Так велика моя любовь

Глава 1

Среди жителей Лондона с необыкновенной скоростью стали распространяться слухи о предательстве и баснословных вознаграждениях за измену, и городом овладела смута. Жизнь исполнилась страха и беспокойства, так как агенты королевы обыскивали дома в поисках заговорщиков. Не раз ночная тишина нарушалась громкими криками и топотом бегущих ног, потом раздавался настойчивый стук в дверь, а далее следовали пристрастные допросы, которые иногда заканчивались многочисленными казнями на виселице, а на Лондонском мосту выставлялись на всеобщее обозрение отрубленные головы. Не единожды предпринимались попытки покушения на жизнь королевы. Казалось, рука убийц направляется из ада. Мария Стюарт была пленницей Англии, на троне восседала Елизавета Тюдор, и над каждым нависала угроза лишиться жизни.

7 ноября 1585 г.

Недалеко от деревни Берфорд,

Оксфордшир, Англия

Крохотные язычки пламени тысяч свечей колыхались в такт движениям гостей, танцевавших веселый курант. Музыка менестрелей, звучавшая в огромном зале Бредбери-Холла, временами перекрывалась громким смехом лордов и их дам. Причина всеобщего ликования заключалась в том, что многократно объявленные помолвки и не раз отложенные свадьбы прекрасной Арабеллы Стэмфорд наконец завершились счастливым воссоединением. Удивительным был тот факт, что никакому бедствию оказалось не под силу настигнуть отважного обожателя, столь рьяно добивавшегося ее руки в течение последних месяцев.

Насколько было известно, никого из шести юношей, еще раньше помолвленных с девушкой, не осталось в живых, в том числе и последнего из них, маркиза Бредбери, в поместье которого и праздновалась свадьба. Реланд Хаксфорд, граф Чедуик, открыто осудив слухи о проклятии, лежащем на таком непорочном создании, как Арабелла, отважно принялся за ней ухаживать, презрев все, что было связано с судьбой его предшественников. И теперь, добившись полной победы, он гордо стоял рядом со своей женой, соединенный с ней зеленой гирляндой, а вокруг них гости поднимали высокие кружки и серебряные кубки, чтобы выпить за здоровье новобрачных. Крепкий эль и вино сделали свое дело, развеселив всех присутствующих, и слуги сбивались с ног, наполняя после каждого тоста кружки и кубки, дабы не дать угаснуть царившему веселью.

Эдвард Стэмфорд был в восторге оттого, что ему наконец удалось заполучить богатого и знатного зятя, однако к его радости примешивалось и некоторое недовольство. Он с огромной неохотой согласился на то, чтобы праздничный обед состоял из большего, чем обычно, числа перемен. И теперь недобрым взглядом обводил стол, уставленный широченными досками с молочными поросятами, фаршированной козлятиной и блюдами с красиво убранной дичью. Он с отчаянием наблюдал, как сочные куски мяса, вкуснейшие пудинги и засахаренные фрукты исчезают в глотках тех, кому посчастливилось стать свидетелем его неслыханной щедрости. Но если кто и замечал, что хозяин страдает отсутствием аппетита, то не считал нужным обсуждать подобный вопрос.

Это был поистине необычный день, так как Эдвард Стэмфорд проявлял исключительное расположение по отношению ко всем присутствующим. Его называли приспособленцем, который построил свое благополучие на несчастье других. Никто никогда не стал бы утверждать, что его неожиданная удача — результат умелого ведения дел, потому что Эдвард всегда стремился урвать то, что было посажено и взращено заботливой рукой других. Наиболее ценной его добычей являлся бывший владелец Бредбсри-Холла.

Никому не было известно о том, на что вынужден был пойти Эдвард, чтобы отвести от себя подозрения в убийстве королевского агента. Ведь, сваливая всю вину на Сеймура, Эдвард лишался тех преимуществ и почета, которые сулил ему брак дочери с маркизом. Это было малостью по сравнению с тем, что он приобретал, если победит — а если нет? То, что грозило ему в случае проигрыша, не оставляло никакой надежды на благополучный исход. Его ждали бы не только репрессалии[1] со стороны ее величества, но и месть со стороны маркиза, в последнее время считавшегося самым преданным защитником королевы. Всем были хорошо известны истории о его военной доблести. В своих самых страшных кошмарах Эдвард представлял, как благородный дворянин пригвождает его к стене длинной сверкающей шпагой.

Со всей осторожностью, с намеками и недомолвками Эдвард рассказал свою собственную версию убийства, которую Елизавета выслушала. Однако он недооценил ее благосклонность к Сеймуру: она пришла в ярость оттого, что человек, не заслуживавший ее уважения, осмелился обвинить в измене и убийстве лорда, пользующегося особым покровительством при дворе. И только когда свидетель подтвердил, что перчатки маркиза действительно были найдены рядом с убитым агентом, Эдвард получил то, в чем нуждался. Королева в конце концов смягчилась и одним росчерком пера решила судьбу Сеймура, повелев казнить его немедленно. В результате скорого суда она лишила его титула, собственности и владений, отдав последние его обвинителю. Счастью Эдварда не было предела, но вскоре, когда Сеймур, заключенный в подвале Ламбет-Пэлис, поклялся сделать все, чтобы те, кто способствовал его падению, были привлечены к суду, пришел страх. За две недели до того, как этого благородного господина должны были передать в распоряжение заплечных дел мастера, Эдвард чуть не сошел с ума. Он боялся закрыть глаза в ужасе, что больше никогда не откроет их. Его пугали находчивость и отвага маркиза, к тому же у него были все причины бояться, поскольку узник действительно собирался сбежать, когда солдаты поведут его через мост в Тауэр. Однако судьба распорядилась иначе: Сеймур был застрелен охранником, пытавшимся предотвратить побег. Узнав эту новость, Эдвард испытал непередаваемое облегчение и решил, что теперь можно без всяких опасений перебираться из своего убогого дома в поместье маркиза.

