Светлый берег радости

Глава 18 ОТКРОВЕНИЯ

Уснула я поздно и спала беспокойно. Перед самым пробуждением мне приснился сон из моего детства. Я бегала по какому-то захламленному двору и кого-то ловила, не то маленькую собачку, не то кошку. Что-то рыжее, пушистое бегало, металось, близко к себе не подпускало и в руки не давалось. Мне было во сне весело, я смеялась и кричала: «Юлька, держи его, держи!» И еще чей-то голос, тоже детский, и, кажется, мальчишеский, кричал: «Вон он, Юлька, вон он!» Уже проснувшись, но еще не открывая глаз, я повторила про себя — Юлька. Это обычное имя вызвало у меня вдруг чувство страха, озноб и сухость во рту.

Сидя за завтраком, я размышляла, тупо уставившись в одну точку. Я решила, что с меня хватит. Все время, которое я помню, я хожу по краешку бездны. Того и гляди, меня убьют, а я даже не знаю, кто я. Все, хватит сидеть спрятавшись, словно улитка в раковинке, надо вылезать и срочно пытаться узнать хоть что-нибудь о себе. Я оделась, спустилась вниз, отчистила от снега и завела машину. Бензина было немного, и первым делом я поехала на заправку. Заправившись под завязку, я решила ехать искать Аркадия Михайловича, того маленького адвоката, который рассказал мне о наследстве. Ясно ведь, что именно с наследством и связано то, что случилось со мной, то, из-за чего я потеряла память и чувствую себя так, словно меня вышвырнули из мира живых людей. Я помнила магазин, возле которого произошла наша встреча, Аркадий Михайлович тогда махнул ручкой, сказав, что живет неподалеку. Больше часа я медленно ездила по ближайшим окрестностям магазина, потом поняла, что это глупо, и поехала домой. Дома выпила жасминового чая; я снова разрешила себе пить его, и от волшебного напитка у меня наступило прояснение в мозгу. Книги «Вся Москва» в доме не было, и я позвонила в справочную, мне дали телефон коллегии адвокатов. Номер был все время занят, а когда я с трудом дозвонилась, мне ответили, что справок по телефону не дают, я быстро, пока не повесили трубку, спросила их адрес.

В коллегии было шумно, по коридору сновали люди, я попробовала обратиться к какой-то женщине, она отмахнулась от меня, даже не выслушав. Тогда я поднялась на второй этаж и заглянула в первый попавшийся кабинет. За столом сидела молодая женщина, судя по всему секретарша, и с тоской смотрела на экран монитора. Не знаю, что уж такое она там видела, но только на мое вторжение никак не отреагировала. Я спросила ее, как мне найти адвоката Аркадия Михайловича. Она подняла на меня грустный взгляд и ответила:

— Просто не знаю, как быть. Что ни делаю, зависает и все.

Ответ был несколько странный, поэтому я решила уточнить:

— Аркадий Михайлович зависает?

— Нет, компьютер, — машинально ответила мне секретарша, а потом словно проснулась: — Что? Какой Аркадий Михайлович?

— Адвокат, такой очень маленький, я его ищу.

— А-а, Молодцов? — Слабая улыбка тронула ее губы. — Так он купается.

Я вздохнула, мысленно посоветовала себе набраться терпения и кротко спросила:

— И где же он купается?

— Точно не знаю, то ли на Таити, то ли на Сейшелах. Зима, а он зиму не любит, всегда уезжает куда-нибудь, где тепло.

— А когда он вернется?

— Ближе к марту. А вам только он нужен?

— Только он, — ответила я и повернулась уходить. Замученная техническим прогрессом женщина вздохнула за моей спиной:

— И что за ним все так гоняются? По-моему, ничего особенного.

