Сосед! Не грози-ка дочке генерала

Глава 6

Под угрожающим взглядом нового знакомого я рефлекторно жму на газ. Больше от желания сбежать от него, но ошарашенное сознание именно так подсказывает путь к спасению.

“Белая Киа 228, прижмитесь к обочине” — доносится сзади, и по асфальту скользят голубые лучи.

Вот же ж засада, еще и номер моей машины один в один соответствует номеру статьи, по которой мне и выдадут путевку в Магадан.

— Давай, гони! — рявкает на меня Олег, я даже вздрагиваю, но на газ послушно жму.

“Прижмитесь к обочине…”

Дальше уши начинает резать кряканье и вой сирены. Колеса хрустят по снежной корке, а вместе с ними и мой пассажир хрустит челюстью.

— Дура, на педаль дави!

Он сам надавливает на мое колено, от неожиданности я кручу руль влево, потом резко его выравниваю, и со стороны может показаться, что я так ловко решила уйти от погони, но нет…

“Немедленно прижмитесь к обочине! Белая Киа 228…”

Полицейская машина уже дышит нам в затылок, если бы умела дышать и у моей ласточки этот затылок был. А я ни разу не Вин Дизель, чтобы тягаться в умении дрифтовать на ледяной улице. Тем более что и номер мой уже известен… Тем более, что я вообще ни при чем, а вляпалась из-за тупорылого желания угодить папе!

На этом моменте я вспоминаю, чья я все-таки дочь, и отпускаю газ, поворачивая к обочине.

— Ты что творишь?! — рычит на меня Олег.

— Торможу. Дверь открывай и вали отсюда!

Конечно, мелькает мысль, что у него может быть оружие, но бравые парни, которые уже выскочили из патрульной тачки, стремглав несутся к нам, а значит, ничего сделать мне Олег просто не успеет.

— Коза!

— От козла слышу!

Пассажирская дверь распахивается, и несостоявшегося жениха укладывают рожей в снег. Не без удовольствия наблюдаю за отлаженными действиями полицейского, который ловко скручивает руки ему за спиной, игнорируя несогласное мычание.

Стоп. Их же двое было? А где второй?

— Барышня, — слышу приглушенно слева от себя, а потом так настойчиво по стеклу “тук-тук-тук”. — Из машинки выходим.

— Я? — удивленно тычу пальцем себе в грудь.

— Вы, вы. Или сами, или вон как товарищей. Хотите?

Лицом в землю лежать мне определенно не хочется, да и прятаться не за чем. Послушно выхожу из машины в намерением объяснить, как все было, но твердая рука сержанта намертво сцепляется на моем локте.

— Машинку свою закрывайте и вон в ту трамбуемся.

— Эй, погодите, вы не так поняли. Я вообще его первый раз увидела сегодня!

Пытаюсь упираться пятками, но меня продолжают тащить к “бобику”, в который успели затолкать и Олега, и его едва ли братца.

— Да все вы такие. Не такие. А у самой, небось, четыре ходки.

— Какие ходки? Вы слышите себя вообще? Говорю же, я на свидание пришла, а он говорит, к брату заехать, ну я и поехала сдуру.

— Вот что сдуру, это точно, — невозмутимо булькает сержант и толкает меня в машину.

— Я не поеду с ними! — стону и немножко кукожусь под ядовитым взглядом Олега.

— Тогда на крышу тебя привяжу, хочешь? Будешь вместо сирены голосить.

Не дожидаясь от меня ответа, сержант гогочет и запихивает меня в салон, а потом закрывает дверь.

Машину качает на кочках, то и дело на меня наваливается Олег и делает это будто специально. Можно подумать, это я его надоумила всякой дрянью заниматься! Или что, надо было рисковать всем на свете ради первого встречного?

— Позвонить мне дайте, — обращаюсь к полицейским.

— Кому ты там звонить собралась? — фыркает в ответ сержант, и, открыв рот, я тут же его закрываю.