Поспешный переезд Эдварда в замок маркиза явился одним из его самых запоминающихся деяний. Стоило ему начать проявлять исключительную симпатию к окружающим и открыть свой дом и кошелек для всех, как появились те, кто утверждал, будто бы в его действиях им руководила более великая цель. По всей видимости, именно так и было в том случае, когда он распространил свое гостеприимство на Илис Редборн, дочь своей молочной сестры, которая вот уже полтора десятка лет лежала в могиле. Исчезновение отца поставило Илис в такие условия, что ей пришлось сбежать из лондонского дома, и Эдвард, которому были известны слухи о спрятанном золоте, с радостью предоставил ей восточное крыло замка. Однако не в его натуре было проявлять подобную щедрость. Будучи единственным родственником девушки, он решил извлечь выгоду из ее положения, потребовав с нее огромную плату за жилье и вынудив стать экономкой в новом загородном поместье Бредбери-Холл. Он объяснил свое требование тем, что его дочь нельзя беспокоить хозяйственными проблемами, потому что она занята приготовлениями к свадьбе с графом Чедуиком. Задолго до торжественного дня Эдвард дал указание племяннице, чтобы та ограничила свое присутствие на вечерних трапезах и все внимание уделила наблюдению за слугами. Не должно пропасть ни единой крошки, предостерегал он девушку, а кроме того, нельзя допустить, чтобы наемные работницы снимали пробу с блюд.

Семнадцати лет от роду, Илис Редборн отличалась находчивостью и изобретательностью и обладала некоторым опытом в управлении большим поместьем, так как в течение последних нескольких лет выполняла роль хозяйки в доме отца. В доме Эдварда она чувствовала себя совершенно чужой, к тому же получилось так, что под ее началом оказались те, кто симпатизировал бывшему маркизу Бредбери, Максиму Сеймуру. Наемные рабочие, оставшиеся верными его памяти, очень настороженно относились к новому владельцу. Среди них ходили слухи о том, что Эдвард Стэмфорд получил поместье Бредбери путем грязных наветов и лжи. У Илис не было возможности выяснить, что из всего этого правда. Она появилась в Бредбери спустя несколько месяцев после того, как маркиз был убит в своей неудачной попытке обрести свободу, поэтому у девушки не было случая познакомиться с бывшим хозяином. Единственное, что связывало ее с ним, был портрет, который она обнаружила в восточном крыле. До ее приезда эти помещения были закрыты, но по свежим следам на покрытом грязью полу крохотной спальни, где был обнаружен портрет, и по совершенно лишенной пыли простыне, в которую он был завернут, она догадалась, что его принесли сюда недавно. Удивленная тем, что хозяева прячут такую великолепную картину, девушка принялась осторожно расспрашивать домочадцев и в итоге выяснила, что вскоре после переезда дядюшка распорядился уничтожить портрет, но слуги, оскорбленные такой бестактностью, спрятали его в восточном крыле. Илис было трудно осуждать слуг за их верность маркизу, хотя, как она считала, он не заслуживал такого отношения к себе, если учитывать совершенное им тяжкое преступление. Ведь его признали виновным в тайных происках против Англии, целью которых было покушение на королеву, и в попытке скрыть свое предательство с помощью убийства ее агента. Но узнав, что многие слуги уже долгие годы живут в Бредбери, причем некоторые появились здесь семьдесят лет назад, еще до рождения лорда Сеймура, Илис поняла, почему они не приняли во внимание свидетельства его вины и оставались верными его памяти.

Она была полна решимости относиться с таким же пониманием к причинам, заставившим ее дядюшку убрать из дома все, что хоть как-то напоминало о маркизе. Если художнику, писавшему портрет, действительно удалось точно передать внешность бывшего владельца Бредбери, тогда нет ничего удивительного в том, что Сеймур произвел впечатление на Арабеллу. Потеря такого великолепного поклонника заставила бы любую женщину затаить злобу на отца, который косвенно был причастен к его казни. Если у Эдварда не было никаких причин, кроме желания сохранить мир в своей семье, его можно понять.

Главная трудность, с которой столкнулась Илис, заключалась в том, чтобы общаться со слугами, ненавидевшими нового хозяина. Хотя они всегда были заняты работой и добросовестно выполняли возложенные на них обязанности, все это делалось скорее из уважения к бывшему владельцу. Явным проявлениям недовольства обычно предшествовал довольно длительный период, в течение которого слуги с ворчанием выслушивали указания Эдварда. Илис не раз приходилось убеждать их, что они не имеют права обсуждать приказания хозяина, независимо от того, считают они их разумными или нет.

Сегодняшний вечер не был исключением из правил. Илис уже отругала нескольких лакеев за то, что они стали сравнивать нынешнего и бывшего владельцев, причем сравнение было не в пользу первого, когда заметила слугу, который топтался у винного бочонка. На нем был балахон с капюшоном, скрывавшим лицо. То, как он наклонился, вызвало у девушки подозрение, что он позволяет себе слишком вольно обращаться с хозяйским вином, а это было недопустимо.

