Странник

Глава XXIII. Усталый странник

Месяц белой скорби протянулся, как тысяча лет: Джиму казалось, что без Фалкона остановилось течение времени. Амерранн, альтерианский декабрь, выбелил его душу, в ней не осталось цвета. Белая аура боли и холодной тоски окутала его, закрыла от него весь мир и всех людей, в том числе и любящих его. Он не замечал никого и ничего, перестал учиться, и лорд Райвенн попросил учителя пока не приезжать, сделать перерыв, чтобы дать Джиму прийти в себя. Но прийти в себя Джим не мог. Всё замерло: природа, время и его сердце. Оно не билось без Фалкона.

Мёртвым сердцем он не мог дарить нежность своему маленькому сыну, забота о котором почти полностью легла на Криара. Было трудно себе представить, как тот умудрялся справляться сразу со своими обычными обязанностями дворецкого и новыми, дополнительными обязанностями няньки: он справлялся и ни на что не жаловался.

Раданайт покинул г-на Кардхайна и устроился работать в городскую администрацию: там он видел больше возможностей для карьеры. Свою личную жизнь он устраивать не спешил, перекрасил флаер из красного цвета в чёрный, коротко подстриг и обесцветил волосы. Он был внимателен к Джиму, интересовался Илидором, говорил с лордом Райвенном о делах и о политике — словом, из повесы-студента превратился в чрезвычайно серьёзного молодого человека.

Прошёл холодный белый амерранн и настал не менее холодный элниманн, но Бездна в этом суровом месяце принесла в дом Райвеннов нового члена семьи взамен отнятого. Она вернула на Альтерию того, кого долго прятала в своих глубинах.

Морозным таинственным вечером, полным снежного блеска в свете дворовых фонарей, на площадке перед домом сел флаер-такси, из которого вышел высокий и стройный, даже худощавый незнакомец в форме. Когда он, впущенный Криаром, вошёл в главную гостиную, на его лицо упал свет, и стал виден большой шрам от ожога на его правой щеке. У него были ясные серые глаза со стальным блеском и тёмные брови, а волос под его пилоткой не было: его голова была совершенно гладкой.

— Как о вас доложить милорду? — спросил Криар.

— Сначала скажите мне, пожалуйста, дома ли сейчас Джим? — спросил офицер вежливо.

— А кем вы ему доводитесь? — осведомился Криар.

— Я ему не родственник, но мог бы им быть, — ответил офицер. — Значит, он здесь?

— Да, сударь, — ответил Криар. — И всё-таки я должен как-то доложить о вас милорду Райвенну.

— Я пришёл не к нему, — сказал офицер. — Мне очень нужно увидеть Джима. Можно позвать его?

— Простите, сударь, пока вы не представитесь, я не могу к вам никого позвать, — ответил Криар, встревоженный грозным блеском глаз гостя. — Тем более, господина Джима. Откуда мне знать, с какими вы намерениями?

— Моих намерений можете не опасаться, — сказал офицер. — Они самые мирные. Я не представляю ни для кого угрозы. Я прошу вас, позовите Джима. Назовите ему имя капитан Индеора, он должен его знать.

— Сначала я должен доложить милорду Райвенну, — непреклонно возразил Криар. — Без ведома хозяина никто не может войти в дом и с кем-либо здесь увидеться.

— Хорошо, упрямая вы голова, — процедил офицер. — Докладывайте. Скажите, что пришёл Альмагир Индеора.

— Извольте подождать здесь, сударь, — сказал Криар.

Он пошёл докладывать лорду Райвенну, а офицер даже не думал дожидаться: он сразу бросился наверх, заглядывая во все комнаты и ища кого-то. Шагал он стремительно, но при этом прихрамывал на правую ногу, и чем быстрее он шёл, тем сильнее проявлялась хромота. Он почти бежал, распахивая подряд все двери.

