Сосед! Не грози-ка дочке генерала

Глава 10

Жданов… Напрягаю память и вспоминаю, как слышала эту фамилию вперемешку с матом, когда пришла в кабинет папы на разговор. Тогда еще влетело и майору, и подполковнику. А следом за ними и мне…

Выходит, этот капитан и стал виновником папиного плохого настроения, из-за чего мне в очередной раз перепало. Из-за него я, сбившись с ног, искала жениха, чтобы не похерить мечту.

— Ну где ты потерялась, ватрушечка? — Миша возвращается из комнаты в прихожую, где, по-прежнему застыв, стою я и родители.

Папа, кажется, лишился дара речи напрочь, ко мне эта способность возвращаться тоже не спешит. Первой приходит в себя мама.

— Оксана, доченька, проходи за стол. Сережа, не стой столбом, надо хлеб с кухни принести.

— Так давайте, я сбегаю, — предлагает Жданов. — Мне по приказам бегать-то не привыкать. Кухня там?

Мама только кивает и зачем-то указывает рукой в том же направлении, куда указал и Миша. Жданов скрывается в кухне, мама вспоминает о салфетках и уходит в комнату, а папа хватает меня за локоть.

— Оксана, это что за выходки?

— Какие выходки? — вовремя беру себя в руки и делаю невинное лицо.

— Ты зачем сюда этого Бармалея привела?

— Не Бармалея, а Мишу. Ты сам говорил, что тебя тревожит мое одиночество. Все, можешь больше не тревожиться. Мамуль, тебе помочь?

Пользуясь тем, что в дверном проеме мелькнул мамин силуэт, выскальзываю из хватки папы и иду в комнату, чтобы вместе с мамой разложить приборы.

Стол накрыт, как всегда, с шиком и маминым широким гостеприимством. Она и рагу приготовила, и салат с грибами, нарезки, фрукты в вазе разложила. Даже шашлычки на шпажках запекла к приходу будущего зятя. Только вместо обещанной радости на ее лице я вижу панику.

— Ну как тебя угораздило-то, дочь? — бурчит она, пока кроме нас в комнате никого нет. — В огромном городе выбрала того, кто папе поперек горла…

— Так я ж не папе жениха выбирала, а себе. Мне Миша нравится.

Вспоминаю все свои эмоции за период знакомства со Ждановым и потираю плечо, косясь на дверь. Да уж, папину реакцию я понимаю отлично. Но вместе с тем не он ли виноват, что поставил меня в такие рамки. Остается надеяться, что “жених” не забудет, зачем он здесь, и продолжит играть роль.

— Вот и хлеб, — с торжественной репликой входит Миша и ставит корзинку с хлебом на край стола.

Смущение ему ни коем разе не свойственно, он начинает с интересом разглядывать комнату, статуэтки на полках, картины на стенах.

— А это кто у вас? Овчарка? — тычет в фото папиной любимой собаки.

— Русская гончая, — поясняет мама. — Сережа с ней на охоту ходил, пока жива была.

— Жаль. Красивая.

— Все готово, можно садиться, — мама приглашающе указывает на стол.

Приглашение Жданову в общем-то и не сильно нужно, он плюхается на ближайший к нему стул, увлекая и меня за собой, цапнув за запястье.

— Михаил, вам рагу? — уточняет в любезной улыбкой мама и мельком смотрит на отца, который усаживается напротив Жданова с лицом цвета черной смородины.

— О, да. Наслышан о вашем кролике.

Жданов с готовностью поднимает тарелку и подает ее маме, а сам улыбается так обворожительно, что мама даже немного теряется. Ей, в отличие от папы, настырный капитан нервы не трепал, разве что косвенно.

— А квартиру вы сами обставили? — интересуется Миша, игнорируя испепеляющий взгляд генерала и обращаясь прямиком к маме.

— Конечно, сами. Кто же еще?