Я, естественно, не стала объяснять, что этот неособенный маленький человек является хранителем моего прошлого, по крайней мере какой-то его части. Дома пообедала и включила телевизор, шел какой-то латиноамериканский сериал. Я попробовала вникнуть в сюжет, но это оказалось непросто. Сначала какая-то женщина долго рыдала, а потом все герои фильма — а их оказалось много — по очереди пересказывали друг другу, почему страдает бедняжка, и продолжалось все это минут двадцать. Я тихо зверела, пока не догадалась выключить телевизор. Послонялась по комнате, поглядывая на телефон, наконец подошла и набрала номер, который мне еще летом дал Сергей Львович, один из моих заказчиков. Телефон тут же откликнулся, говорил он сам. Я поздоровалась, напомнила, кто я, и спросила, по какому номеру позвонить его жене. Он очень удивился и спросил:

— Зачем?

Слегка замявшись, я объяснила, что мы когда-то с Наташей вместе учились, несколько лет не виделись, встретились только на банкете, но в связи с трагическим происшествием поговорить толком не смогли. Я хотела бы встретиться с ней и пообщаться. Выслушав меня, Сергей Львович так долго молчал, что я начала думать, что у меня сломался телефон. Наконец он сказал:

— Ну что ж, я в принципе не возражаю, насколько я помню, Наташенька была рада вас видеть. Сделаем так: я сообщу ей, а она вам перезвонит, только я не помню номер вашего телефона.

Я продиктовала ему свой номер и стала ждать. Звонка все не было, и я решила, что Сергей Львович — заправский цербер и никого к своей жене не подпускает. Но через полчаса она позвонила мне, и мы договорились встретиться в кафе, недалеко от ее городской квартиры.

Я приехала первой и заказала себе кофе, мне еще не успели принести заказ, появилась Наташа. Она была очень тепло одета и пояснила мне, что слегка простужена. Появившейся с чашкой кофе для меня официантке она заказала грог. Пока его не принесли, я успела ответить на вопрос Наташи, куда я пропала и почему так долго не появлялась.

Отпивая маленькими глотками свой напиток, она сказала:

— Сашка! Ты ведь всегда такая была: то не отходишь от меня, то пропадаешь куда-то. Но я никогда не могла по-настоящему на тебя рассердиться, ты всегда чем-то привлекала меня, и сейчас я очень рада тебя видеть! А ведь ты даже не позвонила мне после того ужасного банкета, я ведь ждала! Ну ладно, ладно, это я так, болею, потому и ворчу. Как твои дела? Много заказов?

— Да, было много, очень напряженно работала, теперь вот перерыв, отдыхаю. Захотелось увидеть тебя, да и вопрос у меня к тебе есть.

Пока я осторожно подыскивала слова, чтобы сформулировать вопрос, Наташа перебила меня:

— Мне нравится, как ты все делаешь, честно! И все же извини, но мне безумно жаль, что ты изменила своей профессии, своему делу. Тебя так хвалили профессора, возлагали такие надежды, а как тебя обожали твои юные пациенты! Ты же была хирург от Бога! И ведь любила свою профессию. Почему же ушла, что произошло? Деньги? Но ты их и там немало имела. Прости, что так набрасываюсь на тебя, но я все никак успокоиться не могу, подумать только — детский кардиохирург стал дизайнером-оформителем!

— Наташа, — осторожно начала я, — мне сложно все объяснить, но у меня была травма, и я просто вынуждена была искать другую работу, попробовала себя в дизайне, и вот, ты же сама говоришь, что у меня хорошо получается. Я хотела спросить тебя…

И опять Наташа нетерпеливо перебила меня:

— Ну конечно! Мне надо было сразу догадаться, что без достаточно серьезных причин ты бы никогда не бросила любимое дело. Так, значит, все из-за той аварии, в которую ты попала? Ну надо же! А как ты себя сейчас чувствуешь? Но постой, постой… Ведь Юлька… Юлька же сказала, что ты погибла! Или я ее плохо поняла? Да нет же! Она сказала, что ты вышла замуж за какого-то врача, тоже хирурга, но не москвича, вроде бы познакомилась с ним на какой-то конференции, уехала жить к нему, а через несколько месяцев ты с мужем попала в дорожную аварию, вы оба погибли! Юлька еще сказала, что ездила тебя хоронить, а никому не сообщила, потому что телефонов не знала. Значит, муж погиб, а ты нет? Зачем же она меня обманула? Ох, никогда мне эта твоя Юлька не нравилась, и как ты только могла с ней дружить? Пусть я ее и видела-то раза три, не больше, и знала только с твоих слов в основном, но вот не нравилась она мне и все! А ты чего молчишь-то? Заговорила я тебя, да? Ты ведь спросить что-то хотела?

