Святой

Глава 5 Элеонор

По проходу между рядами церкви, позади крестоносца и дьякона, шел мужчина - мужчина со светлыми волосами и лицом Бога. Он смотрел вперед так сосредоточенно и серьезно, что она проследила за его взглядом, указывающим на алтарь, проверить ждал ли его Иисус.

Проходя мимо ее скамьи, он повернул голову и на долю секунды посмотрел ей в глаза. Книга в ее молитвеннике выпала из рук и приземлилась на пол. Она даже не шевельнулась, чтобы поднять ее. Та так и осталась там лежать, забытая, забытая как все и вся в этом мире. Все и вся, кроме этого мужчины, который сейчас шел к алтарю и встал перед церковью.

Под воротником его облачений она увидела кусочек черного с белым квадратом.

Этот мужчина, самый красивый мужчина, которого она когда-либо видела в своей жизни, этот мужчина, который был олицетворением ее голода, каждого ее желания и каждой тайной полуночной фантазии... Этот мужчина был ее новым священником?

- О мой Бог... - прошептала она, но не знала адресовалось ли это Богу на Небесах или Богу перед ней.

Элеонора перекрестилась, когда перекрестилась вся церковь. Она продолжала стоять, пока остальные стояли.

- Во имя Отца, и Сына и Святого духа, - проговорил новый священник, и вместе с прихожанами Элли ответила.

- Аминь.

Его голос, богатый и звучный, эхом отдавался от стен церкви. Его слова обволакивали ее словно золотым шнуром и притягивали к нему. Святилище светлело с каждым его произнесенным словом, словно само солнце приблизилось, чтобы его послушать. Однажды зимой она видела мужчину на углу улицы, играющего на старой виолончели. Виолончель в зимнюю ночь посреди замерзшего города - так звучал его голос.

Она села, когда приход сел, и даже сидя ее сердце возвышалось.

Женщина читала Ветхий завет.

Мужчина читал Новый завет.

Священник читал Евангелие.

Она не услышала ни единого слова. Она слышала только музыку. Даже когда начались и окончились гимны, она все еще слышала музыку.

Она опустилась на колени, когда прихожане опустилась на колени, и помолилась, когда прихожане помолились. И когда пришло время вставать для Эвхаристии, она снова встала.

На ногах, которых больше не чувствовала, девушка неуклонно шла к алтарю. Хотя она и шла по собственному желанию, все же чувствовала напряжение. Этот золотой шнур сам собой обернулся вокруг ее сердца, и она была готова идти куда угодно за ним. Он вел ее к нему.

С каждым шагом она приближалась к нему, шнур затягивался, и все же, чем сильнее он стягивал, тем больше радости она испытывала.

В ее голове промелькнули картинки. Взмах белых крыльев. Горящая стрела. Витражи под ногами. Его руки на ее лице. Его губы на ее губах. Его рот на ее груди. Его кожа на ее коже. Его тело внутри ее тела. Его сердце в ее сердце и в его руках...

От дьякона она взяла облатку, произнесла «Аминь» и целиком ее проглотила.

От священника она приняла чашу с вином. Поднесла чашу к губам, и рукав ее рубашки сполз, обнажая ее руку и два следа от ожога на запястье. Она посмотрела ему в глаза и увидела некую вспышку в них, что-то, что не смогла описать словами. Как будто он узнал ее, как будто он где-то видел ее прежде и сейчас пытался вспомнить где. Она знала, что никогда не видела его. А если и видела, то никогда бы не забыла.

Золотой шнур затянулся еще сильнее.

- Кровь Христа, - прошептал он мягче, чем говорил другим, так тихо, что она наклонилась ближе, чтобы его расслышать.

- Аминь.

Их пальцы соприкоснулись, когда она вернула ему чашу, и Элли вернулась на свое место. Она подобрала свой роман с пола, закрыла его и запихнула в рюкзак.

Месса закончилась. Все были благословлены идти с миром. Но Элеонор не ощущала спокойствия, и не ощутит его, пока не поговорит с ним.

С ним? С кем «с ним»? Когда дошла до вестибюля церкви, Элли поняла, что не знает, как звали нового священника. Она должна узнать. Сейчас.

Она увидела, как ее мать шепчется с группой пожилых женщин у двери флигеля. Вероятно о том, что новый священник был слишком юн, слишком неопытен, слишком симпатичен. Как будто такое сочетание бывает.

- Хороший день. Я иду домой, - обратилась она к матери и поспешно ретировалась, прежде чем та успела что-то возразить.

