Проснувшись утром, он испытал лёгкое волнение: новая жизнь начиналась. Однако начиналась она как-то странно: дворецкий не пришёл и не подал ему одежду. На Эгмемона это было непохоже, и лорд Дитмар был весьма удивлён, но сердиться не торопился — он был вообще от природы не гневливым. Пройдя в халате в ванную комнату, он не спеша умылся, потом заглянул в гардеробную и увидел свой полностью приготовленный, аккуратно разложенный костюм, рубашку и сапоги: по-видимому, Эгмемон собирался их подавать, но что-то его отвлекло. Лорд Дитмар оделся и причесался, после чего пошёл навестить Джима.
Уже за несколько шагов до двери комнаты он услышал юный и звонкий голосок, который весело щебетал с чуть приметным и милым акцентом, временами исчезавшим, а на некоторых словах возвращавшимся. От звука этого голоса сердце лорда Дитмара сжалось от нежности и затрепетало от волнения, и он тихонько заглянул в щель неплотно прикрытой двери. Джим, уже проснувшийся и выглядевший значительно лучше, чем вчера, сидел в постели, а перед ним на переносном столике стоял завтрак. В ногах его кровати сидел Эгмемон и с улыбкой слушал его весёлую болтовню: Джим рассказывал ему об Илидоре.
— Иногда он так серьёзно посмотрит — как будто взрослый, честное слово! — сказал Джим со смехом.
— Да, дети иногда выглядят не по годам серьёзными, — согласился с ним Эгмемон. — Вот и господин Даллен, когда был малюткой, временами этак насупится, как будто чем-то недоволен, а милорд его спросит: "В чём дело, мой маленький?" — а господин Даллен ему: "Я не маленький!" — И Эгмемон засмеялся, вспоминая детские годы Даллена.
Лорд Дитмар с улыбкой слушал, а потом, сделав вид, что только что пришёл, постучал в дверь. Голоса в комнате смолкли, и лорд Дитмар спросил:
— Джим, можно к вам?
— Входите, милорд, — отозвался Джим. — Я уже давно не сплю.
Когда лорд Дитмар вошёл, Эгмемон испуганно вскочил. Он понял, что пренебрёг своими обязанностями, позабыв про платье хозяина, которое он приготовил как положено, но перед тем как подать его, решил принести Джиму завтрак: он разрывался между хозяином и гостем, которым требовалось уделять одинаковое внимание. Он не намеревался оставаться у него долго, но Джим с ним заговорил, и Эгмемон, задержавшись "на минуточку", не заметил, как прошло четверть часа.
— Ох, ваша светлость, простите! Я вот-вот собирался подать вам одеваться, но… — Эгмемон метнул на Джима несколько сердитый взгляд. — Заболтался я с вами, сударь!
Джим залился нежным и мелодичным серебристым смехом.
— Это я виноват, простите меня! Не надо было отвлекать вас разговорами. Милорд, — обратился он к лорду Дитмару, — не сердитесь на Эгмемона, он зашёл ко мне всего на минуточку, любезно принеся мне завтрак, но мне вздумалось с ним поговорить, и вот… Умоляю вас, не сердитесь на него, это полностью моя вина. А он просто из вежливости не решался уйти, поскольку я его не отпускал. А мне и в голову не пришло, что я мешаю ему работать!
— Ничего, всё в порядке, — улыбнулся лорд Дитмар. — Как видите, я смог прекрасно обойтись сам. Я только рад, что вам удобно и вы не испытываете ни в чём нужды. Я не в обиде на Эгмемона за то, что он в первую очередь уделяет внимание вам — так и должно быть, особенно учитывая ваше состояние.
При этих словах у Эгмемона отлегло от сердца, а Джим заверил:
— О, я уже намного лучше себя чувствую, милорд.
— Я рад это слышать, — сказал лорд Дитмар. И добавил: — Эгмемон, ты можешь идти.
Дворецкий поклонился и вышел, а лорд Дитмар занял его место у постели Джима, но в значительно большей близости к нему. Накрыв руку Джима своей и нежно сжав её, он проговорил:
— Я понимаю Эгмемона. Так легко подпасть под чары вашего обаяния и забыть обо всём на свете!
Джим мило смутился, чуть порозовел и опустил ресницы, но на его губах дрожала, готовая расцвести, озорная улыбка. Вдруг, порывисто нагнувшись через столик, он пылко поцеловал лорда Дитмара, после чего смутился ещё больше. Впрочем, ему очень шло смущение, и лорд Дитмар, восхищённый, сам поцеловал его. Они, сами не зная отчего, засмеялись, и лорд Дитмар сказал:
— Прошу вас, продолжайте ваш завтрак. Вам необходимо подкреплять силы.
И Джим продолжил завтрак, но при этом то и дело подносил на вилке кусочки лорду Дитмару.
— Прошу вас, разделите со мной трапезу, — сказал он. — Будет глупо, если вы будете смотреть на то, как я ем.
Лорд Дитмар вовсе не нашёл бы это глупым, но ему нравилось брать еду губами с вилки Джима. В этом было что-то очень чувственное и вместе с тем озорное, а ещё его позабавило архаичное слово "трапеза", употреблённое Джимом. Он за ним это иногда замечал: Джим ввёртывал в свою речь "этакие" словечки, стремясь, по-видимому, продемонстрировать своё блестящее владение альтерианским языком, чтобы скрыть тот факт, что его детство прошло на другой планете и он был по отношению к своей настоящей родине чуточку иностранцем. Сказывалось обильное чтение и филологические склонности: Джим интересовался альтерианским языком и его историей. Лорда Дитмара всегда впечатлял очень грамотный, даже чуть вычурный по своей изысканности язык его писем, но именно эта грамотность и изысканность и выдавала в нём иностранца. Но это было очень мило. Всё в Джиме казалось лорду Дитмару милым, потому что он был влюблён.
