйми пришлось пережить с утра, она не может не радоваться отъезду из Стоунклиффа, и ее нельзя винить в этом. Он собственными руками спровоцировал угрозу, повисшую над Эйми, тем, что сторонился ее, да еще и ушел в личные переживания, вызванные гибелью Балтазара. И хотя он, не теряя времени, отчитал служащего Толливера за недостаточную бдительность, позволившую преступнику проникнуть в Стоунклифф, Ройс был уверен, что он, и только он, виноват в случившемся.
Господи! Он не должен был поддаваться собственной слабости, не должен был касаться Эйми той ночью! Боль из-за потери Балтазара сломила его, лишила воли, вот он и не смог сопротивляться ее чарам. Чувствовать Эйми в своих руках, ощущать ее так близко, не об этом ли он мечтал. Ройс был уверен, что никогда не сможет забыть ее шелковую кожу и уж тем более то ощущение уюта, которое она подарила ему, позволив проникнуть внутрь.
Только все это было ошибкой. Нельзя было подвергать ее такой опасности. Злые силы, окутавшие жизнь Ройса, не оставляли в покое никого из тех, кто когда-либо был ему дорог.
Неожиданный стук в дверь прервал размышления Стоунхерста. Раздраженный появлением нежеланного гостя, он нахмурился. Было уже за полночь, и он не понимал, кому мог понадобиться в столь поздний час. Если только… если только это не весть об очередном покушении.
Вселяющая ужас мысль вновь оживила кошмарные образы гибели Эйми. Ройс бросился к двери и стремительно распахнул ее.
На пороге стояла Эйми.
– Мне нужно поговорить с тобой, – довольно резко сказала она и, не дожидаясь разрешения войти, ворвалась в комнату.
Крайне удивленный столь неожиданным появлением Эйми, Ройс закрыл за ней дверь, изо всех сил стараясь скрыть свое замешательство. Скрестив на груди руки, он молча смотрел на нее с деланным спокойствием. Про себя же молился, чтобы взгляд не выдал его жгучего желания, ставшего верным спутником Ройса с тех пор, как Эйми поселилась в Стоунклиффе.
– По-моему, я запер тебя в комнате, – произнес он холодным, отстраненным тоном.
Эйми повернулась к нему, демонстрируя абсолютное безразличие к его словам.
– Да, но как видишь, я здесь, – с определенной долей дерзости парировала она, – нашла возможность выбраться, потому что вовсе не обязана тебя слушаться.
Несмотря на серьезность ситуации, Ройс едва удержался от смеха, услышав от Эйми такой резкий ответ. Похоже, она собралась бунтовать против него. Все, что ему оставалось, так это быть благодарным, что на этот раз Эйми была одета. Виконт не был уверен, что смог бы противостоять соблазну, окажись она снова в одной легкой ночной сорочке.
Ройс вновь вспомнил ту ночь, как Эйми стояла перед ним и пламя камина бликами играло на ее нежной коже, а сквозь легкую ткань сорочки проступали соблазнительные изгибы точеной фигуры. Эйми была так прекрасна!
Силой воли Ройс отбросил все, что могло помешать ему сейчас. Отпрянув от двери, он прошел мимо Эйми и остановился у изголовья кровати.
– Думаю, тебе не приходило в голову, – он обратился к Эйми, стоя к ней спиной, – поразмыслить, что может произойти, если твоя наставница проснется и обнаружит, что тебя нет в комнате.
– Она не проснется, – с твердой уверенностью заявила Эйми. – Теодосия спит мертвым сном. И хотя я была бы счастлива поговорить в более подходящее время и в ином месте, но это, как выяснилось, невозможно, ведь в течение дня ты всеми силами избегал встречи со мной.
Обернувшись, Ройс взглянул на Эйми. С нарочитой медлительностью он удивленно вскинул брови, стараясь что есть силы скрыть внутреннее смятение.
– И почему это ты решила, что я избегаю тебя?
Эйми посмотрела на виконта пристальным взглядом.
– Доказательством тому твои поступки: ты запер меня в комнате, точно я провинившийся ребенок, оставил в одиночестве, в полном неведении. Уверена, ты понимал, что меня терзает множество вопросов и мне хочется знать, что ты собираешься делать теперь, когда моей жизни больше ничто не угрожает. Но ты повел себя так, будто меня вообще нет, будто я – пустое место и со мной можно не советоваться.
«И что я могу сказать в ответ?» – размышлял Ройс, разглядывая Эйми. Он понимал, что обиды ее справедливы, что он не имел права поступать с ней так. Но ведь и она должна догадываться, что он всего лишь пытался ее уберечь от волнений, оградить от бед… Она, напротив, весь день не выходила у него из головы. Он тревожился за нее!