— Да, я как раз и хотела спросить, откуда ты взяла, что я умерла, но ты и без моего вопроса все рассказала уже. Ну а как ты живешь, Наташа? Мне кажется, что у тебя очень хороший муж и очень любит тебя.

Я намеренно перевела разговор на нее, чтобы она не задала мне какого-нибудь вопроса, на который я не сумею ответить. Наташа разом погрустнела и поделилась своей бедой. Сережа у нее хороший и любит ее безумно, но вот с детьми ничего у них не получается, и вина в этом ее. Летом она ездила в Швейцарию, лежала там в клинике, лечилась, муж угрохал на лечение большие деньги, но результатов пока нет. А здесь, в Москве, ей прописали какие-то уколы, она их сама себе делает, но после них плохо себя чувствует, Сережа это заметил и запретил их делать. Еще и простудилась недавно, правда, уже выздоравливает. Наташа была не на шутку удручена, мне было жаль ее, но помочь нечем, да и боялась я с ней долго говорить: в любой момент я могла сказать что-нибудь не то, поэтому стала прощаться.

— Наташа, тебе надо посидеть дома, пока не вылечишься, знала бы, что ты болеешь, не стала бы назначать эту встречу. Давай выздоравливай, я вскоре позвоню тебе.

Когда мы уже вышли на улицу, она неожиданно сказала:

— А помнишь, как ты на первом курсе ездила на лекции из своей Ивантеевки и очень уставала, а я тебя жалела, не знала, чем помочь, и стала приносить тебе из дома то ватрушки, то яблоки, помнишь?

Я погладила ее по щеке:

— Ты всегда была добрым человеком и хорошей подругой, но не надо разговаривать на улице, а то еще хуже простудишься, беги домой скорей!

Наташа смущенно засмеялась:

— Сразу видно, что ты прежде всего врач, и хороший, а из меня вышел совсем никудышный.

Она развернулась и быстро пошла, но на ходу оглянулась и помахала мне рукой в мохнатой варежке. Она уходила, а меня мучило какое-то неясное чувство. Я сорвалась с места, догнала ее и, повернув к себе, быстро сказала:

— Не спрашивай ни о чем, я и сама не знаю. Только вот что, не делай никаких инъекций, не принимай никаких лекарств, все само устроится, месяца через два-три ты забеременеешь. За все остальное я не ручаюсь, жизнь сложная, но ребенка ты родишь, и здорового.

Я тут же ушла. Сев в машину, принялась ругать себя. Что на меня вдруг нашло?! Это ведь не шутки, вот так ни с того ни с сего подать надежду отчаявшемуся человеку. Почему я вдруг стала изображать из себя ясновидящую, после вчерашних слов Пестова? Чушь какая-то! Дома, выпив чашку чаю, я отошла немного и стала размышлять о собранной информации. Чем дальше в лес, тем больше дров, но и тем темнее. Почему эта Юлька солгала Наташе о моей смерти? Ошиблась? Но как она могла ошибиться, если она, по ее словам, ездила меня хоронить?! Может, все-таки ошиблась, муж погиб, а я нет? Стоп! Какой муж, когда я до Бориса девушкой была?! Значит, и здесь ложь. Юлька эта — лошадка о-очень темная! И надо же, моя давняя подруга. Где мне искать эту Юльку, может, в Ивантеевку ехать? Но как я там ее найду, зная только имя? И стоит ли ее искать? Какую роль в моем сегодняшнем положении она сыграла, я не знаю, но чувствую, что очень скверную, где у меня гарантии, что я узнаю ее в лицо?