Все прихожане окружили их нового священника. Но ей все равно удалось его увидеть. Он возвышался над большинством из них. Должно быть, он был ростом в шесть футов или больше. Смотря поверх толпы, он встретился с ней глазами, словно искал. Она беззвучно произнесла: «Я буду ждать тебя».

Она проскользнула через боковую дверь и принялась наблюдать за тем, как разъезжаются машины. Вскоре на стоянке не осталось ничего, кроме блестящего черного мотоцикла. Даже с противоположной стороны парковки она могла разглядеть его очертания, хромированные детали, сияющие на мартовском солнце. Она никогда не видела ничего прекраснее, кроме мужчины, пересекающего тротуар в его направлении. Осторожно, как можно тише, она вышла из тени и последовала за ним к мотоциклу.

Он оставил черное облачение духовника. Отец Грег всегда носил обычную черную рубашку и черный жакет поверх нее, обычно без белой колоратки. Но этот священник был в более официальной и тяжелой черной рубашке священника. Для нее она выглядела европейской. Она никогда не видела священника, выглядевшего так... Она не могла подобрать слово. Элегантно?

Он дошел до мотоцикла, остановился, но не обернулся.

- Я все думал, куда ты пошла, - сказал он, снимая шлем с руля. Он развернулся к ней лицом. - Ты сказала, что будешь меня ждать.

- Вы идиот. Вы ведь знаете это? - спросила она.

Он изогнул бровь. Элли засунула руки в карманы и уставилась на него.

- Разве?

Он сел на мотоцикл, и она шагнула перед ним.

- Вы хоть представляете, что у вас между ног? - спросила она.

- Я хорошо осведомлен о том, что у меня между ног, - ответил он, не переставая улыбаться. Она прищурилась на него и подошла ближе, зажав переднее колесо между коленями.

- Тогда вы знаете, что это «Дукати». 907 I.E, - сказала она.

- Правда?

- Он черный. Никогда не видела черного. - Она обошла байк. - Вы хоть представляете, сколько стоит этот «Дак»?

- Думаю, небольшое состояние. - Он повесил шлем на руль.

- Ага. Небольшое. И где же ваш стопор?

- Pardon?

- Ваш дисковый стопор. Нельзя оставлять «Дукати» на парковке без стопора, если только вы не тупой преступник или хотите, чтобы его угнали. Какой из двух вариантов?

- Преступно тупой.

- Значит, признаете это?

- Нет, я исправляю твою грамматику. Я и не думал, что пригород Коннектикута такой опасный район. Мне стоит бояться? - спросил он таким тоном, будто знал что такое страх, но только в теории, а не на практике.

- Если бы у меня было что-то столь же ценное, я бы повесила на это замок.

Он улыбнулся ей.

- Я собирался.

- Это хорошо. Тогда ладно. - Она стояла там и не знала, что еще сказать. Несколько вещей, которые пришли ей на ум, были слишком поспешными. Наподобие «Я люблю тебя» и «ты женишься на мне?»

- Скажи мне свое имя.

- Элли.

- Это сокращенное от...?

- Элеонор. Элеонор Луиза Шрайбер к вашим услугам. - Она приподняла концы юбки и присела в самом саркастичном реверансе. - А ты кто, черт возьми?

- Попробуй снова. Вежливее, пожалуйста.

Она ковыряла носком ботинка землю.

- Ну?

- Ладно. Как вас зовут, Отец?

На мгновение он изучал ее лицо, но не отвечал.

- Разве вы не знаете своего имени?

- Я обдумываю, как ответить на вопрос. А пока позволь сказать вот что. Рад наконец познакомиться с тобой, Элеонор.

Он протянул левую руку для рукопожатия. У нее не было выбора, кроме как протянуть свою левую руку. Как только ее ладонь оказалась в его, он обхватил ее пальцы и притянул к себе. Он задрал ее рукав и изучил два следа от ожога на запястье.

- Эй, какого дьявола вы творите? - спросила она, пытаясь вырвать свою руку. Он не отпустил ее, просто удерживал на месте всей своей невероятной силой.

- У тебя на руке ожоги второй степени и много царапин на коленях. Потрудись рассказать, откуда они?

- Не вашего ума дело.

Священник изучал ее прищуренными глазами цвета стали. Казалось, он не был оскорблен ее словами.

- Элеонор, - сказал он. - Скажи, кто причинил тебе боль. И скажи сейчас же.