Услышав знакомую стремительную поступь, Джим вздрогнул. Сначала он решил, что ему померещилось, и ущипнул себя, но шаги слышались не во сне, а наяву. Сколько раз он слышал эту поступь, и каждый раз его сердце начинало биться быстрее! Сейчас оно тоже заколотилось, а по спине побежали мурашки. Возможно ли, чтобы Фалкон воскрес из мёртвых и вернулся к нему? Приоткрытая дверь его спальни распахнулась, и на пороге возник высокий незнакомец в форме, с лысой головой и обожжённой щекой. От взгляда его ясных серых глаз Джима бросило в дрожь: это были глаза Фалкона на чужом, покалеченном лице.

— Джим? — спросил незнакомец, входя.

— Кто вы? — пролепетал Джим, отступая назад.

— Нет, Джим, не бойтесь, — сказал незнакомец, протягивая ему руку. — Я не чужой вам… Как вы прекрасны!

На его изуродованном ожогом лице расцвела улыбка — улыбка Фалкона. Он приблизился к Джиму и дотронулся пальцами до его щеки, не сводя с него ласкового и восхищённого взгляда.

— Вы чудо, — проговорил он. — Кажется, я вас люблю.

В этот момент из детской послышался голосок Илидора, и незнакомец, встрепенувшись, устремился туда. Джим бросился следом, но незнакомец уже вынимал малыша из кроватки. Джим бросился на него с криком:

— Не трогайте моего ребёнка!

Он выхватил у незнакомца Илидора, которого тот и не старался удержать. В эту секунду на пороге появился лорд Райвенн, выражение лица которого было не то испуганным, не то восторженным. Увидев незнакомца, он замер, несколько секунд смотрел на него широко распахнутыми глазами, а потом, ухватившись за стену, начал оседать. Незнакомец бросился к нему и подхватил, и они вместе осели на пол. Держа лорда Райвенна в объятиях, гость звал его:

— Милорд! Милорд!

Подоспевший Криар брызнул лорду Райвенну в лицо водой, и тот открыл глаза.

— Милорд, не пугайтесь, — проговорил гость тихо, бережно приподнимая голову лорда Райвенна. — Я не призрак… Я живой.

— Это ты, Альмагир? — пробормотал лорд Райвенн, протягивая руку к его лицу и дотрагиваясь до ожога.

— Я, милорд, — ответил гость, беря его руку в свою и прижимая её к губам. — Я уже не тот, что раньше, но это я.

Криар, склонившись над лордом Райвенном, обеспокоенно спросил:

— Милорд, как вы?

Тот не ответил, прижавшись головой к груди гостя. Незнакомец, одной рукой обнимая его, другой провёл по его волосам.

— Позвольте вам помочь, милорд.

Они с Криаром подняли лорда Райвенна на ноги и отвели в спальню Джима, усадили на кровать. Лорд Райвенн вцепился в руку гостя. Тот опустился на колено и поцеловал его пальцы. Лорд Райвенн провёл ладонью по его лысой голове.

— Альмагир, — проговорил он с болью. — Что с тобой стало! Где ты был так долго?

Тот, глядя на него задумчиво и грустно, проговорил:

— Вы всё тот же, ваша светлость… Мой прекрасный лорд.

— Альмагир, скажи мне! — воскликнул лорд Райвенн, хватая его за плечи.

— Кто-нибудь скажет мне, что всё это значит? — подал голос Джим, прижимая к себе притихшего Илидора. — Отец, кто это?

Лорд Райвенн посмотрел на него. Ещё никогда Джим не видел у него таких растерянных глаз.

— Это отец Фалкона, — сказал он.

Через пять минут они все сидели в боковой гостиной. У лорда Райвенна в руке был стакан глинета10 пополам с водой, и он делал из него маленькие глотки, а перед Альмагиром стоял стакан с охлаждённым чаем.

— Где ты был все эти восемнадцать лет? — спросил лорд Райвенн.

