Сосед! Не грози-ка дочке генерала

Глава 8

Домой я добираюсь глубокой ночью, потому что мою машину снова увезли на ту же штрафстоянку, что и в прошлый раз. Сторож хмуро провожает меня глазами, в которых без труда читается “еще свидимся”.

Вваливаюсь домой и падаю на кровать. До сих пор трясет, но больше от злости. Злюсь на папу, Глафиру, и сильнее всех на соседа.

— Козел…

По его взгляду, которым он наградил меня на прощание, я поняла, что он с самого начала не сомневался, что я не преступник, а жертва. И тем не менее довел почти до нервного срыва, заставил в красках представить себе несколько дней в камере.

— Сволочь! — кричу громче, чтобы услышал сосед, но закрываю рот и прикусываю губу.

При наличии папы генерала какой-то капитан меня не запугает. Больше, чем сегодня, уж точно нет. Но вот мелко пакостить ему папа не запретит, и в следующий раз мышь на моем коврике может быть настоящей.

Устало бреду в душ, а потом забираюсь в кровать, однако долго не могу уснуть от кружащих в голове мыслей. Будь мой сосед полной скотиной, точно не побрезговал бы посадить на денек-другой в клетку, как его лейтенант. А он просто напугал для профилактики и отпустил тут же.

Бросает в дрожь, когда думаю, что было бы, не затребуй я встречу с начальством. Тогда бы по милости Трофимова точно спала не в своей кровати под мягким одеялом, а на твердой скамейке в компании какого-нибудь пьянчуги.

В конце концов, меня отключает, но выспаться не получается. Всю ночь снится погоня, сирена ментовского бобика и лязг наручников, а потом гадко скалится старлей.

Вскакиваю часов в шесть утра, протираю ладонью вспотевший лоб и иду заваривать кофе. Молотый закончился, приходится давиться растворимым, а пока его пью, выглядываю в окно и вижу рядом с моей ласточкой машину соседа. Вчера, когда я вернулась в ночи, ее еще не было, значит, сосед работал до поздна. Интересно, сегодня тоже на работу поедет или отдыхает после долгого трудового дня?

Поразмышляв с минуту, иду к холодильнику и вынимаю оттуда заготовки для “Ангельского торта”, которые успела сделать вчера. Надо что-то менять, если не хочу и дальше с опаской открывать дверь в подъезд и под машину заглядывать перед тем, как в нее сесть. Долго вожусь с тортом, но в итоге он оказывается пусть и небольшим, но безумно красивым. От запахов желудок сводит сладкими спазмами.

— Ладно… Кто-то должен сделать первый шаг, — подбадриваю себя и нажимаю на звонок.

В квартире сперва тихо, потом слышатся шаги, и недовольный голос соседа:

— Кто?

— Оксана, — тут же себя поправляю: — Соседка.

— А, тогда погоди.

Он снова шаркает ногами, куда-то уходит, а когда возвращается и открывает мне дверь, стоит передо мной, закинув на плечо огромный молоток.

— На всякий случай, — говорит с нахальной ухмылкой, которая, похоже, с его лица вообще не сходит. — Чего хотела, соседка?

— Убери молоток, я с миром пришла. Вот, — протягиваю тарелку с тортом, а капитан недоверчиво хмурится.

— Что это?

— “Ангельский торт”.

— С ангельской пылью? От Олежи? Чтобы я съел и в ангела превратился? Посмертно.

— В ангела ты и после смерти навряд ли превратишься, скорее… — осекаюсь и возвращаю себе улыбку. — Нет, это просто торт. Жест примирения.

— Точно? — он отставляет в сторону молоток и одной рукой принимает тарелку. — И даже крысиный яд не добавила?

— Просто торт. Между прочим, очень вкусный.

— Да? Ну тогда заходи, отметим новоселье.

Шагнув в сторону, капитан освобождает мне проход в квартиру, куда я не очень-то спешу войти, но все же принимаю приглашение и шагаю через порог.

— Оксана, значит? — басит он, когда прохожу мимо, и закрывает дверь.

— Да. А ты?

— Миша. Кухня там.

Через прихожую, где еще не закончен ремонт, прохожу в кухню и присаживаюсь на один из стульев.

— Алкоголь с утра не предлагаю, а кроме него у меня только кофе.

— Подойдет. Нож дашь? Я торт разрежу.

Одарив меня предупреждающим взглядом, на который я реагирую глубоким вздохом, Миша усмехается, дает мне нож и достает из шкафчика турку. Разрезая на кусочки торт, я слежу за действиями соседа, который сначала нагревает кофе в турке, не доводя до кипения, разливает часть по чашкам, а потом ставит турку обратно на плиту. Мысленно ставлю галочку, потому что сама варю кофе точно так же, чтобы получилась пенка.

— Сахар нужен? — спрашивает через плечо.

— Нет, я с тортом.

