Судный день

ГЛАВА 28

Лирика подняла телефон, показывая мне имя Татум, как будто мне нужно было объяснение.

Я не нуждался.

— Я должна ответить, — сказала она. — С тех пор как… знаешь… если я не отвечаю, она психует и звонит Линкольну. А если он не отвечает, она заставляет Лео взломать нашу систему безопасности, чтобы посмотреть, что мы делаем, — она поморщилась, как будто вспомнив конкретное время, которое произошло — время, о котором я не хотел думать. — Это беспорядок.

Мои губы дернулись от того, как я ее взволновал.

— Прими звонок. Мы закончим это позже.

Она пробормотала спасибо, когда отвечала, а затем вошла в дом.

Я остался на крыльце, наслаждаясь пейзажем и мысленно переигрывая последние двадцать минут. Нужна была смелость… и определенная уязвимость… чтобы сказать то, что сказала Лирика, чтобы хотеть того, чего хотела она. Она любила его. Я знал это. Но ее тянуло ко мне, так же, как и меня к ней. Мне было интересно, знал ли Линкольн, какие мысли роились в ее маленькой грязной голове. Говорила ли она ему то же самое, что и мне? В ее признании была сила и слабость, и я хотел их обеих.

Она была воплощением всех моих фантазий с тех пор, как мне исполнилось семнадцать лет. Я хотел женщину, которая могла бы командовать залом с элегантностью и грацией, улыбаться толпе, зная, что под ее дизайнерским платьем скрывается голая, мокрая киска, ждущая, чтобы кто-то отвел ее в заднюю комнату и заставил кончить. Я хотел женщину с огнем в глазах, не боящуюся противостоять одному из самых могущественных мужчин в мире, но готовую обнажиться и встать передо мной на колени, когда я вернусь домой. Я хотел ее силы. И ее покорности. Я хотел ее царственности. И я хотел, чтобы она была грязной.

Я хотел леди.

И бродяжку.

Эти желания, мои потребности казались тривиальными, учитывая то, что я увидел восемнадцать часов назад. В этом доме были женщины, которые никогда не станут прежними, а я беспокоился о своем члене.

Пес остался здесь, со мной. Он позволил мне погладить его по голове, пока я звонил миссис Мактавиш, чтобы она проверила Киарана. Я ненавидел оставлять сына так скоро после того, как нашел его, даже если это было всего на пару дней.

Она как раз рассказывала мне, как он помогал Сэму готовить ужин сегодня вечером, когда Лео высунул голову из двери.

— Ты собираешься сидеть здесь и размышлять всю ночь или пойдешь в дом, чтобы поесть вместе с остальными? — он посмотрел на мою руку на Люцифере, а затем просунул голову обратно в дом. — Черт, Линк. Этот человек украл твою девушку и твою собаку.

Линкольн крикнул ему в ответ:

— Пошел ты.

Я проигнорировал их обоих, позволив миссис Мактавиш закончить свой рассказ.

— Передайте ему, что я горжусь им, и что завтра я буду дома, — сказал я ей, после чего мы попрощались.

— Я не задумчивый, — я встал с качалки и пошел к двери, задев плечо Лео, когда проходил мимо. — Я не размышляю.

— Да, — он усмехнулся и последовал за мной на кухню. — Хорошо.

За длинным прямоугольным обеденным столом сидело двенадцать человек. Четырнадцать вместе с нами. Мы с Лео были чужаками, поэтому мы сели за барную стойку на кухне. Это было большое открытое пространство. Гостиная, кухня и столовая были одним большим пространством с высоким соборным потолком и окнами, которые начинались от пола и уходили вверх. Чендлер не мог выбрать лучшего места для этих девушек, чтобы они обрели покой.

Я наблюдал за тем, как Лирика легко разговаривала с девочками. Девушки, которых мы привели, приняли душ и переоделись в треники и футболки больших размеров. Некоторые болтали в ответ, даже смеялись. Некоторые были более замкнутыми. Лирика уделила им всем все свое внимание. Ее эмоции были совершенно искренними, они впитывали каждое ее слово. Она владела комнатой своими добрыми глазами и теплой улыбкой. Никто не мог предположить, что несколько минут назад она была по ту сторону стены и говорила мне, что хочет, чтобы ее боготворили двое мужчин.