Расправив плечи и разгладив черную бархатную юбку с фижмами[2], Илис придала своему лицу строгое выражение, подобающее хозяйке большого дома, и приготовилась к новому спору. Для юной девушки она выглядела очень решительно и чрезвычайно элегантно в своем простом, но дорогом платье. Белый, отделанный кружевом плоеный воротник, узкий по сравнению с тем, который принято было носить при дворе, опускался под подбородком и приподнимался сзади, подчеркивая тем самым красоту ее правильного лица. Нежный румянец окрашивал щеки, придавая блеск синим, как сапфиры, глазам, оттянутым к вискам и опушенным густыми темными ресницами. Брови, которые она отказывалась выщипывать, как делали многие модницы, имели медный оттенок и четко выделялись на белоснежной, без малейшего изъяна коже. Темно-рыжие волосы девушки были разделены на прямой пробор и красиво уложены под очаровательной наколкой из черного бархата. Из-под плоеного воротника свешивались две длинные нити жемчуга. Замок ожерелья представлял собой обрамленную мелкими рубинами миниатюру, которая была выполнена эмалью и изображала профиль женщины, похожей, как утверждал отец, на ее мать.

Илис надеялась, что у нее такой же величественный вид, как у женщины на крохотном портрете, поэтому считала, что слуга, увидев по ее наряду, какое положение она занимает в доме, будет держаться с ней гораздо почтительнее, чем если бы был свидетелем ее недостойных переодеваний, к которым она прибегала, когда путешествовала по трущобам Элсатии[3] и городам Ганзы. Остановившись за спиной у слуги, она ласковым голосом произнесла:

— Нравится вино?

Его склоненная голова стала медленно поворачиваться, и наконец перед Илис появились широкие плечи и узкая щель между краями капюшона, почти полностью скрывавшего лицо. На его темные глаза упал свет свечи, и они, казалось, зажглись огнем. Этот человек был намного выше других слуг и чем-то отличался от них, поэтому у девушки возникло подозрение, что он не принадлежит к домашним слугам и явился в замок без разрешения.

— Прощения просим, хозяйка. Старый чашник просил меня попробовать вино, не кислое ли оно, не будет ли оно щипать язык господам.

Грубая речь не портила глубокого голоса незнакомца, звучавшего тепло и приветливо. Он поднял большую плоскую бутыль, которую держал в руках, немного наклонил ее, потом долго задумчиво смотрел на нее, прежде чем постучать по ней. указательным пальцем.

— Точно говорю, хозяйка, это из старых запасов. Дюже крепкое, так и есть. Не та дрянь, что подает гостям этот парень Стэмфорд.

Илис напряженно наблюдала за незнакомцем, ошарашенная его оскорбительным поведением. Его наглость задела ее, и в голосе девушки зазвучал сарказм:

— Сомневаюсь, что сквайра[4] Стэмфорда интересует ваше суждение или мнение, какими бы они ни были. Неблагодарный негодяй! Кто ты такой, чтобы так дурно судить о добрых намерениях того, кто платит тебе? Стыдно!

Незнакомец устало вздохнул:

— А жаль. Стоило бы.

Уперев руки в бока, Илис набросилась на него с гневной отповедью, при этом ее глаза метали молнии:

— Ах вот что я слышу! Он еще недоволен! Вот уж воистину наглец! Да сквайр скорее выслушает замечания нищего с улицы, чем слуги с собственной кухни. Скажи-ка мне, добрый человек, правильно ли я поняла, что мое присутствие помешало тебе пить вино?

Незнакомец поднял замотанную в лохмотья руку и вытер рот.

— Сквайру стоило бы попробовать свое добро. Жалко поить господ тем горьким пойлом, что он заставил нас нацедить.

— Ты такой знаток виноделия или просто родился самонадеянным болваном? — высокомерно фыркнула Илис.

— Болваном? — Он издал сдавленный смешок, в котором совершенно явственно слышался упрек. — Ну ладно! Я получил свою долю. Пора двигаться, а то и так слишком долго крутился вокруг вашей милости.

У Илис от негодования перехватило дыхание.

— Ты взял гораздо больше, чем тебе положено!

Незнакомец никак не отреагировал на возмущение девушки и равнодушно пожал плечами:

— Не надобно особой самонадеянности, чтоб отличить плохое от хорошего, добро от зла… и для этого не надобно большого ума.

Подойдя к бочонку, он принялся наполнять вторую бутыль.

— Когда здесь жил его светлость…

— Эй, ты! Еще один плакальщик по покойному маркизу! Никогда не представляла, что слуги могут быть столь единодушны в своей привязанности! — пожаловалась Илис.

Она заметила, что внесли огромные подносы с новыми блюдами, и рукой указала на стол в дальнем конце зала, куда следовало отнести угощение. Ей ужасно не хотелось отпускать этого наглеца, не дав ему должного отпора.

— Скажи, неужели прежний хозяин совсем не учил тебя хорошим манерам?

— Не-а, учил. — Он вытер рукавом балахона рот, и плотная ткань заглушила его глубокий голос. — Его светлость… маркиз… я веду себя, как он.

— Тогда мне придется сообщить тебе, что у тебя был бездарный учитель, — перебила его Илис. — Следствием установлено, что лорд Сеймур был предателем и убийцей. Советую тебе подыскать другой пример для подражания.

