Стриптиз в кино

Глава 32

Чем мне нравится наш Юг — он точь-в-точь как моя родная Филадельфия, только в несколько раз чище. В нашей Филе, когда я была ребенком, мы жили в низеньком кирпичном с тесовой обшивкой доме, передний двор залит бетоном, а на заднем у нас был участок размером с почтовую марку, на котором росли трава, цветы и даже большое старое ореховое дерево.

В летнюю пору старики, то есть наши родители, бабушки и дедушки, вытаскивали зеленые металлические стулья и усаживались под дерево. По субботам ма добавляла к стульям карточный столик, накрытый потертой белой скатертью, и начиналась игра. Они играли дотемна, освещая стол свечами, вставленными в старые бутылки из-под кьянти. Игра кончалась, когда свечи сгорали дотла. Помню, как я лежала уже в постели и через открытое окно до меня доносились голоса взрослых, смех; помню ощущение, что я в безопасности, любима. Тогда я была уверена, что весь мир — счастливое и защищенное от всяческих напастей место…

Мой трейлер сейчас тоже стоит возле дерева — чахлого дуба, по старой привычке еще пытающегося протягивать свои поредевшие ветви как можно дальше над жухлой травой. И под ним тоже стоят стулья, которые я вытаскиваю из своего дома, а также одалживаю у соседей. Мы любим посиживать летними вечерами, когда есть время, с Рейдин и Пат, прислушиваясь к шелесту листьев, жужжанию ночных насекомых, вдыхая аромат цветов, деревьев и лимонный запах масляных факелов, которые я зажигаю и втыкаю прямо в землю.

В одну из суббот после смерти Гордона, когда все волнения уже улеглись, мы так же собрались возле моего трейлера, но было нас намного больше, чем обычно. Хотелось этим сказать себе и другим, что несчастья не длятся вечно и что все хорошо, что хорошо кончается.

Стол был побольше, чем у нас в Филадельфии, а в центре на почетном месте тоже возвышалась бутыль кьянти. Почти все захотели что-то приготовить сами или на худой конец принести. Даже Фрэнсис вознамерился воссоздать знаменитые фрикадельки нашей ма, но они у него позорно развалились во время приготовления. Зато Пат принесла семислойный салат и рыбу, жаренную на рашпере, а Рейдин извлекла из холодильника свою прославленную овощную запеканку.

Пришли Марла и Винсент. Она еще прихрамывала, рука была в гипсе, и Винсент — откуда только берутся силы? — почти вынес ее из машины и усадил на мягкий стул, который специально привез с собой. Потом еще раз сходил к машине и притащил целый короб с каким-то особым салатом и пиццей.

Появился — вы не поверите! — Паки Коццоне, который проникся почтением к нам с Фрэнсисом, а вернее, хотел укрепить отношения с кланом Лаватини после своего не слишком дружеского поступка. Впрочем, следует признать, и мы с ним не без помощи Рейдин поступили не лучшим образом. Вместе с Паки были его неразлучные дружки Гвидо и Хэм, славные нью-йоркские ребята, и прибыли они не с пустыми руками, а с огромным пирогом, доставленным прямо из Нью-Йорка, и с несколькими галлонами пива в канистрах. Не знаю, откуда им стало известно, что мы решили собраться. Впрочем, никакой тайны мы из этого не делали.

Эрни Шварц появился после восьми, в гавайской рубашке и с гавайской гитарой под мышкой. И еще с женой, у которой был ужасно недовольный вид, с которым дама и вручила мне огромную коробку шоколадных конфет.

— Так приятно наконец познакомиться с вами, — кисло сказала она.

— Еще бы, — согласилась я и, оставив ее в некотором недоумении, поспешила встретить въехавший на нашу территорию огромный семейный “линкольн” голубого цвета, который выполняет функции такси в нашем городе.

Кто бы это мог быть?

— Фрэнсис! — крикнула я в удивлении, когда брат первым выпрыгнул из машины с бутылкой пива в руке. — Откуда ты и почему на такой грандиозной тачке?

— Все из-за этих чертовых фрикаделек, — сказал он. — Которые у меня не получились. Я же не мог стерпеть, и пришлось съездить вот за ними.

И я увидела, что из машины выходят мои па и ма! У мамули в руках были судки, и я уже знала, что там: она прилетела прямо из Филадельфии и привезла свое коронное блюдо.

— Кьяра! — воскликнула моя ма, бросаясь ко мне. — Как ты исхудала! Тебе нужно лучше питаться. Моя бедная девочка!

Фрэнсис плясал от радости вокруг кастрюлек: бедняга успел соскучиться по пище, приготовленной руками нашей ма.

Что поразило всех и чего никто не ожидал, так это как Паки Коццоне встретил моего па.

Он и его молодцы стремительно кинулись к нему — и мне на секунду стало страшно. Однако по-настоящему испугаться я не успела, — дальше произошло вот что: Паки бухнулся перед па на колени, схватил его руку и поцеловал. Прямо в обручальное кольцо. Оба качка сделали то же самое, прежде чем отец отдернул руку.