— Хочешь совет? — спросил Лео, привлекая мое внимание.

Я проткнул вилкой жареный картофельный пирог.

— У меня такое чувство, что ты все равно дашь его мне.

— Как парень, который регулярно участвует в сексе втроем, прими это от меня. Это неловко только в первый раз.

Я бросил на него косой взгляд, затем вернулся к своей картошке.

— Принято к сведению, — это было не его гребаное дело. Лирика не была какой-то случайной цыпочкой, которую я заставил отсосать мой член в стрип-клубе.

— Я просто говорю… — он сделал паузу, чтобы разрезать свою запеченную куриную грудку. Сок вытек из мяса и попал на его тарелку. — Все это не является обычным, — он откусил, разговаривая о еде. — Чендлер похитил Энистон, и теперь они женятся. Каспиан и Татум должны были «умереть», чтобы быть вместе, — он процитировал слово умереть. — Вы трое оказались в дурацкой ситуации. Никто не станет винить вас за то, что вы делаете все возможное, чтобы извлечь из этого максимальную пользу.

Помимо его технической болтовни, я думаю, что это была самая логичная вещь, которая когда-либо исходила из его уст. Я взглянул на обеденный стол, где Лирика чему-то смеялась, а Линкольн свирепо наблюдал за нашей беседой. Они были вне пределов слышимости, а это означало, что он, должно быть, злился на собственные мысли. Или, может быть, Лирика сказал ему. Я надеялся, что да. Я разрезал золотисто-коричневую кожуру на сочном белом мясе.

— Я не тот, кого нужно убеждать.

Лео запихнул в рот еще один кусочек.

— Не-а. Ты просто тот, кому нужно переспать.

После ужина Лирика сложила пустые тарелки в кухонную раковину и включила кран.

Я подошел к ней сзади — прямо за ней — вдыхая чистый аромат ее шампуня. Она отперла дверь, которая отказывалась закрываться. Она была такой же упрямой, как и женщина, которая держала ключ.

Я подошел и взял тарелку из ее рук.

— Иди и позаботься о том, что важно. Мы с Лео позаботимся об этом.

Ее тело напряглось против моего, но немного расслабилось, когда она повернулась ко мне лицом. Я не дал ей много места, заставив ее задницу тереться о мою промежность, когда она кружилась, а ее груди прижались к моей груди, когда она остановилась. Она смотрела на меня сияющими голубыми глазами, под которыми таилась тьма.

— Девочки все наверху в своих комнатах. Мы с Линком будем внизу, в нашей, — ревность уколола мою кожу. Моей и Линка. Он укладывал ее в свою постель каждую ночь. Он готовил с ней ужин и смотрел, как она смеется, когда они его едят — все то, что я мог бы иметь годами, но не имел. — Я попросила Лео положить сюда и твои вещи, — она сглотнула. — Ты находишься через холл от нас.

Я не стал спрашивать, что это значит. Я не стал выпытывать у нее подробности.

— Спокойной ночи, милая Лирика, — сказал я, отходя и отпуская ее.

— Господи, чувак. Если ты не трахнешь ее, это сделаю я, — раздался рядом со мной голос Лео, как только Лирика вышла из кухни.

Я сполоснул тарелку под горячей водой, не удостоив его взглядом.

— Продолжай говорить в том же духе, и скоро ты ни с кем не будешь трахаться.

Он рассмеялся, затем помог мне закончить мытье посуды в тишине.

Я принял душ и влез в черные брюки для отдыха, без рубашки и нижнего белья. Я заставил Лео спать на диване, потому что этот озабоченный ублюдок никак не мог остаться со мной в одной постели. Только Христос знает, что ему снится, а с моим прошлым я бы, наверное, отрезал ему член, если бы проснулся от того, что он прижимается к моей заднице.

В доме было тихо и темно, но мой разум кричал. Как, блядь, я мог заснуть, зная, что Лирика находится в тридцати футах от меня? После того, что она сказала сегодня вечером?

Наконец, я откинул одеяло и вылез из кровати. Мне нужно было что-нибудь — вода, виски, свежий воздух — что угодно, чтобы успокоить свои мысли.