— Я тоже слыхал эти сказки, — ответил слуга и добавил со смешком: — Но я не особо верю в этот бред.

— Это вовсе не сказки, — запротестовала Илис. — Во всяком случае, так посчитала королева. Она лишила его всех владений и отдала их моему дяде. Очевидно, она увидела в нем достойного человека.

Незнакомец с грохотом поставил бутыль и наклонился над девушкой, как бы собираясь опровергнуть ее слова. При этом он не заметил, как капюшон его распахнулся, открыв нижнюю часть лица, и Илис увидела светло-каштановую нечесаную бороду. Его верхняя губа, заросшая клочковатыми усами, презрительно скривилась.

— Кто дал тебе право судить, женщина? Ведь ты даже никогда не встречалась с маркизом, а если ты считаешь сквайра добрым, значит, совсем его не знаешь.

Илис посмотрела ему в глаза, взгляд которых сейчас показался ей удивительно проницательным. Гнев, промелькнувший в них, на мгновение сковал ее, потом она гордо вскинула голову и рискнула пойти в наступление:

— Разве ты древний мудрец или ясновидящий, если отваживаешься утверждать, встречалась я с маркизом или нет?

Выпрямившись во весь свой огромный рост, он немного отклонился и сложил руки на груди, обратив на нее насмешливый взгляд. Илис доставала ему до подбородка, и если бы она не старалась как можно выше вздернуть голову, то перед ее глазами как раз оказалась бы грубая ткань его балахона.

— Прощения просим, хозяйка. — Он театральным жестом прижал руку к широченной груди и поклонился. — Я никогда не видел вас здеся, когда лорд Сеймур был хозяином, потому-то я и решил, что вы оба никогда не встречалися.

— Действительно, мы не встречались, — согласилась Илис, задетая его наглым поведением. Этот человек не заслуживал никаких объяснений, и она спросила себя, почему так стремится все рассказать ему. Стараясь не обращать внимания на его насмешливую улыбку, девушка с нажимом произнесла: — Но я знала его, а это одно и то же.

— Разве? — Он бросил на нее острый взгляд из-под капюшона. — А вы бы могли узнать его, или вы в глаза его не видели?

Его дерзость вывела девушку из себя. Было совершенно очевидно, что ее слова вызвали у него сомнения и только здравый смысл не позволил ему обвинить Илис во лжи. Однако в ее душе еще хранились воспоминания о том, кого она так страстно хотела забыть. Ее злило, что ее постоянно преследует портрет маркиза. Сначала она объяснила свое восхищение тем настроением, которое удалось передать художнику. Зеленый охотничий кафтан придавал ему жизнерадостный вид, а пара овчарок, поджидавших своего хозяина, наполняла картину духом некоего авантюризма. На самом же деле именно красивые аристократические черты маркиза, его зеленые глаза, опушенные темными ресницами, и немного насмешливая улыбка притягивали к себе девушку, заставляя ее вновь и вновь смотреть на этот портрет.

Илис сообразила, что слуга ждет от нее ответа, продолжая пристально смотреть на нее. Нет сомнений, молчание он рассматривает как подтверждение тому, что ее слова были пустой бравадой. Овладевшее девушкой раздражение проявилось в ее голосе:

— Очевидно, твоя ухмылка вызвана сознанием того, что я не могу подтвердить свои слова. Маркиз был убит при попытке к бегству.

— А-а, я слыхал об этом, — сообщил слуга. — В тот день, когда его вели в Тауэр, он точно попытался сбежать и был убит. — Он наклонился вперед и вкрадчиво прошептал: — Но кто может сказать наверняка, что случилось с маркизом, когда он свалился с моста? Ведь его потом ни одна живая душа не видела, а тела не нашли. — Он грустно вздохнул. — Думаю, рыбки хорошо попраздновали в ту ночь, это уж точно.

Живое воображение девушки нарисовало вполне явственную картину, и она содрогнулась. Потом, сделав над собой усилие, отогнала это видение. Она намеренно перевела разговор на дела, которые срочно требовали ее внимания:

— Нам сейчас надо заниматься сегодняшним празднеством. — Она замолчала, не зная, как обращаться к этому человеку. — Полагаю, твоя мать дала тебе имя.

— Да, хозяйка, так и было. Назвала Тейлором. Просто Тейлором.

Илис указала рукой на гостей, сидевших за поставленными на козлы столами.

— Тогда, Тейлор, я приказываю тебе следить за тем, чтобы у гостей всегда были наполнены кубки, а то сквайр накажет нас обоих за то, что мы бездельничаем.

Тейлор отвесил шутливый поклон, взмахнув при этом обмотанной тряпьем рукой.

— К вашим услугам, хозяйка.

Илис поразила его грация, и она не смогла удержаться от похвалы:

— Тейлор, ты очень хорошо перенял манеры своего бывшего хозяина.

Он негромко рассмеялся и натянул капюшон так, что закрыл все лицо.

— У его светлости с юности было столько учителей, как у жабы бородавок. А я развлекался, в точности повторяя то, чему его учили.

Илис удивленно приподняла бровь.

— А почему ты прячешь лицо под капюшоном? Ведь здесь совсем не холодно.

— Нет, хозяйка, — последовал торопливый ответ, — здесь не холодно. Просто во время родов случилось несчастье. Стоит кому-нибудь увидать мое лицо, и он тут же грохнется в обморок. Слишком жуткое зрелище.

