Свадьба Аманды

Глава одиннадцатая

Мы сидели в гостиной и, хихикая, пытались прокрутить запись. Я тревожилась из-за шума, поскольку Линда повесила у себя на двери большую табличку, гласившую: «Пожалуйста, не шуметь». Так что чувствовала я себя, словно в низкопробной забегаловке.

Пленка затрещала и исторгла какое-то шуршание; за чавканьем Фран наконец послышался разговор. «Я говорю это ради твоего же блага, Мелани, но иногда ты бываешь поразительно наивна».

Раздался знакомый смешок. Я поморщилась.

— Почему я позволяю ей так разговаривать?

— Потому что у тебя нет самоуважения, — изрекла Фран. — Скажи она что-нибудь любезное, ты бы решила, что она для тебя недостаточно хороша, и не пожелала бы ее больше видеть.

Я пыталась это обмозговать, но пленка перетянула на себя все внимание. Это было невыносимо. К тому моменту, когда зазвучала моя речь на тему «Я верю во всю эту чушь», я зажала уши и раскачивалась из стороны в сторону, — во-первых, из-за своих интонаций, во-вторых, из-за всей омерзительной ситуации, когда слышишь собственную пьяную болтовню, которую, по счастью, больше не повторишь никогда в жизни.

Я протянула руку и выключила запись.

— Все, закончили.

— Ты что? — Фран яростно выхватила диктофон.

— Ты не прокрутишь это Энгусу. Или Фрейзеру. Или кому-то еще. Я выброшу это прямо сейчас.

— Но, Мел, — невинным голосом произнесла Фран, — я же в это верю!

— Заткнись!

— Нет-нет, я действительно уверовала в силу любви благодаря твоей прочувствованной речи!

— Пошла ты!

Я бросилась на нее, пытаясь отнять диктофон. Фран перехватила мои руки, и мы скатились на ковер, опрокинув лампу с пестрым абажуром. Лампа повалила кофейный столик.

— О господи. — Я села. Фран держала диктофон вне пределов моей досягаемости. — Тсс!

Из-за соседней двери донесся едва слышный долгий вздох. Я жестом поманила Фран за собой, и мы убрались в мою спальню, которая находилась на другом конце квартиры. Здесь хоть дверь закрывалась как следует.

— Ни в коем случае не включай этот кусок! — прошипела я. — Это же Барбара Картленд какая-то! Фрейзер решит, что я в него влюбилась!

Фран меня даже не слушала, напевая себе под нос «Силу любви». Я лягнула ее.

— Перемотай. Найди то место, где Муки говорит в лимузине.

Увы, голос Муки звучал совершенно неразборчиво.

— Что она там бормочет? — Я наклонилась поближе. — «Я саасна»? С чем она саасна? Жуть какая-то.

Диктофон старательно воспроизводил все дорожные шумы.

— Бессмысленно, — вздохнула я. Фран взглянула на меня:

— Это не бессмысленно. Просто надо поставить парням первую часть записи. Что с того, если они сочтут тебя сверхромантической идиоткой?

— В мире и без того хватает людей, которые считают меня идиоткой, — мрачно проворчала я. — Не хочу, чтобы ты включала эту дурацкую запись. Пусть себе женятся. Мне плевать.

— Замечательно. Мне тоже плевать.

— Замечательно.

— Замечательно.

— О боже!

Губы Фран изогнулись.

— Черт с тобой, включай этот бред. Скажешь им, будто это не я?

— Конечно, это могла быть любая из миллиона подружек, с которыми я повстречалась на девичнике. С уокингским акцентом.

— Придумала! Останови сразу же перед этим куском. Тогда останется только трепотня Аманды, а моей речи никто не услышит.

Фран вытащила из-под моей кровати запасной матрас и спрятала диктофон под подушку.

— Это будет совсем не так весело, — посетовала она.

— А никто и не говорил, что жизнь детектива — сплошное веселье, дорогая.

