Святой

Глава 15 Элеонор

Элеонор пробралась по коридору к главной лестнице. В другой комнате, в которой был рояль, стояла женщина, закинув ногу на спинку кожаного кресла. Перед ней на коленях находился мужчина и прижимался лицом к ее промежности, пока другой мужчина позади нее играл с ее грудью и сосками. И все это происходило, пока она разговаривала с другой хорошо одетой женщиной, сидящей на изящной черно-белой софе. В каждой комнате этого дома кто-то занимался сексом с кем-то. Элеонор едва могла дышать. Жар наполнял ее живот и стекал по ногам. И даже несмотря на то, что Элеонор была возбуждена увиденным, звуками и ароматами, она не забыла о своей миссии. Она пришла сюда найти Сорена. Она видела его мотоцикл, но здесь ли он? И какого черта католический священник делает на такой вечеринке? И почему ее не пригласили?

Она поднималась по лестнице, пытаясь вести себя так, будто знала куда направляется. Никто не обращал внимания на ее присутствие в доме. Никто не остановил и не попросил показать паспорт или приглашение. Наверху первого пролета Элеонор обнаружила еще больше людей в различных стадиях обнажения, участвующих в различных актах разврата. В кожаном кресле сидела женщина, прижимая рукой ногу к груди и позволяя мужчине, как минимум на двадцать лет старше ее, медленно проникать рукой в ее тело. Женщина хихикала и ерзала, но приподнимала бедра, помогая ему. Двое мужчин в спущенных трусах участвовали в каком-то взаимном минете, оба лежали на полу на боку. Они перегородили дорогу, и Элеонор пришлось перешагнуть через них. Казалось, они ничего не заметили.

Наконец, Элеонор нашла пустую комнату. Нырнув внутрь, она прижала руку к животу, закрыла глаза и вдохнула через нос. Она находилась в доме почти двадцать минут, судя по ее часам, и так и не нашла Сорена. Ее сердце колотилось так сильно, что едва не выпрыгивало из груди. Она никогда не была настолько возбужденной, и это пугало. Она даже не могла определить разницу. Билось ли ее сердце так сильно от страха или желания? Ей захотелось закрыть дверь, запереть ее, лечь на постель и подарить себе оргазм, который так требовало тело.

Дверь в спальню открылась. Из ванной комнаты появился мужчина в одном белом полотенце на талии и капельках воды на коже.

- Привет, - поприветствовал он ее, и на его лице появилась широкая улыбка. Он говорил с акцентом, возможно, австралиец, и, похоже, он не был удивлен, обнаружив странную, задыхающуюся девушку в своей комнате.

- Простите. Я не хотела...

- Все хорошо, дорогая. Как тебя зовут? - Он закрыл дверь и запер ее.

- Эмм. Элли.

- Элли. Красивое имя. Красивая девушка. Я Лаклан. Все называют меня Локи. Все, кроме тебя. Ты будешь обращаться ко мне «сэр». - Он подмигнул, и Элеонор едва не рухнула на колени от эротической силы этого подмигивания.

- Конечно. То есть, да, сэр.

- Тебя прислал Кинг?

Она не знала правильного ответа, поэтому солгала, ответив: - Да.

- Боже, обожаю его. Что предпочитаешь, красавица?

Элеонор понятия не имела о чем вопрос.

- Всё? - спросила она. Так казалось безопасно.

Он рассмеялся, и глубокий теплый звук вызвал волны некого голода в ее животе. Он был порочно привлекателен, и его обнаженное тело состояло почти из одних мышц. На вид ему было около двадцати восьми. У нее пересохло во рту, пока она говорила с ним, и ей пришлось облизнуть губы.

- Очень хороший ответ.

Он положил руки на стену по обеим сторонам от нее и прижался к ее губам. Элеонор замерла на месте, пока он ее целовал. Напор поцелуя вскоре одолел ее страх, и она поняла, что отвечает ему. В восьмом классе у нее был парень, почти две недели. Они ничего не делали, кроме как сбегали из школы при каждой возможности. Ничего подобного. Сейчас ее целовал взрослый мужчина. Достаточно взрослый, чтобы он мог встречаться с ее мамой без недоумевающих взглядов. Он проскользнул руками под ее свитер и обхватил груди. Он потер сосок большим пальцем, и Элеонор едва не кончила от одного прикосновения. Она таяла под его твердым, теплым телом и проникающим поцелуем.