Илис, у которой не было желания смотреть на изуродованное лицо Тейлора, воздержалась от дальнейших расспросов. Отпустив его, она долго наблюдала за ним, пока не убедилась, что он хорошо справляется со своими обязанностями. Он непрерывно обходил столы, то наполняя кубки, то подавая кружки, при этом дамам и пожилым гостям он наливал вино из одной бутыли, а более молодым мужчинам — из другой. Илис мысленно похвалила его за то, что он предусмотрительно нацедил легкое вино, чтобы подавать его тем, кто не привык к крепким напиткам.

Оглядевшись по сторонам и убедившись, что никто не лодырничает и все слуги заняты делом, Илис расслабилась. Она принялась внимательно осматривать столы, чтобы решить, какую перемену подавать, и не заметила, как сзади к ней вплотную приблизился один из гостей. Рука мужчины обвила ее тонкую талию, и не успела она что-либо предпринять, как его губы приникли к ее шее.

— Илис… нежный цветок ночи, — раздался глухой, ровный голос. — Мое сердце взывает к тебе, прекрасная. Будь снисходительна к бедному влюбленному и дай мне испить нектар твоих губ.

Илис пришла в негодование. Она не из тех, кто позволяет подобные вольности, она поставит на место этого наглеца! Девушка отвела руку, уже готовая залепить пощечину этому самодовольному нахалу, осмелившемуся приставать к ней. Несмотря на свою миниатюрность, она была полна решимости вложить в удар всю свою силу. Илис была уверена, что к ней подошел кузен Реланда, Девлин Хаксфорд. Она давно, еще в начале вечера, заметила, как он бросает на нее нежные взгляды. При мысли, что он позволил себе подобную дерзость по отношению к ней, ее глаза вспыхнули яростью. Однако, когда она повернулась, ее руку осторожно взяли за запястье и отвели в сторону. Она гневно посмотрела в склоненное над ней смуглое лицо и встретилась взглядом с карими глазами, в которых мелькали веселые искорки.

— Квентин! — с облегчением выдохнула она. — Что ты здесь делаешь?

Улыбнувшись, он поднес ее изящные пальчики к губам.

— Сегодня ты выглядишь просто очаровательно, кузина. Ты здорово похорошела с тех пор, как сбежала от злобных Редборнов. — На его лице появилась насмешливая ухмылка. — Мама никогда не простит моих братьев за то, что они позволили тебе уйти.

— Как ты можешь так запросто говорить о своих родных? — раздраженно спросила Илис. — Они намеренно пытались навредить мне, и это действительно настоящее чудо, что я сбежала от них.

— Бедняга Форсворт до сих пор страдает от последствий твоего удара по голове. Он уверяет, будто ты ударила его дубинкой, и мама приложила все усилия, чтобы он еще больше возненавидел тебя. — Квентин сочувственно вздохнул и покачал головой. — Он уже никогда не будет прежним. Уверен, ты сломила его.

— Лорд Форсворт, как он себя называет, был сломлен еще до того, как я прикоснулась к нему, — заметила Илис. — Признаться честно, меня удивляет, что ты произошел из той же семьи. Совершенно очевидно, что ты далеко ушел от своих родственников в том, что касается ума и мудрости, не говоря уже о хороших манерах.

Прижав руку к груди, Квентин поклонился, выражая тем самым признательность за комплимент.

— Примите мою благодарность, прекрасная дама. Есть некоторые преимущества в том, что ты старший сын. Как тебе известно, отец оставил мне родовое поместье и свое состояние. Это дало мне возможность отойти от соперничества и постоянных заговоров, процветающих в нашей семье.

Илис гордо вскинула изящную головку, всем своим видом показывая, что никакие причины не могут оправдывать действия ее родственников. Вдова и младшие сыновья Бардольфа Редборна принадлежали к капризному классу аристократов, которые применяли свою власть столь же хладнокровно, как если бы использовали тяжелый палаш на поле брани, рубя налево и направо всех, кто стоял на их пути.

— Дядя Бардольф был очень великодушен по отношению к Кассандре. Богатства у него было более чем достаточно, чтобы в будущем обеспечить и твою мать, и братьев. Если сейчас ее деньги тают, то это результат ее полнейшей глупости. Она забрала то, что мой отец оставил мне, и утверждает, будто это принадлежит ее сыновьям и является частью наследства Редборна. Да будут прокляты она и твои трое братьев, если они верят в ее ложь. Ты сам прекрасно знаешь, что моему отцу, как второму сыну, пришлось самостоятельно зарабатывать состояние, поэтому его деньги не могут принадлежать твоей семье. Если бы они не заперли меня и не стали бы допытываться, где папа спрятал золото, я бы считала, что они виновны в его исчезновении.

Квентин внимательно слушал ее, сцепив руки за спиной и нахмурившись.

— Согласен. Маловероятно, чтобы они пытались что-то вытянуть из тебя, если бы имели в своем распоряжении дядю Рэм-си. — Он тяжело вздохнул. — Мне очень грустно, что мама и братья пустились на всякие махинации, чтобы завладеть богатством.

— Кассандра и ее выводок пустоголовых болванов намеревались испортить мне жизнь. — Она замолчала, сообразив, что слова могут обидеть одного из членов той семьи, и досадливо поморщилась. — Прости, Квентин. Я сделала тебе больно, но я не хотела. Ты так отличаешься от них, иногда я забываю, что надо сдерживаться в твоем присутствии. Не могу понять, почему ты вообще пошел на то, чтобы увезти меня от них, заранее зная, в какую ярость придет твоя мать.