Мы с Алексом встретились на следующий день. Накануне он тусовался с кем-то из своих дружков — заштанных рок-звезд, — и вид у него был изрядно выжатый. Я хотела совершить небольшой предрождественский поход по магазинам, но понимала, что предлагать такое бесполезно. Так что мы болтались по дому Чарли и нянчили свое похмелье. Я рассказала Алексу о приглашениях, и он предложил позвонить и договориться, чтобы я пришла на саму свадьбу, если это для меня так много значит; мне пришлось объяснять, что дело вовсе не в этом, а он спросил: «Тогда какие проблемы?» — и я посмотрела на него как на полного кретина. Алекс пожал плечами и поинтересовался: может, я хочу, чтобы он почитал «Мужчины — с Марса, женщины — с Венеры»? И я ответила — забудь, это у меня месячные.

Но долго дуться я не могла, ведь надо было рассказать Алексу о вчерашнем вечере — разумеется, с купюрами — и упор сделать на том, что вся эта затея вызывает у меня немалое беспокойство. Алекс обалдел, узнав, что мы даже оснастились диктофоном, и решил, что это круто.

— Может, пойдем в ФБР, когда вырастем? — мечтательно предложила я.

— Да, пожалуй. Думаешь, к ним в иностранный отдел каждый день миллионы придурков ломятся?

— Не знаю. Давай позвоним и спросим, посмотрим, насколько там озвереют. Такие детективные навыки тоже надо развивать.

Алекс с глубокомысленным видом кивнул:

— Так что вы хотите делать с пленкой?

— Не представляю. Фран считает, что надо прокрутить ее Фрейзеру, но у меня особой уверенности на этот счет нет.

— Почему?

— Ну… — протянула я. — Это ведь незаконно, верно?

— Ты что же, думаешь, Фрейзер на вас в полицию донесет?

— Вряд ли. Хотя с такой записью в ФБР не примут.

— Да еще без американского гражданства. Ладно. Ты что, серьезно думаешь, будто совершила преступление?

— Да нет. Просто мне кажется, что это не слишком красиво. Пожалуй, не стоило нам затевать все это. Вдруг Фрейзер просто пожмет плечами и никогда больше не захочет с нами разговаривать?

— Ну а мне эта свадьба до лампочки. Да и вообще все свадьбы, коли уж на то пошло.

Намек понят.

— Хотя… Если ты действительно считаешь, что ничего хорошего им не светит, то почему бы и не попытаться это предотвратить? Ты бы не пустила пьяного друга за руль, правда?

— Еще про крокодилов мне расскажи!

— Чего? — опешил Алекс.

— Ничего. Я хочу это предотвратить. Просто я не думала, что придется принимать какие-то жесткие меры.

— Вот поэтому люди и советуют окружающим заниматься своими собственными делами, — заметил Алекс.

— Знаю.

— Но если вмешательство необходимо… тыквочка… через это надо пройти. Можно мне послушать запись?

— Нет!

— Почему? Наверное, Аманда отрекается там от Фрейзера, потому что вожделеет меня.

— А тебе бы этого хотелось?

Алекс скорчил рожу.

— Правда? Тебе бы хотелось?

— Нет, дорогая моя. Я предпочитаю женщин… рубенсовского типа.

— Иди ты! В жизни не поверю! Если она войдет сейчас сюда голая, неужели откажешься?

— А ты будешь здесь? — поинтересовался Алекс.

— Нет. Скажем, меня вообще не существует.

— Ну, возможно, не откажусь.

— Возможно?

Алекс ухмыльнулся:

— Ну, видишь ли…

— Но она же стерва!

— Ни фига.

— Ты сам видел, какой она бывает стервой!

— Когда это?

Правильно. Ни единого случая я припомнить не смогла. Аманда умела притворяться на людях.

— Морали у тебя, как у омара, — проворчала я.

— Да брось. Ты же сама спросила.

— А ты должен был ответить — нет! И всегда так делать. Будь это в одном лице Хелена Кристиансен, Наоми Кэмпбелл и какая-нибудь лесбиянка. Ты всегда должен отказываться и говорить, что предпочитаешь меня.

— Тебя же не существует!

— Это не в счет.

Вошел Чарли. Увидев меня, он слегка смутился. Я ничего не сказала.

— Привет, — произнес Алекс.

— Привет, — отозвался Чарли. Он набрал в грудь побольше воздуха. — Гм… Мелани…

Я в изумлении подняла голову.

— Ты извини… Ну, за то, что произошло на прошлой неделе.

— О, я уже совсем про это забыла, — соврала я.

— А-а. Ладно. Гм, а как твоя подружка?

— Которая? — нарочито удивилась я.

— Ну, эта… Ты знаешь… Фран.

