Светлый берег радости

Глава 24 СДЕЛКА ВЕКА

После работы я сразу поехала домой, надо было успеть собраться в ресторан. Первым делом я полезла в душ и только успела выйти, в дверь позвонили. О, только бы не Борис! Две недели не показывался, звонил лишь однажды, сказал, что очень занят, и если теперь он решил появиться в столь неподходящий момент, то я просто взвою! Выть не пришлось, потому что это был Пестов. Я забеспокоилась.

— Случилось что-нибудь? Как Нина Федоровна? Как Валерик?

— Нет, не волнуйся, все в порядке. Валера и Нина здоровы и веселы. Просто я несколько дней не видел тебя, а сейчас углядел из окна, как ты выходишь из машины, вот и решил навестить тебя, так сказать, по-соседски. Но теперь вижу, что не угадал с визитом, ты, кажется, куда-то собираешься?

— Вы правы, собираюсь. Я иду в ресторан с Германом Александровичем, заместителем директора.

— Это с тем лощеным красавчиком, о котором ты рассказывала? Да он же тебе не очень-то понравился? Или ты уже изменила о нем свое мнение?

— Если изменила, то в худшую сторону.

— Вот даже как! Так зачем же идешь, от скуки?

— Нет, из стратегических соображений. — И я рассказала ему о противостоянии директоров, о дурацком поведении коллектива и о том, насколько все это меня раздражает и интригует одновременно.

Пестов задумался.

— То, что ты мне сейчас поведала, действительно довольно любопытно, ситуация у вас там неординарная. Я попробую стороной узнать, что за собака там зарыта.

— О’кей! Но только осторожно, не спугните моих птичек.

— Не учи отца е…! — последовал хлесткий ответ.

Я обернулась и пристально вгляделась в его лицо, грубым он бывал часто, но нецензурно при мне выражался крайне редко, значит, что-то все-таки случилось. Заметив мой вопросительно-тревожный взгляд, Пестов нехотя вымолвил:

— Все-то ты видишь. Ну да, случилось — Маринка, дурища, опять из клиники сбежала! Нет, видно, от наркоты ей и помереть суждено! Таня ищет ее, но пока безуспешно. Но это уже привычная боль, почти притерпелся. Ты не обращай внимания, собирайся, а то вдруг не дождется тебя твой петух индейский.

— Дождется, куда он денется, — отмахнулась я, провожая его до двери.

Но после его ухода все же заторопилась. Сегодня я решила надеть Аськины вещи, в последнее время я избегала их трогать, но сейчас подумала: а, собственно, почему? Лежат без всякой пользы. Я выбрала платье мягкой шерсти насыщенного вишневого цвета, длина до колена, небольшой разрез на боку, сильно обтягивающее. Посмотрела на себя в зеркало: то, что доктор прописал! Под цвет платья сапоги, сверху песцовый полушубок. Готово — да здравствую я! И пусть завидуют, если кто хочет!

Ресторан был большим, но шумно не было, тяжелые ткани портьер, почти сплошь скрывающие окна и стены, поглощали звук.

— Я изумлен и восхищен! — сказал мне мой спутник, целуя руку и усаживая за стол.

— Чем же, позвольте узнать? — протянула я лениво, входя в роль хищной кошки.

— Всем. Вашей машиной, вашими мехами, вашим платьем, но прежде всего вами, моя дорогая!

Я улыбнулась, благодаря за комплимент.

— Заказывайте, что хотите, сегодня я исполню все ваши желания.

Я выбрала карпа по-царски, сырное суфле и салат с курятиной и специями, из напитков — минералку. Повернувшись к Герману, я пояснила:

— Я не пью спиртного.

— Как, совсем?

Лицо у него вытянулось, я сочувствующе ему улыбнулась:

— Понимаю вас. Невесело пить в одиночестве, ну уж как-нибудь перетерпите это сегодня.

