Доктор Эдвард Берджесс медленно открыл дверь машины, выставил трость на тротуар и осторожно развернулся, готовясь выйти. Он поморщился от боли, перенеся вес на левую ногу, и, опираясь обеими руками о сиденье, выбрался из машины. Соседка на противоположной стороне улицы подметала веранду. Она прекратила работу, с сочувствием глядя на него, потом приветливо ему помахала, и он поднял немощную руку, отвечая на приветствие.
Тяжело опираясь на палку, он закрыл машину и, ссутулившись, направился к дому. Открывая замок, он держался за косяк, а отворив дверь, снова обернулся и помахал соседке. Как он и предполагал, она провожала его взглядом, дабы убедиться, что он не свалился перед дверью.
Оказавшись внутри, доктор Берджесс запер дверь и на мгновение замер, прижавшись к двери спиной.
— Любопытная старая ведьма, — пробормотал он и сунул трость в высокую урну у двери. В комнату он вошел упругой твердой походкой.
Наклонившись, он закатал штанину и, отстегнув скобу вокруг колена, швырнул ее туда же, куда и трость. Затем, направившись к шкафу у стены, расстегнул рубашку, снял пояс с набивкой, закрепленный на талии, и бросил его на пол.
Сделав два глубоких вдоха, он растер кожу на мускулистом плоском животе и открыл шкаф с напитками. К его удивлению, ведерко со льдом было полное. Положив пару кубиков льда в стакан, он до половины наполнил его скотчем тридцатилетней выдержки, затем обернулся и стал ждать.
Уродливое кресло-качалка, которое было частью меблировки снятого им дома, стояло повернутым к стене — не так, как он его оставил.
— Ты прячешься? — спросил он, сделав глоток.
Кресло развернулось, и его красивая племянница подняла на него глаза.
— Что за сокровища заманили тебя в этот тихий и скучный городок?
— Джин, дорогая, — сказал он, — так ты приветствуешь своего дядюшку?
Она похлопала себя по верхней губе.
— Они твои?
Он отклеил седые усы и положил их на полку шкафа.
— Ты ела? Я мог бы приготовить нам…
— Я знаю, что ты можешь приготовить. Ты меня сам учил, помнишь? Зачем ты здесь?
— Я приехал сюда, чтобы повидать тебя. Как твоя мать?
— Как и можно было ожидать после того, что ты с ней сделал.
— Джин, Джин. Почему ты так враждебно ко мне настроена?
— Не знаю. Возможно, это имеет какое-то отношение к тому, как ты обнулил мамины банковские счета. Дважды. Или, возможно, к тому, как однажды вечером мой отец вышел с тобой из дома и больше так и не вернулся. Выбирай, что тебе ближе.
Он пожал плечами:
— Мы уже все это обсуждали, и я думал, мы подвели под прошлым черту. Что касается твоего отца, то у него рефлексы были как у черепахи. Не понимаю, как он мог приходиться мне братом. Надо было настоять на ДНК-тестировании.
Рассерженная Джин поднялась с кресла.
— Мы с местным шерифом — друзья. Мне достаточно сделать один звонок, и он вышвырнет тебя из города.
— Возможно, вы с ним и друзья, но не более того, — сказал он, когда она направилась к выходу. — Я слышал, что вот уже несколько дней он не расстается с хорошенькой женщиной. Молоденькой. Той самой, что живет с его родителями. Час назад кое-кто показал мне их двоих на этом… Как оно называется? На ю-тубе. Омерзительное изобретение. Бесцеремонное вторжение в частную жизнь. Но, должен сказать, я получил немало удовольствия, разглядывая ее воистину великолепное тело. И она показалась мне такой невероятно, такой трогательно юной.
Джин оглянулась на него, стиснув зубы.
— Мы с Колином любим друг друга.
— Правда? — спросил он с фальшивой улыбкой. Даже сейчас, когда его темные волосы были выкрашены под седину, он оставался красавцем, сохранившим мальчишески стройную фигуру, несмотря на то что приближался к пятидесяти. Он был младшим братом ее отца, любимчиком матери, которого она обожала и баловала безоглядно. Еще подростком он постоянно попадал в неприятные истории, а повзрослев, стал вором-виртуозом.