— Уважаю. Оно и видно, что с душой все сделано. Мелочи вот эти все… На первый взгляд не заметно, а все в целом уютно так, по-домашнему. Знаете, когда дом теплом пахнет? Значит, хозяйка в нем отменная.

— Скажете тоже. Самая обыкновенная квартира, — окончательно смущается мама, ставит тарелку на стол перед Ждановым, а я просто молча вылупляюсь на него и гадаю, куда делся мой хамоватый сосед.

— Вот тут не соглашусь, — Миша качает головой и хмурится. — Вот у меня обыкновенная. Стены да окна. Мне ж одному не много надо. А когда с Оксаной съедемся, все по-своему сделаем. Чтобы семья. Да, ватрушечка?

Он поворачивается ко мне, ласково щелкает меня по носу, так что я даже слегка вздрагиваю, а потом накидывает руку мне на плечо.

— Съедетесь? — мама медленно опускается на стул и кладет ложку в стеклянную форму с рагу.

— А чего тянуть? Я человек серьезный. Если вижу, что мое, значит надо брать. Пока не увели такую красоту.

— Не переигрывай, — шепчу тихонько и пытаюсь изобразить подобие улыбки, но в ответ звучит знакомым мне наглым тоном:

— Я только начал, цыпа.

— И как же вы познакомились? — выходит из ступора папа, кладет на стол сложенные домиком кисти рук.

— Очень романтично, — начинаю было я.

— Ага. На лестничной клетке, — встревает Жданов. — Слышу — орет кто-то. Выхожу, а там Оксана. И крыса. Ну я ее тапком.

— Крысу? — в испуге мама прижимает руку к груди.

— Ну не Оксану же, — скалится “жених”. — Прибил, а она мне потом торт испекла. Ну и закрутилось: свидания, стихи, ночи без сна… Ну вы знаете, сами молодыми были.

Его слова звучат так натурально, что мама, кажется, с легкостью верит, но папа остается непрошибаемо серьезным.

— Стихи? — щурится он. — Вы и стихи читаете?

— Наизусть, а как же. Хотите, прочту?

— Нет уж, оставьте это Оксане.

— А я бы послушала… — улыбается мама, которую Мише удалось очаровать на раз-два.

— Не смею отказать. Мне и самому в радость.

Со скрипом отодвинув стул, Жданов встает и поворачивается ко мне лицом. Весь его облик источает обожание, и направлено оно полностью в мою сторону. Я даже замираю на вдохе, когда он берет меня за руку и накрывает ее второй ладонью

— Твореньем ангелов тебя зову я смело.

Я за твою улыбку горы сдвину.

Ты душу огрубевшую сумела

Стесать безбожно, вынув сердцевину.

Она твоя, в твоих ладонях бьется.

Отпустишь если, путь один — в утиль.

Но, умирая, напоследок улыбнется

Той, кто вкусить позволил ангельскую пыль.

Замечаю, что он наклонился ко мне только когда он произносит последние два слова, ирония которых понятна лишь мне, а потом Жданов просто берет и нахально меня целует прямо на глазах у родителей. Округляю глаза и пытаюсь вырвать от него свою руку, но вместо того, чтобы меня отпустить, он сжимает мою ладонь, а вторую кладет на затылок, чем сводит все мои попытки сопротивления к нулю.

А потом я просто сползаю лужицей на стул и обмякаю. Четко понимаю, что это просто игра, но, черт, как же приятно-то…

Он отстраняется раньше, чем поцелуй становится чересчур откровенным, садится на свое место, но руку мою продолжает держать. У меня же любые реакции напрочь пропали. Просто сижу и хлопаю глазами.

— Теперь я Оксану понимаю, — с улыбкой в голосе тихонько шепчет мама отцу.

Даже немного ей завидую, потому что сама Оксана вообще перестает себя понимать. То двинуть Жданова хочется промеж глаз, а то расслабиться и на минутку забыть о том, что он меня вообще-то раздражает.

И я уже даже не знаю, как буду выпутываться, потому что в этот спектакль вот-вот поверят не только родители…