Одной рукой он сжал ее попку, а вторая рука расстегнула бюстгальтер. Он резко ущипнул ее за правый сосок, и она ахнула. Рефлекторно она потерлась о него бедрами, словно что-то искала у него.

- Я буду пороть тебя до полуночи и трахать до рассвета, - прошептал он ей в губы.

- Пороть? - спросила она, и его единственным ответом был смех.

Он обхватил обе груди и сжал их почти до боли. Она крепко зажмурилась, наслаждаясь болью так же сильно, как и удовольствием. Его большие пальцы щелкали по соскам, и его эрекция дергалась у ее живота. Мысленно она представила, как он обнаженный прижимает ее к стене этой штуковиной. Боже, откуда взялись эти мысли?

- У тебя идеальные сиськи, - сообщил он, щипая и перекатывая ее соски. - Идеальный размер.

- Правда?

- Безусловно, - прорычал он ей на ухо. - И идеальная задница, идеальные изгибы. Мне нравятся такие малышки. Крошки.

Он вставлял слова между сильными укусами за шею, достаточно резкими, чтобы она поняла, что завтра будут синяки. Когда он расстегнул пуговицу и молнию на ее джинсах, она вдохнула и забыла выдохнуть.

Стоп. Все, что ей нужно было сказать. Стоп. Она могла. Одно короткое слово.

Стоп.

Она не сказала.

Он засунул руку ей в трусики и прижал подушечку пальца к клитору.

- Хорошая девочка, - Локи шептал ей на ухо. Хорошая девочка? Они встретились минуту назад, и теперь она позволила ему засунуть руку себе в трусики, и он называл ее хорошей девочкой? Это определение «хорошего» ей нравилось гораздо больше словарного. - Хочешь кончить для меня? Будешь паинькой и расслабишься, когда я буду пороть тебя флоггером. Можешь, крошка?

- Стоя?

- Я тебя держу. - Он отвечал низким голосом, его слова были мягкими и обжигающими. И он был таким приятным. Она так долго этого хотела, ощущать прикосновения мужчины постарше. Конечно, не этого мужчину она хотела, но получит то, что имеет.

Палец Локи порхал по ее клитору, дразнил, массировал, ласкал, пока она не обмякла в его руках. Но она не упала. Он крепко и надежно удерживал ее между стеной и своим мускулистым телом.

- Вот оно, крошка. Почти...

Он осыпал ее поцелуями и шептал ободрения. Сейчас она чувствовала, что скажет ему остановиться, скажет отпустить ее. В любую секунду...

Она задыхалась от удовольствия, дрожала от потребности. Все от кончиков пальцев на ногах до зубов, казалось, напряглось и сжалось. Все, что ей нужно было сказать это «стоп», и этот невероятно красивый австралиец отпустит ее. И она хотела, чтобы он остановился.

- Не останавливайся, - прошептала она, когда ощутила, как мышцы сократились внутри.

- Никогда-никогда. - Он снова усмехнулся.

Его палец выписывал маленькие круги по ее плоти. Меньше... меньше... пока, наконец, Элеонор не замерла в его руках, и сильнейший оргазм, который она когда-либо испытывала, сотряс ее до самого основания.

- Вот это моя девочка, - сказал он и снова ее поцеловал.

Локи вытащил руку из ее трусиков.

- Раздевайся. Ложись на постель. Я хочу видеть тебя целиком. - Эти слова прозвучали как приказ, приказ, которому она отчаянно хотел подчиниться.

Он отошел от нее и сорвал полотенце. Она уставилась на него полностью обнаженного и возбужденного. Никогда прежде она не видела голого мужчину так близко. Она почти подчинилась его приказу, когда вспомнила, что пришла сюда из-за Сорена, а не для секса с незнакомцем. Она была девственницей. Она не принимала таблетки. И она была влюблена в другого.