Себе Герман заказал водку под жаренное на решетке мясо с кровью. Выпив водки, он слегка повеселел. Разговор у нас перескакивал с одного на другое, как часто бывает у людей, которые еще плохо знакомы, общих тем для разговоров пока нет, вот и затрагивают разные темы, изучая интересы и пристрастия друг друга. Когда принесли кофе, он спросил меня:

— Как давно вы знакомы с Ильей Андреевичем?

Я засмотрелась на молодую красивую пару, танцующую медленный танец недалеко от нас. Их вид разбередил мне душу, ведь и я могла вот так танцевать здесь с Борисом, а не сидеть за столом с человеком, который мне не нравится и которому не нравлюсь я. Наконец я опомнилась, что от меня ждут ответа.

— Извините, я засмотрелась на эту пару, хорошо танцуют. Мы знакомы десять дней.

— Не может быть! Я почему-то решил, что вы давно знаете друг друга. А с Лидой Серовой вы подруги?

— Нет, мы виделись всего один раз. Вы, наверное, хотите выяснить, как я устроилась на эту работу? Совершенно случайно, да и работа временная, еще неделя-две — и меня поминай как звали.

Герман посмотрел на меня недоверчиво. Но тут же спохватился и натянул на лицо любезную улыбку. Было видно, что его мысли где-то далеко. Я заговорила с ним о работе, задала несколько вопросов, на которые он ответил машинально, потом очнулся и спросил, не хочу ли я еще чего-нибудь. Подошел официант, и через пять минут на стол лег счет. Герман его долго изучал, вид у него был недовольный, хотел что-то сказать, но передумал и отсчитал требуемую сумму, практически не дав чаевых. Мы пошли к выходу, я удивлялась про себя искусству официанта, сумевшего выразить презрение, не двинув ни единым мускулом лица. Вдохнув на улице морозного воздуха, я порадовалась, что сейчас мы расстанемся, но не тут-то было. Герман попросил его подвезти. Всю дорогу меня не оставляла глупая мысль, что, потратившись в ресторане, он теперь экономит на такси. Сев в машину, он как-то сразу повеселел и теперь разливался соловьем, а на полпути вдруг сказал:

— Может быть, Ася, вы пригласите меня домой на чашечку кофе?

— Извините, но как-нибудь в следующий раз, сегодня я устала, — ответила я с любезной улыбкой, твердо зная, что следующего раза не будет. По-моему, и он это знал.

Когда я довезла его до дому, он не удержался и спросил:

— И все же я не пойму, какая нужда вам работать, да еще секретаршей?

— Нужда самая обычная, как и у всех — деньги. Спасибо за вечер, спокойной ночи!

Дома, снимая макияж с лица, я ломала себе голову над тем, чего же этот Герман так боится? Подсидеть его я никак не могу, слишком у меня ничтожная должность, да и та не моя. Уже ложась в постель, я пришла к выводу, что он, видимо, решил, что я человек Ильи, и пытался нащупать подходы. Простое объяснение, что он обычный бабник, не пропускающий ни одной юбки, я сразу отвергла: слишком вялым было его ухаживание, да и в глубине души я чувствовала, что совершенно ему не нравлюсь, что, впрочем, не задевало меня.

На следующее утро я, придя на работу, сразу стала хлопотать насчет кофе: шеф часто не успевал дома позавтракать. Ко мне заглянула одна из сотрудниц, с которой мы болтали иногда, и сообщила, что пришла разносчица с корзиной рогаликов и пышек. Это было очень кстати, я взяла кошелек, пакет и спустилась вниз. К разносчице уже выстроилась очередь. Передо мной остался один человек, когда в холл, словно корабль, вплыла Алла. Я оглядела ее фигуру и подумала, что ей только пышки есть. Но та пришла не за пышками, а за скандалом. Только я сказала продавщице, каких мне изделий и сколько, Алла дернула меня за рукав и, когда я повернулась к ней, заговорила громко, не стесняясь того, что кругом сотрудники:

— Послушай, ты, факирша на час! Я вижу, что ты раскатала губы на Германа. Заруби себе на носу: у тебя ничего не выйдет, даже и не думай! Это он просто так ходил с тобой вчера, чтобы посмеяться, он на таких замухрышек, как ты, время тратить не будет!