Я улыбнулась и решила слегка приукрасить действительность.

— О, у нее все в полном порядке! Особенно с тех пор, как она начала встречаться с Энгусом…

— Она встречается с Энгусом? — вклинился Алекс. — И давно?

— Вообще-то с того самого вечера.

Чарли был раздавлен.

— Ну, точно, это я, скотина, все испортил. А как же тот шотландский доходяга? — припомнил Алекс. — Когда мы уходили, она лезла языком ему в глотку!

— Ты ведь знаешь Фран. Ей вечно подавай приключения.

Чарли немного взбодрился:

— Правда?

— Впрочем, она действительно предпочитает шотландцев, — с сочувствием в голосе добавила я.

Чарли снова поник и поплелся из комнаты.

— Чертова баба, — буркнул он, выходя.

Ага, проняло!

Я посмотрела на Алекса:

— Тебя, кажется, потрясло, что у Фран может быть приятель.

Он скорчил презрительную гримасу:

— Да на здоровье. Просто трудно совместить этих двоих. Оба такие свирепые.

— Ничего подобного, — возмутилась я. — Ну, Фран, допустим, свирепая. Но Энгус — просто котик. Он такой милый.

— У них это явно ненадолго… Чаю хочешь? — Алекс двинулся к чайнику.

Честно говоря, у них все уже закончилось, подумала я. Мне было немножко неловко из-за этого бессмысленного вранья.

— Что ты им сказала? — спросила Фран.

— Я подумала, это будет занятно — подзавести Чарли.

— Когда стоит подзаводить Чарли, решаю я.

— Так-так, новые правила!

— Ты слишком много болтаешь.

— Да, ты мне уже говорила.

Обиженная и раздраженная, я откинулась на спинку стула. Мы сидели в замызганном кафе на севере Лондона и поджидали Энгуса, который извел нас по телефону расспросами про запись. Я с безутешным видом теребила в руках грязную бутылочку от соуса и время от времени глотала довольно подозрительный чай.

— Энгус! — радостно воскликнула Фран, когда он ввалился в забегаловку и по-собачьи отряхнулся от дождя.

— Энгус! — передразнила я ее вполголоса, но улыбнулась ему.

Энгус ухмыльнулся в ответ и, отбросив назад густые темно-рыжие волосы, сел напротив меня, рядом с Фран. Толстый серый джемпер был в два раза больше его самого.

— Ну? — с нетерпением спросил он. Я взглянула на Фран.

— Сначала завтрак, — заявила она, и мы заказали бекон, колбасу, грибы, помидоры, бобы, яйца и — чтобы холестерин окончательно взбесился у нас в крови — белый хлеб с маслом.

— Честь обязывает меня предупредить, — начала Фран, когда мы принялись за еду, — что Мел против того, чтобы я прокручивала эту запись.

— Почему? — Энгус внимательно посмотрел на меня.

— Понимаешь, шампанского там было хоть залейся, и Аманда наговорила много компрометирующих ее вещей, а я… несла такую чушь…

Энгус улыбнулся, сощурившись:

— А я спьяну никогда не говорю глупостей.

Я невольно улыбнулась в ответ:

— Я тоже. Обычно произношу резкие политические речи относительно европейской монетарной системы. Ума не приложу, что на меня накатило в пятницу.

— Наверное, лишняя пинта… шампанского.

— Эй, вы, секундочку не уделите?

— Разумеется, — сказал Энгус. — Храбрость сержанта была отмечена.

Фран вытащила диктофон. Я поморщилась и сосредоточенно занялась колбасой. Энгус наблюдал за мной.

Отчетливо зазвучал хорошо поставленный голос:

«Я говорю это ради твоего же блага, Мелани, но иногда ты бываешь поразительно наивна. Это… Конечно, это отличный повод устроить праздник, но здесь чертовски важна практическая сторона дела. Замок нужно приводить в пристойный вид, и папа охотно вложит в это средства».

Лицо Энгуса налилось краской.

— Чертова тварь! — с ненавистью выдохнул он из глубин своего свитера.

«Разве ты не любишь его?»

Я вздрогнула при звуке собственного голоса.

«Он славный парень. Мы составим хорошую пару. Это будет фантастическая свадьба».

И Аманда продолжила разливаться про то, как у них с Фрейзером все будет в порядке и как он не станет мешать ей жить своей собственной жизнью.