Она ощутила силу его воли, словно на нее давила стена.

- Нет. Вы даже имени своего не назвали.

- Если я скажу свое имя, ты расскажешь об ожогах?

Он отпустил ее руку, и она притянула ее к себе и прижала к животу. Все ее тело трепетало от прикосновения его руки к ее руке, от того, как упорно он ее рассматривал.

Она стояла неподвижно и молчала, а он изучал ее лицо до тех пор, пока Элли неохотно не посмотрела ему в глаза.

- Вы никому не расскажете то, что я вам расскажу? - Она не была в восторге от идеи рассказать кому-либо что-то столь личное, но по какой-то причине, причине, которую она не могла объяснить, она доверяла этому мужчине, этому священнику.

- Ни единой душе.

- Ладно. Договорились. Имя?

Он порылся в черной кожаной седельной сумке на мотоцикле, вытащил что-то похожее на Библию, но на каком-то иностранном языке. Он открыл потрепанную обложку и перелистнул на страницу, где он толсто от руки написал черными чернилами четким разборчивым почерком свое имя.

Сорен Магнуссен.

Она протянула руку и кончиками пальцев провела по буквам его имени.

- Сорен... Я правильно произнесла?

- Ты произнесла его как американка.

- А как я должна говорить?

- Мне нравится, как ты его произнесла. Ты должна знать, здесь этим именем меня больше никто не позовет. Так назвала меня мама. К несчастью, меня заставили носить имя, которым назвал меня отец - Маркус Стернс.

- Значит, тут никто не знает вашего настоящего имени? – То, что он написал в своей Библии «Сорен Магнуссен», казалось намеком на то, что он считает имя Сорен своим настоящим именем, а не Маркус.

- Только ты. И теперь, когда ты его знаешь, думаю, должна мне ответ на мой вопрос.

- Ничего серьезного.

- Элеонор...

- Я привыкла к Элли, а не Элеонор.

- Элеонор – имя царицы. Элли - простое французское местоимение, обозначающее Она или Ее. А сейчас, Элеонор, расскажи мне, как ты получила эти ожоги на запястье. А после обсудим колени.

- Плойка.

- Сама себе или кто-то в доме причиняет тебе боль?

- Сама.

- Почему ты это сделала?

- Ради забавы.

- Тебе нравится причинять себе боль? - Он задал вопрос без отвращения или удивления. Она слышала в его голосе только любопытство.

Она кивнула.

- Считаете меня сумасшедшей?

- Мне ты кажешься вполне нормальной. Кроме твоей одежды.

- Что? Не понимаете гранж?

- Твои волосы тоже вызывают вопросы.

- А с волосами что не так?

- Они зеленеют.

- Это не плесень, - ответила она, смеясь над игривым взглядом неодобрения на его лице. - Это гель для волос. Я сделала зеленые пряди.

- Сколько тебе лет?

- Пятнадцать. Но через две недели будет шестнадцать. - Она ощутила потребность добавить эту часть. - Мама говорит, вы слишком молоды для священника.

- Мне двадцать девять. Но для нее я постараюсь состариться быстрее. Уверен, служба в церкви, в которую ходишь ты, изрядно меня состарит.

- Буду стараться изо всех сил. - Она широко улыбнулась ему и теребила лацканы пиджака. И снова наступило неловкое молчание. Хотя он, казалось, не испытывал неловкости. Было такое чувство, будто у него вся жизнь впереди на то, чтобы наблюдать за ее странным поведением.

- А теперь к коленям. Эти раны выглядят впечатляюще.

- Я упала, - ответила она. - Вот такое вот дерьмо.

- Ты не похожа на неуклюжую. Возможно, я ошибся.

Она поджала губы. Она? Неуклюжая?

- Я не неуклюжая. Ни разу. Мой учитель физкультуры говорит, что я двигаюсь, как обученная танцовщица.

- Тогда откуда раны на коленях?

- Я подралась в школе.

- Надеюсь, она выглядит хуже, чем ты.

- Он, - ответила она с гордостью. - Он выглядит нормально. Но все еще смешно ходит.

Глаза Сорена слегка округлились.

- Ты подралась с мальчиком в школе? - Он казался слегка взволнованным.