— Я был на планете Хотт, — ответил Альмагир. — Мне пришлось там задержаться. Из-за поломки мне пришлось сесть там, и так получилось, что я, сам не желая того, убил сына вождя местного племени. Это был несчастный случай. Он схватился за моё оружие, а я хотел его у него отнять, и произошёл выстрел. Если бы я сделал это намеренно, меня бы вообще убили, но за непредумышленное убийство меня лишь превратили в раба. Они давали мне какое-то зелье, от которого я терял память, а другим снадобьем они полностью вытравили мне волосы на голове, так как рабам у них не положено иметь волос. Лишь недавно они объявили, что срок моего наказания вышел, перестали давать мне зелье и сказали, что я свободен. Все эти годы лет я был беспамятным рабом, милорд. Получив свободу, я сразу же направился домой. Мне с трудом удалось доказать, что я капитан Альмагир Индеора… Я спешил домой, но оказалось, что спешить мне было некуда. Мой дом занят другими людьми, моего спутника нет в живых, и моего сына тоже больше нет. Я говорил с майором Дитмаром, и он дал мне сведения о том, что Фалкон жил у вас, милорд, а также о том, что ваш сын Джим был его наречённым избранником. И что у меня есть внук. — Альмагир посмотрел на Джима. — Простите, Джим, я был слишком взволнован, чтобы внятно объяснить вам, кто я такой, и не напугать вас. Всё, что у меня осталось от моего сына — это вы и малыш. Я приехал, чтобы увидеть вас и посмотреть на моего внука. Милорд, простите, что я ворвался к вам в дом непрошеным гостем.

— Альмагир, — проговорил лорд Райвенн, качая головой, — ты знаешь, что ты для меня всегда был желанным гостем… Ты сам не захотел войти. Что ты намерен делать? Ты уже как-нибудь устроился?

— Пока нет, милорд, — ответил Альмагир. — Документы я уже восстановил, но для службы я уже не годен по состоянию здоровья. Придётся искать другую работу.

— Тебе есть, где жить? — спросил лорд Райвенн.

— Я подыскиваю недорогое жильё, — ответил Альмагир. — Но пока ещё не нашёл.

— Ты уже нашёл его, — сказал лорд Райвенн. — Оставайся в моём доме.

— Благодарю вас, милорд, но я не могу принять ваше предложение, — сказал Альмагир.

— Снова, как тридцать лет назад! — вздохнул лорд Райвенн. — Хорошо, тогда я предлагаю тебе жить здесь при условии, что ты будешь помогать Джиму с ребёнком. Ему сейчас тяжело, он ещё не оправился от удара, нанесённого ему гибелью Фалкона… Надеюсь, ты не откажешься от возможности нянчить своего внука, свою родную кровинку? Это для начала, а потом мы можем придумать что-нибудь другое.

— Я бы с радостью, — улыбнулся Альмагир. — Но как бы малыш меня не испугался. — И он провёл рукой по голове и щеке.

— Он не испугается, — сказал лорд Райвенн. — Ты его родной дедушка, вы одной крови. Кроме того, другим он тебя не видел. Оставайся у нас, Альмагир! Ты правильно сделал, что пришёл сюда. Здесь тебе всегда рады.

— Я благодарю вас, милорд, — сказал Альмагир. — Признаться, мне и самому хотелось бы остаться, чтобы быть рядом с внуком. Как его зовут?

— Илидор, — сказал Джим. — Потому что он родился в илине.

— Фалкон успел его увидеть? — спросил Альмагир.

— Да, — вздохнул лорд Райвенн. — Он успел увидеть своего сына и подержать на руках, но совсем недолго.

Альмагир согласился остаться. Он был так похож на Фалкона, что Джима брала оторопь, когда он его видел. У него была та же стремительная походка, отличавшаяся лишь небольшой хромотой, в голосе звучали те же нотки, но главным сходством были глаза и их ясный, искренний и бесстрашный взгляд. Он был вылитый Фалкон, с тем лишь отличием, что он был старше, у него совсем не было волос, а его лицо безобразил ожог. Все его немногие вещи умещались в рюкзаке, а из одежды он имел только форму, которая была на нём надета. Его разместили в комнате неподалёку от комнаты Джима и детской, и он, по-видимому, очень усталый, сразу заснул.

