Солнце для любимой

8

Пять дней прошло в лихорадочной подготовке к переезду. Стефани не без труда удалось убедить шефа, чтобы он отпустил ее раньше оговоренного срока. Люк пытался ей объяснить, что у него пока нет для нее замены, даже предлагал увеличить ей зарплату, но девушка была непреклонна. Она интуитивно чувствовала, что для спасения у нее есть не больше недели. На пятый день вечером от Клайва пришло письмо. Он писал, что беспокоится, и просил позвонить. С чувством, что она совершает преступление, Стефи заставила себя разорвать письмо и выбросить в мусорное ведро. Решение было уже принято, и она не хотела, чтобы что-то повлияло на него в последний момент.

Впрочем, все это время Стефани подсознательно надеялась, что Клайв успеет вернуться до ее отъезда. Но шестой день подходил к концу, а его все не было.

Вечером девушка сложила в чемодан оставшиеся вещи и вышла в сад попрощаться с соседями. Поезд до Джерико отходил в девять утра.

— Я все-таки не могу понять, почему ты уезжаешь, — сказала Джоанна, ставя перед ней чашку чая. — Что тебе делать в Джерико, в этой Богом забытой дыре? Мне казалось, что тебе здесь нравится.

— Нравится, — механически согласилась Стефи.

— Но тогда почему?

Не получив ответа, миссис Кэрри отошла взглянуть, чем занимаются дети, потом вернулась, со вздохом посмотрела на Стефани и подытожила:

— Значит, это все-таки из-за Клайва.

Стефани покраснела, но промолчала.

— Но объясни мне, что случилось. Он чем-то тебя обидел? Только не говори, что он уже надоел тебе, как и все остальные.

— Остальные были только друзьями, — бесцветным голосом сказала Стефи.

— Которые из кожи вон лезли, чтобы перестать быть только друзьями. Ну, хорошо, это я могу понять, потому что было ясно, что ты не влюблена ни в одного из них. Но, извини, Клайв — совсем другое дело. Стоило мне один раз увидеть вас вместе, как я сразу заметила разницу. Ты просто вся светилась изнутри.

— Это еще ничего не значит, — отозвалась Стефани.

— Хорошо, — сказала Джоанна и опять вздохнула. — Но, хотя бы, не забудь сообщить нам свой адрес. Мы будем волноваться за тебя.

— Я напишу, как только устроюсь на новом месте, — пообещала Стефани.

Вернувшись в свою комнату, она еще раз огляделась, убеждаясь, что ничего не забыла, потом села в кресло и задумалась.

Зачем она уезжает? Возможно, ей стоит дождаться Клайва и продолжить этот роман? Ведь цели, которую она себе поставила, она так и не добилась. Ну, хорошо, освобождение не пришло после одной ночи, но, может быть, просто нужно получить больше опыта, чтобы пресытиться. Она чувствовала, что сейчас он сам заинтересован в их отношениях, и, видимо, если она останется в Бандаберге, он будет навещать ее где-нибудь раз в месяц. Тогда, по прошествии некоторого времени, через год или даже меньше, она сможет начать относиться к нему просто как к одному из интересных и привлекательных мужчин, которых она видела немало. И тогда она наконец перестанет мечтать о нем и считать его единственным в своем роде.

Нет! Как бы ни были хороши эти теоретические построения, она точно знала, что в случае продолжения их отношений она рано или поздно отдаст ему свое сердце — без всякой надежды получить взамен его.

То, что случилось с Джессикой Уильямс, не должно случиться с ее дочерью. Ведь ее мать поверила человеку, которому нельзя было верить. И в отчаянной надежде на защиту и поддержку отдала ему свою душу. Ее душа была безжалостно растоптана. Оказалось, что Роджеру Уильямсу нужна была только власть над ней. А ведь поначалу он был тоже очень нежен, настолько, что смог обмануть женское сердце. Холодность и безразличие появились только тогда, когда он убедился, что она уже безраздельно принадлежит ему. Стефи хорошо усвоила урок, преподанный ее матери. Она не собиралась доверять Клайву Стэнворду, как бы велико ни было искушение. А вдруг он просто мстит ей за то, что она убежала от него пять лет назад? Так же, как отчим мстил маме за то, что она предпочла ему другого? Стефани решительно встала с кресла и пошла умываться. Первую ночь за последние десять дней она спала совершенно спокойно.

Приехав в Джерико, она сняла квартиру, подходящую ей по средствам, и начала искать работу. Стефи решила пока не писать семье Кэрри. Она понимала, что Клайв будет ее искать и рано или поздно обратится к соседям, а Джоанна из самых лучших побуждений скажет ему все, что знает. Нужно было подождать, пока у него не пройдет интерес. Единственное, что девушка сочла нужным сделать, это послать тете Кристине открытку с днем рождения, сообщив о своем переезде в Джерико. Тетя была очень добра к ней, когда пять лет назад Стефи прилетела из Сан-Франциско, больная от тоски и отчаяния. Стефани прожила тогда в Графтоне целый год, пока не посчитала, что теперь может сама о себе позаботиться, и не переехала в Брисбен. Но девушка регулярно поздравляла тетю с днем рождения и Рождеством, а когда могла, ездила к ней в гости, хотя это и было тяжело для нее. Все в доме Кристины служило ей болезненным напоминанием о том ужасном периоде ее жизни.