Он коротко рассмеялся.

— Боюсь, я проявил недальновидность в своем рыцарском поступке. Мне следовало закрыть перед ними двери своего дома. Тогда тебе не пришлось бы убегать во второй раз.

— Твои братья пришли, когда ты отсутствовал, они забрались в дом, как воры, ночью, чтобы выкрасть меня и вернуть в Лондон. Тебе не в чем винить себя, Квентин.

Его карие глаза пристально взглянули в ее темно-синие.

— Я вот все спрашивал себя… — неуверенно начал он. — Мне бы не хотелось говорить об этом, Илис, но придется. Что моя семья сделала с тобой?

Она печально пожала своими изящными плечиками, не желая вспоминать тех жестокостей, которые ей пришлось вытерпеть от тетки и двоюродных братьев. Не ограничившись словесными оскорблениями, они приступили к безжалостным допросам, а когда и это не дало никаких результатов, стали морить ее голодом, предварительно превратив ее спальню в камеру пыток. Теперь, когда она была свободна, Илис понимала, что ради душевного спокойствия ей следует никогда не вспоминать о событиях тех недель.

— Если судить по моему нынешнему состоянию, они, Квентин, не причинили мне особого вреда. — Однако девушка знала, что ее еще долго будет преследовать кошмар заточения. Выдавив улыбку, она взглянула на своего кузена. — Ты так и не сказал мне, зачем ты здесь. Я всегда считала, что ты испытываешь отвращение к дяде Эдварду.

— Не могу отрицать этого, — хмыкнув, подтвердил Квентин, — но я набрался храбрости, чтобы пробраться в гнездо стервятника и взглянуть на сокровище.

— Квентин, ты пришел слишком поздно, — уже более весело заметила Илис. — Свадебные речи произнесены, и Арабелла уже замужем за графом.

— Моя прекрасная Илис, я пришел для того, чтобы увидеть не Арабеллу, а тебя! — заявил он.

— Ты дразнишь меня, кузен, — упрекнула его девушка, восприняв его слова скептически. — Ты скорее убедил бы меня в своей искренности, если бы сказал, что приехал повидать дядю Эдварда. Ни один мужчина не может устоять против красоты Арабеллы, и у меня не вызывает сомнений, что все ее отвергнутые поклонники пришли сегодня сюда, чтобы попрощаться с ней.

Наклонившись к ней, Квентин хитро улыбнулся и прошептал:

— Разве пылкие трубадуры еще не сочинили баллады, прославляющие твою красоту, прекрасная Илис? Или они лишились дара речи, увидев такое совершенство? — Он придал своему лицу страдальческое выражение, а Илис продолжала с сомнением смотреть на него. — Прекрасная дева, я не лгу! Твои глаза как драгоценные камни, как бесценные сапфиры. Они сверкают из-под черного бархата ресниц. Твои брови подобны крылу стремящейся ввысь птицы, а твои волосы цветом своим сравнимы только с теплым оттенком вишневого дерева, их нежный аромат вызывает восторг в моей душе. Твоя белоснежная кожа своим мягким блеском затмевает жемчуг… и сулит неземное блаженство.

Илис продолжала недоверчиво смотреть на кузена. Его высокопарные слова совершенно не тронули ее.

— По всей видимости, вино затмило твой разум, если ты думаешь, будто я поверю в эту чепуху.

— Я не пил ни капли! — принялся страстно уверять ее Квентин.

— Я слышала множество историй о тебе, — не обратив на него внимания, добавила Илис. — Так много, что, думаю, твои речи уже успели поистрепаться от частого использования. Не сомневаюсь, десятки девушек с удовольствием слушали, как ты восхваляешь их красоту.

— Поистине, прекрасная дева, — протестующе воскликнул Квентин, — ты несправедлива ко мне!

— А вы, сэр, напрасно мнете свой дублет[5], трагически прижимая к груди руки. Мы оба знаем, что я права, — с задорной улыбкой ответила Илис. — Ты повеса, каких свет не видывал. Вот, к примеру, всего две недели назад я слышала, как точно такие же слова произносились перед Арабеллой… и слетали они с твоих губ!

— Ты ревнуешь, несравненная Илис? — с надеждой спросил Квентин.

Даже не удостоив его ответа, она продолжила:

— Полагаю, у Арабеллы, которая уже была обручена с Реландом, хватило ума выгнать тебя. Как твоя двоюродная сестра, я должна пожалеть тебя.

— О бесподобная, — принялся горестно стенать он, — ты используешь свой язычок с мастерством и усердием сварливой бабы, а это отнимает у меня всю радость.

— Сомневаюсь, — со смехом проговорила Илис.

Как женщина, она признавала, что кареглазый и темноволосый Квентин Редборн был достаточно красив, чтобы привлекать бесчисленное количество поклонниц, но она также была убеждена, что судьба некоторых из них была разрушена именно его льстивыми комплиментами и преисполненным страсти вниманием. Хотя Илис было приятно его общество, она не хотела, чтобы у посторонних появились какие-то другие причины, кроме родственных отношений, связать их имена.

Услышав, что в переполненном гостями зале прозвучало ее имя, Илис обернулась и увидела дядю, который с явным нетерпением ждал, когда же она подойдет к нему. Складка между бровями свидетельствовала о его неудовольствии, и для девушки не было загадкой то, что послужило причиной подобного настроения. Сказать, что он терпимо относился к Квентину, значило бы выдавать желаемое за действительное.