— Фрейзер тоже так думает? — шепотом спросила я Энгуса.

— Черт возьми, нет, конечно. — Он даже позабыл про свою яичницу.

А вот и моя большая, тщательно продуманная речь.

«Мне все равно, — услышала я свое жалобное завывание. — Я верю во всю эту чушь».

И далее, и далее, и далее. «Так что ты проиграешь!» Мой голос сорвался, когда я готовилась покинуть сцену. Меня передернуло. Фран выключила диктофон.

— Спасибо, — буркнула я. — Могла и пораньше вырубить.

— Разве?

Некоторое время мы сидели в молчании. Вид у Энгуса был взъерошенный.

— Какой же тупица, — произнес он наконец. — Поверить не могу, что мой братец на целый год старше — и такой тупица. — Он взглянул на меня, и вдруг спросил: — А ты действительно веришь во все то, о чем говорила?

Я пожала плечами:

— Может быть. Извини за пассаж с замком.

— Не вижу в этом ничего страшного. Замок и в самом деле куча дерьма. И я думаю, что ты была абсолютно права. И Фрейзер тоже с этим согласится. Потому мы и пытаемся вытащить его из этой передряги.

— Собираешься прокрутить пленку Фрейзеру? — спросила Фран.

Энгус тяжело вздохнул:

— Не знаю.

— Энгус! — воззвала я. — Это после всего, через что я прошла?

— Ну да, а я всего-то таскала на себе провода, приводила все в порядок и включала-выключала запись так, чтобы никто ничего не заметил, — обиделась Фран.

Энгус рассматривал остатки своего завтрака.

— До чего же все это неловко. И до чего все не так.

Мы кивнули.

— Но, кажется, я должен это сделать.

Мы снова кивнули.

Фран встала, чтобы налить себе еще кофе.

— Мел, — возбужденно зашептал Энгус, — ты… ты пойдешь со мной, когда я поставлю ему эту запись?

Это было даже трогательно.

— Ладно… Но зачем?

— На случай… непредвиденных обстоятельств. Вдруг у него руки зачешутся мне врезать или еще что-нибудь. А вы с Фран — единственные женщины, которых я здесь знаю.

— Хорошо. А почему ты ее не попросишь?

— Попрошу, если хочешь. Но ты давно знаешь Фрейзера и… Я бы предпочел, чтобы это была ты.

— Да? Согласна.

— С чем согласна? — подозрительно спросила вернувшаяся Фран.

— Согласна, что это лучший способ взболтать осадок в чае, — сказала я, берясь за свою чашку.

— Занятно, — отозвалась Фран. — Знаете, я думаю, что вы просто созданы друг для друга.

Нам предстояло выбрать вечер, когда Аманды не будет дома. По счастью, такое случалось каждый день, так что эта задача оказалась не из трудных. Аманда перетащила Фрейзера в свою квартиру на первом этаже — после долгих жалоб и нытья по поводу его жилья в Финсбери-парк. Ее несчастному жениху, видите ли, приходилось делить квартиру с соседями и возле туалета постоянно оставляли старые номера «FНМ» — на случай экстренной необходимости.

Они жили там только временно — отец Аманды рыскал по Лондону в поисках большого дома, достойного его дочурки.

Их нынешнее жилище представляло собой небольшие, но опрятные апартаменты в квартале Сент-Джонс-вуд, неподалеку от Риджентс-парк. Мы с Энгусом встретились заранее, чтобы обсудить все и оказать друг другу моральную поддержку. Ноябрьский ветер пробирал до костей. Энгус заметно нервничал и то и дело пинал опавшую листву.

— Ладно, — сказал он наконец. — Как мы собираемся это сделать?

— Кассета у тебя?

— Давай начнем чуть позже той сцены.

— Знаешь, я думаю, что нужно обойтись без всяких церемоний. Зайдешь с деловитым видом и скажешь: «Фрейзер, надо поговорить».

— Хриплым басом с американским акцентом?

— Да.

Я обхватила себя за плечи.

— Замерзла?

— Волнуюсь. И замерзла.

Энгус на мгновение притянул меня к себе, и это сработало: я покраснела и почти тотчас согрелась.

— Считай, пришли. Это в двух шагах.

— Нам придется проявить жесткость, Энгус. Надо войти, сказать все как есть, включить запись и уйти. Он тебя простит… годика через четыре. Или пять.