С Раданайтом он встретился только утром, за завтраком. Увидев его, Раданайт нахмурился и сказал:

— Я не знал, что у нас гость.

— Познакомься, это Альмагир, отец Фалкона, — сказал лорд Райвенн. — Все эти годы он находился в плену, но недавно ему удалось освободиться. У него больше нет дома, поэтому он будет жить с нами. Я думаю, он имеет на это право, так как здесь живёт его внук.

— Я очень рад, — пробурчал Раданайт.

По его виду нельзя было сказать, что он был рад. Он позавтракал совсем едва, сухо со всеми простился и уехал. Лорд Райвенн сказал Альмагиру со вздохом:

— Увы, мой друг, они с твоим сыном не питали друг к другу братских чувств, хотя я старался воспитывать их, как братьев.

— Я бы не хотел, чтобы кто-то из членов вашей семьи тяготился моим присутствием, милорд, — сказал Альмагир.

— Пусть это тебя не беспокоит, — сказал лорд Райвенн. — Раданайт уже взрослый и серьёзный, у него своя жизнь, да и бóльшую часть дня его дома не бывает. Он сейчас больше озабочен карьерой, нежели семейными делами.

Джим ещё никогда не видел, чтобы у лорда Райвенна так светился взгляд. Он вспомнил историю об их с отцом Фалкона любви, рассказанную лордом Райвенном при их первом с Джимом знакомстве. Теперь и лорд Райвенн, и Альмагир были вдовцами, и свет в глазах лорда Райвенна выдавал его чувства с головой. Однако Альмагир был сдержан и подчёркнуто почтителен. После завтрака он зашёл к Джиму.

— Можно к вам? — спросил он, останавливаясь у двери. — Я хотел взглянуть на Илидора.

Джим впустил его в детскую. Альмагир долго с задумчивой нежностью и печалью смотрел на ребёнка, потом шёпотом сказал:

— Признаться, я не очень-то умею обращаться с детьми. Уж не знаю, какой из меня получится помощник… Но я постараюсь научиться как можно быстрее.

Джим спросил:

— Как вы вообще попали на ту планету?

— Это была аварийная посадка, — ответил Альмагир. — Народ, с которым я столкнулся, довольно примитивный по сравнению с нами, у них нет ни техники, ни науки, но они очень искусны в приготовлении всяческих снадобий. Я не хотел убивать сына их вождя, это вышло случайно, я лишь хотел уберечь его, чтобы он никого не убил из моего оружия или сам по неосторожности не застрелился. Они устроили надо мной суд и всё-таки разобрались, что я убил его непреднамеренно. Вождь приговорил меня к рабству, и они крепко опоили меня одним из своих зелий. Всех этих пятнадцати лет я почти не помню — так, какие-то обрывки. Хорошо помню, как они мочили мне голову какой-то гадостью, после которой у меня вылезли все волосы и потом больше не росли. Этот рубец на моём лице — тоже их рук дело. А потом они почему-то перестали поить меня своей гадостью, и у меня постепенно стало проясняться в голове. Вождь сказал, что я свободен и могу лететь домой, так как отбыл своё наказание. У меня были серьёзные неполадки, поэтому мне пришлось посылать сигнал бедствия. Меня забрали оттуда, а потом ещё долго разбирались, кто я такой, как там очутился и не дезертир ли я. Разобрались, но выгнали на пенсию, так как я уже староват, и здоровье у меня уже не то. Там же мне сообщили, что есть ещё один капитан Индеора, недавно погибший на войне с Зормом… Так я узнал, что мой сын пошёл по моим стопам.

Альмагир надолго умолк, и Джим не решался его расспрашивать. Незатихающая боль по Фалкону снова начала жечь ему душу. Он сказал:

— Я знаю, что такое рабство. Я понимаю вас.

Альмагир нахмурился.

— Как вы, сын лорда, можете знать это?

— Я не всегда был сыном лорда, — сказал Джим. — Милорд Райвенн усыновил меня, после того как оказалось, что я не сын Фалкона.