Джин прошествовала через комнату к двери.
— Тебя заинтересовал тот трастовый фонд, который его кормит?
Он положил ладонь поверх ее руки, сжимавшей дверную ручку, и выражение его лица изменилось, стало мягче.
— Ты не допускаешь мысли, что твой дядя может ревновать тебя к нему? — спросил он. — Раньше я был номером первым в твоей жизни, а теперь узнаю, что моя любимая племянница крутит любовь с… — Он улыбнулся. — С шерифом. Разумеется, мне хочется как можно ниже опустить его в твоих глазах.
Джин отвела взгляд. Когда он сам того хотел, то умел быть весьма обаятельным, и они так много пережили вместе. Ей действительно хотелось знать, что он делает в Эдилине. Может, он снова замыслил что-то против ее матери или выбрал себе иную жертву? Она знала, что наскоком ничего от него не добьется. Кроме того, именно он и научил ее маскировать свои чувства. Обернувшись, она едва заметно ему улыбнулась.
Подумав, что стал свидетелем ее капитуляции, он обнял ее за плечи. Они оба были высокими и стройными, и он был всего на одиннадцать лет ее старше. До того как Джин исполнилось десять, она думала, что ее дядя Эйдриан самый чудный, самый умный человек на свете. Ей потребовались годы, чтобы узнать о нем правду. У него всегда была тайная цель, и все, что он говорил, каждое слово, было пропитано ложью.
— Брось дуться, — сказал он, — и в память о старых добрых временах давай-ка устроим пир. Мне всегда нравилось хлопотать с тобой на кухне.
Она согласилась, но лишь потому, что ей нужно было узнать, чего он хочет. Пока они готовили, Джин говорила с ним. Она пыталась создать впечатление, что рассказывает ему о своей жизни, но на самом деле она предупреждала. Всего несколько месяцев назад, когда начались поиски полотен восемнадцатого века, в Эдилине было не протолкнуться от агентов ФБР и прочих разведывательных служб.
— И сейчас здесь живет настоящий ас — детектив, — сказала она, закончив рассказ. Она не стала говорить о том, что Марк Ньюленд большую часть времени проводит в Форт-Лодердейле.
— Я знаю, — отозвался он, и его темно-синие глаза блеснули. — Джин, дорогая, пожалуйста, расслабься. Я приехал сюда только для того, чтобы повидать тебя.
— Зачем? — спросила она и поставила ризотто на стол.
— «Любовь» — слишком старомодное слово, чтобы я его произносил?
Джин знала, что он лжет. Когда она была ребенком, он появлялся в ее спальне среди ночи. Он никогда не звонил в дверь и не стучал: считал, что это слишком прозаично. Она спала, но от его взгляда просыпалась. Он неподвижно стоял возле ее кровати и смотрел на нее. Тогда он прикладывал палец к губам, давая ей понять, чтобы не шумела. Она вставала, обнимала его, и он осыпал ее подарками. Он дарил ей красивые нарядные платья из Франции, туфли из тончайшей итальянской кожи, куклы, которые становились предметом жгучей зависти ее подруг. Когда она повзрослела, он стал дарить ей серьги с настоящими сапфирами, а в честь окончания школы подарил жемчужное ожерелье.
Мать пришла в ужас, когда впервые обнаружила, что ее деверь проник в их дом ночью. Тогда она потребовала установить в доме охранную сигнализацию.
— Это не поможет, — сказал тогда муж, старший брат Эйдриана.
Но она ему не поверила. Она стала внимательно следить, заперты ли на ночь все окна и двери и включена ли сигнализация. Но однажды утром Джин вошла в кухню в платье с рисунком в виде маленьких букетиков из ивовых веточек, перевязанных розовой ленточкой. Изящные продолговатые листья были всех оттенков зеленого. На детском платье был ярлык фирмы «Диор», и Джин сказала, что Эйдриан подарил ей это платье ночью. С матерью случилась истерика. Она кричала, что хочет, чтобы на все двери и окна установили замки с засовами.