Единственная работа, которую ей удалось найти, было место надомной уборщицы. Занятие это было не из легких, но зато плата довольно высокой. Целыми днями Стефани убирала чужие квартиры, а потом, приходя домой, просматривала колонки объявлений, сообщающих о наличии вакансий. Так прошло еще три недели.

Все было бы ничего, но в последнее время Стефани стала плохо себя чувствовать. Ночи проходили почти без сна; жара, тяжелые мысли и навязчивые воспоминания о Клайве не давали ей заснуть. А что самое неприятное, совершенно пропал аппетит, и ей приходилось силой заставлять себя есть, потому что она уже с трудом вставала утром с кровати.

Однажды, придя с работы, она столкнулась у ворот с соседкой. Та посмотрела на нее внимательно, потом спросила:

— С вами все в порядке?

— Да, спасибо, — ответила Стефи, — я просто сильно устаю.

— Может быть, вы подхватили лихорадку? — продолжила соседка. — Обязательно обратитесь к врачу. Возможно, это серьезно.

Стефани совершенно не собиралась обращаться к врачу, но на следующее утро попыталась встать и потеряла сознание. Она быстро пришла в себя, но этот неожиданный обморок испугал ее, и Стефи решила посетить доктора по дороге с работы.

Врач, молодая женщина, внимательно осмотрела Стефи, измерила ей пульс, давление, задала несколько вопросов, а потом сказала:

— Я думаю, вы беременны.

У Стефи от ужаса скрутило живот. Она ответила охрипшим голосом:

— Но этого не может быть. Я… мы предохранялись!

— Ни один метод предохранения не дает стопроцентной гарантии. Пройдите к гинекологу, возможно, там вам скажут что-то более определенное, — посоветовала врач, глядя на нее сочувственно.

Гинеколог была пожилой и опытной женщиной. Осмотрев девушку, она спросила, когда у нее последний раз были месячные.

Стефи стала считать в уме, все еще надеясь, что это ошибка. Разве такое бывает всего за одну ночь! Подсчитав, она поняла, что у нее уже несколько дней задержки.

Выслушав ее, врач сказала:

— Я уверена, что вы беременны, хотя точно можно будет сказать только через три-четыре недели. Судя по вашему циклу, срок меньше месяца. Хотя бывают случаи, когда менструация не прекращается первые несколько месяцев.

— Этого не могло случится раньше. Это могло быть только месяц назад, — покраснев до ушей, тихо ответила Стефани.

Врач посмотрела на нее внимательно и проговорила:

— В таком случае, ребенка следует ждать где-то в начала апреля. Если вы, конечно…

— Нет, я не собираюсь от него избавляться, — решительно прервала ее Стефи. Об этом не могло быть и речи.

Гинеколог прописала ей витамины, назначила диету и велела побольше отдыхать.

Выйдя на улицу, Стефани дошла до маленького городского парка и устало села на скамейку. Она положила руку на живот, пытаясь представить себе маленькое живое существо в глубине своего тела. Такое крошечное, что его еще нельзя было ощутить, но уже живое. И вдруг Стефи почувствовала невероятное блаженство от мысли, что у нее будет ребенок от Клайва. Она увидела себя с младенцем на руках. У малыша — она не знала, мальчик это или девочка, — были черные волосы и прекрасные пепельно-серые глаза.

Ей неожиданно стало ужасно стыдно, что первой ее реакцией на известие о беременности был ужас. Ребенок не виноват в ее глупости. Зато теперь у нее будет от Клайва то, о чем она и мечтать не могла. Она погладила себя по животу и прошептала:

— Не бойся, маленький, я буду тебя любить и защищать. Я тебе обещаю.

Потом она заставила себя настроиться на более прагматический лад и подумать о будущем. Итак, теперь она навсегда будет привязана к ребенку — его ребенку. Это уже случилось, и теперь ее долг — заботиться о безопасности этого еще не родившегося существа. Ее собственные мысли и желания теперь не имеют значения.

Тут она почувствовала панику. Должна ли она сообщить Клайву? Ведь это и его ребенок.

Нет, она не может ему об этом сказать, ведь он предъявит свои права. С другой стороны, у него есть эти права. Но тогда ей уже никогда не удастся от него убежать. Он сумеет убедить ее, что так будет лучше для ребенка. Стефи поняла, что попала в ловушку. Ей пришло в голову, что это не случайность, а часть коварного плана мистера Стэнворда.

Стефани пришла в отчаяние. Она не знала, что делать. Только что появившийся у нее материнский инстинкт говорил ей, что она не справится одна, потому что почти не в состоянии работать. Попросить помощи она не могла ни у кого. Неожиданно она вспомнила о кулоне с бриллиантом. Девушка никогда не носила его, а несколько раз ей приходила в голову мысль, что нужно вернуть подарок Клайву, но она не решалась. Теперь Стефи подумала, что может его продать. Этих денег хватило бы на то, чтобы прожить несколько лет. Ради себя она никогда бы этого не сделала, но ради ребенка…

Стефани еще некоторое время сидела на скамейке, обдумывая эту идею, но потом решила, что утро вечера мудренее, и, с трудом встав, отправилась домой.

На следующий день она с невероятным трудом поднялась с кровати и тут же снова потеряла сознание. На работу она опоздала. Начальница строго посмотрела на нее и сказала:

— Мало того, что вы еле ноги таскаете, вы теперь еще и опаздываете. Что с вами? Вы больны?