- Эм... Коки. Локи, не важно. Мне нужно в ванную.

- Диафрагма? - Он задумчиво кивнул. - Ванная там, крошка. Не задерживайся.

- Мои, эм, вещи внизу. - Она подтянула джинсы и застегнула их. - Я сейчас вернусь. Держи эту эрекцию. То есть, концепцию.

Она отперла дверь и выскользнула в коридор. Она дала себе три секунды на то, чтобы застегнуть бюстгальтер и тихо офигеть, прежде чем двинуться к лестнице. И за эти три секунды она почти решила развернуться и вернуться в комнату. Если Сорен не собирался трахать ее, может, ей стоит найти того, кто сможет.

Рядом с ней открылась дверь, и в коридор вышла женщина. Она с легкостью могла быть самой красивой женщиной в доме - роскошные темно-красные волосы, искристо-голубые глаза. На ней было элегантное черное коктейльное платье, и все в ней кричало о деньгах и привилегиях. И при всем этом ее вид был подавленный, почти покорный, хотя ее раскрасневшееся лицо светилось каким-то тайным видом удовольствия.

Женщина едва не столкнулась с Элеонор. Она поспешно извинилась и аккуратно спустилась по лестнице. Элеонор заметила движение и повернула голову. В той же комнате, из которой вышла женщина, стоял Сорен.

Он заметил ее в ту же секунду, как и она заметила его. Они молча смотрели друг на друга. В руках Сорена было что-то, черная ткань, которая походила на обычный шелковый платок. Но каким-то образом она поняла, что это было нечто большее.

Из комнаты, из которой она сбежала, появился Лаклан в одних джинсах, на половину застегнутых.

- Крошка? - спросил Лаклан.

Лаклан посмотрел на Сорена. Сорен посмотрел на Лаклана и затем на нее.

- Элеонор? - спросил Сорен.

- Пошел к черту... - выдохнула она. И прежде чем Сорен или Лаклан успели что-нибудь сказать, она убежала. Она сбежала по лестнице и резко остановилась, когда перед ней остановился мужчина. Он перегородил ей путь, и мгновение она просто смотрела на него. У него были темные глаза, оливковая кожа и небрежно вьющиеся волосы длиной до плеч. В другом месте, в другое время, она бы несколько часов пялилась на него, настолько он был красив.

Он улыбнулся ей, но не дружественно. Медленная, холодная и опасная улыбка была на его губах.

Он поднял палец и покачал им в классическом «ц-ц-ц» жесте.

- Детям вход запрещен. - Он практически промурлыкал слова, но она четко услышала угрозу. На мгновение она представила, как царапает его лицо. Но она просто прошла мимо него, ощущая, будто дом позади нее сгорает дотла. Она была раздавлена горем и стыдом, смущением и яростью - внутренней боли, едкой злости. За всю свою жизнь она не чувствовала себя такой дурой. Все это время она целовала землю, по которой ходил Сорен. Она предложила ему свое тело, а он отказал ей из-за этого колоратки на шее. И все это было ложью. Он не был святым. Он был еще одним грешником, как и все остальные. И он трахал эту прекрасную женщину, а почему бы и нет? Кто бы не стал? Элеонор чувствовала себя такой глупой, что почти поверила, что ее отец был прав.

Хотя она и не знала, что делать и куда идти, Элеонор не останавливалась. Она могла замерзнуть по пути в Уэйкфилд, но имело ли это значение? Ей было почти наплевать замерзнет ли она. Отец ударил ее, ударил прямо по лицу. А затем она увидела единственного мужчину на земле, которому доверяла, в спальне с красивой женщиной, в доме, где устроили оргию.

Она хотела плакать, ей нужно было плакать, но она слишком замерзла. Ее тело дрожало так сильно, что она думала, что могла раздробить зубы, так сильно они стучали. Может, она найдет полицейский участок, и какой-нибудь коп сжалится над ней и поможет добраться домой. Она почти рассмеялась при этой мысли. Девять месяцев назад она ненавидела сам вид копов. А теперь обняла бы одного из них, если он остановит ее и спросит в порядке ли она. За последний час температура упала, и все спешили в убежища. А у нее была только улица.