Я протянула продавщице деньги, та взяла и, отсчитывая мне сдачу, полюбопытствовала, кивая на Аллу:

— Чего это она так разошлась? Отходя от нее, я бросила:

— Не обращайте внимания, на эту женщину иногда находит, и она начинает заговариваться.

В очереди засмеялись, у женщин конторы Алла не пользовалась симпатией, потому что пользовалась ею у мужчин, да еще хвасталась этим и задирала перед всеми нос. Алла на какое-то время растерялась, но быстро опомнилась, забежала вперед и расставила руки, словно играя со мной. Ну что ж, играть так играть, я поднырнула под ее руку и пошла к лестнице, с которой только что спустились две сотрудницы и отрезали путь ко мне этой полоумной.

Когда я вошла к шефу в кабинет с чашкой кофе и ватрушкой на тарелочке, он задумчиво окинул меня взглядом, хотел что-то спросить, но промолчал, и все же, когда я пошла к двери, он решился заговорить:

— Это правда, что вы ходили вчера в ресторан с Германом Александровичем?

— Да, ходила, но меня удивляет, что вы второй человек сегодня, кто говорит об этом. Не пойму, как это могло стать известно, если я никому ничего не говорила? Нас кто-то видел в ресторане? Может быть, вы?

— Мне об этом только что сказал сам Герман Александрович по телефону, а поскольку разговор у нас был сугубо деловой, то я даже не знал, как реагировать на такое странное сообщение. Потому и спросил у вас, хотя, конечно, вы имеете право в свободное время ходить куда угодно и с кем угодно. Вы мне подготовили запрос, о котором я вам вчера говорил?

— Да, вчера еще, — машинально ответила я, пытаясь оправиться от удивления и размышляя о том, что за странную политику ведет Герман?

Я так углубилась в свои мысли, что забыла выйти из кабинета и очнулась от недовольного голоса шефа:

— Что вы встали, почему не идете работать? И принесите запрос, он мне нужен срочно.

— Сейчас принесу, а встала я потому, что ломаю голову над вопросом: что нужно от меня вашему заместителю? Вчера он пригласил меня только для того, чтобы расспросить о наших с вами отношениях, и, кажется, очень расстроился, что никаких отношений нет. А сегодня он всем рассказывает о нашем вчерашнем походе, странное поведение и странный человек, у него все в порядке с головой?

— За его голову вряд ли стоит волноваться, с ней все в порядке, а кому еще он рассказал?

— Да этой ненормальной Алле, своей секретарше, она мне сейчас внизу скандал по этому поводу закатила, не фирма, а филиал дурдома, право слово!

Я вышла и, взяв запрос, вошла снова. Мне показалось, что шеф смотрит на меня более человечно, как-никак мы поговорили о чем-то, кроме бумаг и работы.

Вечером я пересказала все происшедшее Пестову, который зашел полюбопытствовать, как я вчера сходила в ресторан.

Алексей Степанович нахмурился:

— Даже не знаю, друг ты мой Ася, что тебе посоветовать. Не нравится мне все это, и этот твой Герман в особенности. Чувствует мое сердце, темная он лошадка, а главное, что способен на всякие пакости. Может, тебе уйти?

— Нет, Алексей Степанович, я обещала поработать, пока Лида не выйдет, а свои обещания нужно выполнять, правда? И, кроме того, вы будете надо мной смеяться, но мне жаль Илью, он явно попал в болото и не знает, как оттуда выбраться. А ведь человек вроде бы неглупый и работать умеет.

— Ну вот, уже и жалко, экая ты жалостливая. Меня небось ни на мгновение не пожалела, а тут пожалуйста. Да и чем ты ему поможешь, а может, ты в него влюбилась?

— Вам, Алексей Степанович, чья бы то ни было жалость нужна не больше, чем коту второй хвост. Вы вполне способны из любой передряги вылезти и еще кому-нибудь помочь, если расположены к нему конечно, потому что вы человек сильный. Я в своего шефа не влюблена, а он презирает всех женщин, видно, было что-то в его жизни нехорошее, с чем он не справился, и в этом нехорошем явно была замешана женщина.