Однако Ройс и не думал сообщать об этом Эйми. Он лишь небрежно пожал плечами:
– Мне нечего сказать. Полагаю, единственно верным решением на данный момент будет написать о случившемся твоему отцу. Следует как можно быстрее сообщить ему, что я везу тебя в Лондон.
Эйми сложила руки на груди и подошла вплотную к виконту.
– А что, если я не желаю возвращаться домой? – с вызовом спросила она.
– Не говори глупостей. Еще пару недель назад ты утверждала обратное. Вспомни, ты же не хотела отправляться в моей компании в Стоунклифф.
– То было раньше.
– Раньше чего?
– До того, как мы стали с тобой близки, невыносимый, равнодушный болван!
Ройс безмолвствовал, сраженный наповал, сбитый с толку неистовой вспышкой ярости. Эйми и сама казалась ошарашенной, словно с трудом верила, что это она сейчас так кричала. Краской смущения залило ее щеки, но Эйми не отступила и лишь бросила на виконта гневный взгляд.
– Я сказал, что для тебя же будет лучше, если каждый из нас забудет об этом.
– Ты сказал… Ну что ж. А я скажу, что я не согласна. – Эйми на шаг приблизилась к Ройсу. С этого расстояния он мог видеть, как потеплел ее взгляд. В глубине янтарных глаз читалась мольба, противостоять которой виконт мог, лишь призвав на помощь всю свою силу воли. – Я не могу забыть. И не понимаю, как ты можешь притворяться, что для тебя это ничего не значит.
С силой обхватив столбик кровати, так что побелели костяшки пальцев, Ройс стиснул зубы, пытаясь побороть рвущееся наружу желание заключить Эйми в объятия. Едва ли не физическую боль ощущал он от того, что находится рядом с ней и не может ее коснуться. Ну как она не понимает, что он заботится о ее же благе? Почему она все усложняет?
– Черт возьми, ты как будто не слышала меня. Я сказал, что все, кто мне близок, кого я… любил когда-то, погибали. Я несу им смерть.
– А как же! Я все это слышала. Но ничто из услышанного ни на йоту не способно изменить мое мнение.
– Как это не способно? О Господи, Эйми, ты чуть не погибла сегодня утром! Это ли не доказательство! Теперь-то уж ты должна понять, что все рассказанное мной – чистая правда!
В ответ на его неистовые восклицания Эйми лишь молча качала головой.
– Так это все из-за утреннего происшествия? Ты и вправду полагаешь, что твое проклятие как-то связано с тем, что произошло на утесе?
Прежде чем Ройс понял, что она намеревается сделать в следующее мгновение, Эйми подошла к нему и обняла за шею.
– Послушай меня, – произнесла она, медленно, четко выговаривая каждый слог, – единственный человек, виноватый в том, что сегодня произошло, – это я, и никто иной. Это я решила отправиться на прогулку так далеко, даже не подумав о том, что это может быть опасно. Это я не послушала Эдмундсона, он предлагал вернуться домой. Но я вела себя безрассудно, будучи уверена, что ничем не рискую. Я сама себя подвергла этой опасности. – Ройс уже открыл рот, собираясь возразить, но Эйми оборвала его. Обратив к нему лицо, она недовольно добавила: – Нет. Можешь не утруждать себя возражениями, так как это бесполезно. Я не позволю тебе приписывать это действию твоих злых духов. Кто-то задумал убить меня задолго до того, как мы с тобой стали близки. Твое выдуманное проклятие не имеет ничего общего с покушением на мою жизнь. И даже если бы я была так глупа, что поверила бы в его силу, то сейчас все позади. Я жива. Так что, как видишь, независимо от убеждений твоего отца не каждый дорогой для тебя человек обречен на смерть.
Усталость постепенно давала о себе знать. Боль в висках становилась нетерпимой. Нарастающая с каждой минутой усталость все больше притупляла способность Ройса мыслить логично. Он чувствовал жар от прикосновения рук Эйми в то время, как ее настойчивые попытки объяснить ему что-то ослабляли его сопротивление, сводили на нет решение не поддаваться ее магическим чарам.
Из последних сил скрываясь за маской сдержанности, он вырвался из доставляющих неимоверные мучения объятий Эйми и отошел в сторону.
– Мы оба знаем, что опасность миновала, но не навсегда, – решительным тоном заявил он. – Вполне возможно, что тот, кто нанял того преступника, просто возьмет и наймет еще одного, как только узнает, что ты еще жива. И в следующий раз все может обернуться совсем по-другому.
– Да, возможно и такое, – согласилась Эйми. – Но я не собираюсь вечно прятаться.