— Право же, довольно с меня, — сказал он, мягко отводя руку Джима с вилкой. — Я не хочу лишать вас пищи. Кушайте сами, а я ещё успею насытиться.
Джим белозубо улыбнулся, забавно нахмурился, изображая суровость, и шутливо приказал:
— Ну-ка, милорд, не капризничайте… Откройте ротик!
Лорд Дитмар с восторгом и наслаждением повиновался, а за своё послушание получил в награду поцелуй.
— Вот и молодец, — сказал Джим.
А лорд Дитмар промолвил:
— Я ваш раб, дитя моё. Я принадлежу вам… И всё, чем я владею, тоже ваше.
Он и в самом деле был готов отдать всё, что имел, за улыбку Джима, за его ласковый взгляд и нежное прикосновение его маленькой руки — такое, как сейчас. Джим потёрся носиком о щёку лорда Дитмара и сказал:
— Мой глупенький милорд, мне вовсе не нужно то, чем вы владеете. Довольно и вас одного.
Лорд Дитмар умилился. Ещё никто в жизни не называл его "глупеньким милордом", это звучало так забавно и вместе с тем невыразимо мило. Больше всего сейчас ему хотелось стать игрушкой Джима — большой плюшевой игрушкой, которую Джим бы тискал и щипал. Он засмеялся сам над собой.
— Чему вы смеётесь, милорд? — спросил Джим, с улыбкой заглядывая ему в глаза.
— Вы себе вообразить не можете, что вы со мной делаете, дитя моё, — вздохнул лорд Дитмар. — Я люблю вас.
Глаза Джима стали очень большими и сияющими, в них отразилось нечто, чего раньше лорд Дитмар не замечал. Этот лучистый, яркий, как солнце, взгляд поверг его на колени. Склонившись над рукой Джима, он прильнул к ней губами, не в силах распрямиться под тяжестью нахлынувших на него чувств. Лёгонькая, воздушная рука коснулась его волос, и он вздрогнул, как бы пронзённый электрическим разрядом.
— Мой милорд, — проговорил Джим с нежностью.
— Ваш, — шёпотом повторил лорд Дитмар. — Наверно, я и родился только для того, чтобы быть вашим… Простите, я горожу чушь.
Встав на ноги, он спрятал охватившую его бурю чувств за церемонным поклоном и проговорил на удивление спокойным голосом:
— Прошу меня простить, дитя моё… Вынужден вас покинуть, у меня через полтора часа лекция. Увидимся позже.
Уже в дверях он услышал, как Джим сказал ему в спину на каком-то незнаком языке:
— It's so englishmanlike11!
Лорд Дитмар обернулся.
— Простите?..
Но Джим улыбался.
— Не обращайте внимания, милорд. Извините. Я не сказал ничего обидного, можете не беспокоиться.
Но лорд Дитмар был озадачен. А он не любил оставаться озадаченным.
— Нет, всё же… Я никогда не слышал этого языка.
— Это один из земных языков, — ответил Джим. — Я хотел сказать… Не бойтесь проявлять чувства, не бойтесь быть сентиментальным. Если вы испытываете чувства, говорите о них. Мне никогда не надоест слушать.
Лорд Дитмар почувствовал, что его тянет броситься к Джиму и расцеловать — всего, с головы до ног. Но он не отважился на такое бурное проявление любви и подарил Джиму только один поцелуй, но горячий и долгий. Со всем остальным он решил повременить до свадьбы. И только за дверями он усмехнулся: он думает о свадьбе, когда ещё не сделал и предложения!
А Джим, оставшись один, откинулся на подушки и засмеялся. А потом, сам не зная отчего, заплакал. Вытерев слёзы, опять засмеялся — над собой. Угораздило же его ввернуть фразу на незнакомом для лорда Дитмара языке — уж наверняка это задело его. Но лорд Дитмар действительно порой напоминал англичанина — сдержанного, суховатого, воспитанного представителя знати, способного показаться плохо знакомым с ним людям даже высокомерным. Его редкие вспышки чувства так же украшали его, как украшают надетые в умеренном количестве драгоценности — что называется, "скромно, но изысканно". В конце концов Джим снова заплакал, но это были хорошие слёзы: он был счастлив.
Джим провёл в доме лорда Дитмара три дня. Всё это время он практически не вставал с постели, еду ему приносили в спальню, а вместо душа дворецкий обтирал его пропитанными лосьоном салфетками. Разглядывая его лысую голову, Джим сказал:
— Вы не хотели бы сделать операцию по пересадке волос? Хорошо помогает при облысении.
Дворецкий ответил сухо:
— Я облысением не страдаю, деточка, я бреюсь.
Хотя он обладал всеми характерными чертами дворецкого, но был несколько более эмоционален, чем Криар. В своём хозяине он души не чаял и был с ним почтителен и безупречно вежлив, а с Джимом обращался по-свойски, чаще называл его "деточка", нежели "сударь", позволял себе добродушно-ворчливый тон и, в целом, не слишком с ним церемонился. Но предупредителен и заботлив он был в высшей степени, а ещё обладал удивительной способностью появляться откуда ни возьмись, как джинн из бутылки, и как раз с нужной вещью в руках. Точный его возраст было невозможно понять, но, скорее всего, он был средних лет.
Лорд Дитмар за эти три дня уезжал из дома всего два раза на несколько часов, а всё остальное время проводил дома — в библиотеке, в своём кабинете и у Джима. Для дворецкого, видимо, его чувства к Джиму не были тайной, и он однажды, принеся Джиму завтрак, сказал прямо:
— Хватит мучить его светлость, сударь! Соглашайтесь уже идти с ним к Кристаллу, и дело с концом!
— Он пока мне ничего такого не предлагал, — сказал Джим.
— Он робеет, он такой, — сказал дворецкий. — Если вы сами его не подтолкнёте, не проявите, так сказать, инициативу, он так и не соберётся.