- Элеонор? - Услышала она свое имя, но проигнорировала его. Затем услышала снова и снова проигнорировала. Она остановилась и развернулась. Серебристый «Роллс-Ройс» остановился у тротуара, и рядом с ним стоял Сорен.

- Чего ты хочешь? - спросила она, стоя в пятнадцати футах от него. Она отказывалась подходить ближе, было слишком холодно и слишком страшно возвращаться.

- Садись в машину. Мы все обсудим.

- Уходи.

- Я отвезу тебя домой. У тебя даже нет пальто, и на улице холодно.

- Я в порядке.

- Ты не в порядке, Элеонор. Ты рискуешь получить гипотермию, и что бы ты сейчас не думала обо мне, из-за меня не стоит причинять себе боль.

Он открыл заднюю дверь машины и ждал. Она сделала шаг вперед и остановилась. Ее гордость и злость не позволяли ей сделать еще один шаг вперед.

Сорен шел к ней, снимая свое пальто. Когда он закутал ее в него, она даже не признала его. Обняв теплыми руками за плечи, он провел ее к машине.

- Гипотермия? - спросила она. - Ты и загара не стоишь.

Она села в машину и не смотрела на него, хотя он сел напротив.

Он наклонился вперед и порылся в складках пальто, пока не нашел ее руки. Он взял их в свои и начал растирать, согревая ее кожу своей.

- Хватит, - сказала она. - Я не хочу, чтобы ты меня трогал.

- Я остановлюсь, когда ты согреешься. Ты до сих пор стучишь зубами.

Он укутал ее крепче. Все, что она хотела, это закрыть глаза, заснуть и никогда не просыпаться.

- Можешь сказать, что ты делала сегодня у Кингсли дома? - спросил Сорен.

- Я поехала увидеться с папой, - призналась она. - Он позвонил мне и сказал, что ему вынесли приговор, и он окажется в тюрьме на много лет. Это был мой последний шанс увидеть его.

- Понятно, - ответил Сорен.

Она рвано вдохнула. Все ее тело болело.

- Но он солгал, - продолжила она. - Он не любит меня и не скучает. Он пытался заставить меня отозвать показания. Сказал, что может добиться нового слушания, и если я совру для него...

- Что ты ему ответила?

- Сказала, что он был ослом. Мы поругались, и я убежала, - ответила она, опуская, по какой-то причине часть с пощечиной. Это было слишком унизительно, признаваться в том, что ее ударил собственный отец, будто они были какой-то семейкой на Шоу Джерри Спрингера. - Но я оставила пальто в его квартире, и в нем были деньги.

- Мне жаль, что твой отец так с тобой поступил. Я приказал тебе не видеться с ним и не говорить.

- Я пыталась вам позвонить. - Элеонор ощущала, как тело начало согреваться и расслабляться. Она убрала руки из рук Сорена и прижала их к животу. - Я звонила в церковь. Сегодня вы должны были ответить на мои вопросы. Но Диана сказала, что вас не будет до воскресенья. Вы забыли обо мне.

- Я не забыл и никогда не забуду о тебе. Я собирался сегодня вернуться в Уэйкфилд и навестить сестру завтра утром. Я знал, что твоя мама работает допоздна по пятницам. Я думал, у нас более чем достаточно времени для разговоров.

- Я больше не хочу с вами разговаривать.

Сорен вздохнул и сел прямо. Он повернул голову и смотрел на замерзший город, окружающий их.

- То, что ты видела сегодня... - начал он.

- Стоп, - прервала она. - Я же предупредила, что буду злиться, когда вы еще раз заговорите со мной, как с ребенком. Если собираетесь натянуть эту «не обращайте внимания на человека за шторкой» дерьмо, то выпустите меня из машины прямо сейчас.

- Я никогда не говорил с тобой, как с ребенком. Даже когда ты ведешь себя именно так.