Во сне я опять видела Юльку, мы с ней, обнявшись, ходили по какому-то длинному полутемному коридору и хихикали. Проснулась я злая на весь мир и на себя, но за завтраком глупая злость как-то сама собой выветрилась. За окном светило солнце и был легкий морозец, я вышла прогуляться. Плохо, что я так мало гуляю, может, от этого вся моя хандра? Надо срочно найти себе дело, но какое, опять дизайн? Вряд ли сейчас есть заказы, зимой мало кто этим занимается, а что тогда? На глаза попалось объявление на столбе: «Срочные курсы английского языка. Возможно трудоустройство». Ну вот, чем не занятие? Буду учить язык, а потом устроюсь секретаршей в какую-нибудь фирму.

А вдруг я знаю язык? Как бы выяснить, так это или нет? О, вон на той стороне книжный, зайду-ка я туда. Открытый доступ, отлично, ну-ка, посмотрим. Вроде бы мне это знакомо, но в любом случае освежить память не мешает. Я приобрела учебник для начинающих и продолжение, буду штудировать дома, вот и занятие на первое время. По дороге зашла в магазин и купила целый пакет фруктов: яблоки, мандарины, бананы. До самого вечера я валялась на диване, поглощала фрукты и листала учебник. Сначала было сложно, вроде бы знаешь, помнишь, а смысл ускользает. Но потом мало-помалу знание стало выплывать из небытия, судя по всему, я когда-то немало времени уделяла языку. Немного позаниматься — и я смогу переводить, но сегодня уже, пожалуй, хватит учиться, надо что-нибудь сообразить на ужин. Только я встала с дивана, зазвонил телефон, никак я кому-то понадобилась. Звонил Борис, я обрадовалась, что он сейчас придет, и уже хотела спросить, что бы он хотел на ужин. Но он погасил мою радость, сказав, что звонит просто так, чтобы узнать, как я. Я заявила, что изучаю английский и что мне некогда. Не успела отойти, телефон запиликал снова, не иначе, Борис хочет спросить, с какого перепугу я вдруг занялась языком. Но это уже был не он, а Пестов. Разлюбезный Алексей Степанович осведомился, одна ли я, и, получив утвердительный ответ, буркнул, что сейчас придет. Этому я даже не успела сказать, что мне некогда, впрочем, вряд ли это его остановит. Что ему на этот раз надо? Разве только коньяк допить? Я добралась наконец до кухни, открыла холодильник и задумалась, что приготовить? Вытащила три довольно мясистые куриные грудки, натерла их солью и специями, поставила в микроволновку, пусть запекаются. Порезала сыр небольшими кубиками, смешала с овощами и маслинами, сбрызнула оливковым маслом, получился салат по-гречески — я этот рецепт узнала недавно, и он мне очень понравился. Тренькнул дверной звонок. Войдя в квартиру, гость, как обычно, направился в комнату, но я завернула его в кухню.

— Я собираюсь ужинать, можете составить мне компанию, коньяк свой допьете.

Мое предложение его не очень воодушевило, не доверяет моим кулинарным талантам? Но упоминание о коньяке подействовало. Я достала бутылку и рюмку, положила в тарелки салат. Салат он разглядывал долго и придирчиво, что-то ему не нравилось. Выпил рюмку, попробовал салат и очень быстро его съел. Я усмехнулась и положила ему добавки. Прозвенел звоночек микроволновки — куриные грудки были готовы. Я положила по штуке ему и себе. Пестов водил носом, запах ему нравился, а когда попробовал, то даже похвалил:

— Готовить ты умеешь.

Подождав, когда он доест, я сварила ему кофе, себе же налила чай и уставилась на него вопросительно. Пора было переходить к делу, не ужинать же он ко мне пришел.

— Ну и что ты опять натворила? — спросил он и, видя мое недоумение, пояснил: — Мне звонил Сергей Львович и жаловался на тебя.

— Жаловался? На то, что я полчаса разговаривала с его женой? Так это не преступление. Он что, вообще ей ни с кем общаться не разрешает?

