Стефани села и уставилась в меню — ей необходимо было на чем-то сосредоточиться. Но буквы плясали перед ее глазами, потому что сейчас она меньше всего могла думать о еде.
Вот так, обреченно говорила она себе, дочь стремится повторить ошибку матери. Наверное, потребность подчиняться властолюбивым мужчинам у меня в крови. Но я должна что-то с этим сделать, иначе, что со мной будет? Сейчас я свободна, разве я хочу потерять эту свободу?
Однако Стефи чувствовала, что ее уже неодолимо влечет к этому человеку, и снова пришла к выводу, что единственная возможность избавиться от наваждения — это отдаться Клайву. Она не сомневалась, что после этого остынет к нему, да и он перестанет преследовать ее.
Стефани так глубоко задумалась, что, почувствовав прикосновение к своей руке, вздрогнула от неожиданности. Она подняла на Клайва глаза и снова вздрогнула. Он сидел совсем близко и смотрел на нее без тени улыбки на лице, его тяжелый магнетический взгляд выражал желание. Девушка застыла, парализованная этим взглядом, — она была не в силах отвести глаза. Потом она густо покраснела и опустила голову.
— Это называется «страсть», — услышала она его тихий глубокий голос у себя над ухом. — Это возникло в тот момент, когда я впервые увидел тебя, тогда, в вашем доме. Тебе едва исполнилось восемнадцать, и ты была почти влюблена в своего отца, так что с трудом замечала, что происходит вокруг. Я посмотрел на тебя и понял, что хочу тебя. Ты, может быть, этого не поняла, но ты захотела меня так же сильно. Это было с первого взгляда, и это было взаимно. Это взаимно и сейчас. Только тогда это было невозможно, а теперь мы оба свободны решать, что с этим делать.
Наступила тишина, в которой Стефани слышала только, как неистово, до боли в груди, колотится ее сердце. Но она понимала, что не должна поддаваться этой магии, иначе она навеки будет принадлежать ему, даже когда он забудет о ее существовании. Она собрала все свои душевные силы и проговорила почти ровным и даже слегка насмешливым голосом:
— Ты считаешь, что слово «страсть» здесь уместно? Я бы употребила слово «похоть». По-моему, оно больше подходит.
— Не важно, как это называется, — ответил он медленно. — В любом случае, мы в силах сделать так, чтобы это переросло во что-то большее.
У столика возникла официантка, которая принесла кофе и булочки. Стефани дождалась ее ухода и сказала, стараясь выглядеть опытной и циничной:
— Ты имеешь в виду, что мы с тобой должны переспать?
— А ты против этого? — спросил он, нимало не смутившись. — По-моему, мы оба горим желанием продолжить то, что было начато пять лет назад… Стефи, не делай такое упрямое лицо, это тебе не идет.
Он помолчал, разглядывая ее, и прибавил:
— Как жаль, что ты не сказала мне, что твой отец такой мерзавец.
Стефани содрогнулась от его лицемерия. На ее лице появилось надменное выражение, и она спросила с вызовом:
— И что бы ты сделал?
— Я бы с ним поговорил, — ответил Клайв жестко, но спокойно.
Девушка взяла чашку с кофе, поднесла ее к лицу и, вдохнув божественный аромат, проговорила с таким же спокойствием:
— Как я понимаю, он все равно нашел бы на меня управу. Я слишком поздно узнала, что отец в течение многих лет изводил мою мать, шантажируя ее. Уверена, что он и в этом случае действовал бы через нее. Мы с мамой решили, что наилучшим выходом будет побег.
— Побег никогда ничего не решает. Это просто потакание собственной трусости, — сказал Клайв, опять проигнорировав возможность объяснить ей то, что произошло пять лет назад.
— Трусость — другое название самозащиты, — самолюбиво ответила Стефани.
— Хорошо, пусть так, но какова ее цена? Трусы никогда не знают наслаждения риска, поэтому им неведом и вкус победы. Они влачат ничтожное существование, заслуживающее только сожаления. Им незнакома истинная радость жизни.