И он стал рассказывать Альмагиру всё с самого начала, с первой зари своих воспоминаний. Он не упускал ни малейшей детали, он рассказал даже о Зиддике и о том, как Ахиббо продавал его. Удивительно, но эти воспоминания уже почти не ранили его, он рассказывал их, как чужую историю. Когда он начал рассказывать о Фалконе, из его глаз покатились тёплые слёзы. Он впервые писал на чистовик их с Фалконом историю — полную версию без умолчаний, и дни-строчки ложились на лист времени огненными письменами. Тёплая ладонь Альмагира коснулась его щеки, вытерев ему слёзы.

— Я понимаю выбор моего сына: вас невозможно не полюбить. Увы, я не могу заменить вам его… Всё, что я могу вам дать, это любовь отца — ту любовь, которую Фалкон не мог вам дать. Если вы примете её, я буду счастлив.

Оставалось только удивляться шуткам Бездны, которая сначала поманила Джима в свои недра образом в медальоне с надписью "С любовью от папы", потом превратила его в возлюбленного, потом убила его, а после этого вернула, неузнаваемо изменившегося и постаревшего, уже действительно годящегося Джиму в отцы. И Джиму не оставалось ничего, как только принять этот странный дар с не меньшей радостью и благодарностью, чем прежние дары.

— Я боюсь только одного: чтобы вы не исчезли так же, как Фалкон, — прошептал он. — Он был Странником и остался им до конца.

— Я усталый странник, — сказал Альмагир. — И в отличие от него, ищу не странствий и приключений, а дом и семью. Я не покину вас — если только вы, конечно, позволите мне быть рядом.

Лорд Райвенн приехал домой не с пустыми руками: он привёз костюмы в прозрачной шуршащей упаковке, пакеты с обувью и много нужных для быта вещей.

— Вот, пробежался по магазинам, — сказал он. — Альмагиру нужна одежда и разные бытовые мелочи.

— Кажется, ты говорил, что не любишь походы по магазинам, отец, — сказал Джим.

— Не знаю, — засмеялся лорд Райвенн. — Кажется, я это полюбил.

К ужину Альмагир вышел в новых шикарных сверкающих сапогах, чёрных брюках, серебристо-серой жилетке и белой рубашке, в жемчужно-розовом атласном шейном платке.

— Ты просто неотразим, — восхитился лорд Райвенн.

— Особенно удалась причёска и цвет лица, — съязвил Раданайт.

Альмагир усмехнулся уголками губ, а лорд Райвенн нахмурился.

— Сын, что это такое? Зачем говорить колкости тому, кого совсем не знаешь?

— Не думаю, что он так уж мне незнаком, — ответил Раданайт. — Я достаточно хорошо знал одного его малосимпатичного родственника, а родственники бывают похожи.

В глазах Альмагира заблестел колючий ледок, совсем как у Фалкона.

— Полегче, юноша, — сказал он холодно. — Можете говорить что угодно обо мне, но выбирайте выражения, когда говорите о моём сыне. Он отдал жизнь, защищая Альтерию и всех, кто её населяет, в том числе и вас. Я не позволю вам так о нём говорить.

— Да я ничего такого не сказал, — стушевался Раданайт. — Я вообще не имел в виду никого конкретного. Давайте не будем ссориться из-за слов: я для этого слишком устал и не хочу портить себе аппетит.

Больше он не решался отпускать какие-либо замечания в отношении Альмагира. Он пасовал перед ним и предпочитал вообще с ним не сталкиваться или сталкиваться как можно реже. Альмагир не стремился с ним враждовать, он смотрел на него свысока, как взрослый на ребёнка. Чувствуя, что Альмагир ему не по зубам, Раданайт избегал его и предпочитал вообще никак о нём не отзываться, а Альмагир и не навязывал ему своего общества. Он часто бывал в детской, проводил время с Илидором, разгружая Криара, которому было сложно исполнять обязанности дворецкого и одновременно быть нянькой. Он быстро освоился и уже довольно скоро ловко купал малыша и менял ему подгузники, кормил и играл с ним. Илидор уже знал слово "дедуля" и всегда выражал бурную радость при появлении Альмагира.