Снаружи моей комнаты раздался тихий стон. Мой взгляд метнулся к слегка приоткрытой двери, как будто это было сделано специально, как приглашение. Мой пульс резко участился, сердце забилось, как поршень. Я вскрывал мужчин ножами для масла. Я трахался с тюремным охранником, чтобы не быть забитым до смерти плетьми. Меня избивали за несколько секунд до смерти. Я узнал, что женщина, которую я любил всю свою жизнь, была большим чудовищем, чем я когда-либо мог быть. Каждая из этих вещей изменила меня, но в глубине души я знал, что ничто и никогда не сможет изменить меня так, как открытие этой двери.

Но я все равно сделал это. Я прижал ладонь к деревянной двери и медленно открыл ее.

Лирика лежала на спине, ее руки вцепились в покрывало, а спина дугой поднималась с кровати. Линкольн был между ее бедер. Я едва дышал, когда осторожными шагами вошел в комнату. Бездумно, на инстинктах. Ничто не имело значения, кроме этого. Сейчас.

Я стоял над ними и смотрел, загипнотизированный тем, как ее губы раздвигаются, а дыхание покидает легкие короткими, затрудненными вдохами. Ее волосы были в диком беспорядке вокруг нее. Каждый изгиб ее тела, каждый дюйм обнаженной плоти перехватывал мое дыхание и разжигал огонь в моих венах. Я видел ее голой и раньше, но это… Черт. Я никогда не видел ее такой. Даже в ту ночь во дворце она все еще была в платье. В тот раз, когда я трахал ее, я был так сосредоточен на том, чтобы мы оба прошли через это, что не нашел времени испить ею, насладиться ею. Кроме того, тогда она была всего лишь девушкой. Сейчас она была женщиной.

Ее кожа блестела от пота между грудей и на животе. Ее соски были двумя твердыми пиками, умоляющими о моем рте, о моих зубах, о моих пальцах, чтобы покрутить и потянуть их.

Ее руки переместились к его волосам, запутавшись в темных кудрях. От этого вида у меня защемило в груди. Это должен быть я. Это должен быть мой рот на ее киске, мой язык, покрытый ее вкусом. Я бы солгал, если бы сказал, что не ревновал, что меня не разрывало на части, когда я видел, как она извивается для него, слышал, как она задыхается для него. Но что-то еще, что-то первобытное, грызло тьму внутри меня. Видеть ее такой, раскованной и необработанной, развязывало зверя, жаждущего опустошить ее, взять, пометить и потребовать.

Он доставлял ей удовольствие.

Я хотел доставить ей удовольствие еще лучше.

Я и раньше наблюдал, как люди трахаются. Это было частью многих наших ритуалов. Это всегда было клиническим. Привычно. Но это… это заставляло меня чувствовать себя не в себе. Диким. Отчаянным.

Нуждающимся.

Я опустился на колени рядом с ними, затем взял ее подбородок между пальцами.

— Посмотри на меня.

Линкольн поднял глаза и зарычал. Не на тебя, придурок. На нее.

Ее красивые глаза встретились с моими, и я невольно попятился. Я прислонился лбом к ее лбу и закрыл глаза, вдыхая ее дыхание. Когда я снова открыл их, она все еще смотрела на меня — невинно… но нет. Я лизнул ее нижнюю губу, и она издала тихий стон.

— Для кого это? Для меня? Или для него? — мой рот навис над ее ртом, наши губы едва касались друг друга.

— Обоим.

Линкольн зарычал на ее киску.

Я заставил ее рот открыться, отчаянно желая попробовать хоть какую-то ее часть. Моя рука обхватила ее щеку, затем скользнула в ее волосы, притягивая ее глубже к себе. Мой язык гладил ее, нежно, осторожно. Благоговейно, как я и обещал. Я целовал ее так, словно этот поцелуй был последним в нашей жизни. И, возможно, так оно и было. Затем она издала этот звук — частично хныканье, частично стон. Чистый рай. Это был звук, который хранит секреты и обещания. Звук, который заставил бы мужчин вроде меня встать на колени, только чтобы услышать его снова.

С тихим стоном я заставил себя оторвать свои губы от ее губ.

— Я ждала этого, — ее лицо раскраснелось. Ее губы распухли. Каждый вздох отзывался дрожью на моих губах, и все, чего я хотел, это снова поцеловать ее.