— А разве не твои любимые китайцы говорят, что, когда есть тридцать шесть вариантов решения проблемы, наилучшим является бегство? — насмешливо отозвалась Стефани. Воистину, никто, кроме Клайва Стэнворда, не мог так задеть ее за живое. — Мой побег из дома лишил отца возможности третировать мать. До этого она боялась, что он превратит мою жизнь в ад. Оказывается, он постоянно угрожал упечь ее в нервную клинику и лишить родительских прав, как только она пыталась оградить меня от его влияния. Тогда я осталась бы с ним один на один, и не представляю, что бы тогда со мною было! Ведь я ему беспрекословно доверяла. После моего отъезда маме больше нечего было бояться. На нее просто перестали действовать его угрозы. Таким образом, отец потерял власть и надо мной и над ней. В общем, я считаю, что все сделала правильно.
Клайв тихо сказал что-то, чего Стефани не расслышала, но она интуитивно поняла, что речь шла о ее матери. Девушка и сама знала, что, спасая себя, она просто бросила маму одну, обрекая на одинокую смерть, и у нее слезы навернулись на глаза. К счастью, собеседник оказался достаточно великодушен и повторять своих слов не стал. Чтобы как-то разрядить обстановку, он спросил:
— А какое у тебя было детство?
— Ты знаешь, прекрасное, — проговорила Стефи, едва сдерживаясь, чтобы не расплакаться. — Ведь в детстве я не подозревала, что мой отец — чудовище. А мама действительно меня очень любила. И я часто гостила у дедушки с бабушкой — у маминых родителей. Я, правда, не знала, что мама специально отправляла меня к ним, чтобы хоть ненадолго удалить от отца. Но, в любом случае, мне было с ними хорошо.
— Я рад за тебя, — сказал Клайв мягко. — У каждого ребенка должно быть счастливое детство и люди, которые его любят. — Он помолчал и неожиданно добавил как-то задумчиво и даже печально: — А почему твой отец так к тебе относился? Может, он хотел сына?
— Он мне не отец, — тихо призналась девушка. — Мой отец умер, когда мне не было года. Разбился на машине. Я его совершенно не помню. Я узнала об этом только в тот день… — Она замялась, потом продолжила: — В тот день, когда решила уехать.
— Тогда все понятно, — кивнул Клайв. — Он не простил твоей матери, что ты не его дочь.
— Не только это. Он делал ей предложение, но она выбрала из двух своих поклонников моего настоящего отца и вышла за него замуж, а Роджер Уильямс оказался отвергнутым. Тогда он решил во что бы то ни стало добиться своего. После внезапной смерти мужа мама была в отчаянии, а Роджер оказался тут как тут. Он поддерживал и утешал ее, уверял в своей любви… Она поверила. И потом страдала до конца своей жизни.
Девушка опять едва не заплакала. Сейчас она держалась только на самолюбии, ей очень не хотелось, чтобы он видел ее слезы. Надеясь, что ее слова прозвучат безразлично, она сказала:
— Ладно, чего теперь об этом говорить, это все уже в прошлом. — Голос получился хриплым и неестественным.
Клайв тихо чертыхнулся. Стефани подняла голову и посмотрела на него вопросительно. Он тоже взглянул на нее, потом снова отвел глаза и произнес:
— Как жаль, что я не знал всего этого раньше. Я должен был добиться его полного разорения.
Чашка в руке Стефи предательски задрожала, и она, для верности поставив ее на стол, спросила как можно более небрежно:
— Почему же ты этого не сделал?
— Потому что я думал, что он тебя содержит, — отозвался Клайв со сдержанной яростью в голосе. — Я и представить себе не мог, что он даже не знает, где ты. Клянусь, я бы сделал его нищим, если бы только знал.
Стефани, конечно, ему не поверила — ведь это было совсем не похоже на Клайва Стэнворда, — но в течение нескольких секунд она колебалась, так велико было искушение поверить. Однако она снова вспомнила тот разговор в саду и решила, что глупо будет дать ему снова себя обмануть. С другой стороны, сделать вид, что она попалась на эту удочку, тоже не мешало, и она проговорила:
— На самом деле я рада, что ты не разорил его. Он, так или иначе, обвинил бы во всем маму, и ей досталось бы еще больше.
— Нет, подумай только, — продолжал Клайв, как будто не слыша ее слов, — вместо этого я, как последний дурак, нанял специалиста, который помог фирме избежать банкротства, а потом купил ее. Контроль над предприятием Уильямс, конечно, потерял, но деньги у него остались, и немалые. Из них, как я понимаю, ты не получила ни цента.