Но настоящие проблемы начались после того, как умер отец Джин. Она училась тогда на четвертом курсе в колледже. Отец ее, бухгалтер, создал доверительный фонд для оплаты образования его единственного ребенка, поэтому первые три года учебы для Джин не были отягощены финансовыми проблемами. Она горевала по безвременно ушедшему отцу, но во всем остальном жизнь ее была вполне безбедной — думать о том, где раздобыть денег, ей не приходилось.
Однажды во время летних каникул Джин, приехав домой, застала мать в истерике. Со счета пропали все деньги — все до последнего пенни. Фонд Джин был опустошен, деньги со страхового фонда тоже пропали, и оба сберегательных счета были на нуле.
— Я знаю, что это сделал он! — сказала миссис Колдуэлл, вернувшись из банка.
— Кто? — спросила Джин.
— Брат твоего отца, кто же еще!
Следующий год был ужасным. Подозрениям матери Джин полиция так и не смогла найти подтверждения. Из того, каким тоном следователи с ними общались, Джин сделала вывод, что в полиции думают, будто ее мать сама сняла все деньги — возможно, чтобы уклониться от налогов.
Она помогла матери получить закладную на дом, который отец сумел выкупить полностью, работая как проклятый. Получив ссуду на оплату обучения, Джин устроилась на работу, чтобы закончить колледж. Теперь времени на развлечения у нее не осталось. Ни вечеринок, ни свиданий. Но что еще хуже, ей пришлось оставить надежду поступить в адвокатуру: слишком дорогостоящим было там обучение.
В течение этого ужасного года она ни разу не виделась с дядей Эйдрианом и не получала от него никаких вестей. Но мать постоянно его поминала недобрым словом. Ей пришлось оставить работу в благотворительной организации и устроиться в ближайший дамский салон мыть клиенткам головы. Они обе знали, что когда-нибудь им придется продать так любимый ими дом.
Но внезапно все закончилось.
Однажды ночью Эйдриан вновь появился в спальне Джин.
Она мрачно на него посмотрела. За последний год он превратился во врага, в изверга, который довел их до нищеты.
— Это ты? — начала она, но, как всегда, он приложил палец к ее губам. Он любил секреты.
Дядя вручил ей маленькую бархатную коробочку. Джин открыла ее и увидела красивое кольцо с бриллиантами и розовыми сапфирами. Когда она подняла взгляд, Эйдриан уже исчез.
На следующее утро миссис Колдуэлл позвонили из банка и сообщили, что на ее счет поступила пропавшая сумма плюс двенадцать процентов.
Миссис Колдуэлл оставила работу в парикмахерской, и Джин поступила в адвокатуру, но прежняя жизнь не вернулась. Постигшая их беда изменила ее мать. Она ожесточилась, стала подозревать всех и каждого в тайных инсинуациях.
Джин никогда не рассказывала об этом матери, но, обучаясь в адвокатуре, много времени проводила с дядей. Она думала, что он не видел в них родных людей. Ей казалось, что если он по-настоящему полюбит их, у него возникнет потребность защищать их, беречь и он больше никогда не причинит им боли.
За те годы, что она изучала юриспруденцию, дядя научил ее готовить, одеваться, даже танцевать. Мать ее не знала о том, что несколько раз он присылал ей билеты на самолет и она отправлялась в самые необычные места, где встречалась с необычайно интересными людьми, а с некоторыми даже имела мимолетные романы. При помощи Эйдриана она обрела утонченность и изысканность, которыми могли похвастать лишь немногие из ее сокурсников. Она хорошо училась, и жизнь ее за пределами учебного заведения била ключом.
Вскоре после того как Джин закончила учебу, дядя ее пропал также внезапно, как и появился, и она ничего не слышала о нем больше двух лет.
Но когда Джин получила работу в преуспевающей юридической фирме в Ричмонде, штат Виргиния, мать ее позвонила и сказала: «Он сделал это вновь».
Джин точно знала, что имела в виду ее мать. На этот раз настал черед измениться Джин. Мужчина, с которым она проводила столько времени, который так многому ее научил, не ставил ее ни в грош, если вновь обокрал их.