— Я беременна, — ответила Стефи. Она со страхом ожидала этого разговора.

— А, ну тогда все понятно. Я хорошо помню это ужасное состояние, — ответила женщина гораздо более дружелюбно. — Но, надеюсь, вы понимаете, что я не могу позволить себе держать беременную работницу. Да и вам ни к чему тяжелый физический труд. Лучше найдите себе более легкий заработок.

— Я все понимаю, — ответила Стефи тихо. — Извините меня, я узнала об этом только вчера.

— Не волнуйтесь, — проговорила женщина, глядя на нее уже почти с симпатией, — я выпишу вам двухнедельное жалованье. Идите домой, отдыхайте. Берегите себя и ребенка.

— Спасибо, — ответила Стефи, чувствуя, что у нее опять подкашиваются ноги.

Вернувшись домой, она вынуждена была лечь отдохнуть. Проснулась Стефи от такой страшной жажды, как будто не пила неделю. С трудом встав, чтобы налить себе стакан воды, она вернулась и села в кресло. Нужно было принимать решение. Итак, первое, что она должна сделать, это уехать обратно на побережье. Местная жара и сушь плохо действовали на ее здоровье, а значит, были вредны для ребенка. Стефи подумала о Брисбене. Город был достаточно велик, найти ее там будет почти невозможно. Если продать кулон, они с ребенком смогут вполне сносно прожить пару лет.

Можно будет обратиться за помощью к Люку О'Рейли. Другой вопрос, как она перенесет путешествие? При одной мысли об этом у Стефани закружилась голова. Черт понес меня в этот Джерико! — подумала девушка с досадой. Но делать было нечего. Нужно было как-то выпутываться.

Она снова и снова спрашивала себя о том, нужно ли сообщить Клайву о беременности. Она задавала себе вопрос, не является ли желание воспитать ребенка в одиночку проявлением эгоизма с ее стороны? Ведь малыш имеет право на отца и имеет право жить в достойных условиях, которые она вряд ли сумеет создать своими силами. Помучившись некоторое время, Стефи поняла, что не в состоянии пока принять решение. Пусть пройдет некоторое время, а там она, может быть, и напишет ему.

Она откинула голову на спинку кресла и позволила себе расслабиться, но ее тут же посетила странная мысль. Стефи вдруг осознала, что значит заниматься сексом. Это только так называется, а на самом деле это не только и не столько секс. Она в наивности своей считала, что, согласившись лечь в постель с Клайвом, только удовлетворяет свое желание, что это не касается никого, кроме нее, что она просто борется за свободу. И вот из-за этой безответственности Стефани навечно потеряла свою свободу, потому что теперь она отвечает не только перед собой, но перед ребенком и перед самим Клайвом.

Эти размышления страшно утомили ее, и девушка закрыла глаза. Из забытья ее вырвал резкий стук в дверь.

Стефи вздрогнула и пришла в себя. Стук повторился. Она посмотрела на дверь и сквозь узорчатое стекло увидела очертания высокой мужской фигуры. Сердце у нее тяжело замерло, а потом забилось как в лихорадке.

Мертвенно-бледная, Стефани с трудом поднялась с кресла и дотащилась до порога. Она несколько раз глубоко вздохнула, чтобы не потерять сознание, негнущимися пальцами повернула ключ в замке и открыла дверь.

Клайв стоял напротив нее, его лицо было страшно напряжено.

— Входи, — сказала Стефи еле слышно и попятилась.

Он шагнул в комнату, продолжая молча смотреть ей в лицо. От этого взгляда у девушки закружилась голова. Она еще раз попробовала глубоко вздохнуть, но это не помогло. Ноги у нее подогнулись, и она бы упала, если бы Клайв не подхватил ее. Держа ее за талию, он спросил резко:

— Что с тобой?

— Ничего, — ответила она, едва выговаривая звуки.

— Поэтому ты похожа на тень? Ты выглядишь так, словно явилась с того света. Ты решила уморить себя голодом?

— Нет, — ответила Стефани. Она уже немного оправилась и сейчас почувствовала раздражение, смешанное, впрочем, с изрядным облегчением. Но сказать ему правду у нее просто не поворачивался язык.

— Какого черта ты опять сбежала? — спросил Клайв весьма неприятным голосом, когда они прошли в комнату. — Почему ты не сообщила Джоанне свой адрес? Она с ума сходит!

— А почему ты считаешь возможным задавать мне эти вопросы? — с неожиданной яростью отозвалась девушка. Она села в кресло, обхватила колени руками — так ей легче было сохранять контроль над собой — и продолжила уже более спокойно: — Кто ты такой, чтобы спрашивать у меня отчета.

— Я — твой любовник, от которого ты сбежала, хотя обещала этого не делать, — проговорил Клайв, стоя у окна и скрестив руки на груди.

— Я обещала это только потому, что ты меня вынудил, — ответила она холодно.

— Хорошо, но почему, ты можешь сказать, черт подери? — взорвался он. — Почему ты переспала со мной, а потом исчезла, как привидение? Могла бы хоть позвонить и честно все объяснить.

— Клайв, мне не нравится быть любовницей миллиардера. Меня это унижает, — устало сказала Стефи, понимая, что рассказать ему всю правду, наверное, не сможет никогда.