Элеонор не могла смотреть ему в глаза, когда задавала вопрос, который не хотела задавать.

- У вас был с ней секс?

- У тебя был секс с Лакланом?

- Это вас не касается. Я не ваша дочь, и я не ваша девушка.

- Но тебя беспокоит то, что я сегодня делал?

- Вы священник. Вы дали обеты…

- Обеты, которые ты несколько месяцев заставляла меня нарушить с тобой.

- Это другое.

- Почему же?

- Потому что это я, - с болью ответила она. - Потому что вы обещали.

По ее лицу покатились слезы, слезы ревности, стыда и злости.

Она хотела ему возразить, но не смогла. Вместо этого она сняла его пальто, швырнула ему и свернулась на сидении, обхватив колени руками, чтобы согреться. Сорен вздохнул, сложил пальто и положил его рядом с собой.

Они выехали из города, и она поняла, что они возвращались в Уэйкфилд. Она хотела спросить его, почему они были в «Роллс-Ройсе», кто за рулем, что будет с «Дукати» в том доме, и миллион других вопросов. Но она решила наказать его молчанием. Прошло полчаса, и они все еще ни слова не сказали друг другу. Она знала, что он ждал, когда она заговорит. Ладно. Он может ждать всю чертову ночь, если хочет. Она ни слова ему не скажет.

Сорен протянул руку и снова взял ее ладонь в свою. Она ощутила, как тает ее ненависть к нему.

- Малышка, у меня не было с ней секса, - мягко ответил он на ее ранее заданный вопрос. - А у тебя на шее огромный след от укуса. Если он сделал тебе больно, и тебе это не понравилось, скажи мне.

- Нет, - прошептала она, и на секунду посмотрела ему в глаза. - Мне понравилось.

- Понятно, - ответил он, и ей показалось, что она услышала что-то странное в его голосе. Что-то похожее на боль.

- Ревнуете? - спросила она.

- Да.

Она не ожидала этого ответа, и видимо, ее удивление стало явным.

- Не удивляйся так, - сказал Сорен. - Хотел бы я дать тебе все, что ты хочешь. Но даже хороший подарок может быть плохим, если его вручают в неподходящее время.

- И что это значит?

- Значит, что никто не покупает новую машину в восемьдесят.

- Мило, - пробормотала она и кивнула. - Теперь я восьмидесятилетняя старуха. А машина? Секс с вами? Хотите сказать, что я слишком маленькая, чтобы водить вашу машину?

- Возраст - это всего лишь цифра. Зрелость, или ее поразительная нехватка, вот твоя проблема, - продолжил Сорен, казалось, не обращал внимания на то, как сильно ее задели эти слова. - Ты не готова к взрослым отношениям. Неважно, как сильно ты их хочешь, этого недостаточно. И я слишком дорожу тобой, чтобы вести туда, куда ты еще не готова идти.

- Вы хоть представляете, насколько снисходительно это звучит? Я вас хочу. Вы обещали...

- Я не буду трахать подростка в своем приходе, Элеонор.

Элеонор уставилась на него.

- Вы сказали трахать? Вы никогда не материтесь.

- Мне нужно было твое внимание. И я рад ему сейчас.

- Сегодня вы должны были отвечать на мои вопросы, - наконец сказала она.

- Список с собой?

- Никогда не выхожу без него из дома, - ответила она и вытянула сложенный лист бумаги из заднего кармана.

Сорен повернул лист в сторону света. Пока он читал, она слышала только звук своего дыхания.

- Нам нужно поработать над твоими навыками постановки вопроса, - наконец сказал Сорен.

- Вы о чем?

- Ты подрезаешь себе крылья некоторыми формулировками. Никогда не задавай вопрос, ответом на который будет да или нет, когда можно задать открытый. Твой вопрос «почему ваш друг поможет мне?» - хороший вопрос, он ведет к долгому ответу. На твой вопрос «вы девственник?» можно просто ответить да или нет. Думаю, ты хочешь получить более развернутый ответ.

- И как я по-вашему должна спросить?