— Иди сюда, девочка! — довольно резко произнес Эдвард. — И поторопись.

— О Господи, тебя зовет твой страж, — пренебрежительно заметил Квентин.

Илис подняла на него глаза, удивленная его мрачной шуткой.

— Мой страж?

Губы Квентина искривились в усмешке.

— Если бы Эдварду представилась возможность, он запер бы тебя в башне и выбросил бы ключ, чтобы помешать мне добраться до тебя. Он боится, что ты лишишься либо богатства, на которое он уже положил глаз, либо того, что называется целомудрием.

— Тогда у него нет причин беспокоиться, — улыбнулась Илис и хлопнула Квентина по груди. — Даже если ты попробуешь сам лишить меня одного из двух. У меня нет желания остаться без денег или быть внесенной в длинный список твоих побед.

Закинув голову, Квентин от души громко расхохотался. Он не мог не восхищаться этой дерзкой девчонкой, которая говорила то, что думала. Она предназначена для того, чтобы бросать вызов мужчине, и, если тому суждено будет победить, ему достанется награда, ради которой стоило бороться.

Илис, представлявшая, до какой степени смех Квентина разозлит ее дядю, съежилась. Дело было вовсе не в том, что она боялась Эдварда, — ведь она была вольна покинуть его дом в том случае, если он станет слишком груб. или требователен. Просто ей безумно хотелось сохранять мир и спокойствие, а так как сегодня был день свадьбы Арабеллы, приходилось проявлять особую осторожность.

— Сожалею, что вынуждена покинуть тебя, кузен, — извинилась она, торопливо сделав реверанс, — но, как ты сказал, меня зовет мой страж.

Квентин с улыбкой кивнул:

— Я мог бы спасти тебя от этого старого волка, прекрасная дама, но теперь уже поздно. Однако мне еще не раз предоставится возможность сделать это, уверяю тебя.

Пробравшись сквозь толпу, Илис остановилась возле дяди, который неприязненным взглядом следил за молодым человеком, проталкивавшимся к выходу. Потом Эдвард злобно посмотрел на девушку.

— Кто тебе разрешил отлынивать от своей работы? — грозно прорычал он. — Я не давал тебе разрешения точить лясы с этим Квентином. У тебя стыда нет?

— За что мне должно быть стыдно? — спокойно спросила Илис, чем еще сильнее разозлила дядю. — Я просто недолго побеседовала со своим кузеном на глазах у всех гостей, — объяснила она — В этом нет ничего зазорного.

— А-а, я заметил, как вы смеялись и веселились, как будто обсуждали какую-то грязную сплетню, — втянув голову в плечи, прошипел он.

Изящные брови девушки поползли вверх при виде злобного выражения на лице дяди. То, как кривились его губы, когда он хотел показать свое недовольство, напоминало Илис о раздражении, которое она испытывала каждый раз, когда общалась с этим человеком. Слишком часто в последнее время стали возникать ситуации, когда ею овладевало отвращение к нему. Она чувствовала непередаваемое облегчение, напоминая себе о том, что ее мать, которую младенцем подбросили на ступени церкви маленькой фермы, принадлежавшей семье Эдварда, не была с ним в кровном родстве. Одно это освобождало Илис от необходимости оставаться верной узам крови, и в те минуты, когда девушку одолевали подобные мысли, в ее душе поднимался протест, вызванный тем, что она вынуждена распекать других за недостаток почтительности к Эдварду.

— Тебе должно быть стыдно за то, как ты ведешь себя с этим мошенником! — сердито заявил дядя.

Он рукой указал в том направлении, куда ушел Квентин, намереваясь продолжить свои нравоучения, но внезапно замер, когда увидел, что тот стоит возле Арабеллы. Было совершенно очевидно, что болтовня Квентина доставляет девушке огромное удовольствие, потому что оба весело смеялись.

Эдвард заквохтал, как разгневанный петух.

— Посмотри на него! — взорвался он. — Можно подумать, что этот паршивец теряет всякую осторожность, когда скачет вокруг дам!

— Разве королева объявила траур, во время которого мы не должны позволять себе веселиться? — с деланным беспокойством спросила Илис.

Озадаченный вопросом своей племянницы, Эдвард, нахмурившись, посмотрел на нее, и только потом до него дошло, что она отнеслась к его наставлениям с полным безразличием.

— Полагаю, девочка, тебе стоит попридержать язычок и прекратить дурачиться! — резко произнес он. — Будет гораздо лучше, если ты вернешься к своим обязанностям и не заставишь меня лишний раз напоминать, в чем они заключаются.

Его надменность больно кольнула Илис, и она, не удержавшись, ответила:

— Я плачу за восточное крыло, дядя, и плачу немало. Более того, я всячески помогаю вам по мере своих сил и возможностей. Счастлива, что могу быть полезна вам, но не забывайте, что у меня нет необходимости зарабатывать себе на жизнь, потому что папа выделил мне достаточно крупную сумму. У меня также нет необходимости оставаться в вашем доме, я вольна уйти, когда захочу. Если подобное положение вещей вас не удовлетворяет, сообщите мне об этом, и я поищу пристанище в другом месте.