Но проявлять инициативу в отношениях с Печальным Лордом Джим ещё не решался. После того как лорд Райвенн с Альмагиром забрали его домой, он написал ему письмо только через неделю. Ответ лорда Дитмара пришёл через два часа, и каждое его слово дышало любовью. Джим не сомневался: Печальный Лорд был тем, к кому он чувствовал зов сердца. С удивлением Джим понял, что чувствовал он его уже давно, просто раньше его сердце было слишком занято Фалконом, чтобы он мог услышать этот тихий зов.
Они встретились спустя две недели. Погода была отвратительная: пронзительный ледяной ветер швырял в окна снежную крупу, небо было затянуто беспросветной серой пеленой туч, и только потрескивающий в камине огонь создавал в библиотеке атмосферу уюта и тепла. Джим штудировал книги, готовясь к приезду учителя, когда на пороге библиотеки появилась знакомая высокая фигура Печального Лорда.
— Добрый день, Джим… Я не помешаю?
Едва Джим увидел лорда Дитмара, как ему неудержимо захотелось броситься к нему со всех ног и повиснуть на нём. Он не стал себя сдерживать и сделал это. Он знал: лорд Дитмар пришёл к нему, а не к лорду Райвенну, так как последнего сейчас не было дома. Оказавшись в его нежных и крепких объятиях, Джим ощутил прилив захватывающего дух восторга; его ноги оторвались от пола, и он что было сил обнял лорда Дитмара.
— Я очень рад вас видеть, милорд.
— Я счастлив, — ответил тёплый шёпот лорда Дитмара. — Я люблю вас.
Несколько мгновений они стискивали друг друга: чем крепче обнимал один, тем горячее становились объятия другого. Джим с волнением ощущал: между ними происходило нечто особенное, необычайное, они становились с каждым днём всё ближе. Их губы обменялись нежностью, а потом они, не разнимая рук, сели на библиотечный диванчик. Окинув взглядом книги, которые штудировал Джим, лорд Дитмар улыбнулся.
— Кажется, я оторвал вас от занятий.
— Ничего, всё в порядке, — сказал Джим. — Мне давно пора сделать перерыв, а то уже ничего в голову не лезет.
С поклоном вошёл Криар.
— Желаете чаю, господа?
— Да, Криар, принеси, — ответил Джим.
Криар поклонился и вышел, а лорд Дитмар несколько секунд молчал, нежно сжимая руку Джима.
— Я хотел узнать, как вы себя чувствуете, — сказал он наконец.
— Спасибо, я в полном порядке, — ответил Джим.
Всмотревшись Джиму в глаза, Печальный Лорд проговорил:
— Да, ваш взгляд снова светел и сияет. Это прекрасно… Я очень рад.
Криар, возвращаясь в библиотеку с чашками на подносе, замешкался у входа: он опасался снова застать Джима и лорда Дитмара целующимися. И его опасения оправдались: оставшись наедине возле уютно потрескивающего пламени в камине, они не преминули этим заняться. Они так увлеклись, что не услышали его предупреждающего кашля, и Криару не оставалось ничего иного, как только потихоньку поставить поднос и выйти. Он предчувствовал: здесь определённо быть свадьбе. И вздохнул: ведь это значило, что Джиму недолго оставалось жить в этом доме.
Альмагир, осмотрев флаер Джима, не нашёл никаких неисправностей. Система автоматической посадки работала без сбоев, а причина её "зависания" в ту ночь так и осталась загадкой. Несмотря на то, что флаер оказался исправным, лорд Райвенн на день рождения подарил Джиму новый, белоснежный, с золотистым салоном и тёмно-красной обивкой сидений — новейшую модель, управлять которой было ещё проще, чем предыдущей. Привыкая к новой машине, Джим несколько раз облетел на ней вокруг города — разумеется, под присмотром Альмагира. Он уже уверенно сажал флаер сам, страх перед посадкой исчез, и Джим чувствовал некое единение с машиной: она была как бы его продолжением.
— Пожалуй, теперь я бы отпустил тебя одного к лорду Дитмару, — сказал Альмагир. — Но для городских улиц ты ещё не готов.
Лорд Дитмар прислал Джиму в день рождения огромную корзину цветов, в которой была спрятана красная шёлковая подушечка, а на ней лежал маленький бархатный футляр. В футляре сверкало неописуемой красоты кольцо — не чета скромному колечку, подарку Фалкона. Несмотря на явную дороговизну, в нём не было аляповатости и дутой роскоши: вкус лорда Дитмара был безупречен.
— Подарок со смыслом, — заметил лорд Райвенн. — Если бы милорд Дитмар не был моим хорошим другом, я бы попросил у него объяснений.
Объяснений просить не пришлось: через неделю, вечером двадцать первого эоданна, лорд Дитмар приехал к лорду Райвенну просить руки Джима.
— Чем мы обязаны вашему визиту, дорогой Азаро? — спросил лорд Райвенн. — Однако, судя по вашему виду, случилось нечто важное.
Лорд Дитмар и в самом деле был необычайно серьёзен и заметно волновался. Он был при параде: на нём был тёмно-фиолетовый с серебристой вышивкой костюм и чёрный с пурпурной подкладкой плащ, а его руки были затянуты в белоснежные шёлковые перчатки с ярко искрящимися феоновыми застёжками. Его сапоги сверкали, блестящие чёрные волосы были убраны в простую, но изысканную причёску и оттеняли белизну его высокого гладкого лба.
— Да, мой друг, я пришёл для очень важного разговора, — сказал он с церемонным поклоном. — Дело в том, что я… Я намерен сочетаться браком.
— Прекрасно, Азаро, я рад за вас, — ответил лорд Райвенн живо. — Это замечательная новость! Я бы сказал, что вам давно следовало это сделать. И кто же ваш избранник, позвольте полюбопытствовать?