- Можешь спросить: «Когда у вас был секс в последний раз?», из которого следует, не только был ли он у меня или нет, но и когда он случился. А еще лучше спросить «какова ваша сексуальная история?». Немного по-медицински, но это сработает.

- Я могу переписать список.

- Слишком поздно. Он уже у меня в руках. Ты сегодня поливала палку?

- Нет. Я собиралась это сделать по возвращению домой.

- Посмотри на часы.

Она закатила рукав. Было 00:07 ночи. Она пропустила последний день полива.

- Черт, - выдохнула она и обхватила голову руками.

- Я не хотел этого, Элеонор. Я никогда этого не хотел. Не так. Но, возможно, Библия была права в этом случае: розги пожалеешь - ребенка испортишь.

Она посмотрела на него глазами полными слез.

- Будете меня бить?

- Не сегодня, - односложно ответил он. - В ночь, когда мы заключили с тобой небольшую сделку, я сказал тебе, что нет ничего, чего бы я не сделал ради твоей защиты. И я говорил серьезно. Поэтому ты должна простить меня за то, что я делаю это сейчас.

- Делаете что?

- Raro solus, nunquam duo, semper tres. - Сорен говорил так, словно цитировал что-то.

- И что это значит?

- Это старое иезуитское правило, которое в нас вбивали. Фигурально, конечно же. Оно значит «редко один, никогда двое, всегда трое». У иезуитов есть правила против того, что они называют особой дружбой. В семинарии мы общались группами по трое или больше. Считалось опасным находиться наедине с другим человеком, даже с другим священником.

- Почему? Они думали, вы начнете заниматься безумный гейским сексом, как только останетесь наедине?

- Да.

- И вы занимались?

- Нет. Хотя мне не раз предлагали.

- Вот так удивили.

- Но все же я считал это правило бессмысленным. Теперь я его понимаю. У нас с тобой особенная дружба. И она должна закончиться.

- Закончиться? - Ее голос дрогнул на этом слове.

- Я сказал, если ты будешь поливать эту палку каждый день в течение шести месяцев, то отвечу на твои вопросы. И ты не справилась с этой задачей. И не получишь свое вознаграждение. Я сказал, что ты должна навсегда подчиниться мне, и я дам тебе все. Ты ослушалась меня и отправилась к отцу, а сейчас страдаешь из-за последствий. В обозримом будущем Диана будет руководить твоими общественными работами. Эта наша особенная дружба будет прекращена до того дня, который я надеюсь, наступит, когда ты будешь готова к взрослым отношениям. И говоря взрослые, я не подразумеваю секс. Я говорю об отношениях между равными партнерами.

- Вы о чем? Мы больше не можем быть друзьями?

- К сожалению, да, именно об этом я и говорю. Безусловно, я все еще буду твоим священником. И если и когда тебе понадобится священник, я буду рядом, но только в этой роли. Иди, Элеонор. Будь нормальным подростком еще год или два. Иди и повзрослей.

- Год или два? - Это прозвучало, как наихудший тюремный приговор. Больше никаких длинных разговоров в хорах? Больше никакой помощи с домашними заданиями? Больше никакого какао, когда она сражалась с заданиями по математике?

- Я священник, а не твоя нянька.

Элеонор просто смотрела на него. Даже в тусклом свете мелькавших фонарей она видела, каким жестким стал его взгляд. Его лицо было холодным и непроницаемым, как гранит. Вся любовь, вся забота и сострадание испарилось.

- Вы бездушный ублюдок, - выпалила она, заставляя себя не плакать. - Вы знаете это, верно?

- Да. И лучше если ты узнаешь об этом сейчас.

«Роллс-Ройс» остановился в конце ее улицы, достаточно далеко, чтобы мать не увидела откуда она пришла, достаточно близко, чтобы она находилась на морозе одну или две минуты.

Она хотела еще что-нибудь сказать ему, хотела просить изменить его решение, хотела сказать, как сильно его ненавидит. Но она просто открыла дверь.

- Элеонор, - позвал Сорен, прежде чем она покинула машину.