— Но если ты хотела чего-то большего от наших отношений, ты должна была только намекнуть. — Стэнворд явно не понял смысла ее слов.

— Да не хотела я ничего, — с равнодушием в голосе выговорила девушка. — За пять лет я привыкла быть свободной. Меня не прельщает мысль, что мужчина может получить право пользоваться мной, когда захочет.

— Значит, ты так понимаешь отношения между мужчиной и женщиной? Интересно, — сказал Клайв с сарказмом. — Ты, стало быть, феминистка, а меня использовала, как подходящий инструмент для лишения девственности. Больше, по-твоему, я ни на что не гожусь.

От этих слов Стефани стало противно. Она вполне отдавала себе отчет в том, что на самом деле очень хотела его увидеть, но сейчас ей расхотелось с ним разговаривать.

— Ну и что мисс феминистка теперь поделывает со своей свободой? — не унимался он. — Нашла себе новое место работы в каком-нибудь второсортном кабаке?

У девушки возникло вялое желание его ударить. Она даже рассмотрела эту возможность, но решила, что слишком слаба для того, чтобы встать.

— А почему ты так плохо выглядишь? По-моему, ты похудела килограммов на пять. Ты что, сидишь на какой-то новомодной диете? Или тебе не на что жить и ты голодаешь?

Стефи не успела обдумать свой ответ, потому что слова сама вырвались у нее.

— Нет, просто я беременна, — сказала она, тут же испугавшись своих слов. Но было уже поздно. Теперь она молча глядела на него, наблюдая, как меняется выражение его лица. Она не смела вздохнуть в ожидании его ответа.

Наконец он произнес упавшим голосом:

— Ясно. — Потом помолчал и зачем-то спросил: — Тебя тошнит по утрам?

— Нет, — ответила она. — Не совсем.

— Что значит, не совсем? — опять взвился он. — У тебя такой вид, будто ты сейчас отдашь Богу душу. Что с тобой?

— Просто не хочу есть. Слабость. Головокружение. Больше ничего, — отрапортовала Стефи равнодушно. Потом прибавила на всякий случай: — Это вполне нормальный процесс беременности. Скоро должно пройти.

— Ты была у врача?

— Да, вчера.

— Почему ты мне не сообщила? — наконец задал Клайв давно ожидаемый ею вопрос.

— Я как раз собиралась написать. Я же сказала, что только вчера была у врача. Раньше мне не приходило это в голову. — Помолчав, она спросила: — А что бы ты сделал, если бы знал об этом?

— Интересного ты обо мне мнения! — сказал Клайв. — Я искал тебя почти месяц, нашел буквально чудом. Слава Богу, что у твоей тетки случился день рождения, а у Джоанны было записано, где она живет. Потом мне стоило немалого труда убедить Кристину дать мне твой адрес. Она ни за что не хотела мне его говорить, пришлось применить военную хитрость. Неужели ты считаешь, что я бы не приехал к тебе, зная, что ты беременна и совсем одна. Или ты думаешь, что я не захочу признавать собственного ребенка?

Готовится к роли Роджера Уильямса, пронеслось в голове у Стефи. Он уверен, что я уже готова броситься перед ним на колени и молить о защите и поддержке.

— Нет, — сказала она, поджав губы, — я так не думаю. Но ведь это не твоя вина. — Она посмотрела на него испытующе, но его лицо оставалось непроницаемым. — Я знаю, что ты не хотел этого и сделал все возможное, чтобы этого не случилось.

— Как видишь, не все возможное, потому что это все-таки случилось, — ответил Клайв. — Что ты теперь намерена делать?

Стефани вздохнула и сказала решительно:

— Я намерена делать то, что будет лучше для ребенка.

Его глаза сузились.

— И что это значит?

— Это значит, что у него или у нее должен быть отец. Впрочем, ты, если не хочешь, можешь не принимать в этом участия.

В комнате повисла тишина. Потом Клайв произнес:

— Но я хочу принимать участие в воспитании моего ребенка. Поэтому я предлагаю вернуться в Штаты и пожениться.

— Пожениться? — Стефи поежилась и выпалила: — Нет!

Она, видимо, сильно побледнела, потому что Клайв сходил в кухню и налил ей воды. Когда он отдавал девушке стакан, их пальцы встретились, и она снова почувствовала, с удивлением и страхом, как огонь от его горячих пальцев проникает ей в самое сердце. Она отдернула руку, пролив половину воды на пол.

— Да не надо так вздрагивать. Я тебя не съем, — проговорил Клайв почти с жалостью.

Он отобрал у Стефи стакан и поднес к ее рту. Она решила не сопротивляться и глотнула, с облегчением чувствуя, как прохладная жидкость гасит жар у нее внутри.

— Я знаю, что феминистки предпочитают воспитывать детей самостоятельно, но если ты хочешь того, что лучше для ребенка, то, по-моему, нам нужно оформить наши отношения.

— Я не феминистка, — сказала Стефи устало. — Просто в этом нет необходимости. Это только все осложнит.

— Но это даст ребенку законные права пользоваться всем, что у меня есть. И даст тебе легальные права…

— Я в этом не нуждаюсь, — оборвала его Стефани, но голос ее, вместо того чтобы прозвучать холодно и надменно, прозвучал как-то по-детски вызывающе.