Лорд Дитмар прочистил горло, помолчал немного и сказал:
— Друг мой… Я давно питаю чувства к вашему сыну Джиму, и я хотел бы просить у вас его руки.
— Руки Джима?! — вскричал лорд Райвенн. — Так вот оно что… Азаро, я просто потрясён, я не знаю, что сказать! Нет, поймите меня правильно, это для нас огромная честь… Просто это так… неожиданно! Ах, Джим, негодник! Как же вас угораздило, Азаро?
— Я не знаю, как это случилось, — улыбнулся лорд Дитмар. — Никто ещё до сих пор не разобрался, как это на самом деле возникает, — даже мы, учёные. Поверьте, мой друг, мои чувства к Джиму искренни и глубоки, и я приложу все усилия, чтобы сделать его счастливым.
— Я в этом ничуть не сомневаюсь, — сказал лорд Райвенн. — Более того, скажу вам откровенно: лучшей партии для Джима я просто не могу вообразить. Но вы сами понимаете, последнее слово будет за ним. Когда вы намерены сделать ему предложение?
— Я планировал сделать это в новогоднюю ночь, — ответил лорд Дитмар.
— Чудесно, не правда ли? — обратился лорд Райвенн к Альмагиру.
— Да, лучшего момента, пожалуй, не выбрать, — согласился тот.
— Значит, решено, мой друг, — сказал лорд Райвенн. — Пока мы не будем говорить об этом Джиму, пусть для него это будет сюрпризом.
— Могу ли я увидеться с ним? — спросил лорд Дитмар.
— Разумеется, можете, — ответил лорд Райвенн с улыбкой. — Более того, вы отныне имеете на это полное право.
В библиотеке потрескивало пламя в камине, поблёскивая на кольце — подарке лорда Дитмара, надетом на палец руки Джима, свесившейся с края диванчика. Обложенный кучей книг, Джим спал, сунув ноги под подушку: после многочасовой подготовки к годовому тесту по его общеобразовательной программе его сморила усталость. Его домашние туфли стояли на полу у диванчика, а на столике между стопками книг примостился поднос с пустой чайной чашкой и блюдцем с печеньем. Ковёр приглушал шаги лорда Дитмара, и Джим не проснулся, когда он вошёл. Остановившись возле диванчика, лорд Дитмар не решался будить Джима и стоял, скользя по его фигуре нежным взглядом. Он любовался им минуты три с задумчивой улыбкой, потом подошёл ближе и взял в руки одну из его туфелек, стоявших на полу. Размер был почти детский: она умещалась в его ладони. Аккуратно поставив туфельку на место, лорд Дитмар отошёл к окну и в щель между занавесками некоторое время смотрел на падающий в вечернем сумраке снег. Джим не просыпался, и лорд Дитмар, не утерпев, снова подошёл, опустился возле диванчика на колено и, коснувшись губами его маленькой, как у ребёнка, руки, проговорил:
— Дитя моё… Простите, что бужу вас, но я не могу уехать, так и не заглянув в ваши чудесные глазки и не увидев вашей улыбки.
Проснувшись от звука голоса Печального Лорда и от нежного прикосновения его руки в белой перчатке, пахнущей чем-то тонким и свежим, Джим улыбнулся и обнял его за шею, прильнув своей щекой к его щеке.
— Милорд, я счастлив видеть вас…
Порывисто и горячо он покрыл всё лицо лорда Дитмара поцелуями: его переполняла нежность к Печальному Лорду. Два крепких поцелуя в губы завершили этот порыв. Растроганный и взволнованный, лорд Дитмар заключил его в объятия и также поцеловал.
— Как вы сегодня прекрасно выглядите, мой дорогой милорд, — сказал Джим. — Я вас таким ещё не видел.
Лорд Дитмар смущённо улыбнулся, но его взгляд, устремлённый на Джима, влюблённо сиял. Джим, полюбовавшись кольцом на руке, сказал:
— Я благодарю вас за этот подарок, ваша светлость. Он просто изумительный. Я никогда с ним не расстанусь, обещаю вам. Но откуда вы знаете мой размер?
Лорд Дитмар улыбнулся, нежно поглаживая тонкие пальцы Джима.
— Нет ничего проще, дитя моё, — ответил он. — Я выбрал кольцо самого маленького размера, вот и всё.
По сложившейся традиции, в новогоднюю ночь у лорда Дитмара собралось множество гостей. Все поздравляли его с днём рождения и дарили ему маркуадовые венки, а также все без исключения отмечали, что сегодня его светлость выглядит как-то по-особенному. На лорде Дитмаре был костюм глубокого и сочного тёмно-зелёного цвета с золотой вышивкой и золотым поясом, белоснежная рубашка с большими ажурными манжетами и высокие чёрные сапоги, его волосы изящно обрамляли его высокий белый лоб, на котором сверкало тонкое украшение из феонов, и такое же колье украшало его шею.
Для Джима это был первый выход в свет после годичного перерыва. Он тоже не мог не заметить, как красив сегодня лорд Дитмар, и у него вдруг защемило сердце. При таком большом стечении людей броситься друг другу в объятия они не могли: правила хорошего тона требовали сдержанности. Но никакие правила не могли запретить им останавливаться друг на друге долгим взглядом, и всякий раз, когда изысканно причёсанная голова лорда Дитмара поворачивалась в сторону Джима, а уголки губ вздрагивали в готовой вот-вот расцвести улыбке, сердце Джима замирало. Гости всё время осаждали хозяина, и он никак не мог подойти к Джиму, вынужденный уделять внимание то одному, то другому гостю, дабы никого не обидеть. До первого танца им не удалось сказать друг другу ни слова. Однако первым пригласил Джима не он, а Раданайт.
— Малыш, ты ещё ничего не решил? — спросил он во время танца. — Думаю, я дал тебе достаточно времени подумать.