Она посмотрела на него и увидела тень тоски в его глазах.

- Что?

- Мне будет больнее, чем тебе.

- Хорошо.

Она оставила его одного в «Роллсе».

Как можно тише она достала запасной ключ из-под коврика и открыла заднюю дверь. Элли закрыла ее за собой и замерла, когда услышала голос в темноте.

- Хочу ли я знать, где ты была? - спросила мать.

Элеонор медленно повернулась лицом к маме, которая включила свет на кухне. И снова Элеонор ослепили флуоресцентные лампы допроса.

- Прости, мам. Я не думала, что так задержусь.

Ее мать стояла в дверях в своем грязном белом халате и тапочках. Разочарование сжало ее губы в тонкую линию.

- Это не ответ.

Элеонор подбирала слова и решила рассказать правду, по крайней мере, половину правды.

- Папа звонил. Сказал, что ему вынесли приговор. И это мог быть последний шанс его увидеть.

- Ты поехала увидеться с отцом? Ох, Элли.

- Да, мам. Прости. Я скучала по нему. Но это было глупо. Он не хотел меня видеть. Он хотел, чтобы я солгала ради него. Я сбежала и оставила у него пальто.

- В это я могу поверить. Но тебе это не поможет.

Она указала на шею Элеонор, где остался след от укуса Лаклана. Должно быть, у нее засос размером с Делавэр, судя по тому как сильно он кусал и целовал ее.

Черт.

- Мам, ничего не было. Клянусь, я не...

- Мне все равно, - прервала мама и подняла руку. - Мне теперь все равно. Я сказала тебе в ту ночь, когда тебя арестовали, если ты снова вытворишь что-то подобное, с меня хватит. Я прихожу домой с работы, а тебя нет. Ни записки. Ничего. Я позвонила Джордану, тебя и там нет. В школу. В церковь. Ничего.

- Я заблудилась в городе. Ушло много времени, чтобы добраться домой.

- Я не знаю, зачем ты вернулась домой. Очевидно, ты здесь не можешь находиться. Не можешь, если сбегаешь к отцу, с которым я запретила тебе иметь какие-либо контакты.

- Он сказал, что я могу не увидеть его несколько лет.

- И это так плохо?

- Я думала, да. Теперь понимаю... Я больше не хочу его видеть. Прости. Ничего не произошло...

- Оставь это. Независимо от того, как сильно я забочусь, ты все равно уходишь и делаешь все, что хочешь, с кем хочешь. Значит, я перестану переживать. Я даже не буду тебя наказывать. Вот как сильно я сейчас переживаю.

- Нет, мам, не будь такой. Пожалуйста, не надо... - Слезы хлынули из ее глаз. - Не отказывайся и ты от меня.

- И я? Кто еще от тебя отказался?

- Я сделала кое-что глупое, и теперь Отец Стернс не будет контролировать мои общественные работы.

- Тогда он умен. Ты пробежалась по нему и его чувствам так же, как делаешь это с остальными, кто заботится о тебя и помогает.

- Мам... - Элеонор шагнула вперед, но мама отступила назад.

Мать смотрела ей прямо в глаза.

- Когда ты была маленькой, ты всегда называла меня «мамочка». И ты улыбалась, когда говорила. Теперь «мам». И никогда не улыбаешься.

- Пожалуйста... - Элеонор даже не знала, о чем она просила.

- Иди в постель, - устало ответила мать. - Или нет. Делай все, что хочешь. Как и всегда.

Мать повернулась к ней спиной и выключила свет, будто Элеонор не стояла посреди кухни.

Она едва держалась на ногах от шока и горя, не зная, что делать. Она потеряла священника, отца и мать за одну ночь. Кто у нее остался? Кто-нибудь? Что-нибудь?

В темноте она нашла дорогу в спальню и, не раздеваясь, легла под одеяло. Она подтянула одеяло к подбородку и закрыла глаза.

- Ты там? - прошептала она Богу и ждала, надеялась, молилась, чтобы был кто-то, кто от нее не отказывался.

Но Бог не отвечал.