- Я не виновата. В школе есть девочка - Пайпер Райли. Если ее имени недостаточно, то у нее есть огромные сиськи. Она боится собственной тени и не может дать отпор. Так этот парень, Трей, в автобусе вел себя как мудак, говоря всякие мерзости о ее теле. И я сказала ему заткнуться. И тогда он начал меня поливать грязью. Он только и говорил «я хочу твое тело, Элли». Я ответила, что он может его получить. И дала ему свою ногу. Прямо по его яйцам. Это было потрясающе. Когда мы вышли из автобуса, он так сильно меня толкнул, что я упала на колени и разодрала их. Ничего нового. Обычная среда в местной католической школе. Ваши налоговые баксы не работают.

Он продолжил смотреть на нее. Его глаза еще больше округлились.

- Отец Стернс? Сорен? Или как вас там? - она помахала рукой.

- Прости. Я был поглощен твоей историей. Мог даже войти в состояние фуги.

- К счастью для меня, это все произошло за автобусом, и водитель ничего не видел. Иначе, моя задница была бы у замдиректора Уеллса. Он сказал, если я еще раз окажусь в его кабинете, меня публично распнут в пример перед всей школой. Думаю, он шутил.

- Ты заслужила такое обращение?

- Может быть. На уроке я сказала, что у святой Терезы не было мистического опыта, а на самом деле она испытала оргазм. И не скажешь, что я не пыталась это доказать. Она сказала, что ангел «проник» в нее «пылающей стрелой» прямо в ее «внутренности», и так она испытала «экстаз». - Элли показала воздушные кавычки для акцента. - Это не мистический опыт. Это был большой О. (О - оргазм). Завуч Уеллс не оценил мою теорию.

- Мне нравится твоя теория.

Элеонор открыла рот, но потом закрыла его. У нее не было слов. Ни одного. Вообще. Она не знала, что ответить на это.

- Я думаю пору уходить, - сказала она.

- Почему?

- Хотите, чтобы я осталась?

- Да.

Она вопросительно посмотрела на него.

- Никто никогда не хотел, чтобы я осталась. После того, как начну говорить.

- Я хочу, чтобы ты осталась, - ответил он. - И хотел, чтобы ты продолжила говорить.

- Я не прерываю вашу игру в гольф?

- Гольф?

- Все священники играют в гольф, верно?

- Не этот священник.

- Во что вы играете?

- В другие игры.

Что-то в том, как он произнес слово «игры», заставило пальчики на ногах Элли поджаться внутри ее военных ботинок.

- Тогда мне стоит отпустить вас к вашим другим играм.

- Сделай кое-что, прежде чем я уйду.

- Что?

- Распусти волосы.

В этот раз она даже не спорила и не спрашивала зачем. Просто стянула резинку с волос, пробежала пальцами по взлохмаченным волнам и склонила голову набок.

- Дай мне правую руку.

Он снова вытянул руку и взял ее необожженное запястье в свою ладонь. Из ее левой руки он взял ее резинку и обернул вокруг ее запястья.

Продев два пальца под резинку между запястьем, он высоко ее оттянул и отпустил, щелкая по чувствительной коже так сильно, что она вздрогнула.

- Черт... Исусе, больно. Зачем вы это сделали?

- Чтобы эти ожоги на твоем запястье полностью зажили, потребуется несколько месяцев. Существуют другие способы причинения боли без шрамов. Ты должна узнать их.

Элли посмотрела на свое запястье. Ее кожа до сих пор пульсировала от боли ужасного щелчка, но краснота уже начала сходить.

- Вы... вы просто...

- Элеонор, твое тело - это храм. Ты должна обращаться с ним, как с бесценным и святым сосудом. Я усвоил одно и только одно, наблюдая за женой своего отца. Если собираешься украшать его, или делай это правильно, или найми профессионала.

Он снял свой шлем с руля и завел мотоцикл. Впечатляющий мотор взревел, и Элеонор ощутила, как вибрации распространяются по земле и прямо к ее животу.

- Вы не обычный священник, верно?

Он улыбнулся ей так, словно влепил пощечину и одновременно поцеловал.

- Боже мой, надеюсь, нет.

С этими последними словами он надел шлем и убрал подставку своим каблуком. Элеонор сделала три огромных шага назад. Он выехал с парковки и оставил ее в одиночестве.

Она наблюдала за ним, пока он не исчез из поля зрения. А потом стояла и слушала, как звук его двигателя растворяется в тишине.

- Я ваша, Сорен, - сказала она только Богу, но не понимала, какой вкладывала смысл в эти слова. Она знала одно - это была правда.

Она принадлежала ему, несмотря на последствия. Она принадлежала ему.

Аминь. Аминь.

Да будет так.