Утром я просыпаюсь от настойчивого звонка в дверь. Бреду, сонно потирая кулаком не до конца раскрывшийся глаз, который, впрочем, тут же распахивается, когда вижу в глазок Жданова.
— Утро, — выдает он чересчур бодро, стоит мне ему открыть, и в наглую заходит в квартиру. — Че так долго? Спишь что ли?
— В семь утра? Нет, ну что ты.
— Супер. Я к тебе по делу.
— А это что? — киваю на кастрюлю в его руках.
— Мое алаверды. Торт тебе испек.
— Торт? — неуверенно приподнимаю крышку, потому что шкодливое выражение лица Миши наталкивает на самые разные мысли, и икаю, увидев содержимое. — Это ж пельмени?
— Это торт из пельменей. Не рушь мне романтику.
Настырно сунув мне в руки кастрюлю со слипшимися пельменями, Жданов проходит в кухню, куда сама я еще зайти не успела, и кивает на чайник.
— Кофейку сбацаешь? Разговор долгий будет.
— Меня это уже настораживает, — бросаю ему, нахмурившись, но все-таки иду ставить чайник. — Ну? Что за дело?
Он усаживается на стул, складывает локти на стол и смотрит на меня так серьезно, будто пришел предложение делать, не иначе. Ставлю кастрюлю рядом с плитой и разворачиваюсь лицом к Жданову.
— Я тебе вчера помог?
— Ну.
— Баранки гну. Теперь твоя очередь.
— Если ты про ночи без сна, то это мы вчера уже прошли, — язвительно щурюсь, но Жданов отмахивается, как от мухи.
— Я, по-твоему, настолько примитивен? Нет, цыпа. У меня тут проблема посерьезнее. И между прочим, создал мне ее твой батюшка.
— А-а-а, понятно. Нет уж, прости, но папу я ни о чем просить не буду. Ты не первый, кто через меня хочет себе пару ступенек в карьере у генерала выцыганить. Не по адресу, пирожочек.
— Ступеньки я себе и сам смастерю, здесь мне помощники не нужны, — будто даже с раздражением отвечает Миша. — У меня в другом проблемс. Папаня твой за вздорный характер решил меня наказать. Тебе-то это явно знакомо?
Даже немного царапает его правота. Папочка на мне тоже частенько отыгрывался за очередной бунт и несогласие.
— Допустим…
— Ну и вот. До конца месяца мне поручено поймать щипача, который в час-пик по утрам в общественном транспорте орудует. А я, как ты понимаешь, не сильно этому рад, потому как не такими делами обычно занимаюсь.
— Мелковато? — иронично улыбаюсь.
— Да не то слово. Но у генерала свои взгляды на воспитание кадров. Пока этого засранца не поймаю, ничего серьезного мне не дадут.
— Так если ты карманника поймать не можешь, как тебе серьезное-то давать?
— Я не сказал, что не могу, цыпа, — угрожающе подается вперед Жданов. — Между “не могу” и “не хочу” есть огромная разница. Именно поэтому мне генерал эту хрень и отдал, потому что в отличие от некоторых я как раз могу. Ну и в наказание.
По серьезному лицу Жданова понимаю, что он не врет, а в самом деле просто бесится от того, что ему сбагрили неугодное дело, с которым другие сотрудники, по-видимому, не сдюжили.
— Одному мне этим заниматься лень, — продолжает он. — Но раз уж выхода у меня нет и ловить надо, ты мне поможешь. По-соседски и в благодарность за то, что вчера в этом цирке участвовал.
— Помнится, вчера ты получил неплохую сатисфакцию за свои мучения, — ответно чуть наклоняюсь, упершись в стол ладонями. — Подпортил жизнь начальству. Рычаги, все дела…
— Ну… Там неизвестно, кто из нас с тобой в большем плюсе. Тебе кондитерская, а мне так, позубоскалить вечерок? Не пойдет.
— Я ведь могу папе сказать, что ты меня вероломно бросил, тогда и зубоскалить поводов не останется, — веду бровью и жду реакцию, но Жданов самодовольно ухмыляется.
— Тогда я, ватрушечка моя, пойду и нажалуюсь любимой теще, что ее дочь разбила мне сердце, — он встает, зеркалит мою позу и наклоняется еще, отчего наши лица оказываются на расстоянии нескольких сантиметров. — Съела? Что тогда будешь делать?
Раскрываю рот и глотаю воздух, разрываемая противоречивыми эмоциями. Хочется и выругаться за то, что сумел и от меня прикрыть тылы моей же матерью, и рассмеяться в голос.
— Стратег хренов, — шиплю, пряча улыбку.
— Учитель был хороший. Так что, цыпа? Поиграем в Жеглова с Шараповым?
Вздыхаю, понимая, что отвертеться от него не удастся. Он и в самом деле мне неплохо помог, хоть в начале вчерашнего вечера мне и хотелось его вздернуть. Да и крепкий мужской шарм, который откуда ни возьмись проявился в его облике, неслабо бьет по сопротивлению.
— И какую же роль ты отвел мне в этой супер важной операции?
— Ты будешь живцом.
— Класс…
— Гаденыш этот по карманам шарит у женщин. Надо, чтоб ты нарядилась по высшему разряду, все лучше сразу на себя напяль и в половине девятого встречаемся на площадке.
Он выпрямляется, избавляя меня от своего влияния, и собирается уйти, но я кричу вдогонку:
— Э, а детали обсудить не надо? Какой, нафиг, живец? Ничего, что меня и правда обокрасть могут?
— Ой, как ж с вами, женщинами, трудно-то… — вздыхает Жданов с таким видом, будто только что по полочкам разложил мне весь свой план, а я с десятого раза не поняла. — Никто тебя не обкрадет. Во-первых, вот. Держи средство самозащиты. Твое, между прочим, но идею я оценил.
И он вытаскивает из кармана штанов мою же мышеловку, кладет ее на стол и тычет пальцем.
— В карман ее положишь. Тут тебе и сигнализация, и тревожная кнопка.
— Офигеть, у тебя шпионские примочки. ЦРУ отдыхает, — с сарказмом закатываю глаза. — А дальше мне что делать прикажешь? Надувным молотком его добить?
— Добивать его буду я. Или ты думала, я тебя одну отпущу? Не ссы, Володя. Глеб Жеглов рядом под прикрытием работать будет. Давай, собирайся в темпе, сейчас самый час-пик начнется, а январь не резиновый.
Беру в руки мышеловку и с сомнением ее рассматриваю, а Жданов выходит из моей квартиры, насвистывая по пути “Мурку”. Смотрю на захлопнувшуюся дверь, отбрасываю мышеловку на стол и ежусь, толком так и не поняв, почему и зачем согласилась ему помогать.