Джим молчал. Что он мог ему ответить? Накануне ему приснился сон, будто они с Раданайтом уже сочетались и жили в городской квартире. Раданайт кричал на Илидора, а тот плакал; его плач ещё больше разозлил Раданайта, и он ударил малыша. После этого он повалил Джима на кровать и взял силой. Может быть, в реальности Раданайт и не стал бы делать ничего подобного, но этот сон запал Джиму в душу и оставил там неприятный осадок.
— К концу новогодней ночи ты должен дать мне какой-то ответ, — сказал Раданайт. — Я уже достаточно ждал. Думай быстрее, детка.
Лорд Дитмар как раз в это время с изысканной обходительностью и тактом отделался от очередного собеседника и устремился наконец к Джиму, оставшемуся в одиночестве. Когда он предстал перед ним во всём блеске своей сегодняшней праздничной элегантности, согревая его светом нежности в своём взгляде, Джиму непреодолимо захотелось броситься ему на шею и расплакаться от растерянности, но он от этого по понятным причинам вынужден был воздержаться.
— Наконец-то я имею счастье здороваться с вами, дитя моё, — проговорил лорд Дитмар с еле сдерживаемым радостным волнением в голосе, ласково сжимая руки Джима. — Умоляю вас, простите меня за то, что я так возмутительно долго не удосуживался подойти к вам. Гости взяли меня в окружение, я ничего не мог поделать и был вынужден уделять им внимание, вместо того чтобы посвятить всего себя вам, самому желанному и дорогому моему гостю… Но что с вами, дитя моё? — Лорд Дитмар с беспокойством и участием заглянул Джиму в глаза. — У вас опять этот тоскующий взгляд, который надрывает мне сердце!
— Я не знаю, что мне делать, — уныло ответил Джим. — Раданайт требует от меня ответа.
— На что вы должны дать ему ответ?
Джим вздохнул.
— Он сделал мне предложение. Он хочет, чтобы я стал его спутником. Он мой брат лишь формально, кровного родства между нами нет, и брак между нами возможен.
Брови лорда Дитмара вздрогнули и нахмурились.
— Вы склонны принять его предложение?
— Да нет же, нет, — простонал Джим. — Но я не знаю, как ему сказать об этом! Как ему втолковать, что я не могу стать его спутником.
Лорд Дитмар улыбнулся, его взгляд посветлел.
— Думаю, я смогу вам помочь избежать каких-либо объяснений.
Он сделал какой-то знак музыкантам, и они перестали играть. Гости удивлённо переглядывались, недоумевая, почему прекратилась музыка, а лорд Дитмар поднял руку в знак того, что он просит внимания.
— Друзья мои, я ненадолго прекратил музыку, чтобы всем было слышно то, что сейчас произойдёт. А произойдёт очень важное событие. Может быть, вы помните новогоднюю шутку, когда по вашей просьбе я и Джим Райвенн стали наречёнными избранниками на одну ночь… Тогда никто даже не думал, что всё может обернуться серьёзно. И сейчас я намерен безо всяких шуток сделать следующее.
Лорд Дитмар опустился перед Джимом на колено, глядя ему в глаза и сжимая его пальцы. Приложившись к ним губами, он сказал:
— Мой дорогой Джим, о моих чувствах к вам вы знаете. У ваших родителей я уже просил вашей руки, и они дали мне понять, что они не против. Теперь я спрашиваю вас: согласны ли вы опереться на моё плечо и идти по жизни об руку со мной? Согласны ли вы делить пополам все радости и все невзгоды, которые нам суждены, и доверить мне вашу честь, вашу жизнь и ваше сердце? Словом, не окажете ли вы мне честь, согласившись стать моим спутником?
В наступившей полной тишине было слышно, как кто-то шаркнул ногой, кто-то кашлянул, у кого-то упала шпилька. В этой тишине прозвенел дрожащий голос Джима, сказавший:
— Да, милорд… Я согласен.
Дитрикс крикнул:
— Ура, господа! — и первый зааплодировал.
В наступившей суматохе никто не видел, как Раданайт поранил руку, сломав в ней бокал с куоршевым вином: все обступили целующихся лорда Дитмара и Джима, кричали "ура!" и поздравляли. Потом лорд Райвенн снова восстановил тишину:
— Друзья, позвольте же его светлости сказать полагающиеся при обручении слова!
Лорд Дитмар, обнимая за плечи прильнувшего к нему Джима, сказал:
— Объявляю тебя моим наречённым избранником, милый Джим. С этого часа ты не предназначен никому, кроме меня, а я принадлежу тебе телом и душой.
Он поцеловал его в лоб, а Джим порывисто обнял его за шею и повис на нём, и лорд Дитмар, прижав его к себе, приподнял — теперь они не стеснялись выражать свои чувства в присутствии даже целой толпы гостей. Потом все гости расступились, освободив в центре гостиной пространство, и Джим с лордом Дитмаром танцевали в первый раз в качестве обручённой пары. Джим сиял счастливой улыбкой, которая сверкала чуть ли не ярче феонового колье лорда Дитмара, а глаза хозяина дома мягко светились нежностью. Лорд Райвенн, прослезившись, вытер глаза платком и сказал Альмагиру:
— Ну, наконец-то…
Так состоялась настоящая, а не шуточная маркуадовая помолвка Джима с Печальным Лордом, которого теперь можно было назвать Счастливым. Они не сводили друг с друга сияющих глаз и не разнимали рук, и никто не стал бы спорить с тем, что сегодня они были самой красивой парой.
Лишь два человека были не рады этому событию. Они сидели за столом мрачные, ни с кем не общаясь и не танцуя, и налегали на вино, закусывая куоршевой запеканкой. Одним из них был Даллен Дитмар, болезненно ревновавший отца, а другим — Раданайт, чьи планы на семейную жизнь разрушились в одночасье. Эти двое, не сговариваясь, сели рядом, молча пили и не объясняли друг другу ничего.
Дитрикс, напротив, был в восторге, поздравлял отца и утащил у него Джима:
— Должен же я потанцевать со своим будущим родственником!