По отношению к хозяину дома Альмагир по-прежнему был почтительным подчинённым, и это огорчало лорда Райвенна. Но однажды Джим увидел, что и в сердце Усталого Странника живы прежние чувства, которых не уничтожило ни время, ни другой брак, ни годы разлуки. Это было всего раз, но это убедило Джима в существовании между ними давней, неуничтожимой любви. Как-то раз лорд Райвенн допоздна засиделся в гостиной с новой книгой, да так и уснул на диване. Криар хотел разбудить его, но Альмагир не позволил ему. Он попросил Криара уйти, а сам долго смотрел на спящего лорда. Джим случайно подсмотрел эту сцену, и она пронзила его до самого сердца: Альмагир смотрел на лорда Райвенна совершенно так же, как Фалкон смотрел на Джима. Он укрыл его пледом, а потом склонился и поцеловал его в губы. Поцелуй был так лёгок и нежен, что лорд Райвенн даже не проснулся, а Альмагир, ещё немного полюбовавшись им, потихоньку ушёл.

Пожалуй, из всех обитателей дома Альмагир не нравился только Раданайту, а все остальные испытывали к нему искреннюю симпатию. Илидор обожал его, Криар называл его "господин Альмагир", прибавляя иногда "дорогой", что свидетельствовало о его искреннем расположении к новому обитателю дома. А Джим почувствовал, как ледяная корочка боли начала таять на его сердце, согреваемая добрым, чуть усталым взглядом отца Фалкона. Альмагир снял печати скорби с его души и освободил наконец источник нежности, сказав однажды:

— Посмотри, какие глазки у Илидора… Совсем как у Фалкона.

Джим посмотрел и увидел, что это так. Это так потрясло его, что он не сдержал слёз, а Илидор удивлённо трогал катящиеся по его щекам капли и слизывал их язычком. Прижав сына к груди, Джим плакал от охватившей его мучительной нежности, а Альмагир ласково гладил его по волосам. С этого дня в Джиме проснулось не стихающее желание самому заботиться, оберегать и воспитывать. Едва проснувшись, он сразу спешил в детскую, как правило, находя там Альмагира, который поднимался ещё раньше лорда Райвенна; малыш встречал его веселым, сухим и накормленным, но день Джим проводил в заботах о нём, и порой у него не оставалось времени готовиться к урокам, которые у него недавно возобновились. Смысл вернулся в его существование, и он был в Илидоре.

Приближался Новый год — уже 3086-ой. По традиции у лорда Дитмара снова был большой новогодний приём, но Джим решил на этот раз его пропустить. Альмагир также имел веские причины избегать появления в обществе, поэтому к лорду Дитмару поехали только лорд Райвенн и Раданайт, а Джим с Илидором и Альмагиром встретили праздник дома. Точнее, встречали Джим и Альмагир, а Илидор преспокойно проспал наступление Нового года, но это было ему простительно. Лорд Райвенн с Раданайтом вернулись домой в пять утра; перебравший вина Раданайт сразу лёг спать, а лорд Райвенн ещё некоторое время бродил по дому, вздыхая. Его тень скользила по лоджии, а потом вышла во двор. Уже поднявшийся Альмагир нашёл его в зале на втором этаже, у окна.

— Вы не хотите отдохнуть, милорд? — спросил он, подходя.

Лорд Райвенн молчал. Не дождавшись от него ответа, Альмагир хотел уйти, но лорд Райвенн, не оборачиваясь, окликнул его:

— Альмагир!

Альмагир остановился.

— Да, милорд?

— Как вы с Джимом провели вечер? — спросил лорд Райвенн.

— Очень хорошо, милорд, — ответил Альмагир. — А как прошёл приём? Было много гостей?

— Да, — чуть слышно вздохнул лорд Райвенн.