Эдвард уже был готов дать ей грозную отповедь, однако здравый смысл подсказал ему, что не стоит срывать свой гнев на девушке. Ставка была гораздо крупнее, чем плата за жилье, которая, будучи и так слишком высокой, служила прочной гарантией его хорошего отношения к Илис. Однако ему было трудно сдерживать себя, когда кто-то, тем более один из домочадцев, да к тому же такая пигалица, осмеливался выказывать ему неповиновение и противоречить. За годы супружеской жизни его жена покорно выполняла каждое указание, а в тех случаях, когда он приходил в ярость, скрывалась в спальне и топила свою боль в вине. Арабелла никогда не осмеливалась спорить с ним, она просто подчинялась ему, как будто не имела собственных желаний. А вот Илис уже показала, что ее характер скроен по совершенно иной мерке.

Если Эдварду и удалось что-либо выяснить о своей племяннице за время, прошедшее с ее появления в его доме, так только то, что девушка обладает острым умом и сильной волей. Ее горячее желание разыскать отца подвергло ее множеству опасностей, которых она бы избежала, не оставь он ей такое состояние. Эдварду довелось быть свидетелем ее решимости, когда она, нарядившись в лохмотья нищего, пробралась в Лондон и, ускользнув от бдительного ока Флит-стрит[6], принялась собирать сведения среди злостных преступников, укрывшихся в Элсатии, где царило беззаконие. Когда постоянные упоминания о спрятанном золоте подтолкнули Эдварда к действию, он послал в Лондон слугу, чтобы тот разыскал Илис и привез домой. Вскоре после ее возвращения произошли другие неприятные события, причем не последней в их череде явилась стычка с Реландом. Одно это послужило для Эдварда лишним доказательством тому, что Илис Редборн обладает удивительной способностью приносить неприятности.

Порядок в доме восстановился после того, как она опять сбежала, на этот раз отправившись в Стиллиардс — место, куда ее отец обычно направлялся для того, чтобы обменять кое-какие вещи на золото. Если разношерстное отребье, обитавшее в Элсатии, просто пугало Эдварда, то жуткие иноземцы из Ганзейского союза[7] наводили на него панический ужас. Они обладали богатством и могуществом, чтобы влиять на монархов, и хотя королева Елизавета проявила исключительную твердость в отношениях с союзом, многие из подвластных ей территорий сдались под натиском Ганзы. Эдвард уже оставил надежду вновь увидеть свою племянницу и был несказанно удивлен, когда она, одетая в мужской костюм, появилась в сопровождении какого-то молодого ганзейца.

— Ты осмелилась нацепить штаны! — возмутился он, увидев ее. — Это недопустимо!

Если бы Эдвард предвидел, сколько беспокойства привнесет племянница в его мирное существование, он бы потребовал с нес более высокой платы. А получилось так, что чертовке удалось заключить выгодную сделку. Каждый полученный от нее пенс стоил ему непередаваемых страданий. И вот сейчас он вынужден умиротворять ее.

— Единственное, что заботит меня, это твоя репутация, — приняв обиженный вид, заявил он. — Могу только посоветовать, чтобы ты была осторожна с ним.

— Вам незачем беспокоиться, дядя, — заверила его Илис. — Я не допущу, чтобы какой-то мужчина сбил меня с пути.

Она прекрасно знала, чего именно добивался Эдвард, который постоянно пребывал в страхе, что все достанется Квентину. Старик не отличался особым умом, чтобы скрывать свою алчность.

Не уловив насмешки, прозвучавшей в словах Илис, Эдвард принялся наставлять ее. Ведь в конце концов она нашла убежище в его доме, когда боялась за свою жизнь.

— Всем известно, что твой отец продал все и спрятал золото главным образом для того, чтобы после его смерти Кассандра и ее выродки не наложили лапу на то, что принадлежит тебе и может в один прекрасный день понадобиться. Осмелюсь с полной уверенностью утверждать, девочка моя, что, в то время как золото спокойно лежит в тайнике, твоя жизнь находится в опасности. Любой прощелыга будет охотиться за тобой. Позволь напомнить, что ты пришла в мой дом именно для того, чтобы я защитил тебя от родственников отца. И вот появляется один из проклятых Редборнов! Он только и ждет момента, чтобы захапать то, что принадлежит тебе.

— У Квентина большое состояние, — заметила Илис. — Мое ему не нужно.

— Ха! Я никогда не встречал человека, который не хотел бы пополнить свои сундуки. Поверь мне, пока Квентин будет строить тебе глазки, он запустит руку в твой кошелек. Запомни мои слова, детка. Держись подальше от Квентина, и настанет время, когда тебе, возможно, удастся заполучить такого же хорошего мужа, как Реланд или его кузен Девлин.

«Сохрани Господь!» — с отвращением подумала Илис и, не удержавшись от желания поддразнить дядю, проговорила:

— В распутном образе жизни тоже есть некоторые достоинства.

— Что ты несешь? — воскликнул Эдвард, возмущенный ее наглостью. Он пришел в такое неистовство, что с трудом сдерживался. От напряжения его руки сжались в кулаки. — Ты лишилась разума, если считаешь, что твой кузен лучше Реланда!

— Очень может быть, — ответила Илис, пожав плечами, и двинулась прочь, даже не удосужившись заверить дядю, что настроена гораздо решительнее, чем он, и всеми возможными способами намерена избегать серьезных отношений со своим кузеном. Она была слишком поглощена тем, что касалось ее отца, чтобы поощрять ухаживания мужчин, и тем более из семейства Хаксфорд.