– А я не собираюсь рисковать твоей жизнью.
Таким резким высказыванием Ройс вновь хотел вызвать злость Эйми, ее ненависть и, надо признать, преуспел. Эйми взорвалась. В состоянии крайнего гнева она принялась нервно расхаживать взад-вперед.
– А я говорю, это не просто мой каприз. Кроме того, я категорически заявляю, что твои намеки бессмысленны. Я не из тех, кто будет терять время, потакая своим слабостям, – выпалила Эйми, смерив Ройса ледяным взглядом. – Почему все непременно обращаются со мной как с маленькой перепуганной девятилетней девочкой, на чьих глазах убили мать? Будто я постоянно нуждаюсь в чьей-то защите и не способна на самостоятельность. Я выросла. Пора уже это усвоить.
Слова Эйми звучали с такой болью и одновременно недоумением, что неожиданно для себя самого Ройс был тронут.
– Никто к тебе так не относится, – тихо возразил он мягким тоном.
– Разве нет? – воскликнула Эйми. Порывистым движением она снова приблизилась к Ройсу. – Это моя жизнь на кону, Ройс. И это мои воспоминания о событиях в ночь маминой гибели послужили всему причиной. Не думаешь ли ты, что я заслуживаю, чтобы мое мнение учитывалось? – Ее умоляющий взгляд с легкостью разбивал все возведенные Ройсом баррикады и, задевая за живое, ранил его. – Неужели я не заслуживаю, чтобы мне дали возможность доказать, что я могу быть полезна в ходе расследования? Что наравне с сестрами я могу быть сильной?
До того как Ройс смог остановить порыв, он приблизился к Эйми, взял в ладони ее лицо и нежно, едва касаясь, ласкающим движением провел большими пальцами по ее шелковой коже щек.
– Тебе не нужно ничего доказывать. Я и так знаю, что ты сильная.
– В таком случае, может, мне самой себе нужно это доказать? Может быть, я наконец готова оставить прошлое позади и двигаться дальше. Именно так меня убеждали поступить Джилли и Мора. – На секунду Эйми прервалась и, сглотнув, поспешно добавила: – И может быть, я хочу это сделать. Я хочу быть с тобой…
О Боже, как же хотелось Ройсу ухватиться за ее слова, ему тоже хотелось двигаться вперед и никогда больше не оглядываться. Хотелось сбросить оковы трагического прошлого и поверить в то, что впредь все будет хорошо. Но как он мог, ведь сегодня ему снова чуть было не довелось узнать, что над его жизнью довлеет рок, проклятие. Раздираемый сильнейшими чувствами, желанием близости с ней, желанием простой жизни с Эйми, он не мог допустить для нее той же скорбной участи, которой удостоились его близкие.
Оторвав руки от ее щек, виконт сделал шаг назад.
– Мне жаль, Эйми, но я не могу.
Глаза ее вспыхнули и тут же погасли. Эйми торопливо опустила голову.
– Конечно, нет. Как глупо с моей стороны. Я просто предположила, что наша близость значила для тебя так же много, как и для меня. – Она приподняла плечи, пытаясь изобразить безразличие, но у нее плохо получилось. – Очевидно, я заблуждалась.
– Я…
– Нет. Пожалуйста, не надо думать, что ты должен мне что-либо объяснять. Я и без того чувствую себя достаточно униженной. Давай признаем, что одного раза было для тебя достаточно и оставим эту тему, хорошо? – Она развернулась и направилась к двери.
Наблюдая за тем, как Эйми уходит, Ройс почувствовал болезненную пустоту в груди.
– Одного раза с тобой никак не могло быть достаточно! – Слова вырвались помимо его воли и теперь эхом отзывались в тишине комнаты, заставив Эйми остановиться.
Воцарилась оглушительная тишина.
Прошло несколько напряженных секунд, и когда стало понятно, что Эйми не намерена говорить или хотя бы повернуться к нему, виконт продолжил хриплым голосом:
– Знаю, ты не понимаешь, Эйми. Думаешь, что все это только в моем воображении. Веришь ты в проклятие или нет, но на мне ответственность за пролитую кровь слишком многих, чтобы я мог счесть это за элементарное совпадение. Я никогда не прощу себе, если, связав судьбу со мной, ты подвергнешь свою жизнь опасности.
После некоторого молчания Эйми обернулась, лицо ее было абсолютно бесстрастным, ни одна эмоция не играла на нем.
– Прошлой ночью я сказала, что люблю тебя, Ройс, – тихим, но серьезным голосом произнесла она, – и именно это я и имела в виду. Есть проклятие или его нет. Но я не намерена безропотно ждать где-то в тени того дня, когда ты наконец-то сочтешь, что жизнь со мной стоит того, чтобы рискнуть.