— Да я бы и не взяла ни цента из его денег! — воскликнула Стефани. Потом, поняв, что привлекает к себе внимание окружающих, прибавила с деланным безразличием: — Это больше не имеет для меня никакого значения.
— Если это не имеет для тебя значения, почему ты продолжаешь убегать? — тут же спросил Клайв.
Стефани подняла голову, смерила его взглядом и отчеканила:
— Ты ошибаешься. Я никуда не убегаю.
Стэнворд некоторое время весьма скептически ее разглядывал, а потом задал довольно неуместный вопрос:
— А где ты была в Австралии кроме Бандаберга, Графтона и Сиднея?
— Я объехала почти все восточное побережье. Это было тогда, пять лет назад. Тетя Кристина, у которой я жила, когда сюда приехала, решила, что это меня развлечет. Мы с ней и ее подругой целый месяц путешествовали на машине вдоль берега и даже немного в глубь континента. Потом я некоторое время жила в Брисбене. А что? — не поняла Стефани цели вопроса.
— Просто интересно, — отозвался Клайв. — И как твои впечатления? Выбрала место, где хотела бы жить постоянно?
— Нет, — пожала плечами Стефи, — пока у меня нет желания где-нибудь надолго останавливаться. Потом, я не видела еще западного побережья. Южной и Центральной Австралии.
Она опять вспомнила, что должна соблазнять его, и решила, что пора сменить тему. Девушка поглядела на собеседника из-под полуопущенных век и проговорила кокетливо:
— Вот странно… Если бы твоя подруга не зашла в наш магазин купить себе брошку, ты бы так и не узнал, что я здесь живу.
Стэнворд проигнорировал слово «подруга» и ответил, пожав плечами:
— Тогда бы мы встретились вечером на приеме.
— Ах, там было столько народу, ты бы мог меня не увидеть, — продолжила Стефани свою игру. — К тому же на мне было это ужасное платье и тонна макияжа. Ты бы меня просто не узнал. — Девушка уже почти оправилась от тяжелого разговора о своей семье и теперь говорила голосом, который считала обольстительным.
— Сомневаюсь, что я мог бы тебя не узнать, — отозвался тот с иронией. Стефи показалось, что он понял ее нехитрую игру. — Хотя, не спорю, платье было ужасное, да и макияжа слишком много. Я уж не говорю о бриллиантах. Надеюсь, твой шеф осознал свою ошибку и не стал во всем обвинять тебя?
— А ты уверен, что вся эта затея была так уж неудачна? — Девушку опять покоробил его надменный тон. — Люк хотел сделать рекламу колье, и у него это получилось. Нашлись люди, которые им заинтересовались. Не у всех же такая бездна вкуса, как у тебя. — Стефани с удивлением почувствовала, что ее трясет от раздражения. Она попробовала собраться с мыслями, но не выдержала и прибавила с сарказмом, в котором явно слышались истерические нотки: — Нет, а действительно, Клайв, тебе когда-нибудь вообще случалось в чем-нибудь ошибаться? Только не говори «да», я все равно не поверю.
Клайв взглянул на нее несколько удивленно, а потом проговорил со спокойной иронией:
— А ты, я вижу, очень хорошо меня знаешь. Продолжай, пожалуйста, мне интересно, что ты еще обо мне думаешь.
— Ничего я о тебе не думаю, потому что и думать не хочу! — почти закричала девушка, с трудом подавив иррациональное желание запустить в него чашкой. — Единственное, что я про тебя знаю, это то, что между нами нет и не может быть ничего общего!
Глаза Клайва сощурились, но в них не было ни злости, ни обиды. Там было что-то похожее на голод.
— А врать себе, Стефи, это тоже признак трусости, — проговорил он медленно, растягивая каждое слово. — Ты прекрасно знаешь, что между нами есть общее. Нас объединяет непреодолимое чувственное влечение. И не правда, что ты обо мне не думаешь. Ты думаешь обо мне постоянно.