— Ясное дело, как же без женщин? Где какая пакость, то уж непременно какая-нибудь бабенка затесалась. Информации по этой фирме у меня нет, слышал краем уха, что дело закручено довольно высоко, а это самое пакостное. Понимаешь, о чем я?

— Понимаю, но что-то мне сомнительно. Ведь не бог весть какая фирма. Все довольно заурядное — и дела, и люди.

— То, что заурядное, ничего не значит. Но мне вот что пришло в голову: а какие договора проходили по фирме в последнее время, кем визировались и в каких инстанциях?

Я посмотрела на него неодобрительно и покачала головой.

— Забеспокоилась, что я тебя на экономический шпионаж толкаю? Не волнуйся, моих интересов в этой сфере нет, просто надо как-то подобраться к этой шкатулке с секретами, мы в одной команде или нет?

Нехотя я пересказала ему все, что знала.

В конторе последние дни наблюдался ажиотаж, грядет «сделка века», сострил кто-то, и в том, чтобы она состоялась, заинтересованы все. Парадокс заключается в том, что совершает эту сделку Илья, которого все терпеть не могут, но в данном конкретном деле молиться готовы за его успех. Главбух сказала мне, что сегодня звонила Лида, через два дня ей снимут гипс, но рука все еще болит. Значит, все произойдет почти одновременно — и заключение сделки, и возвращение Лиды в строй. Как тут без меня будет Илья?

Все произошло не совсем так, как я думала. Заключение сделки прошло как по маслу, без сучка без задоринки, а вот возвращение Лиды не состоялось. Гипс сняли, сделали рентген, и выяснилось, что рука срослась неправильно. Бедная женщина, теперь ей будут ломать руку, а потом опять накладывать гипс! Илья Андреевич, после моих подталкиваний, все-таки решился и заказал банкет в ресторане, правда недорогом, но это не важно, главное — чтобы коллектив убедился, что и новый босс не совсем уж сухарь. На банкет пришли не все. Сначала все держались скованно, но потом выпили по первой, по второй и понеслось! Я оглядела собравшихся: Германа не было, а стало быть, не было и Аллочки, из бухгалтерии не пришла Светлана Михайловна, а вот Катя, так люто ненавидящая Илью и меня с ним за компанию, пришла, смеется и строит глазки молодому программисту. Я улыбалась всем, даже мускулы лица заныли, но на душе были холод и печаль. Когда я сегодня зашла домой после работы, чтобы переодеться, позвонил Борис. Только я хотела позвать его с собой на банкет, он сразу охладил мой пыл:

— Ася, я долго не звонил тебе, все думал: почему у нас с тобой ничего не получается? И решил, что нам надо некоторое время не видеться, немного остыть друг от друга, ты так не считаешь?

— Нет, я так не считаю, но это уже не важно, достаточно того, что так считаешь ты. Что ж, пусть будет так, как ты хочешь.

Надо же, думала я, ковыряя вилкой салат и продолжая машинально улыбаться окружающим, не звонить три недели и позвонить только для того, чтобы сказать такую холодную рассудочную чушь. Он еще остыть хочет, да куда уж дальше, и так как айсберг! В это время оркестр в зале заиграл, видимо, по чьей-то просьбе «Айсберг», я хмыкнула от такого совпадения и вдруг услышала рядом с собой:

— Разрешите вас пригласить?

Передо мной стоял Витюша Марков, самый молодой из начальников отделов, наши дамы от него млели. Я подала ему руку, и мы влились в круг танцующих. Он танцевал легко и непринужденно, слава богу, и я умела танцевать, а то в последний момент спохватилась, вдруг не умею? Потом меня пригласил шеф, мы протанцевали с ним два танца, он слегка раскрепостился и был в хорошем настроении. Во время второго танца, когда мы еле передвигали ноги под медленную, тягучую музыку, я почувствовала покалывание в затылке. Резко обернувшись, увидела, что за мной наблюдает какая-то женщина с такой массой жгуче-черных кудрей на голове, что они казались искусственными. Лица я не успела разглядеть, она быстро скрылась, только волосы.