Лорд Дитмар не возражал. К нему подсел лорд Райвенн, они выпили по бокалу вина, дружески поцеловались и завели беседу. Альмагир пил только сок, а от вина отказывался; он попросил горячий чай и зябко закутался в тёплую накидку, хотя в доме было совсем не холодно.
— Милый мой, ты что-то бледный, — озабоченно заметил лорд Райвенн. — И почти ничего не ешь. Тебе нездоровится?
— Всё в порядке, — ответил Альмагир со сдержанной улыбкой. — Просто слегка озяб.
— А вас не тошнит? — спросил лорд Дитмар.
— Бывает, — ответил Альмагир, опуская глаза.
Лорд Райвенн схватил Альмагира за руки.
— Дорогой, ты… Я правильно понимаю? Ты что, в положении?
Помолчав, тот проговорил:
— Я ещё не делал тест… Но, судя по признакам — да, милорд, кажется, у нас ожидается пополнение в семье.
— Я вас искренне поздравляю, — сказал с улыбкой лорд Дитмар.
У Джима уже подкашивались ноги: он натанцевался до упаду. Повиснув на плечах Дитрикса, он выдохнул:
— Всё, Дитрикс, я больше не могу! Если вы будете меня так изнурять, я могу не дожить до свадьбы. Мне нужно присесть…
Когда они шли к столу, дорогу им преградил Раданайт. Он был уже изрядно нетрезв, но на ногах пока держался сносно, и его опьянение выдавал лишь его тяжёлый и мутный взгляд. Джиму стало не по себе: ему сразу вспомнился случай, когда пьяный Раданайт ударил его.
— Ты скверно поступил со мной, малыш, — проговорил Раданайт. — Предпочёл старика-лорда, который годится тебе в деды! Впрочем, мне помнится, я сам когда-то советовал тебе поступить именно так.
— Я дал согласие милорду Дитмару, потому что чувствую к нему глубокую и искреннюю привязанность, — сказал Джим. — А тебе я ничего не обещал. Я сразу сказал тебе, что между нами ничего не может быть. Дай мне пройти, пожалуйста.
Раданайт не пропустил его, схватив его за плечо.
— Я ещё не закончил говорить с тобой!
Дитрикс нахмурился:
— Эй, полегче, дружок!
— Это не ваше дело, — сказал Раданайт.
— Как раз таки теперь и моё, — возразил Дитрикс. — Поскольку Джим — наречённый избранник моего отца, всё, что имеет отношение к нему, касается и меня. Я попрошу не разговаривать с ним в таком тоне и попридержать руки. Пойдёмте, мой ангел, — сказал он Джиму, беря его под руку. — Не обращайте внимания на него, он пьян.
— Это кто пьян? — угрожающе прищурился Раданайт. — Это я, по-вашему, пьян?
— Да, причём очень основательно, — сказал Дитрикс невозмутимо. — Вам не мешало бы пойти отдохнуть.
— Это вы у меня… сейчас отдохнёте!
Раданайт замахнулся для удара, но Дитрикс был, во-первых, хорошо обучен, а во-вторых, был трезвее Раданайта. Он уклонился от удара, а Раданайт потерял равновесие и сам упал. Дитрикс засмеялся:
— Э, да куда вам! Вас уже ноги не держат.
Раданайт поднялся и попытался повторить нападение, но снова промахнулся. Подошёл лорд Райвенн.
— Сын, ты что вытворяешь? Да ты напился! А ну-ка, пойдём!
Властной отцовской рукой он увёл буйствующего Раданайта, а Джим вздохнул и растерянно улыбнулся.
— Он вообразил, что имеет на меня какие-то права, потому что сделал мне предложение раньше милорда Дитмара, — сказал он Дитриксу.
— Но он ведь ваш брат, — удивился тот.
— Вы, вероятно, не знаете… Я приёмный сын лорда Райвенна, — сказал Джим. — Мы с Раданайтом не родные братья.
— И он в вас влюблён, — усмехнулся Дитрикс. — Что ж, всё ясно… Вы просто роковое создание, мой ангел. Я сам в вас чуть не влюбился, но встретил Арделлидиса и потерял свободу. — Дитрикс дотронулся до своей диадемы. — Вы знаете новость? Мы с ним ждём второго ребёнка.
— Да вы что! — засиял Джим улыбкой. — Поздравляю! Это замечательно.
— Да, просто счастье, — вздохнул Дитрикс.
Не обошлось и без неприятного происшествия. Даллен, до сих пор сидевший за столом с бутылкой вина, поднялся на ноги, опираясь о край стола. Он был очень бледен, его губы стали совсем серыми, а взгляд остекленел. Не успев сделать и трёх нетвердых шагов, он рухнул на пол во весь рост с закатившимися глазами и приоткрытым ртом. Дитрикс обернулся.
— Ещё один готов, — сказал он с некоторым презрением.
Но Джима встревожила его бледность и бескровные губы.
— Мне кажется, ему плохо, — пробормотал он испуганно.
Никто не обратил внимания на падение Даллена: видимо, все решили, что он перебрал. Джим побежал к лорду Дитмару и нашёл его за столом в компании Альмагира, зябко кутавшегося в накидку.
— Милорд! — воскликнул Джим, подходя.
— Что такое, дружок? — отозвался лорд Дитмар с улыбкой.
— Милорд, там Даллен… лежит, — пробормотал Джим.
Улыбка сбежала с лица лорда Дитмара. Он сразу встал.
— Лежит? Где? Почему?
Они вместе бросились к Даллену, лежавшему на полу всё в той же позе, с полузакрытыми закатившимися глазами и приоткрытыми мертвенными губами. Лорд Дитмар опустился рядом с ним на колени, приподнял ему голову.
— Даллен, детка моя! Ты меня слышишь? Ответь мне!