Он повел плечами. Он был, разумеется, одет, но на секунду Стефани вдруг увидела его таким, каким он стоял перед ней той ночью в Бандаберге — без рубашки, с лихорадочно вздымающейся от страсти грудью. Той ночью, когда был зачат их ребенок. Стефи закрыла глаза и облизнула пересохшие опять губы. Невыносимое желание оказаться сейчас в его объятиях свело ее тело, словно судорогой. Стоит только позволить себе. Ведь это так просто — подойти к нему, обнять его, прижаться головой к его плечу…

Стефани открыла глаза и, чтобы не дать себе возможности передумать, с отчаянием в голосе быстро произнесла:

— Я не собираюсь выходить за тебя замуж.

— Я думаю, что тебе стоит подумать над этим и не принимать скоропалительных решений, — сказал Клайв таким тоном, как будто они обсуждали контракт.

— Мне не о чем думать, — ответила Стефани упрямо.

— Подожди, давай поговорим спокойно. Брак даст тебе возможность обрести дом и прочную основу в жизни. К тому же мне не хотелось бы, чтобы наш ребенок впоследствии обвинял нас в том, что мы не потрудились оформить отношения.

Наверное, Роджер Уильямс говорил то же самое маме, подумала Стефи.

— Нет, Клайв, я не собираюсь врать и играть роль счастливой жены. Даже ради ребенка. Моя мать много лет делала это ради меня. Ты знаешь, что из этого получилось.

Но мистер Стэнворд не привык отступать так просто.

— Стефани, я, как и ты, хочу блага для нашего сына или дочери. Мы с тобой взрослые люди, и я уверен, что мы сможем прийти к такой договоренности, которая устроит нас обоих, не ущемляя интересов ребенка.

Она не подняла глаз. Голос Клайва стал жестким:

— Если ты думаешь, что я собираюсь силой заставить тебя спать с собой, ты ошибаешься. Я не насильник и я не слепой. Ты так от меня шарахаешься, что я и близко не могу к тебе подойти.

Конечно, из беременной женщины плохая любовница, горько подумала Стефи. И она все же продолжала хотеть его, ее сознание туманилось при одном взгляде на него, а тело превращалось в желе от каждого его прикосновения. Разве она сможет сохранить свою независимость, если будет жить с ним в одном доме? Даже если он поклянется не трогать ее, разве она будет от этого счастлива? Это обернется для нее ежеминутной пыткой.

— Да пойми же ты, Стефани, я не стану Роджером Уильямсом в тот самый момент, как надену тебе кольцо на палец. Секс тут ни при чем и власть тоже.

— Я знаю, — сказала девушка равнодушно.

— Стефи, не надо все время меня обманывать. Это бессмысленно, — сказал Стэнворд неожиданно мягко и сделал к ней шаг, но девушка посмотрела на него так умоляюще, что он тут же отступил назад.

— Клайв, — тяжело вздохнула она и, поднявшись с кресла, встала за его спинку, как будто оно могло ее защитить. — Я не собираюсь выходить за тебя замуж. Но если хочешь, я могу обещать тебе, что не выйду ни за кого другого. — Она закусила губы и посмотрела на него.

Он тоже тяжело вздохнул и не ответил.

Стефи вдруг стало холодно. Она обняла себя руками, пытаясь согреться. Он что-то произнес, но она не смогла разобрать слов, голос показался ей далеким и слабым.

Когда Стефи пришла в себя, она лежала иа кровати, а на голове было что-то холодное и приятное. Это полотенце, подумала Стефи, открывая глаза. Клайв сидел рядом и смотрел на нее. В его взгляде были тревога и нежность. Девушка снова закрыла глаза. На секунду ей захотелось забыть о том, что происходит между ними, и просто лежать, чтобы он продолжил вот так смотреть на нее. Но он уже заметил, что она пришла в себя.

— Тебе лучше? — спросил он.

— Да, — ответила она, садясь и принимая от него стакан с водой.

Клайв протянул к ней руку, и она опять умоляюще посмотрела на него. Он только поправил полотенце у нее на лбу и сказал:

— Не волнуйся, я не собираюсь принуждать тебя к чему бы то ни было. Но пойми, я просто не могу оставить тебя в таком состоянии. Я сниму здесь дом, и мы будем в нем жить. По крайней мере, до тех пор, пока у тебя не прекратятся обмороки.

Девушка отдала ему обратно стакан, откинулась на подушку и некоторое время лежала зажмурившись, обдумывая это предложение. Потом она спросила:

— А как же твоя работа?

Его пальцы коснулись ее подбородка, слова прозвучали как команда:

— Посмотри на меня!

Она медленно открыла глаза.

— Ты сейчас не можешь быть одна. Если ты не хочешь вернуться со мной в Сан-Франциско, значит, я переезжаю сюда. По-моему, другого выхода нет.

Стефи молчала. Жить в одном доме с Клайвом означало постоянное искушение, с которым она вряд ли сумеет совладать. С другой стороны, его самоотверженность ее удивила.

Он резко встал с кровати.

— Если я так противен тебе, — проговорил он с неожиданной страстью в голосе, — позволь мне быть с тобой хотя бы до тех пор, пока ты не сможешь твердо держаться на ногах.

Девушка снова вздохнула.

