Сосед! Не грози-ка дочке генерала

Глава 14

Мурлычу себе под нос, напеваю незатейливый мотив и расставляю тарелки. Белоснежный фарфор, на который долго облизывалась в витрине посудного магазина, а потом подарила самой себе на новый год. Первый повод обновить совпал с первым человеческим свиданием с Ждановым.

Конечно, если не считать увлекательной прогулки на троллейбусе. А потом совместного откапывания моей машины, когда ее засыпал снегом трактор из-за того, что она стояла не на месте. Закатив глаза, Жданов перепарковал своего монстра чуть дальше, бесстыже заехав колесом на бордюр, а моей ласточке уступил ее законное место. Но стребовал за это ужин, а я решила сделать его чуть более романтичным, чем торт из пельменей.

— Вообще-то, ты обещала кормить меня четыре недели за то, что я два часа потел в шерстяных брюках дома у твоих родителей, — выгнув бровь, он складывает локти на стол и наклоняется ко мне.

— Вообще-то, — зеркалю его позу. — Потел тогда не ты один. Папочке куда сильнее досталось.

— Сам виноват.

— Не поспоришь. И вообще-то, — тоже играю бровями. — Я с тобой уже расплатилась, когда рисковала жизнью в автобусе.

— Ну я же тебя спас.

— А потом сам напал.

— Ты была не против, — самодовольно ухмыляется, хватает меня за подбородок своей лапой и нагло чмокает в губы.

Сдерживаю улыбку, поднимаюсь и проверяю таймер на духовке, куда поставила курицу. Овощи уже готовы, вино охладилось, даже эклеры смиренно ждут в холодильнике своего часа.

— Через пять минут будет тебе ужин, — бросаю через плечо и опираюсь бедром о кухонную столешницу.

— А завтра?

— Не борзей.

— Ладно, тогда завтра алаверды от меня.

Непроизвольно икаю и начинаю смеяться.

— Нет уж, спасибо. После прошлого твоего алаверды я два часа тесто от кастрюли отковыривала.

Он откидывается на спинку стула, хитро щурится, а я понимаю, что и этот подгон был мне сделан не просто так. Давил на жалость?

Духовка, наконец, пикает. Я хватаю прихватки и выставляю на стол стеклянное блюдо с курицей с чесноком. Аромат тянется такой, что даже у меня желудок в узел скручивается. Что уж говорить про Жданова. У того чуть слюна не капает.

— Это ж сколько тебя не кормили-то? — усмехаюсь. — Подожди, я вилку дам. А то есть подозрение, что прямо руками есть начнешь.

— Цыпа зажарила цыпу, — глумливо кидает он мне в спину и поджимает губы, когда оборачиваюсь. — Каламбур.

Только вздыхаю в ответ с показным возмущением, хотя его “цыпа” меня уже совсем не раздражает. Кладу на стол вилку, достаю овощи с эклерами и слышу, что в комнате звенит телефон.

— Так, без меня не начинать, я быстро.

— Да ты издеваешься что ли? — кричит он вслед, но я уже хватаю телефон и прижимаю к уху.

— Да, мам?

— Доченька, ты дома?

— Дома.

— Не уходи никуда, мы с папой сейчас приедем. Папа комод дома разобрал, который ты просила, сейчас завезем.

Выпрямляюсь и смотрю на двери кухни, откуда на меня выглядывает Миша и настойчиво тычет вилкой в куриное бедро, намекая, чтобы я поспешила.

— Мамуль, а я как раз уходить собиралась…

— Мы ненадолго.

— Да я вот уже в дверях почти стою!

Начинается паника. Про Мишу я больше ничего не говорила, даже не созванивалась с родителями. Напрочь забыла поговорить с ними, когда тут все так закрутилось.

Папа был убежден, что отношения с Мишей я выдумала, дабы иметь шанс открыть кондитерскую. И сперва так и было, но все пошло не по плану. А судя по тому, что на следующий день после ужина мне на счет капнула крупная сумма, папа очень надеялся, что отношения с Мишей завершены.