Даллен не отзывался. Лорд Дитмар пощупал его пульс на сонной артерии.
— Пульс не прощупывается, — сказал он озабоченно. — Он что, пил? Дитрикс, ты видел?
Дитрикс пожал плечами.
— Да, кажется, он изрядно приложился.
— Ему нельзя много пить! — воскликнул лорд Дитмар. — Даллен, ну как же так!
Он унёс сына на руках наверх по лестнице. Джим последовал за ними. Лорд Дитмар уложил Даллена на кровать в ближайшей спальне, расстегнул ему воротник и распахнул окно.
— Сейчас, мой милый… Подожди, я сейчас!
Он пулей вылетел из комнаты. Комната наполнилась холодным воздухом, Даллен лежал на кровати с безжизненно запрокинутой головой и приоткрытым ртом. Джим не мог помочь, ему оставалось только смотреть, как лорд Дитмар вколол Даллену под ключицу какое-то лекарство из ампулы-шприца.
— У него приступ аритмии, — сказал он. — От этого он иногда теряет сознание. Пить ему вообще нельзя, это может спровоцировать приступ. — Лорд Дитмар покачал головой, склоняясь над сыном. — Сынок, зачем ты так?
Даллен пришёл в себя. Он сглотнул, сделал хриплый вдох, закрыл глаза, потом открыл их. Лорд Дитмар погладил его по волосам.
— Я с тобой, родной мой. Всё хорошо, я с тобой.
Присев рядом, он приподнял его в объятиях и прижал к себе, глядя в его бледное лицо. Джиму подумалось, что лорд Дитмар, наверное, очень любящий отец, а с младшим сыном у него были особые, нежные отношения. Он сам побледнел от волнения, видя сына в таком состоянии, и его взгляд был полон беспокойства и огорчения.
— Отец, — пробормотал Даллен. — Мне плохо… Не бросай меня…
— Я с тобой, я никуда не ухожу, — сказал лорд Дитмар. — Укол я тебе уже сделал, так что тебе нужно просто полежать спокойно.
Разогнать гостей хозяин, разумеется, не мог. Каждые двадцать минут он поднимался проверять, как там Даллен, пока тот через час не заснул. Дитрикс с недовольством заметил:
— И вечно он что-нибудь выкинет, чтобы привлечь к себе внимание! Напугал отца, испортил ему праздник. Хорош голубчик, нечего сказать!
— Будет тебе, сынок, — мягко урезонил его лорд Дитмар. — Всё в порядке, праздник не испорчен. Отчего ты так недружелюбен к своему брату?
— Хорош братец, — проворчал Дитрикс. — Тепличное создание…
— Сын! — нахмурился лорд Дитмар.
— Всё, отец, молчу, — усмехнулся тот.
Помолчав и бросив на сына досадливый взгляд исподлобья, лорд Дитмар промолвил:
— Уж если на то пошло, не всем же быть такими бравыми вояками, как ты.
Снова был фейерверк, и Джим снова смотрел его из объятий лорда Дитмара, но теперь уже на совершенно законных основаниях, и тот, укрыв Джима полой своего плаща, совершенно беспрепятственно и без утайки его поцеловал. Новогодняя ночь продолжалась.
Лорд Райвенн стал собираться домой довольно рано, когда ещё не было и двух часов: Альмагиру не следовало утомляться долгими празднованиями. Растолкав Раданайта, спавшего в одной из комнат для гостей, он отвёл его к флаеру и усадил на заднее сиденье. Джиму ещё не хотелось уезжать и расставаться с лордом Дитмаром, и тот сказал лорду Райвенну:
— Мой друг, вы можете не беспокоиться за Джима: за моего избранника я отвечаю своей честью. Пусть он останется ещё немного, я позже сам привезу его домой.
Лорд Райвенн и не выражал сомнений, что Джиму можно остаться с лордом Дитмаром. Он лишь сказал:
— Только приезжай сегодня, а то Илидор будет плакать.
Джим остался до конца ночи. Они с лордом Дитмаром почти не расставались и провожали отъезжающих гостей вместе. Чувство тихого и светлого счастья наполняло Джима, когда он прижимался к плечу Печального Лорда и смотрел в его мягко сияющие глаза, и это безмятежное счастье пахло маркуадой и куоршевым вином, таяло на губах тёплой нежностью и окутывало его уютным коконом, в который не могли пробиться никакие невзгоды. Лишь однажды глаза Джима затуманила слеза, когда они с лордом Дитмаром вышли на балкон, под безоблачное звёздное небо. Бездна взирала на них благосклонно и была не так холодна и устрашающа в своей бесконечной глубине, как обычно, а звёзды на ней сверкали бриллиантовыми россыпями. Джим высматривал среди них самую яркую — ту, которая была конечным пунктом в последнем путешествии Фалкона, и к его горлу подступали слёзы, но не горькие и холодные, а светлые и чистые. Она терялась в бесконечном множестве других далёких светил, и взгляд Джима не мог её отыскать.
— О чём ты думаешь, моя радость? — спросил лорд Дитмар, касаясь его щеки.
— Когда я жил на Земле, милорд, я часто смотрел на звёзды, — ответил Джим, прижимаясь к нему. — Я думал: где она, моя родина? В каком далёком созвездии? Попаду ли я туда когда-нибудь? Найдёт ли меня, заберёт ли кто-нибудь меня домой? Я много раз пытался себе представить, как всё это будет, но я даже не мог подумать, что всё будет так… Что я встречу вас и стану вашим спутником. Я люблю вас, милорд.
Лорд Дитмар поцеловал Джима в лоб и в губы, прижал к себе крепче.
— А я никогда не думал, что когда-нибудь мне достанется в спутники такое сокровище, — сказал он, глядя на Джима с нежностью. — Самое прекрасное сокровище, которое я когда-либо видел и держал в руках. И я тебя люблю, мой милый. Называй меня просто Азаро, "милорд" звучит как-то отчуждённо.