— Хорошо, Клайв. Я вернусь с тобой в Штаты. Я не вижу смысла переворачивать всю твою жизнь из-за своих прихотей. Но как только смогу работать, я перееду. Я не хочу быть игрушкой.

— Ничего себе игрушка! — отозвался он с изрядным облегчением в голосе. — Самая упрямая и решительная игрушка, какую мне приходилось видеть. Ладно, договорились. Тогда поехали.

Он нагнулся, снял мокрое полотенце и поцеловал ее в лоб. Это произошло так быстро, что она не успела отшатнуться. Стефи почувствовала только слабый мужской запах, который снова на миг перенес ее в ту ночь в Бандаберге. Девушка закусила губы, тяжело дыша и пытаясь справиться с нахлынувшими воспоминаниями.

Вечером того же дня Стефани уже стояла у окна в номере лучшей брисбенской гостиницы и смотрела на море. Переезд в Сидней был запланирован на завтра.

— Впечатляет, — произнесла она устало. — Из нищеты в эти роскошные апартаменты, и всего за какие-то полдня.

— Деньги иногда бывают полезны, — заметил Клайв.

Ею владели мрачные мысли. Она не пробыла здесь и двух часов, а уже воспринимала окружающую обстановку и отношение к себе как нечто само собой разумеющееся.

Опомнись! — приказала себе Стефи. Это относится не к тебе, а к ребенку. Поэтому с тобой тут все носятся. Только поэтому ты завтра едешь в Сидней, а потом летишь в Сан-Франциско.

— Перестань все время об этом думать, — попросил Стэнворд, подходя к ней и кладя ей руку на плечо. Может быть, он действительно умел читать мысли. — Все образуется. Как только приедем в Штаты, мы немедленно решим, что делать дальше. Но давай действовать последовательно.

Интересно, почему я не из тех счастливых женщин, кому беременность идет на пользу? — думала Стефани. У них рассудок остается здравым и бдительным. Такие женщины инстинктивно чувствуют, что будет лучше для ребенка. А я никак не могу прийти к решению.

— Это такой серьезный шаг, — проговорила она задумчиво.

— Тебе будет спокойнее, если сразу по приезде в Сан-Франциско я свяжусь с адвокатом? — спросил Клайв. — Тогда ты получишь официальную бумагу, где будет сказано, каковы мои права и обязанности в отношении тебя и ребенка.

Стефани уже собиралась ответить на это с возмущением, но потом решила, что эмоции — плохой советник, и заставила себя обдумать предложение. Клайв явно лучше нее разбирался в практических делах, поэтому на него можно было положиться. Быстрота и продуманность, с которыми был организован переезд в Брисбен, действительно впечатлили ее.

Все-таки иногда приятно, когда с тобой обращаются, как с больной, окружая со всех сторон заботой, подумала девушка. Но она знала, что нельзя привыкать к этому. Вероятно, сейчас это объяснялось действием гормонов, потому что на самом деле ей уже давно перестало хотеться, чтобы кто-нибудь заботился о ней.

— Я думаю, это неплохая идея, — сказала Стефи наконец.

— А что ты думаешь по поводу опеки?

— Совместная, — ответила она, не сомневаясь. Стэнворд криво улыбнулся.

— Значит, ты считаешь, что муж из меня никудышный, но как отец я сойти могу.

— Это разные вещи, — осторожно проговорила Стефани.

— И на том спасибо. Ладно, думаю, тебе пора ложиться спать. Сегодня был трудный день, да и завтра будет не из легких. Спокойной ночи.

Стефани подумала, что он поцелует ее на ночь, но он только потрепал ее по плечу и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

Ну и слава Богу, сказала себе девушка. И с чувством, сильно напоминающим разочарование, пошла чистить зубы.

До Сиднея они долетели на маленьком частном самолете, заказанном Стэнвордом специально для этой цели. Стефани сидела у иллюминатора и смотрела на пролетавшие внизу пляжи, отели, потом леса и железную дорогу. Слева простиралось необозримое синее море. Стефи чувствовала себя несколько лучше, чем вчера, и спокойно, хотя и с грустью, прощалась с этой гостеприимной страной, пять лет бывшей ее домом. Неожиданно она услышала, как Клайв задал ей вопрос, на который она меньше всего хотела отвечать.

— А почему ты все-таки согласилась переспать со мной?

Она покраснела и сжала губы. Через несколько секунд паники и борьбы с собой она решила ответить ему правду, и черт с ним, с его самолюбием! Не поворачиваясь от окна, Стефи сказала:

— Понимаешь, Клайв, в восемнадцать лет я водрузила тебя на пьедестал рядом со своим отцом и Кларком Гейблом и поклонялась тебе, как идолу. Теперь я знаю, кто такой Роджер Уильямс, а на Гейбла мне уже давно наплевать. К сожалению, с тобой все было иначе. Когда я увидела тебя в Бандаберге, я поняла, что все еще живу в плену прошлого, что я попала в какую-то временную петлю. Я осознала, что так и осталась школьницей, мечтающей о мужчине, который не может быть моим. Я хотела получить свободу, и единственное, что, как мне казалось, я могла для этого сделать, это поддаться соблазну и переспать с тобой.

Надеясь, что он не заметил краски на ее лице, Стефи сцепила пальцы на колене и приготовилась выслушать его ответ.

— Понятно, — произнес он металлическим голосом и замолчал.