— Он, конечно, мужик странноватый, носится со своей женой как с писаной торбой, но правда и то, что она у него нервная и впечатлительная, здоровье не ахти, часто болеет. А после вчерашнего разговора с тобой она была сильно взволнована, у нее повысилась температура, что ты на это скажешь?

— Ну что я могу сказать? Человек она впечатлительный, что есть, то есть, но волнение вещь не опасная, даже для впечатлительных людей. Она простужена и еще до конца не вылечилась, когда я договаривалась с ней о встрече, то не знала об этом, узнала только в кафе, поэтому и отправила домой побыстрее. Зима, ветер, она прошлась по улице, температура вполне могла подскочить, но сегодня наверняка уже в норме. Можно позвонить узнать.

Пестов иронически хмыкнул:

— Я вижу, что у тебя на все припасен ответ, а скажи-ка мне, зачем тебе понадобилось вдруг с ней встречаться?

— Неужели и в этом я должна отчитываться? Интересно, с какой стати? И что странного в том, что две женщины встретились и поболтали немного за чашкой кофе?

— Ничего, если бы вы были подругами и встречались регулярно. Но это ведь не так. Ты виделась с ней в начале октября, три месяца ты ей не звонила и не вспоминала о ней. И вдруг звонишь, просишь о встрече, это ведь была твоя инициатива, не так ли? Что же побудило тебя вдруг вспомнить о ней, что случилось?

— Вы слишком большое значение придаете пустякам, на вас это не похоже. Что побудило, спрашиваете? Безделье и скука. Все эти три месяца я была чем-то занята, а сейчас мне делать нечего, я и вспомнила о ней. Устраивает вас такой ответ?

— Ты правда училась вместе с ней, где?

— А что же вы у нее этого не спросили?

— Не увиливай. Я задал тебе вопрос и хочу знать на него ответ, так где вы с ней учились?

— В медицинском институте.

Ох, как мне не хотелось этого ему говорить, но ведь он может узнать от Наташи, если уже не знает. Только бы не спросил, в каком именно, что я ему тогда скажу?

— Значит, ты врач? Интересно! И какая же у тебя специальность?

— Кардиохирург, детский.

— Чем дальше, тем интереснее! Тогда зачем же тебе заниматься дизайном? Руки у тебя вроде бы не дрожат, что же ты не занимаешься своим делом?

— Из-за травмы, я не так давно попала в аварию.

— Травма чего?

— Головы.

— Звучит серьезно.

Он заглянул в свою чашку, она была пуста, и я занялась приготовлением кофе, вздохнув с облегчением, что допрос окончен. Но когда я налила ему свежесваренный кофе и села на место, то вдруг услышала следующий вопрос:

— Ну хорошо. С этим если и не все, то кое-что ясно, я, собственно говоря, просто так тебя расспрашивал, чтобы было что сказать Львовичу, если он опять начнет говорить об этом.

Не успела я мысленно охнуть — вот змей! — как последовал новый вопрос, заданный весьма жестким тоном:

— Как ты оказалась в кафе?

Что он, с ума сошел? Я же все ему русским языком объяснила! Подивившись такой явной тупости, я исполнилась терпения и ответила:

— Меня привел туда Сеня. Я же говорила вам.

— Какой еще Сеня? Ничего ты мне не говорила. А-а, да я тебя не про «Цаплю» спрашиваю, а про «Лимпопо»!

Я вытаращила в изумлении глаза:

— О чем вы? Какое еще «Лимпопо»? Да я понятия о нем не имею!

— Знаешь, дорогуша, ты когда врешь, то хоть запоминай, что именно говоришь. Ты же мне сама не далее как позавчера во всех подробностях описала, что присутствовала при том, как застрелили Аську. Теперь ты хочешь уверить меня, что это неправда? Но я навел справки и выяснил, что твой рассказ, скорее всего, соответствует действительности. Мы говорим с тобой о важных вещах, кончай придуриваться, не зли меня! Ты мне помогла разобраться в некоторых моментах, поэтому я готов относиться к тебе с терпением, но все имеет свои пределы, а терпение не моя добродетель.