— Я тоже, — я переместил руку между ее бедер, раздвигая ее губы, пока он работал языком над ее клитором. Он сделал паузу, всего на секунду, затем его язык коснулся внутренней поверхности моих пальцев, когда он снова попробовал ее на вкус. — Видишь это? Видишь, как ты открылась для него? — звуки его языка, ласкающего ее влажную киску, наполнили комнату. — Такая чертовски красивая, — и она была прекрасна. Она была чертовски красива в таком виде.

Ее тело содрогнулось, когда я провел пальцами по ее щели рядом с его ртом, а затем поднес их к своим губам.

Я втянул пальцы в рот, обводя их языком.

— Ты такая вкусная. Такая сладкая, — затем я поднес их к ней. Она раздвинула губы и приняла их внутрь, посасывая и облизывая, пока мой член не запульсировал.

Я провел костяшками пальцев по ее челюсти.

— Вот так, красавица, — я наклонился и провел зубами вдоль ее горла к уху. — Такая хорошая, блядь, девочка.

— Грей, — она сглотнула. — Я хочу тебя.

Черт. Она была выжжена в моей чертовой душе. Я был у нее. Я всегда был у нее.

— Я у тебя есть.

— Я хочу тебя, — ее маленькая рука потянулась и нащупала мой член в штанах.

Господи. Мне потребовалось все, что у меня было, чтобы сказать ей нет.

— Еще нет, — я просунул средний палец, все еще влажный от ее слюны, рядом с ее тугой дырочкой. Линкольн не останавливался. Что еще важнее, он не остановил меня. Сочетание страха и потребности боролось в ее глазах. — Расслабься. Позволь нам сделать тебе приятно, — я просунул палец внутрь, только кончик, и ее губы разошлись во вздохе. А потом она покачнулась на мне. — Тебе это нравится? Его язык на твоей киске и мой палец в твоей попке?

Он поднял на меня глаза, его взгляд был жестким и непрощающим, и я свободной рукой толкнул его голову обратно вниз.

— Сосредоточься на ней, — сказал я ему.

— Теперь я вхожу глубже. Это нормально? — спросил я ее.

Она кивнула.

— Я могу трахнуть тебя здесь, — я продвинул палец дальше внутрь. Она была такой тугой. Такой теплой. — Я могу трахать тебя, пока он ест твою сладкую киску. Ты этого хочешь?

Она ответила стоном.

Я наклонился и взял ее сосок между зубами. Она выгнулась дугой, ее бедра закрутились, ударяясь о его лицо и мою руку.

— Кончи для меня, малышка, — я взглянул на голову между ее бедер. — Для нас.

Ее тело сжалось вокруг моего пальца, напряглось против моего рта. Она откинула голову назад, ее рот разошелся в красивом «О» и стоне, таком громком, что я был уверен, что Лео услышал его. Это было идеально, так чертовски идеально, что я чуть не кончил от одного только ощущения этого.

— Да, блядь, детка. Вот так, — сказал Линкольн, прижимаясь к ее киске.

Ее руки вцепились в его волосы, она прижалась к его лицу и задыхалась. Я вынул палец из ее задницы, затем нежно поцеловал ее в лоб.

— Это был всего лишь вкус того, что я хочу сделать с тобой, — прошептал я, касаясь ее кожи.

Она схватила меня за руку, когда я встал.

— Ты уходишь?

Линкольн сел, не стыдясь своей наготы. Металлический наконечник его члена блестел в лунном свете, когда он расположился между ее бедер в каком-то собственническом порыве. Меня не удивил пирсинг, и меня не испугал его член.

Было бы так легко спустить штаны и провести кончиком члена по ее губам, покрыть ее рот спермой. Она была прямо там, на идеальном уровне. Мой член дернулся, когда видение прошло через мое сознание.

Я провел тыльной стороной указательного пальца по ее щеке. Она повернула голову так, что смогла зажать мой палец между зубами. Это заставило меня улыбнуться.

— Пока.

Она отпустила мой палец, затем прикусила губу.

— Мы еще далеко не закончили, — я взглянул на Линкольна, и его челюсть напряглась.

Это было только начало. Я только начал показывать ей, кто я на самом деле, и что я могу дать.

Я посмотрел вниз на женщину, которую он называл своей птичкой — возможно, из-за того, как сладко она звучала, когда кончала. Теперь она пела и для меня.

— Спокойной ночи, голубка. Скоро мы снова увидимся.