Через несколько секунд тишины Стефани осторожно взглянула на него. Клайв сидел сгорбившись и смотрел перед собой, лицо его было угрюмым. Он повернул голову неожиданно, и она не успела отвернуться обратно к иллюминатору. Глядя ей прямо в глаза тяжелым гневным взглядом, он сказал:

— Значит, ты меня просто использовала. Девочке не дали игрушку вовремя, и она обиделась, а потом она ее получила, поиграла немного и бросила. Стефани, а что бы ты сказала о мужчине, который поступил так с женщиной? Думаю, ты назвала бы его подлецом.

Он прав, подумала девушка. Стыд и отчаяние опять охватили ее, но, не давая себе раскаяться, она подняла побледневшее лицо с горящими глазами и проговорила:

— Знаешь, в юности я была очень щепетильным и высоко моральным человеком, но вся моя щепетильность улетучилась, когда я услышала, как вы с моим отчимом из-за меня торгуетесь. Чего он просил: погашения долга взамен на мои сексуальные услуги? И ведь ты согласился, а, Клайв? Я представляю, какой досадой для вас обоих, было обнаружить, что птичка улетела!

Это был момент торжества для Стефи. Краска сбежала с лица Стэнворда, а рот слегка приоткрылся и губы задрожали. Вне всякого сомнения, он не знал, что ответить.

Это окрылило ее, и она продолжила:

— Надеюсь, ты не забыл тот вечер перед своим отъездом в Европу. Я лично не забуду его никогда. Отец вышел тебя проводить, но вы пошли не к воротам, а в беседку. Я была там, за кустами. И мне посчастливилось услышать большую часть вашего интересного разговора.

Его лицо перекосилось, и он проговорил сдавленным голосом:

— Что, черт возьми, ты там делала?

— Ты будешь смеяться, но я шла с тобой попрощаться. — Стефи вымученно улыбнулась бледными губами. — Ты же уезжал на следующее утро, и мне хотелось побыть с тобой наедине. Я думала перехватить тебя, когда ты будешь садиться в машину. И, разумеется, вовсе не ожидала, что вы с отцом пойдете в беседку. Когда я поняла, что вы приближаетесь, мне ничего не оставалось, как притаиться за кустами.

Наступило молчание. Наконец Клайв сказал очень тихо:

— И что ты слышала?

— Достаточно, чтобы больше никогда не доверять тебе. Я слышала, как ты согласился обсудить с ним детали этой сделки. Это было сразу после того, как ты заметил, что тебе стоит только свистнуть, и я сразу прыгну к тебе в постель.

Стэнворд прошептал что-то похожее на проклятье. Но уже через пару минут, проведенных в молчании, он пришел в себя от удара. Он откинулся на спинку, положил ногу на ногу и продолжил с холодной надменностью в голосе:

— Мне очень жаль, что ты слышала этот разговор, но еще более жаль, что ты перестала подслушивать на самом интересном месте. Если бы осталась еще на минуточку, то узнала бы, что я пригрозил твоему отчиму немедленным банкротством, если он посмеет сказать еще что-то подобное.

Стефи задумалась. Она уже почти поверила этим словам, как вдруг вспомнила, что это было не главным.

— Ну, хорошо, но еще ты говорил: «А какая мне от этого выгода?», «Я не интересуюсь вчерашними школьницами», «Неопытные женщины меня не привлекают». Ведь это были твои слова? И потом я же слышала, как ты сказал: «Хорошо, давайте обсудим детали». И, судя по твоему голосу, ты не был особо удивлен и поражен его предложением.

— Я просто знал, с кем имею дело, — отозвался Клайв со странным спокойствием. — С людьми вроде Роджера Уильямса на другом языке разговаривать бессмысленно, они по-другому не понимают. Потом, я же объяснил тебе, что не согласился на его предложение.

— Ты не согласился только потому, что понял, что ты и так победил, что он уже приперт к стенке, и ты получишь все, что тебе нужно! Тем более, что я «готова прыгнуть к тебе в постель»! — крикнула девушка, потеряв терпение.

— Стефи, — проговорил Клайв как-то устало, — ты хоть реши, в чем ты меня обвиняешь: в том, что я согласился, или в том, что я не согласился.

На эту демагогию Стефани ответить было нечего, и она замолчала, тяжело дыша. Стэнворд посмотрел в ее блестящие от ярости и унижения глаза и сказал со вздохом:

— Теперь я понял. Ты согласилась переспать со мной, а потом сбежала, чтобы мне отомстить.

Она покачала головой.

— Это не было местью.

— А что это тогда было? — воскликнул он, неожиданно лишаясь спокойствия. — Только не надо больше этой чепухи про пьедесталы и временные петли. Я уверен, что ты хотела заставить меня заплатить за то, что считала предательством.

— Нет, Клайв, — упрямо сказала Стефи. — Это было не местью. Просто я поставила себе цель избавиться раз и навсегда от влечения к тебе.

Клайв вдруг расхохотался.

— Ну и как? — спросил он. — Избавилась?

Он окинул ее недвусмысленным взглядом и положил свою ладонь на ее руку. Ее дрожащие пальцы были ему лучшим ответом. Стефи попыталась высвободиться, но он сам уже отдернул руку, и, как ей показалось, с отвращением.

— Почему ты не сказала мне правду, когда я расспрашивал тебя в Бандаберге? Почему не дала мне понять, что ты слышала наш разговор и не попросила объяснений?