— Вы бы сразу сказали, что спрашиваете о том кафе, где Аську убили, я даже не знаю, как оно называется, не посмотрела на вывеску.

— Да черт с ним, с названием этим, да и с вывеской тоже! Как ты могла оказаться в кафе, да еще в этот момент?

Я захлопала глазами, не понимая сути вопроса, от его агрессивного тона и напора у меня мешались мысли.

— Не понимаю, что значит — как могла? Просто вошла и села.

Он побагровел, помолчал некоторое время и повторил медленно, как для дефективной:

— Послушай меня, мы говорим о том, что твоя сестра хотела встретиться с каким-то человеком в кафе, и я знаю совершенно точно, что, идя на эту встречу, она никого не стала бы брать с собой, включая тебя. Тем не менее ты там оказалась, каким образом?

Я закусила губу, чувствуя, что попала в переплет.

— Я была там и все видела. Все, что рассказала вам, правда, я не солгала. Больше ничего сказать не могу.

— Как далеко ты сидела от Аськи?

— Не очень далеко.

— Наверное, не очень, раз все видела так подробно. А она тебя видела?

— Не знаю.

С минуту он смотрел на меня в упор, потом вроде бы смягчился.

— Хорошо, зайдем с другого бока, концы с концами у тебя не вяжутся. Ты говорила, что тебя опрашивала милиция, что было потом?

— Ничего. Они поговорили со мной, почти ничего не выяснили, удивились, что я такая тупая, и переключились на других свидетелей. Ах да! Я и забыла совсем. Там была какая-то пара, они сидели с другой стороны и запомнили внешность убийц, вот милиция на них и переключилась. А я ушла, пока на меня не обращали внимания. И все.

В глазах у Пестова зажглись какие-то непонятные огоньки, он насмешливо прищурился:

— И все, говоришь? А как же Аська? Я растерялась:

— А что Аська, ее же убили.

— Правильно, убили. Но ведь мертвые не растворяются в воздухе сами по себе, с ними надо что-то делать, не так ли? Значит, ты ушла, оставив в кафе труп сестры, и больше не интересовалась им, не забрала его из морга, не похоронила, ведь так выходит? В тот же день ты поселилась здесь, попала в поле моего зрения, и я знаю, что ни о каких трупах и похоронах ты не хлопотала, наоборот, была у меня на даче и уверяла, что ждешь со дня на день возвращения сестры. Как ты все это объяснишь?

Я поняла, что окончательно влипла. А все моя ущербная голова! Даже не продумала все аспекты авантюры, в которую ввязываюсь.

— Ну, что же ты примолкла? Есть ли хоть слово правды из того, что ты мне говорила?

Я вспыхнула:

— Есть! И не одно! Все, что я рассказала о трагедии в кафе, правда от первого и до последнего слова! Я только название кафе не знала, не посмотрела при входе. Да вы и сами знаете, что это правда, вы же сказали, что наводили справки.

— Ну, дальше, дальше! Я все еще не понимаю, как ты могла оказаться в кафе, сидела так близко от Аськи и она тебя не видела, ведь со зрением у нее все было в порядке.

— Видела она меня, просто не обращала внимания…

— Не верю! Не могла она не обращать на тебя внимания.

— Вы лучше слушайте, не перебивайте, мне и так непросто говорить. Видела она меня, вряд ли запомнила, но видела. Дело в том, что я… я не ее сестра, я вообще ей никто! Мы даже не были знакомы, я ее в кафе и увидела, не знаю, почему обратила на нее внимание, что-то в ней такое… Я еще подумала, что мы внешне чем-то похожи.

Алексей Степанович несколько мгновений смотрел на меня тяжелым взглядом, потом резко встал, с грохотом отшвырнул ногой табуретку, крутанулся по кухне и что есть силы кулаком врезал по стене.

— Вот оно! — выкрикнул он. — Вот оно!