Он взял ее руку, поднес к губам и легко поцеловал внутреннюю сторону запястья. От этого прикосновения у Стефани мороз прошел по коже. Если бы он набросился на нее, она бы отбивалась и звала на помощь, но это нежное прикосновение просто лишило ее сил и рассудка. Все посторонние звуки — голоса, смех, шум прибоя — все куда-то отдалилось, и некоторое время она слышала только лихорадочный стук своего сердца. Девушка почувствовала, как он выпустил ее руку, и механически подтянула ее к себе. Потом она собрала все свои силы и подняла на него затуманенные глаза. Она должна что-то сказать.
— Извини, Клайв, но я не привыкла спать с кем попало, — проговорила она. Голос прозвучал устало и неубедительно, и все же Стефани была уверена, что оскорбила его, и ожидала взрыва ярости, но Клайв неожиданно мягко ответил:
— Ты знаешь, я тоже. И, пожалуйста, Стефи, не пытайся меня оскорбить, у тебя ничего не выйдет. — Он помолчал, потом добавил: — Я никогда не считал секс развлечением.
Стефани уже кое-как справилась с обуревавшими ее эмоциями, поэтому смогла сказать:
— Возможно, это и так, но я все равно думаю, что ты очень похож на моего отчима.
— Интересно, в чем же? — спросил Клайв. На этот раз в его голосе послышались действительно неприятные нотки.
— Ты использовал мою… мой интерес к тебе для того, чтобы проворачивать свои дела.
— Разве? Может быть, я выпытывал у тебя какие-то коммерческие тайны? Да я даже ни разу не говорил с тобой на эту тему! Если Роджер Уильямс и рассматривал тебя как средство достижения своих целей, то я — никогда. Я даже не затащил тебя в постель. Между прочим, мне было очень трудно устоять перед искушением, но я вел себя как джентльмен.
Он опять изящно обошел тему того проклятого разговора с ее отцом. Поняв это, Стефани вновь почувствовала бессильное раздражение.
— О, да, ты был так благороден! — саркастически проговорила она.
— Да, был, — ответил Клайв. — Тебе тогда едва исполнилось восемнадцать лет. Ты была такой милой, такой невинной…
Девушка опять почувствовала, как его слова вызывают неконтролируемую реакцию в ее крови. Она подняла голову и увидела, что он сидит, прикрыв глаза, отчего его густые ресницы отбрасывают длинные тени на щеки. Его красивое лицо, обычно резкое и властное, казалось сейчас таким беззащитным, что сердце Стефани сжалось от незнакомого ей чувства нежности по отношению к этому человеку. Испугавшись, девушка поспешила перебить его:
— Да-да, конечно. Но сейчас я уже далеко не так мила и не так невинна.
Клайв вздохнул, его брови страдальчески приподнялись, но он произнес спокойно:
— Хорошо, Стефани, давай поговорим с тобой просто как старые друзья. Ты давно последний раз была в кино?
Стефи такая перемена темы вполне устроила, поэтому следующие пятнадцать минут они обсуждали последний голливудский шедевр, громя актерский состав, режиссуру и даже операторскую работу. Возможно, это было не так уж интересно, но зато девушке удалось наконец допить кофе и съесть принесенные официанткой булочки.
Наконец Клайв поглядел на две пустые чашки, стоявшие перед ней, и опустошенную тарелку из-под булочек и спросил:
— Ну и что мы будем делать дальше? Может, хочешь пройтись? Или предпочитаешь искупаться?
Он явно был намерен присоединиться к ней в любом случае, поэтому Стефи быстро ответила:
— Я предпочитаю пойти домой и принять душ.
Ладно, проведу день на пляже в следующий выходной, подумала она.
— Хорошо, а потом?
Она взглянула на Клайва, ожидая встретить дразнящую сексуальную улыбку, но его лицо было совершенно непроницаемым, а глаза бесстрастными. «Я не насильник» — вспомнила она его слова. Девушка была рада воспользоваться этим временным перемирием и принять хоть какое-нибудь решение самостоятельно.
— Ну, можно съездить в Национальный парк, — произнесла она после минутного размышления. — Ты там уже был?
— Нет, — отозвался он, — но хотел бы.
Они встали, но в это время сзади неожиданно послышался громкий женский голос:
— Клайв!