Энгус ничего не ответил.

— Что? Жалеешь, что не захватил Фран?

— Нет… Просто задумался.

— О чем?

Энгус потерянно озирался по сторонам:

— Просто хороший вечер для прогулки. А мы собираемся…

— Сделать гнусность.

— Да.

Мы зашагали дальше.

— Вообще-то очень холодно и вечер для прогулки омерзительный, — сказала я.

— Да. Пожалуй.

— Тогда пойдем и сделаем гнусность?

— Давай.

Мой таинственный и непроницаемый имидж фэбээровки продержался секунд десять после того, как Фрейзер открыл дверь.

— Привет! Заходите. Мел, как хорошо, что ты пришла. — Он поцеловал меня в щеку. Да, это будет нелегко. — Пережили девичник? Мэнди сказала, что все прошло изумительно.

— Да, точно.

— Здорово, Густард. — Фрейзер ткнул Энгуса кулаком в живот.

Энгус держался лучше, чем я, и даже выдавил какое-то подобие улыбки.

— Давайте, проходите. Молодцы, что заглянули. Что будете — пиво, вино?..

Он скрылся в кухне, а мы вошли в маленькую, но со вкусом обставленную гостиную. Ковер и диваны были белые, и это сразу заставило меня занервничать. В углу стоял леопардовый табурет, повсюду красовались дорогостоящие подсвечники. Словно предвидя наш приход, Фрейзер выставил вазочки с арахисом и цукатами. Я не удержалась и съела несколько — на удачу.

— Аманда не очень любит гостей — боится за ковер, — сказал Фрейзер, появляясь из кухни с тремя бокалами и бутылкой красного вина.

Я задохнулась.

— Да? А где она сейчас?

Энгус метнул на меня выразительный взгляд, и я спохватилась, что выбрала не лучшее время для светской беседы.

Фрейзер жестом пригласил нас располагаться. На деле диван оказался гораздо рыхлее, чем, с виду, и я провалилась, расплескав вино. По счастью, вылилось оно мне на брюки. Энгус остался на ногах.

— Бог ее знает. Вечно пропадает то там, то тут. — Фрейзер рассмеялся. — За ней не уследишь.

— А ты с ней не ходишь?

— Безнадежно. Слишком скучно.

Я кивнула и зачерпнула еще горсть цукатов. Энгус драматически откашлялся, и я чуть не подавилась арахисом. Он достал диктофон и сел рядом со мной. Я прикрыла бокал рукой.

— Фрейзер, — начал он. — Мелани и я… Услышав его гробовой голос, Фрейзер не мог сдержать улыбку, но тотчас взял себя в руки и подался вперед, готовый слушать.

— Нам нужно сказать тебе кое-что по поводу твоей свадьбы.

Вот это номер. Не помню, чтобы я соглашалась на такое.

— Вообще-то я здесь больше для моральной поддержки, — вставила я.

Энгус, не обращая внимания на мое робкое вяканье, мрачно продолжил:

— Фрейзер, меня с души воротит говорить тебе это, но ты не должен жениться на Аманде.

Фрейзер вздохнул и отпил глоток вина.

— Ушам не верю. Я ведь это от тебя уже слышал. В сущности, слышал каждый день с тех пор, как ее встретил. Пожалуйста, не говори, что сегодня ты явился, чтобы повторить все в сотый раз. Я-то думал, что ты пришел просто меня повидать.

— Ну так вот. И Мел со мной согласна.

Фрейзер взглянул на меня.

— Но я считал…

Я посмотрела на его расстроенное лицо — и почувствовала себя последней дрянью. Энгус продолжал гнуть свое:

— И у нас есть подтверждения этому. Сожалею. — Он положил диктофон на стол. Один из вычурных подсвечников опрокинулся.

— Что происходит? — спросил Фрейзер. — Ты вздумал основать секту разрушителей свадеб?

— Нет.

— Тогда за каким чертом ты в это нос суешь?

— За таким, что ты мой брат.

— Что тут записано?

— Мелани говорила с ней. Она тебя не любит, идиот. Ей только нужен какой-нибудь титул, чтобы им можно было чваниться, и красоваться в «Хелло», и заиметь приятелей среди знати, — а все потому, что она обычная пустышка!