— Что там, Оля? — слышится за кадром голос отца.

— Да занята она, уходит, говорит.

— Что ей, пять минут не подождать? На пожар бежит?

— Не знаю.

— Пусть ждет. Надолго не задержим бизнесменшу эту, — звучит недовольно, и становится ясно, что даже если спрячусь, меня в любом случае разыщут и вернут на место.

— Оксаночка… — начинает мама, но нет смысла ей продолжать.

— Я жду, мам. Если недолго.

Решаю, что проще будет объяснить Мише, почему придется прервать ужин, чем папе его присутствие в моей квартире. Позже, не сейчас. Когда сумею его капельку подготовить.

— Миш, тебе домой надо. Прям щас.

— Ага, разбежался, — и Жданов берет со стола нож, а потом отпиливает куриную ножку. — Я пока вот это все не съем, никуда не пойду.

— Сейчас папа приедет!

— Со своим пусть едет, — фыркает и пихает курицу в рот.

— Да забери ты ее с собой! Они на пять минут заедут, потом вернешься.

Тяну его за руку, и Жданов поднимается с куриной ножкой в руке, смотрит на меня и хмурится.

— Ну приедут и приедут. Че за кипеш-то?

— Потому что… папа думает, что я тебя привела его позлить. И скорее всего думает, что мы типа расстались после ужина.

— А-а-а-а, — тянет Миша со смешком. — Я то думал, чего он вдруг такой добренький сделался. Отстал от меня почти. Решил, из-за щипача, а оно вон как.

— Вот пусть пока так и остается, — пихаю его в сторону двери. — Недельку-другую поживем спокойно все втроем, а я потом его подготовлю потихоньку, признаемся. Только давай не сегодня. Чует мое сердце, что добром не кончится…

— Ну хватит меня запугивать. Я с твоим папой пока работал, у меня это чувство атрофировалось. Эклеров дай.

— Миша! — стону, но оставляю его в дверях и убегаю на кухню, чтобы достать из холодильника эклеры.

Что только ни сделаешь, чтобы обмануть родителей ради благой цели. Или почти благой.

— На, держи, и давай уже, иди…

Тяну руку к замку, когда в дверь звонят. Даже вздрагиваю.

— Поздно…

— Что делать будем? — ведет плечом Жданов. — Я ствол дома оставил.

— Дурак что ли? В шкаф залезай!

Звонок звенит опять, нервирует. А Жданов кладет свободную руку на пояс.

— Вот я еще от начальства в шкафу не прятался!

— Ми-и-иш! — скулю. — Один раз. Иначе нам обоим хана, а мама папу в кардиологию повезет.

— Только ради тещи, — нехотя отвечает он и позволяет утрамбовать себя в шкаф в прихожей, куда с трудом помещается.

Прислоняюсь спиной к закрытым дверцам, выдыхаю. Всего пять минут продержаться…

— Вроде две минуты прошло после звонка. Уснуть успела? — ворчит папа, втаскивая в квартиру комод.

— Отвлеклась просто. Вот сюда ставь, я потом соберу.

— Ты еще и в сборщики мебели заделалась? Оля, шуруповерт давай.

Папа скидывает куртку, снимает обувь, а я все сильнее округляю глаза.

— Вы же сказали, на пять минут?

— А ты сказала, что куда-то собиралась. Так иди. А мы соберем пока, потом дверь захлопнем.

Из шкафа раздается тяжелый вздох. Делаю вид, что закашлялась и снимаю папину куртку с крючка.

— Пап, я правда сама справлюсь. Чего тебе суетиться.

— Для единственной дочки можно и подсуетиться. Оля! Шуруповерт!

Мама тут как тут, подходит к нему и отдает чемодан с инструментом, пока я ломаю голову, как теперь выкрутиться из этой ситуации, которая накаляется еще сильнее, стоит маме заглянуть в кухню и увидеть накрытый стол.