Они оба обернулись, и Стефи увидела даму, купившую вчера золотую брошку. Та была одета в шикарный белый пляжный костюм, который, надо признаться, отлично смотрелся на ее стройной фигуре. Стефи внимательно оглядела ее и поняла, что женщина действительно красива. А что самое неприятное, в ее глазах, направленных на Клайва, был заметен блеск, значение которого не понять было невозможно. Дама призывно улыбалась Стэнворду, потом вдруг увидела девушку рядом с ним, и на лице ее отразился настоящий шок.
— Доброе утро, Шэрон, — сказал Клайв, сделав вид, что не заметил этой метаморфозы. — Познакомься со Стефани Уильямс. Стефани, это Шэрон Сандерс.
Разумеется, дама ее узнала. Ее лицо окаменело, и рука, которую она было по ошибке протянула, застыла в воздухе. Немного погодя она милостиво кивнула Стефи и натянуто произнесла:
— Как дела, Стефани?
— Спасибо, отлично, — ответила та. — Вы уже носите вашу брошку?
— Нет, — произнесла Шэрон с некоторым усилием.
По голосу было понятно, что теперь она вряд ли ее наденет. Несмотря на то, что сцена должна была бы унизить ее саму, Стефи вдруг почувствовала жалость к этой блестящей особе.
Воцарилась пауза, которую прервали слова Клайва:
— Извини, Шэрон, но мы как раз собирались уходить.
— Но, Клайв, — возразила мисс (или миссис?) Сандерс, — я искала тебя по делу и еле нашла. Тебе пришла пара срочных телеграмм, и, по-моему, ты должен на них взглянуть. Одна из них от Барта, и он настаивает на срочном ответе.
— Ничего, подождет до завтра, — невозмутимо отозвался Стэнворд. — Если пришлет еще одну, можешь свалить вину на меня.
— Хорошо, я так и сделаю, — Шэрон улыбнулась фальшивой улыбкой. — Желаю тебе приятно провести время, — добавила она и перевела на Стефи весьма неприязненный взгляд.
Стефани вдруг почувствовала желание уйти. Она совершенно не собиралась никому мешать. Если эта женщина претендует на него и так уверена в себе, то она не собирается создавать ей конкуренцию.
— Извините меня, — сказала она, — но мне пора. Клайв, если хочешь, встретимся здесь через час. До свидания, Шэрон.
— Подожди минутку, я провожу тебя, — немедленно ответил Стэнворд. — Шэрон, до встречи.
Когда они прошли несколько шагов, он спросил насмешливо:
— Значит, ты все-таки не хочешь, чтобы я знал твой адрес.
— Я просто не хочу быть помехой, — ответила Стефи спокойно. — Ведь ей надо было с тобой поговорить.
— Ах, ты опять про Шэрон, — промолвил Клайв с некоторой досадой в голосе. — Я же уже сказал тебе, что об этом не стоит беспокоиться.
— По-моему, она так не думает, — отозвалась девушка.
— Ну, хорошо, я тебе расскажу, если хочешь, — произнес Клайв, вздохнув. — Полтора года назад Шэрон потеряла мужа, а он был моим другом. Потом она вбила себе в голову, что влюблена в меня. Я не могу ее винить, потому что она перенесла тяжелую утрату. Но и поощрять это я не собираюсь. Я ценю ее как сотрудника и по мере сил забочусь о ней, как о вдове моего товарища, но не более того. Так что не думай больше об этом.
Он неожиданно положил руку ей на плечо, нагнулся и поцеловал ее в шею. Сначала его губы показались ей прохладными и нежными, но потом они вдруг стали жесткими и горячими. Стефи не успела отодвинуться и стояла теперь с подгибающимися коленками, раздираемая двумя противоречивыми желаниями: убежать и кинуться ему в объятия. Наконец он выпрямился, взял ее руку и прижал к своей груди. Стефани почувствовала, как неистово бьется его сердце. В его глазах полыхало бледно-серое пламя.
— Стефи, — сказал он, прерывисто дыша, — то, что происходит между нами, касается только нас двоих. Я не позволю никому в это вмешиваться.
Он пригладил ее волосы и опять нагнулся, на этот раз ища ее губы. Она взглянула в его горящие глаза, отшатнулась и еле слышно выдохнула:
— Нет!
Несколько секунд он держал ее, потом отпустил и отступил на шаг.
— Я тебя не заставляю, — проговорил он немного хриплым, но уже почти спокойным голосом. Только блеск в глазах теперь выдавал его состояние. — Я уже говорил, что я не насильник. Ты свободна и можешь уйти, куда пожелаешь и когда пожелаешь.