— Я несколько раз давала тебе возможность объясниться, — ответила девушка. — Хотя к чему это? Ведь я слышала своими ушами, как ты торговался с моим отцом, как он сначала предлагал меня в качестве жены, а потом, когда ты не согласился, и в качестве любовницы. Что тут еще было объяснять?

— Хорошо, — мрачно сказал Клайв, — я признаю, что был циничен, но это не касалось тебя. Это касалось только твоего отца. Мне нужно было знать, насколько плохи его дела. Когда в качестве оплаты, причем даже не всего долга, а только его части, он предложил мне тебя как любовницу, я понял, что он действительно в отчаянном положении.

Она ничего не ответила, поэтому он продолжил:

— Я признаю, ему удалось вывести меня из себя, когда он сказал, что запретит тебе видеться со мной. Я был так зол, что чуть не ударил его.

— Лучше бы ты его ударил, — тихо и без выражения сказала Стефи.

— Вероятно, — отозвался Клайв глухо.

— Но почему ты сам мне не рассказал обо всем этом, — вдруг спросила девушка, вспоминая, что эта часть осталась без объяснения. — Я несколько раз пыталась вызвать тебя на этот разговор.

— Послушай, Стефи, я не умею читать мысли. Я не подозревал, что ты нас подслушивала. Неужели ты считаешь, что я мог рассказать тебе об этой гадости? У меня совершенно не было желания унижать тебя таким образом. Я вижу, что ты не имеешь представления о том, что я за человек.

— Я не имела его в восемнадцать лет, — сказала Стефани. — Теперь, по-моему, я хорошо знаю, какой ты: честолюбивый, смелый, безжалостный, обаятельный, сексуальный. Это слишком много для меня. Кстати, Клайв, а почему ты стал общаться со мной, если не для того, чтобы шпионить за отцом?

— Потому, что ты была самой очаровательной девушкой из всех, что мне приходилось видеть, — ответил Стэнворд. В его голосе на мгновение послышалось такое сильное и искреннее чувство, что Стефи задрожала и закрыла глаза. — Очаровательная, но еще слишком маленькая, — продолжил он почти цинично. — Тогда в Бандаберге я подумал, что ты выросла. Но я ошибся. Ты действительно все еще живешь прошлым.

— Я признаю, — сказала девушка. — что я была не права, предлагая тебе отношения, которые не в состоянии поддерживать.

Он не ответил, и она нашла в себе силы добавить ровным голосом:

— Прости меня.

Клайв повернулся и взял ее за руку. Она помедлила несколько секунд, потом освободилась. Он сказал:

— Стефани, мы оба наделали много ошибок, но теперь мы об этом знаем и можем оставить их позади.

— Ничего нельзя просто так взять и оставить позади, — отозвалась Стефи тихо, — потому что настоящее складывается из прошлого. — Она вдруг почувствовала страшную пустоту внутри. — В любом случае, что сделано, то сделано. Ты прав, теперь главное — ребенок. Он гораздо важнее моего глупого разбитого сердца. Я понимаю, что все это — большое для тебя осложнение, но ничего уже не поделаешь. Нам обоим нужно взять себя в руки и с честью все это выдержать.

Он посмотрел на нее, потом проговорил, как будто не слышал ее слов:

— Тебе опять нехорошо. Поспи немного, мы скоро будем в Сиднее.

Он повернулся, чтобы опустить спинку сиденья, но Стефи покачала головой.

— Клайв, не нужно, я не больна.

Он только улыбнулся, опустил спинку и задернул шторку иллюминатора.

— Позволь мне поухаживать за тобой.

Стефани проснулась оттого, что он держит ее в объятиях. Она спросонья потянулась к нему, но вдруг окончательно пришла в себя и стала вырываться.

— Стефи, если ты будешь так дергаться, я тебя уроню, — услышала она его насмешливый голос над самым ухом. Девушка наконец поняла, что он держит ее на руках.

— Клайв, я могу идти сама.

— Ты спала, когда мы прилетели. Я не хотел тебя будить. Что особенного в том, что я тебя донесу до машины?

В этот момент он уже был около трапа.

— Клайв, отпусти меня, — почти в истерике сказала Стефани, еще раз сделав попытку освободиться, но он только крепче прижал ее к себе и проговорил сквозь зубы:

— Не спорь со мной.

Стефи тут же вспомнила обстоятельства, при которых он уже однажды говорил ей эти слова, и жаркая волна прокатилась по всему ее телу, захлестывая сознание. Девушка перестала вырываться и обмякла в его руках.

Когда он опустил ее на ноги около машины, она отчеканила, стараясь унять дрожь в коленках:

— Я терпеть не могу мужчин, которые применяют силу против женщин.

Стэнворд открыл перед ней дверь, улыбнулся и произнес:

— Стефани, ради Бога, перестань все время сражаться со мной. Это вредно и для тебя и для ребенка. Пожалуйста, сядь и расслабься. И постарайся привыкнуть к мысли, что я — не Роджер Уильямс номер два.

На этот раз его улыбка была ласковой и чарующей, отчего сердце, как мячик, запрыгало в ее груди. Она опять почувствовала, что побеждена его обаянием. Девушка молча села в машину, в который раз проклиная себя за то, что ее так неудержимо тянет к человеку, настолько похожему на ее проклятого отчима.