— Оксаночка, ты кого-то ждешь?

— Нет! — выпаливаю на автомате.

Видимо, выходит слишком уж испуганно, потому что папа откладывает шуруповерт, шагает в кухню и тянет носом воздух.

А потом в шкафу падает вешалка.

— Та-а-ак… — хмурится папа, идет к шкафу и распахивает дверцу.

— Здравия желаю, товарищ генерал-майор, — чеканит Жданов, а папино лицо сначала бледнеет, а потом начинает розоветь.

— Та-а-ак…

— Так, — утвердительно кивает Миша, выбирается из шкафа и подходит ко мне, приобняв за талию.

Мамино “ой” теряется в громком папиной сопении. Он похож на чайник, который забыли снять с плиты и который вот-вот взорвется.

— Ну… со здравием это ты погорячился, — цедит он и делает шаг в комнату. — Семейный совет.

Первой за ним семенит мама, взволнованно косится на нас, и нам с Мишей ничего не остается как пойти тоже.

Часы на стене раздражающе тикают, отмеряют секунды до взрыва, а папа сидит напротив нас троих в кресле и барабанит пальцами по подлокотнику.

— Значит, и правда с этим…

— Правда, — киваю.

— А ты? — он переводит взгляд на Жданова, который остается невозмутимым. — Совсем страх потерял?

вместо ответа Миша хмыкает и кладет руку мне на плечо, демонстрируя папе, что его гнева не боится. Собственно, другого я от него и не ожидала.

— Я то думал, позлить меня хотела, — взгляд отца снова впивается в меня. — Чтоб с кондитерской не мешал.

— Я тебе все отдам, — отвечаю твердо. — Верну все, что сверху дал и дачу обратно.

— Не надо.

Посерев, папа поднимается и идет в прихожую, обувает ботинки, берет с вешалки свою куртку и молча выходит в подъезд.

Сердце стучит, как бешеное. Я и раньше шла наперекор, но в такую ситуацию еще не попадала.

— Не переживай, дочь, — мягко говорит мама и гладит меня по руке. — Я с ним поговорю, отойдет. Может, не сразу, но отойдет.

Понимаю, что мама права, вот только когда это случится, неизвестно. Жданов назвал папу упрямым, но он не упрямый. Он непробиваемый.

Вскоре мы остаемся с Мишей одни, мама торопится вслед за папой. Ужин испорчен, настроение тоже на нуле. Одно радует — тепло Мишиной руки, который и не думал пугаться суровости папы, продолжает меня обнимать и молчит.

Кладу голову ему на плечо, вздыхаю, но в принятом решении не сомневаюсь. Хватит плясать под чужую дудку и терпеть ультиматумы. А если это и впрямь судьба? Недаром же Миша оказался единственным из всех, кто сумел выдержать ужин с генералом.

— Мы есть-то сегодня будем? — с привычным смешком спрашивает он и чуть пихает меня в бок. Скорее, чтобы немного подбодрить в своей манере.

Киваю и хочу встать с дивана, но телефон снова начинает трезвонить.

— Да, мам? — спрашиваю с замиранием.

— Доченька, папа сказал, инструкция к комоду в коробке. Миша как соберет, пусть шуруповерт ему вернет. Только ради Бога, не сломайте, а то ведь папка точно тогда со свету сживет.

К концу ее фразы я уже улыбаюсь, как ненормальная. Только мой отец может выразить расположение таким способом. Это не дружба, не полное принятие, а всего лишь крошечный шажок навстречу. Абы кому инструмент не доверяет не только Жданов, но и мой отец.

— Хорошо, я передам. Спасибо!

Когда сбрасываю звонок, ловлю на себе удивленный взгляд Жданова и улыбаюсь шире.

— Кажется, ты не безнадежен, — произношу со смешком, получив в ответ точно такой же, а потом обнимаю и закрываю глаза.

Есть шанс. Всегда есть. Даже если кажется, что всюду враги, и мира не дождаться.