Она почувствовала, что на этот раз он действительно не будет ее удерживать.
— Я… — смешалась девушка. — Я не знаю… Я не хочу…
— Я тоже этого не хочу, — ответил он, хотя Стефи и сама не поняла, что она имела в виду, когда сказала «не хочу».
Наступила тишина. Стефани осознала, что сейчас ей предстоит решить свою дальнейшую судьбу. Клайв стоял перед ней молча и совершенно неподвижно. Он не трогал ее, не пытался остановить или как-то повлиять на ее решение. Он не давал ей ни малейшего шанса сказать потом, что она сделала выбор по принуждению. Он просто стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на нее своими сверкающими серыми глазами.
Наконец Клайв проговорил:
— Еще раз повторяю, ты можешь сейчас уйти, и я больше не стану тебя преследовать.
Девушка молчала и не двигалась с места. Ее взгляд беспокойно ощупывал его лицо, всматривался в его глаза. Она, сама не отдавая себе отчета, искала в его чертах ответа на мучивший ее вопрос: что это, действительно непреодолимая страсть или обыкновенная похоть?
Но она не находила ответа, видимо его не так-то просто было получить, а, возможно, его следовало искать не в нем, а в самой себе?
Молчание опять нарушил голос Клайва.
— Ну, Стефани, что ты решила? — спросил он, его голос напряженно дрожал, но лицо было сосредоточенным, почти каменным.
Она судорожно сглотнула, потом взглянула ему прямо в глаза и произнесла твердо:
— Я могу уйти.
Ей было нужно, чтобы он это знал. Он загадочно улыбнулся и кивнул.
— Но я остаюсь, — договорила она.
Клайв снова кивнул, потом опустил голову и наконец произнес медленно и раздельно:
— Я тебя понял. Сейчас я схожу за ключами от машины и отвезу тебя домой.
Он предложил ей руку, и они пошли дальше. Только сейчас Стефи заметила, что они находятся у входа в Палас-отель, лучшую гостиницу в Бандаберге. Через пару минут они вошли в холл, и у девушки зарябило в глазах от великолепия обстановки: мраморных стен, зеркал и до блеска натертого наборного паркета. В глубине виднелся небольшой декоративный бассейн с красиво подсвеченным фонтаном. Стефи сразу почувствовала себя неуютно в этом шикарном заведении. Она бросила взгляд в одно из зеркал и сморщилась: мятые шорты со следами песка, футболка… Это если не смотреть на испуганное лицо без намека на косметику и спутанные на ветру волосы. Но Клайв, казалось, не замечал всего этого.
Навстречу им попалась девушка в элегантном костюме. Она удивленно оглядела Стефи, а потом сказала:
— Мистер Стэнворд, у меня для вас телефонограмма. Это срочно.
Клайв поблагодарил ее и вопросительно взглянул на Стефани.
— Ничего, я подожду здесь. — Прежде чем он успел что-то ответить, она отошла к фонтану и опустилась в одно из кресел.
Клайв махнул ей рукой и ушел. Стефи ничего не оставалось, как только сидеть и дожидаться его. Она несколько минут оглядывалась вокруг и не могла понять, зачем нужна такая роскошь. Девушка выросла в богатой семье, но последние пять лет приучили ее к крайней умеренности, ведь теперь она сама себя содержала. Да, подумала она, чтобы понять проблемы бедных, нужно самому побыть в их шкуре. Только это может изменить взгляд на жизнь. В детстве она как-то не задумывалась, откуда берется весь тот комфорт, что ее окружает. Теперь же, глядя на мрамор и позолоту вокруг, она не могла понять, почему люди, сотворившие всю эту красоту, не могли хоть часть своего таланта и своих средств употребить для помощи тем, кто нуждается в самом необходимом.
Странная штука жизнь, сказала она самой себе, ничего не возможно понять. И тут же осеклась. Ведь она сама сейчас сидит в этом фойе в ожидании человека, о котором совсем недавно и думать себе запрещала. А теперь она покорно ждет, когда он найдет для нее время. Воистину, непростая штука жизнь!