— Хм. Значит, правда не отравлен, раз сама есть будешь, — хмыкает он и ставит на стол обе чашки, два блюдца, затем усаживается напротив меня.

— Я же сказала, что пришла помириться. Хотя бы на время.

— Напугалась?

— Нет, просто это глупо. Всегда можно договориться. Или почти всегда…

Замолкаю, наблюдая за тем, как Миша подцепляет ложкой кусок торта и подносит ко рту. Дожидаюсь, когда попробует и спрашиваю:

— Вкусно?

— Сойдет.

Странно, но эта сухая похвала меня веселит. Усмехаюсь и пробую сама. Торт не вкусный, он божественный, под стать своему названию.

— А ты, выходит, и правда торты печешь?

— Ага. Домашний кондитер.

— Почему домашний? Больше не берут никуда? — вставляет булавку Миша и отколупывает еще кусочек торта.

— Не пыталась устроиться. Работать на дядю не выгодно, да и не хочу, а сама…

Против воли у меня вырывается обреченный вздох, и Миша с интересом приподнимает бровь.

— Что сама? Кишка тонка?

— С кишками у меня все нормально, — бурчу почти с обидой. — Хочу кондитерскую свою открыть, но… Родственники резко против.

— А тебе не наплевать?

— Да если б в этом была проблема. Я ж потому к свахе и сунулась, потому что выбора не оставили.

— Ты что-то вообще непонятно рассказываешь, — скалится сосед. — С утра хряпнуть успела?

Снова глубоко вздыхаю, подпираю голову рукой и ковыряю ложкой кусочек торта. Откровенничать с Мишей я не планировала, но получается как-то само собой. Как с попутчиком в поезде что ли.

— Папа не дает. В банки бумаги разослал, чтобы мне кредит не одобрили. Я копить пробовала, так он в прошлом году мне наврал, что крышу на даче менять надо, денег занял, так и не вернул. Вместо этого дачу на меня переписал.

— Так продай. Будут тебе деньги.

— Не могу, ее дед строил еще. Память. Вот и сижу, пеку дома…

— А сваха-то тут при чем?

— При том. Папа сказал, приведешь жениха, отстану. Ну я и решила подобрать кого-то для виду, папе показать, чтобы успокоился. Да не вышло. Думала, там проверяют всех, но мне вот что-то не повезло. Вчерашний сначала нормальным казался, шутил так весело… Теперь понятно, почему…

— Ну со вчерашним все ясно. А остальные? Прям вообще ни один не подошел? — как будто ему и в самом деле интересно, Миша расправляется с тортом и опирается локтями о стол, пристально меня разглядывая.

— Неа, никто. Первый пугливый какой-то. На него папа только взглянет, он уже лужу сделает. А мне потом ему деньги на лечение собирай, не дай бог.

— Мда, так себе кандидат, — иронично кивает.

— Второй не лучше. Таких папа называет словом на букву “п”. Слащавый весь, манерный.

— Ясно.

— Ну и… Олег. Здесь объяснять не надо. Так что плакала моя кондитерская, — грустно выдуваю воздух ртом и безразлично помешиваю ложкой кофейную пенку.

— Да ладно, может еще найдешь. Сваха-то хорошая?

Игнорирую сарказм в голосе соседа, который закончил пить кофе и поднялся, чтобы сполоснуть чашку. Глафира Игнатьевна была в шоке, когда узнала, чем промышлял третий жених, долго извинялась и обещала, что впредь такое не повторится, но я решительно отказалась от помощи агентства.

— Наверно, хорошая. Только мне что-то не помогла. Надо было сразу ей сказать, зачем мне мужчина нужен. К папе же абы кого не приведешь. Ему надо, чтобы в армии служил, профессия хорошая была, мужская. Крепкий, надежный, не из пугливых. Чтобы язык был подвешен, ответить умел чтобы. В идеале еще, чтобы оружием владел и приемами рукопашного боя. Мужик, одним словом, а не хлюпик…

— Да-а-а, ну у вас и запросы. Так и до второго пришествия искать можно.

— Вот и я об этом…

В последний раз вздыхаю и поднимаю взгляд на соседа, рассматриваю его со спины. С широкой такой, натренированной спины. За которой я уж точно помещусь. Пугливым его не назовешь, ответить он умеет, как никто другой. Профессия тоже что надо. Еще и зовут, как папиного лучшего друга, а значит, подколов с именем не будет уж точно.

От возникшей в голове идеи я даже выпрямляюсь, расплываюсь в улыбке, едва не свечусь.

— Так, может, планочку снизить? — спрашивает он, берет полотенце и поворачивается ко мне, вытирая руки.

Мотаю головой в ответ с дурацкой улыбкой, от которой брови Миши содружественно сходятся к переносице.

— Ты чего на меня так уставилась?

Набираю побольше воздуха в грудь и выпаливаю:

— Ты! Ты мой идеальный кандидат!