В начале одиннадцатого я решила ехать домой, перед уходом подошла попрощаться с шефом и поблагодарить за праздник. Он стоял, окруженный стайкой женщин, еще неделю назад плевавшихся при одном упоминании его имени, а теперь изо всех сил старающихся очаровать начальника. Когда я разговаривала с ним, в толпе опять мелькнула женщина с копной черных волос — и тут же затерялась. Домой я приехала около одиннадцати, немало возбужденная открытием, что за мной наблюдает какая-то женщина, а догадка по поводу того, кем бы она могла быть, и вовсе взвинтила меня донельзя. Мне хотелось позвонить Алексею Степановичу и рассказать ему обо всем, но я одернула себя. Нельзя же докучать ему без конца, он и так слишком нянчится со мной. Да и время уже позднее. Только я доказала себе все это, как зазвонил телефон — это был, конечно, Пестов, легок на помине!

— А я, представьте себе, думала о вас, — выпалила я с ходу.

— Приятно слышать! Но звоню я, чтобы пригласить тебя завтра с нами на дачу.

— На дачу? Как на дачу? Зима же.

— Ну и что? Дача теплая, обогревается, у нас там и лыжи и санки есть, Валерку покатаешь и сама покатаешься. Ну что, поедешь?

Мне вдруг страшно захотелось поехать с ними, увидеть зимнюю природу, развеяться и отдохнуть. Но кое-что не давало мне покоя, и я осторожно спросила:

— А Нина Федоровна не будет против?

— Ася, ты меня удивляешь, почему она должна быть против? Она сама предложила мне пригласить тебя.

— Я с удовольствием! Наверно, мне лучше ехать на своей машине, во сколько выезжаем?

— Вот это другой разговор. Выезжаем в девять. Только оденься потеплей. А что это ты вдруг на ночь глядя думала обо мне, случилось что?

— Ничего такого, что не могло бы подождать до завтра.

Я приготовила вещи на завтра и полезла в ванну. Намыливаясь душистым гелем, я думала о том, что Пестов чувствует и понимает меня с полуслова и даже вообще без слов, в отличие от Бориса.

Утро было морозным и солнечным, мы быстро распределились по машинам, Валерика я взяла к себе, поэтому время в дороге пролетело незаметно. Дача встретила нас теплом камина, запахом березовых дров и свежеиспеченных булочек с ванилью и изюмом. Это были лучшие в мире запахи! Выпив наскоро кофе с булочками, достали лыжи и стали собираться на прогулку. Валерик похвастался, что хорошо ходит на лыжах, его дедушка научил. Видимо, я была раньше спортивной девушкой, потому что сразу пошла уверенно. Потом Валерик устал, снял лыжи, мы оставили его под присмотром Нины Федоровны и шофера, а сами с Пестовым покатили в ближайший сосновый лесок. Я шла неспешным шагом, смотрела на заснеженные деревья, на солнце на бледно-голубом небе, дышала чистым воздухом и не могла надышаться.

— Ну что, правильно я сделал, что вытащил тебя сюда?

— Да! Сто раз да! Вы просто молодец, это именно то, чего мне так не хватало. Вы так обо мне заботитесь! Мне тепло от этой заботы, но и стыдно, что я ничем ее не заслужила.

— Э, да ты что-то рассиропилась сегодня. Видно, что-то у тебя не так, признавайся, какие кошки у тебя на душе скребут?

— Ну, одну кошку, вернее, кота вы хорошо знаете, не будем о нем говорить. Лучше скажите, удалось вам что-нибудь узнать о моей фирме?

— Кое-что, девочка, кое-что. Как я и предполагал, каша заварена была довольно высоко, каша крутая. Илья Андреевич, шеф твой, увяз в ней по самую маковку, сам он оттуда не вылезет, не те у него возможности. Может быть, есть у него кто-то из близких или друзей, причем достаточно влиятельный и сильный, тогда он выкарабкается, если нет, то утонет, — это вопрос нескольких месяцев.

— Не думаю, что у него кто-то есть, вы не могли бы ему помочь?