Фрейзер смотрел на диктофон, будто это была змея.

— Она действительно так сказала? — спросил он у меня.

— Не совсем, — прошептала я; голос у меня срывался. Хоть сквозь землю проваливайся.

Фрейзер медленно перешел на другой конец комнаты — учитывая ее размеры, на это ушло секунды две, — ухватился за подоконник и уставился в окно.

— Ну так включайте эту дрянь.

Энгус смотрел на меня, но я не могла поднять на него глаза. Все было намного хуже, чем я себе представляла. Ведь мне даже рисовались картины, как Фрейзер поблагодарит нас.

Энгус наклонился и щелкнул кнопкой, и вот опять зазвучало: «…иногда ты бываешь поразительно наивна».

Будто спецэффект, эти слова отозвались у меня в мозгу.

«…Иногда ты бываешь поразительно наивна».

Конечно, бываю, иначе разве сидела бы сейчас в этой крошечной, душной комнате, предавая подругу и теряя друга.

«…Иногда ты бываешь поразительно наивна».

Кем я себя возомнила? На кой черт я это сделала?

Я беззвучно заплакала.

Фрейзер застыл в неподвижности, глядя на поток автомобилей, движущийся сквозь серую завесу дождя. По счастью, Энгус выключил запись до моего выступления, так что хоть от этого мы оказались избавлены.

Повисшее молчание длилось, казалось, целую вечность. Я старалась вытереть слезы, пока никто ничего не заметил. К сожалению, чтобы не нарушить тишину, я не могла высморкаться. Капля беззвучно шлепнулась на белый ковер, и я растерла ее ногой. Ну его на фиг, этот ковер.

Наконец Фрейзер развернулся:

— Итак, на самом деле не было сказано ни слова ни про титул, ни про журналы, ни про остальное дерьмо, о котором ты говорил.

Я чувствовала на себе взгляд Энгуса, но все еще не решалась посмотреть ему в глаза. В голосе Фрейзера звучала ярость.

— Она только и сказала, что хочет сохранить после свадьбы свою индивидуальность, и о том, что продумала заранее все дела. А послушать тебя — так это доказательство того, что она просто сучка-карьеристка. Будто тебе многое известно о моем браке, или о моей девушке, или вообще о моей долбаной жизни. И ты еще попытался втянуть в эту идиотскую затею моих друзей… Мелани, ты что, плачешь?

— Нееет, — всхлипнула я.

Фрейзер подошел и потрепал меня по руке, от чего мне только стало хуже.

— Короче, Гус, чего ты хочешь? Чего ты на самом деле хочешь? Этот чертов титул? Так забирай его, если ты из-за него готов все вверх дном перевернуть! Мне на него плевать, а тебе, похоже, нет!

— Ясное дело, мне тоже плевать! — прорычал Энгус.

— А что тогда? За каким чертом все это? Почему ты не выбросишь это из головы? Пытаешься сорвать мою свадьбу, и я даже не знаю почему!

На его лице мешались злость, горечь — и полное непонимание. Энгус понурил голову:

— Жаль, что мы сюда пришли.

— Это мне жаль! И скажи, ради бога, зачем тебе понадобилось впутывать в это Мелани?

Я шмыгнула носом.

— И это мне тоже жаль, — сказал Энгус. — Я хотел как лучше. Извини.

— Пожалуйста, — произнес Фрейзер. — Пожалуйста… просто оставь это все. Ты как собака, которая во что-то вцепилась зубами и не может разжать челюсти. Ты всегда был таким. Вечно лезешь куда не следует.

— Я лучше пойду.

— Пожалуй, так действительно будет лучше. Я неловко поднялась, чтобы уйти вместе с Энгусом.

Фрейзер взял меня за руку и с участием заглянул в глаза:

— С тобой все в порядке?

— Ты, наверное, меня убить готов? — выдавила я.

Он грустно улыбнулся:

— Нет, конечно. Гус, ты проводишь ее домой?

Энгус кивнул. Фрейзер отвернулся от нас.

— Ну, тогда пока.

Это было прощание.

Мы брели по коридору. Когда мы уже добрались до двери, Энгус вдруг развернулся и направился обратно в гостиную. Как слепая, я потащилась за ним.

— Ты… — начал Энгус, входя в дверь.

Фрейзер сидел, неотрывно глядя на диктофон. Когда он поднял голову, взгляд у него был погасший.