Стефи неожиданно со всей очевидностью осознала, что только что согласилась стать любовницей Клайва Стэнворда. Ее охватила настоящая паника, и девушка вскочила на ноги. Путь это трусость, пусть, но я не могу этого допустить, пронеслась у нее в голове лихорадочная мысль. Она сделала несколько шагов к выходу и вдруг увидела в дверях Шэрон Сандерс. С ней Стефи меньше всего хотелось встречаться, однако спрятаться не было никакой возможности. Шэрон уже заметила свою соперницу, и ее самодовольное лицо вытянулось. Однако она тут же улыбнулась, подошла к девушке и спросила с деланным дружелюбием:
— Ты ждешь Клайва? — Она осмотрела Стефи с головы до ног, потом, кивнув в сторону фонтана, предложила: — Может, присядем?
И, не дожидаясь ответа, направилась к ближайшему креслу. Девушке совершенно не хотелось с ней разговаривать, особенно сейчас, но еще меньше ей хотелось выглядеть невоспитанной, поэтому она молча пошла вслед за миссис Сандерс и опустилась в соседнее кресло.
— Здесь мило, не правда ли? — спросила дама с притворной любезностью в голосе. — По-моему, это фойе отделано с большим изяществом. Ты здесь в первый раз?
— Да, — ответила Стефи, не зная, что прибавить.
Шэрон повернулась к ней и снова стала пристально ее разглядывать. Стефи выдержала этот взгляд с достоинством.
— Ты очень красива! — проговорила женщина после тщательного осмотра.
— Благодарю вас, — отозвалась девушка спокойно.
Шэрон помолчала, а потом сказала неожиданно:
— Я думаю, что нам стоит познакомиться поближе. Возможно, мы могли бы стать подругами. — Здесь дама почему-то рассмеялась и добавила: — Конечно, ты можешь подумать, и не без основания, что во мне говорит ревность, но поверь, то, что я скажу, — правда. Больше всего на свете Клайв Стэнворд не любит брать на себя какие-то обязательства.
Стефи едва не ответила, что ей совершенно не нужны от Клайва никакие обязательства, но сдержалась и произнесла:
— Мне кажется, что мы не должны его обсуждать.
Миссис Сандерс почему-то опять засмеялась и, не реагируя на ее слова, продолжила:
— Его постоянно преследуют женщины, что, конечно, неудивительно — он красив, умен, очень богат и респектабелен. Только он никому не доверяет и довольствуется случайными связями.
Стефани молчала.
Шэрон бросила на нее косой взгляд и подытожила:
— Если он когда-нибудь надумает жениться, это будет исключительно по практическим соображениям — я имею в виду заботу о наследниках его финансовой империи. О чувствах с его стороны не может быть и речи.
Стефи опять не произнесла ни слова, но подумала, что эта женщина, должно быть, действительно очень несчастна. Вероятно, она на самом деле любила своего мужа и поэтому не ждет от Клайва любви. Ей нужны от него только деньги и положение в обществе. Ну, может быть, еще дети.
Она наконец спросила:
— А зачем вы мне все это говорите?
Шэрон Сандерс некоторое время изучала свои ногти — красивые и ухоженные, но практично короткие, а потом промолвила:
— Просто чтобы тебя предостеречь. Если он интересует тебя в качестве любовника, тогда о лучшем не может быть и речи: он заботлив и неподражаем в постели. Если ты хочешь чего-то большего, тогда ты рискуешь остаться с разбитым сердцем.
Я не верю, что он спал с тобой, подумала Стефи в отчаянии. Этого не может быть!
Впрочем, она тут же остановилась. Кажется, ты так и осталась наивной восемнадцатилетней дурочкой, сказала она себе. Шэрон выглядела очень уверенно, видимо, она на самом деле не считала Стефи серьезной соперницей. Она приняла ее за глупую куклу, которую ничего не стоит устранить таким простым образом. В общем, Клайв Стэнворд и эта надменная дама друг друга стоили.
В этот момент Шэрон оглянулась, и на ее лице появилась лучистая улыбка. Она грациозно поднялась с кресла и произнесла:
— Еще раз здравствуй, Клайв. Я увидела, что Стефани сидит здесь одна, и решила составить ей компанию.
Подошедший к ним Стэнворд ответил не слишком приветливым голосом:
— Чрезвычайно тебе за это благодарен!