Сжав от бессилия кулаки, Ройс едва сдерживал настойчивое желание ударить по столбику кровати, такое неумолимое чувство безысходности обуревало им.
– Что за черт! Неужели не понимаешь, что я пытаюсь защитить тебя?
– Разве? А может, ты пытаешься защитить себя?
Сраженный наповал подобным обвинением, как если бы Эйми и впрямь ударила его, виконт изумленно замер. Но, не медля ни секунды, Эйми не дала ему возможности оправиться от шока. Она просто продолжила говорить. Создавалось впечатление, что прорвало плотину, и Эйми твердо решила избавиться от груза всего, что так долго держала в себе.
– Совсем недавно я поняла, что и правда хочу иметь свою собственную семью. Мужа и детей. Настоящую жизнь. И я действительно считала, что ты тот самый мужчина, с которым мне суждено быть. Но если у тебя не возникает такого желания, то я должна буду научиться жить без тебя. – Эйми смотрела Ройсу в глаза. Глаза ее наполнились слезами. – Я люблю тебя. Но я не могу… я не буду… проживать остаток жизни в одиночестве. – С этими словами она жалко улыбнулась ему в последний раз и вновь направилась к двери.
«Не надо останавливать ее, – думал Ройс, – пусть она живет своей жизнью». Но когда он представил Эйми в объятиях другого, представил, как она наслаждается ласками другого мужчины, рожает ему детей… Ройсу показалось, что в сердце вонзили нож, причиняя невыносимую боль.
– Эйми, подожди! – крикнул он. Кинувшись вслед за Эйми, Ройс успел схватить ее в тот момент, когда она уже поворачивала ручку двери. Они пылко бросились в объятия друг друга, словно им недостало бы и вечности, чтобы насладиться сполна этим единением.
Все остальное не имело значения. Сейчас в руках у Ройса была та единственная, в ком он нуждался, и он с трудом верил, что мог так долго противиться своему счастью. С неистовой страстью он покрывал поцелуями лицо Эйми, и она отвечала ему с таким же пылом. Пьянящий запах ее тела сводил Стоунхерста с ума, заставляя кровь закипать от желания. Каждое прикосновение к ее нежной коже возбуждало его еще больше.
Страсть разгоралась в нем, уже не поддаваясь какому-либо контролю. Ройс подхватил Эйми на руки, перенес на кровать и бережно уложил на высокое ложе. Облокотившись на взбитые подушки, Эйми нежилась на голубых атласных простынях, следя возбужденным взором янтарных глаз за тем, как Ройс стягивал с себя рубашку и бриджи. И если бы у виконта закрались хоть малейшие сомнения в силе ее желания, они бы в миг развеялись – так пылко Эйми притянула Ройса к себе, одарив его блаженной улыбкой.
– Люби меня, Ройс, – прошептала она. И он любил ее. Бурно, пламенно, отдаваясь наслаждению без остатка. Один за другим снимая многочисленные предметы ее одежды, виконт обнажал Эйми до тех пор, пока она не предстала перед ним нагой и трепещущей от желания. Следуя губами за изгибами ее тела, он изведал каждый дюйм ее бархатной кожи. Непрекращающиеся поцелуи и ласки с новой силой разжигали их пыл, накаляя страсть. И когда наступил пик наслаждения, блаженство от единения тел было столь сокрушительным и искрометным, что оба, не в силах сдержать охватившую их дрожь, обессиленно упали на постель.
Спустя какое-то время Эйми дремала, прижавшись к груди Ройса, а он любовался ее тонкими чертами лица и размышлял, чем же заслужил такую любовь и веру этой чудесной девушки.
«Прошлой ночью я сказала, что люблю тебя, Ройс, и именно это я и имела в виду…»
Услышав эти слова из ее уст, Ройс почувствовал, как внутри все ликует. Никогда в жизни он не позволял себе всерьез задуматься о чувствах к Эйми, никогда не хотел определять, что стояло за бурлящими эмоциями, которые она в нем вызывала. Он знал, что желал ее сильнее, чем кого-либо в своей жизни. Но признание за этим физическим желанием нечто большего казалось ему искушением судьбы, особенно когда он предвидел, что из этого ничего не выйдет. Ну как он мог пойти на риск и, связав свою жизнь с Эйми, постоянно терзаться страхом, что судьба однажды выхватит ее из его объятий? Как он мог отдать ей свое сердце, а потом потерять ее?
Стоунхерст задумчиво вглядывался в темноту комнаты, и много минут пробежало, прежде чем он смог уснуть.