— Что? — буркнул он.

— Да ничего. Насчет такси хотел спросить. Пока.

И на этот раз мы убрались.

Энгус стремительно шел по парку, ветер разметал его волосы и полы пальто, о такси он явно и не вспоминал. Я трусила следом, стыдясь себя и боясь того, что он мог мне сказать. Я чувствовала себя глупой маленькой девчонкой. Казалось, мы прошли целые мили, а Энгус так ничего и не говорил. Возникло искушение потихоньку отстать и улизнуть, но я не решилась. Неожиданно я обо что-то споткнулась в темноте и сдавленно вскрикнула. Энгус подался назад, его окаменевшее лицо смягчилось.

— Ты в порядке? — Он пытался перекричать ветер.

— Да… Все прекрасно, — прохрипела я, хотя ничего прекрасного не было. Я попыталась шагнуть, но почувствовала резкую боль. Наклонившись, Энгус поддержал меня.

— Что случилось?

— Я… кажется, ногу подвернула. — Я привалилась к Энгусу, меня слегка мутило.

— Тебя не тошнит?

— Я бы… — я опять попробовала сделать шаг, — не исключала такой вероятности.

— Здорово, — мрачно сказал Энгус. — Полагаю, более веселого вечера у тебя еще не было?

Морщась, я продвинулась вперед еще на шаг.

— Да, это лучший морозный, семейно-враждебный и подвернутый вечер, который мне выпадал за всю жизнь.

— Давай сюда. — Энгус указал на скамейку, но я уже видела вдали огни Кэмдена.

— Доберешься?

— А ты можешь меня понести?

— Могу попробовать.

Я рассмеялась:

— Шучу. Я тебя придавлю. Дай мне просто опереться на тебя.

Следующие десять минут обернулись настоящей пыткой, но наконец мы ввалились в первый попавшийся по пути паб. Вырваться из холода и сырости само по себе было так хорошо, что мне сразу полегчало. Паб оказался тихим и старомодным. Здесь был настоящий камин; мы пристроились к нему поближе и принялись размораживаться.

Энгус встал, чтобы принести мне виски. Я бы предпочла стаканчик белого вина, но в сложившейся ситуации лучше было положиться на его решение.

Энгус вернулся с двумя большими стаканами.

— Спасибо тебе, господи, за цивилизацию, — сказал он.

— Можно мне со льдом?

— Ни в коем случае нельзя.

— Не слишком это цивилизованно — указывать людям, что делать.

Некоторое время мы смотрели на огонь. Наконец я решилась:

— Как по-твоему, что теперь будет?

Энгус вздохнул:

— Самому хотелось бы знать. Я чувствовал себя таким ослом. Но, Мел, мы ведь должны были это сделать.

В памяти возникло несчастное, погасшее лицо Фрейзера.

— Гм… Пожалуй.

Энгус потер глаза.

— Моему братцу крышка. Только вообрази — каждый день просыпаться возле кого-то, кто считает тебя идиотом. О господи, не знаю, что делать. До чего ж мерзкая тварь… Пойми, Фрейз — мой единственный брат. А после смерти папы… мы особенно сблизились. По крайней мере, я так думал.

— Вы раньше ссорились?

— Так — еще нет. Ну, пожалуй, только из-за игрушек из «Звездных войн». Но это когда было! Обычно, когда я заговаривал с ним о свадьбе, он только посмеивался… Но она все приближается.

— Да… Уже совсем скоро, верно?

— Через три недели. Церковь в Пирфорд-Вилледж. Добрый протестантский пастор, четыре сотни гостей и обед из пяти блюд.

— Не для меня, — заметила я.

— Ох, извини.

— Да мне все равно.

— Может, вообще ничего не будет. Ты видела, как он смотрел на этот чертов диктофон?

— Да, он ведь разозлился на тебя.

— Думаешь, на меня? А я думаю, что на нее.

Я отпила виски.

— М-да… Мел, можно тебя кое о чем спросить?

Ненавижу такие вступления. Все равно что сказать: «Мел, можно я тебя оскорблю и уйду как ни в чем не бывало, потому что я ведь тебя предупредил?»

— Ну да.

— Почему ты заплакала?

— Это… интересный вопрос.

— Извини. Не хотел лезть куда не надо.