Его голос был слаб и подозрительно дрожал. Альмагир с беспокойством дотронулся до его плеча.

— Милорд, что с вами?

Лорд Райвенн обернулся. Его щёки были мокрыми от слёз.

— Почему вы плачете, милорд? Что случилось? — спросил Альмагир, и его голос дрогнул тоже.

— Прости меня, Альмагир, — сказал лорд Райвенн тихо. — Прости за всё, что я когда-то сделал не так… За то, что сдался, отступил. Если бы я тогда этого не сделал, мы с тобой давно были бы вместе, и Фалкон… и Фалкон был бы нашим сыном. Прости меня… Я ничего не могу с собой поделать. Я люблю тебя, Альмагир. Вот и всё, что я хочу тебе сказать. С Новым годом тебя.

Вытерев щёки ладонью, лорд Райвенн пошёл к двери. Пару секунд Альмагир стоял неподвижно, с закрытыми глазами, а когда он их открыл, они влажно сверкали. Лорд Райвенн не прошёл и половины расстояния от окна до двери, когда Альмагир его догнал.

— Милорд… Милорд, я ваш. Глупо упорствовать и отрицать это. Мы оба сделали много ошибок, и прошло много времени, прежде чем мы это осознали. Судьба снова дала нам шанс… И я говорю вам: я ваш. Берите меня, делайте со мной что угодно. Я ваш раб, мой прекрасный лорд.

— Не надо больше рабства, Альмагир, — сказал лорд Райвенн. — Ты сыт им по горло. Будь моим спутником.

Губы Альмагира приблизились к губам лорда Райвенна.

— Я люблю вас, — проговорил он. — Всегда любил. Я ваш сейчас и согласен принадлежать вам до самой смерти.

Их губы, дрожа, соединились. Лорд Райвенн, поцеловав Альмагира в лоб, сказал:

— Объявляю тебя моим наречённым избранником. С этого часа ты не предназначен никому, кроме меня, а я принадлежу тебе телом и душой.

— Да, милорд, — прошептал Альмагир, касаясь своей щекой его щеки.

— Ты перейдёшь в мою спальню, — сказал лорд Райвенн, прижимая его к себе. — Сегодня же.

— Да, милорд, — улыбнулся Альмагир.

За первым завтраком Нового года лорд Райвенн объявил эту новость Джиму и Раданайту. Завтракали в половине десятого. На столе были праздничные блюда, свежий спелый куорш, а в центре стола стояла ваза с душистым маркуадовым букетом. Разбуженный Криаром, Раданайт был недовольный и хмурый: он не выспался. Потирая глаза пальцами, он моргал и жмурился, двигал бровями и зевал. Джим, напротив, выглядел свежим, отдохнувшим и спокойным. Посмотрев на Раданайта и на Джима, лорд Райвенн сказал торжественно:

— У меня для вас новость, мои дорогие. Мы с Альмагиром обручились.

Джим ахнул, вскочил со своего места и обнял его за шею.

— Поздравляю вас! Как это прекрасно! Я так рад за вас!

— Спасибо, дружок, — сказал лорд Райвенн ласково, целуя его. — Ты в самом деле рад?

— Конечно! — воскликнул Джим, сияя улыбкой. — Альмагир, можно вас тоже обнять?

Он обнял Альмагира, получив поцелуй и от него. Раданайт сидел с закрытыми глазами, подпирая щёку рукой. Лорд Райвенн спросил:

— А ты, Раданайт, ничего не скажешь?

— Поздравляю, отец, — зевнул Раданайт. — Я тоже несказанно рад. И когда же случится сие счастливое событие?

— Мы пока ещё точно не решили, — сказал лорд Райвенн, сжимая пальцы Альмагира. — Но я думаю, тянуть со свадьбой не стоит: мы уже не в том возрасте, чтобы долго ждать. Этой весной — быть может, в йерналинне.

— Чудесно, чудесно, — устало проговорил Раданайт, протягивая руку за вазочкой с куоршевым вареньем. — Ещё раз поздравляю.