— Если бы он был моим родным братом и если бы я очень любил его, то может быть, заметь — может быть, — я бы полез в эту передрягу, а так нет. Извини, но слишком большой риск. Что, разочаровал я тебя? Ты-то хотела бы видеть меня этаким рыцарем без страха и упрека, верно?

— Нет, неверно. Время Ланселотов прошло, да и нужно самой быть хотя бы принцессой, чтобы чувствовать себя уверенно рядом с таким безупречным человеком. А я не принцесса, и у меня куча всяких недостатков, так что я не разочаровалась в вас. Но Илью мне жалко, черт принес меня в эту фирму! Да, забыла спросить: а как Герман во всем этом замешан?

— Подробностей никаких не знаю, да и знал бы — не стал бы сообщать. Тебе не влезать в эти проблемы надо, а, наоборот, вылезать, надо срочно уходить оттуда. Лучше всего, если ты скажешь в понедельник шефу, что нашла себе постоянную работу и уходишь, в конце концов, он приглашал тебя на две недели, а прошло уже три, ты имеешь полное моральное право уйти. Как только разделаешься с этой фирмой, поговорим о новой работе, я нашел для тебя одно место, не уверен, что оно тебя заинтересует, но поговорить ведь можно? А какие другие кошки?

— Кошки?

— Ну да, ты сказала, что об одном коте говорить не будем, значит, есть и другие.

— Да это ерунда, конечно. Вчера я разволновалась сама не знаю отчего, устала, наверно, а здешняя природа действует на меня так умиротворяюще, что я понимаю — ничего не случилось.

— Ну и что это за ерунда?

— Вчера на банкете за мной следила какая-то женщина, насколько я могла понять, я не знаю ее, во всяком случае не помню. Она брюнетка, кудрявая, волос так много, что смотрятся как-то ненатурально, может быть, неудачный парик? Я видела ее два раза мельком, она быстро скрывалась, вот и все.

— Нет, не все! Ты ведь подумала, что это Юлька, потому и разволновалась. Юлька, которую ты не узнала, ведь так?

— Да, вы правы. Я действительно так подумала. А что еще можно подумать? Некому больше за мной следить и некому мной интересоваться.

— Это если исходить из того, что мы знаем, а знаем мы мало. Не торопись с выводами, но настороже, конечно, будь, это никогда не помешает. Скоро уже приедет твой маленький адвокат, у него должны быть достаточные сведения о тебе.

Дома нас ждал обед, на который все накинулись, как голодные волки. После обеда разморенный Валерик уснул. У Пестова были какие-то дела, он ушел в кабинет. Мы остались с Ниной Федоровной в гостиной. Сначала болтали о том о сем, потом в разговоре получилась пауза, и мне показалось, что Нина Федоровна настороженно смотрит на меня. Я не выдержала и приступила к теме, которую давно хотела прояснить, хотела, но боялась.

— Нина Федоровна! Я знаю, что вы думаете обо мне, но это неправда. Я никогда не имела с Алексеем Степановичем интимных отношений. Мы часто видимся, он заходит ко мне, но мы не любовники.

— А-а! Вот что тебя грызет. Я-то думаю, что это ты так странно смотришь на меня? Успокойся, я никогда о тебе так не думала. В тебе есть стальной стержень, ты независимый человек, поэтому я была уверена, что ты не сдашься на его милость. Есть у него сейчас любовница, он ведь не может без женщин и предпочитает молодых, видно, не скоро еще угомонится. Хорошо, хоть сюда ее не привозит, а то как вспомню несчастную Милу, мне аж плохо делается. А про Марину он тебе говорил? Она ведь сама вернулась и сама захотела продолжить курс лечения! Господи, хоть бы она вылечилась!

Я знала, что Маринка вернулась не сама, ее отыскала Таня в какой-то мерзкой загаженной квартирке, правда, лечиться и в самом деле она захотела, вот только вопрос, на сколько этого желания хватит? Но Нина Федоровна мать, а матери всегда, даже в самых безнадежных случаях, хочется верить в своего ребенка.