— Все в порядке. Это ты извини. Просто я очень расстроилась — все получалось так по-свински. Почему люди не могут по-хорошему относиться друг к другу и по-хорошему устраивать свою жизнь? Это звучит жалко, да?

— Ничуть, — мягко ответил Энгус. — Ты и себя включаешь в этих «людей»?

— Это самое обычное выражение. Извини. За все.

— Это я виноват. Не переживай. Все перемелется. В конце концов, мы же братья. Кровь и тому подобное. Пожалуй, звякну ему завтра с утра, когда он отойдет.

Хорошо хоть мне не придется этого делать. Я допила виски и почувствовала, что меня клонит в сон.

— Как ты собираешься добраться до дома? — спросил Энгус.

Я вдруг поняла, что на самом деле вовсе не хочу домой — мне хотелось свернуться здесь, у огня, положить голову Энгусу на плечо. Но говорить этого вслух я не стала.

— Такси мне не по карману, — сказала я. — Думаю, позвоню Алексу. Он может заехать за мной на машине Чарли.

Энгус одолжил мне свой мобильник.

— На дне океана тоже работает? — спросила я, взяв большую штуковину со светящимся экраном.

— Может быть. — Энгус улыбнулся.

Трубку снял Чарли.

— Алекс дома?

— Э-э… Что?

— Чарли, это Мел. — Вот куриные мозги. — Алекс дома?

— А-а… Пойду посмотрю.

Я бросила быстрый взгляд на Энгуса.

— Малыш тупеет с каждым днем.

— Воспитание такое.

Я кивнула. В трубке слышались отдаленная возня и шепот.

— Алло? — неуверенно произнес Алекс.

— Алекс, привет, это я.

— А, привет, тыквочка. Я… гм… Я думал, ты вечером занята.

— Так и есть. Так и было. Послушай, я подвернула ногу, довольно серьезно. Ты не мог бы меня забрать?

— А… где ты?

— В Кэмдене.

— В Кэмдене? Да это же черт знает где. Ты что, взять такси не можешь?

— Если мне вдвое повысят жалованье, смогу. Послушай, я плохо себя чувствую, и я действительно повредила ногу. — Я снова впадала в состояние полного раздрая. — Ты приедешь за мной?

— Мел, сладкая моя, у меня сейчас дел по уши.

— Что? Это еще что за черт? Почему я должна тебя умолять, чтобы ты за мной заехал?

— Видишь ли… Тут зашли знакомые ребята, и я слишком много выпил, чтобы садиться за руль.

— Я тебе не верю. Ты просто не хочешь за мной ехать.

— Тыквочка, я бы приехал, если бы мог, честно. Поверь мне, никак. Ты возьми, пожалуйста, такси, а завтра я тебя проведаю.

Наступила пауза. Я не знала, что сказать — и просто отсоединилась.

Энгус в смущении отводил взгляд. Я подождала, пока глаза не перестало щипать, и сглотнула.

— Ублюдок.

— Похоже на то, — отозвался Энгус. — Я донесу тебя до дома.

Я посмотрела на него:

— С тебя станется.

— Дама в беде. Моя специальность.

Я засмеялась:

— Искушаешь?

— Искушаю. — Внезапно его голос стал серьезным. Он устремил на меня пристальный взгляд, и мое сердце учащенно заколотилось. Долгое время мы не сводили глаз друг с друга. Наши лица сближались. Тут я шевельнулась — и как следует приложилась лодыжкой о ножку стула.

— Аааа! — завопила я, сгибаясь. Сонная публика встрепенулась, озираясь: кого убивают? Я держалась за лодыжку, но легче не становилось. Боль волнами заливала ногу.

— Ой-ой-ой. Оооооо…

— Бедная! — Энгус вскочил.

Я прыгала на одной ноге.

— О-о-о, чертова нога. До чего же болит!

— Обопрись на меня. Может, пойдем в травм-пункт?

— Нет-нет! О господи. Такое уже случалось. Лучшее, что тут можно сделать, — это попасть домой и выпить аспирин. Черт-черт-черт!

Взгляд, которым мы обменялись, означал: все, что было или могло быть между нами, — все это прошло.

Энгус отправился к стойке бара и вызвал такси; потом они с барменом помогли мне добраться до выхода, и через час я уже покоилась в постели, с четырьмя таблетками нурофена и гарантированным похмельем на следующее утро.