Очевидно, что звонить надо папе. Но это вообще нифига не выход. Папочка лишь однажды вытаскивал меня из ментовки, когда мы с друзьями шутки ради влезли через забор в зоопарк, чтобы пофоткаться с обезьянами. А фотографировали в итоге нас. В участке. Фотография до сих пор у папы на комоде в рамке стоит с надписью “Шимпанзе обыкновенная”. Влетело мне тогда так, что на всю жизнь запомнила.

Да и как я ему объясню все это? Тогда придется сознаться в своей афере. Нет, надо дождаться, когда довезут до места, поговорить с главным и все ему объяснить. В крайнем случае, можно привлечь Глафиру Игнатьевну, это ведь ее кандидат мне личное дело подпортил. А про родственные связи с генералом Ковалевым лучше вообще помалкивать. Благо фамилия не редкая, сами не допрут.

Когда нас привозят на место, тут же разводят по разным комнатам, не дают “сверить” показания. Фыркаю про себя, но тут же настораживаюсь. Эти двое могут запросто сориентироваться и все скинуть на меня…

— Глупости. Полиция разберется, — успокаиваю себя и оборачиваюсь, когда за спиной скрипит дверь, и в допросную входит старший лейтенант с уставшим лицом.

Он садится за стол напротив меня, складывает руки в замок и смотрит на меня недоверчиво.

— Здравствуйте, — улыбаюсь мило. — Вышло недоразумение. Я вам сейчас все объясню.

Минут пять старший лейтенант слушает мой рассказ, и мне даже кажется, что верит, пока к финалу он не прерывает мою речь раздраженным вздохом.

— Девушка. Я такие сказки по пять раз на дню слышу. Какая, к едрени фени, Глафира Ильинична?

— Игнатьевна.

— Да хоть Магомедовна. Вы скрыться пытались, после того как ваш сообщник отдал покупателю сами знаете, что.

— Я только догадываюсь, что он отдал. Потому что, как и вы, владею дедукцией.

— В данный момент вы владеете шансом уехать шить ватники в колонию поселения. Так что давайте сами рассказывайте, как давно знакомы, схемы, контакты…

— Не буду я вам ничего рассказывать, — сурово смотрю на лейтенанта и, откинувшись на спинку кресла, складываю руки на груди. — Вам! Вам я ничего больше рассказывать не буду. Командира позовите. Кто у вас здесь главный?

— Говорить с вами буду я. Думаете, капитану делать больше нечего? У нас район после Нового года еще в себя приходит. Таких, как вы пол отделения.

— Я имею право говорить с начальством! — спорю упрямо. — Позвонить мне не дали, слушать не хотят. У меня жалоба, в конце концов! Зовите сюда вашего капитана.

Старший лейтенант как-то странно усмехается и зеркалит мою позу.

— Вам жить надоело что ли?

— Пока мне светит шить ватники, как вы сказали, я разговаривать буду только с вашим командиром.

— Ну как знаете… Капитан сегодня без ужина, так что…

Меня здорово смущает его злорадная ухмылка. По спине пробегает холодок. Растираю плечи и провожаю взглядом офицера, пока дверь за ним не закрывается.

В тайне надеюсь, что начальство здесь более сговорчивое, чем этот лейтенант. Что хотя бы выслушают нормально, а не влепят с размаху клеймо. Или дадут позвонить… В крайнем случае, к утру папа меня вытащит. “К утру” — потому что в воспитательных целях.

— Старлей, мне нехрен делать что ли? — доносится из-за двери и, судя по шагам, к допросной приближаются двое.

— Жалобами грозила. Важная, походу, — оправдывается офицер.

— Не важная, а борзая. Ниче, сейчас глянем, что там за деловая пися нарисовалась.

В двери лязгает замок, она распахивается с такой силой, что ударяется ручкой о стену. А на пороге стоит он…

— О-о-о, так вот она какая, — грозный рык начальника тут же меняется на медово-кошачье мурчание. — Вечер в хату, цыпа.

Сглатываю и втягиваю голову в плечи, потому что такой зловещей улыбки на лице соседа я еще не видела…