— Я называю вас милордом из уважения, — сказал Джим. — А вовсе не потому, что считаю чужим. Отныне вы мне самый родной, самый близкий и любимый человек, мой дорогой милорд.
— Хорошо, любовь моя, как тебе будет угодно, — улыбнулся лорд Дитмар. — Называй меня, как хочешь, только никогда не покидай.
— О, милорд, никогда! — воскликнул Джим с пылким чувством. — Я отныне ваш навсегда.
Когда улетел последний гость — это было уже под утро, — лорд Дитмар повёз усталого Джима домой. Джим задремал во флаере, опустив голову на плечо своего будущего спутника и проваливаясь в знакомую невесомость. В предрассветном небе меркли звёзды, восток был залит розово-жёлтой зарёй, а впереди сияла огромная лучистая звезда, свет которой всё усиливался, пока полностью не поглотил кабину.
Джим оказался на плоской площадке, гладкой и отполированной, как зеркало. Вокруг были белые горные вершины, над головой раскинулась холодная синева светлеющего неба с бледными точками звёзд, а впереди сияла она — звезда Фалкона, спокойная и неумолимая. На площадке стоял удивительной красоты летательный аппарат, весь серебристый, переливающийся перламутром, изумительное изящество форм которого не поддавалось описанию. Это был технический шедевр, совершенством которого невозможно было не восхититься, и Джим замер, любуясь эти сверкающим чудом, как загипнотизированный.
"Мне пора, детка".
Рядом со звездолётом стоял Фалкон. Он был облачён в прекрасный, переливающийся, серебристо-белый лётный костюм, с его плеч ниспадал белый плащ, складками которого играл горный ветер, развевавший и волосы Фалкона. Джим мог двигаться, движения давались ему легко — даже легче, чем наяву, и он в мгновение ока очутился рядом с Фалконом.
"Я спокоен и счастлив за тебя, детка, — сказал Фалкон. — Я дождался этого и теперь наконец могу лететь. Ничто больше не удерживает меня здесь, и я отправляюсь в путь. — Он поднял лицо к Звезде, улыбнулся. — Я не знаю, что ждёт меня там, но я должен лететь: зов Звезды несмолкаем, я не могу его ослушаться".
Джим чувствовал на своём лице тёплую солёную влагу. Он дотронулся до прохладной гладкой щеки Фалкона, а тот перчаткой стирал с его щёк слёзы, улыбаясь неземной, мудрой и светлой улыбкой, какой, наверно, улыбаются ангелы.
"Не плачь, детка. Тебя ждёт счастье… Но будь готов к испытанию прошлым, которое встанет перед тобой через некоторое время. Ты должен твёрдо остаться в настоящем, устремляя свой взор вперёд, а не назад. Если ты выдержишь это испытание, у тебя всё будет хорошо".
"Мне страшно, Фалкон, — сказал Джим. — Что это за испытание? Я боюсь!"
"Не бойся, реальной физической угрозы оно для тебя не представляет, — сказал Фалкон. — Испытанию подвергнется только твоё сердце. Но я уверен, ты справишься. Рядом с тобой прекрасный человек, искренне любящий тебя, и у тебя есть наш сын. Я желаю тебе всего самого прекрасного, Джим, будь счастлив, живи настоящим и смотри в будущее. Улыбнись мне, детка… Я хочу в последний раз увидеть твою улыбку и запечатлеть её в своём сердце. Это всё, что мне можно взять с собой".
Сквозь набегающие слёзы Джим всё-таки улыбнулся, как мог. "Спасибо тебе, Фалкон, — сказал он. — Спасибо тебе за всё счастье, которое я испытал благодаря тебе".
"И тебе спасибо, любовь моя. Твоя улыбка и твой светлый облик останутся со мной навсегда. Прощай, детка, мне пора".
Джим улыбался сквозь слёзы. На прощание Фалкон обнял его, и его объятия были лёгки, как ветер, но они отдались в глубине сердца Джима нежным замиранием. Джим играл его кудрями и наматывал их на пальцы, и они утекали сквозь них, как прохладные струи воздуха. Объятия разомкнулись, Фалкон ускользал от Джима, и Джим в последнем отчаянном порыве попытался его удержать, но у него не получилось. Фалкон улыбнулся и покачал головой, и Джим понял: не нужно этого делать. Фалкон подошёл к своему сказочному звездолёту, напоследок обернулся и бросил на Джима любящий и ласковый взгляд, а потом как бы растворился в перламутровой обшивке аппарата. Звездолёт бесшумно поднялся над площадкой, не нарушив тишины горного рассвета, устремился к Звезде, пролетел несколько мгновений и растворился в её немеркнущем сиянии. Площадка стала уплывать из-под ног Джима и превратилась в фиолетовое сиденье флаера, а под головой Джима по-прежнему было плечо лорда Дитмара. Они летели навстречу рассвету.
— Ты плачешь, милый! Что случилось? Тебе приснилось что-то плохое? — встревоженно спрашивал Печальный Лорд.
— Нет, милорд, мне приснился прекрасный сон, — прошептал Джим. — И я плакал от счастья… — Джим уткнулся лбом в плечо лорда Дитмара, поглаживая тёмно-зелёную ткань с золотой вышивкой. — Я люблю вас.
6 декабря 2008 — 5 января 2009 г
1 1 леин = 2,3 км
2альтерианский сплав серебристого цвета
3альтерианский драгоценный камень от светло-голубого до синего цвета, с ярким блеском
4 альтерианский ювелирный сплав золотистого цвета
5 драгоценный камень тёмно-оранжевого цвета
6 альтерианский фрукт наподобие грейпфрута
7 овощ наподобие капусты, ярко-оранжевого цвета, кисло-сладкого вкуса
8 лекарственное растение
9 овощ наподобие петрушки
10 альтерианский крепкий спиртной напиток типа виски
11 Это так по-английски! (англ.)