— Что за черт… — начал он, но Фрэнсис пришел на помощь.

— Па, — сказал он, — эти ребята из семьи наших нью-йоркских друзей. Они таким образом выражают тебе свое уважение.

Отец с недоверием взирал на них некоторое время, потом ворчливо произнес:

— Рад познакомиться с вами, парни, но обойдемся без поцелуев. Мы не в стране наших отцов и дедов.

Паки смиренно отступил в сторону со словами:

— Всего-навсего знак уважения, мистер Лаватини.

— О, па! — вскричала ма. — Ты напрасно сердишься. Это было так красиво!!! Какие милые молодые люди!..

Мы включили музыку, которую особенно любили мои родители, — у меня была целая кассета, и я увидела, как они обрадовались, стали прислушиваться, а потом ма негромко сказала отцу:

— Помнишь? Она звучала в ту ночь… перед тем, как родилась Кьяра. Я не могла уснуть, ты повел меня на кухню… хотел накормить… Помнишь?

И заплакала. А па, ни слова не говоря, обнял ее и начал с ней танцевать. И напевать что-то. И все притихли…

Как раз в эти минуты сумрак вечера прорезал мощный свет фар, и я уже знала, кто приехал. Водитель сразу выключил свет и некоторое время не выходил из джипа, наблюдая за танцем. Потом тихо вышел, пробрался ко мне и шепотом пригласил тоже потанцевать.

Мы начали медленно двигаться в такт музыке, в такт с танцующими папой и мамой. Сначала я смотрела в лицо моему партнеру, потом закрыла глаза, прислушиваясь, как он еле слышно подпевает.

— Знаешь, Джон, — тихо сказала я, не открывая глаз, — хорошо, если бы так могло продолжаться долго-долго.

— Ты бы этого хотела? — спросил Нейлор. — Я — да.

— Я тоже.

Подражая действиям моего отца, он чуть-чуть отстранился и прокрутил меня вокруг моей собственной оси. Когда наши лица снова сблизились, я проговорила:

— Хорошо-то оно хорошо, но чертовски сложно.

Он засмеялся, эхо подхватило его смех и разнесло по улице.

— Иду на это, — сказал он. — Смелости у меня хватит. Я рисковый парень.

Танец окончился, мы постояли обнявшись еще около минуты. Но мне показалось, это длится несколько часов. Так приятно пахло от него одеколоном, такой защищенной я чувствовала себя в его руках.

Фрэнсис коснулся моего плеча, наклонился, лицо у него было напряженное.

— Фрэнсис, я очень занята, ты разве не видишь? Без улыбки он протягивал трубку мобильника.

— Тебя, — сказал он.

— И тому, кто звонит, ответь то же самое: я очень, очень занята. Надолго… Навсегда.

Я снова опустила голову на плечо Джона.

— Кьяра! Тебе придется ответить!

— Ладно, ладно, Фрэнсис.

Я выхватила трубку из его рук:

— Алло?

— Мисс Лаватини? — Голос был мужской, надтреснутый, несомненно, принадлежавший немолодому человеку. — Говорит твой дядя Лось.

Что за шутки? Но я тут же поняла, что это не розыгрыш, и похолодела.

— Здравствуйте, — сказала я севшим голосом. — Как поживаете?

Большой Лось благодушно хихикнул:

— Надо бы поговорить, племянница, а?

— Конечно, — ответила я уже более спокойно. — Когда?

Нейлор и Фрэнсис не сводили с меня глаз, пока я говорила. У Фрэнсиса был такой вид, словно он готов немедленно вызвать полицию.

— В ближайшее время, — сказал мой собеседник. — Я сам свяжусь с тобой. Теперь я не выпущу тебя из поля зрения.

Он отключился, в трубке наступила противная тишина. Я взглянула на Фрэнсиса.

— Кто это был, детка? — с беспокойством спросил Джон.

Я улыбнулась ему с той же благопристойной искренностью, с какой умела когда-то улыбаться сестре в католической школе перед тем, как сообщить ей какую-нибудь очередную добротную лажу. Иначе говоря, соврать.

— Ничего особенного, — сказала я. — Просто дядя пожелал мне всяческих успехов. Ты ведь знаешь, какие они, эти родственники.

Он улыбнулся в ответ. Но улыбкой копа, говорившей, что не верит ни моей улыбке, ни единому моему слову и сам вскоре разберется во всем этом.

Тем не менее Нейлор снова обнял меня и сказал:

— Нет, детка, я не очень знаю этих родственников… — Мы опять начали медленно танцевать. — Не знаю, — повторил он, — и, надеюсь, ты расскажешь мне о них, не так ли? По-моему, теперь я имею законное право узнать побольше о твоей семье. В том числе и о знаменитом дяде…

В темном воздухе звучало пение Дина Мартина — старая красивая мелодия любви.

Нейлор крепче прижал меня к себе, я глубоко вздохнула и расслабилась. Сегодня у нас будет еще одна долгая-долгая ночь.