Джин пришлось нелегко, но она помогала матери полтора года и за это время ни разу не проговорилась о том, что поддерживала отношения с дядей Эйдрианом.
Душевная травма, пережитая в результате гибели мужа, и две черные полосы отчаянной нужды состарили миссис Колдуэлл так, что выглядела она куда старше своих лет. Даже новое поступление денег на счет не вернуло ей душевные силы.
— Расскажи мне все о мужчине, которого ты любишь. — Голос Эйдриана вернул Джин в настоящее.
— Он милый. Он добрый, — осторожно сказала Джин.
— Так почему он не предложит тебе выйти за него замуж?
Джин прищурилась. Эта бедная обстановка могла быть маскировкой, но также могла свидетельствовать о том, что Эйдриан в данный момент на мели. И когда нуждался в деньгах, он не отличался щепетильностью.
— Зачем тебе это? Ты думаешь, я знаю банковский код Колина? Так вот, я его не знаю, так что ты зря стараешься.
— Язвительность не к лицу истинной леди, — сказал Эйдриан. — Дорогая Джин, я прошу прощения за все зло, что причинил тебе и твоей матери. Оба раза я оказался в ситуации, когда мне больше неоткуда было взять денег. Я сделал все, что от меня зависело, чтобы загладить свою вину, как в финансовом плане, так и в личном.
Ее больно задела эта ремарка. Хотел ли он тем самым сказать, что все то время, что он проводил с Джин во время ее учебы, было всего лишь оплатой долгов? Ей вспомнилось одно высказывание. «Если вам говорят что-то такое, от чего делается больно, то лучше уж поверить в то, что это говорится намеренно».
Джин встала.
— Ты что-то затеваешь, и если не скажешь мне, что именно, я сейчас же отправлюсь к Колину и все ему расскажу.
Он нисколько не расстроился и лишь растянул губы в улыбке, которую она раньше считала неотразимой. Он был дьявольски коварен.
— Ты не можешь поверить, что я приехал сюда с единственной целью — повидаться с тобой?
— Нет, не могу.
Он улыбнулся — похоже, одобрительно.
— Ну, возможно, я не говорю тебе всей правды. Я кое-что прочел об этом городе, что пробудило во мне интерес.
— Ты читал об Эдилине? Ах да, конечно. Ты охотишься за картинами, которые нашли тут в прошлом году. Могла бы догадаться, что ты не останешься равнодушным ко всем этим миллионам. А теперь я скажу тебе: эти картины не имеют никакого отношения ко мне лично.
— Я знаю, — произнес он тихо, — но чтение этих историй действительно напомнило мне кое о чем, чего я лишился.
— Ты о королевской сокровищнице? — Однажды в Будапеште один человек сказал ей, что единственное, чего Эйдриану не удалось украсть, — это сокровища английской короны.
— Да, — сказал он, — и под королевской сокровищницей я подразумеваю мою драгоценную племянницу. Джин, ты единственный человек, который что-то для меня значит, и я приехал, чтобы увидеть тебя, чтобы снова с тобой сблизиться. Прошу прощения за этот маскарад, но…
— Твоя физиономия красуется на слишком многих плакатах с надписью «Разыскивается полицией»?
Он одарил ее улыбкой, которую она хорошо помнила. Когда-то эта улыбка заставляла ее чувствовать себя так, словно они в сговоре.
Джин снова села за стол. Провоцируя его своим раздражением, она добьется лишь того, что он наговорит ей еще больше лжи.
— Еще хлеба, дорогая? Городок маленький, но продукты тут великолепные. И какая интересная женщина заведует этим магазином. Она прямо-таки фонтанирует бесценной информацией. Стоит лишь чуть-чуть поднажать, и она расскажет все обо всех.
Джин взяла рогалик из корзины.
— И что ты хочешь у нее выведать?
— Ничего конкретного. Что-нибудь, что давало бы пищу для ума. Чтобы было чем себя занять, пока ты торчишь у себя в Ричмонде.
— Так почему ты не остановился в Ричмонде, вместо того чтобы селиться здесь? — Она обвела взглядом уродливую обстановку крохотного дома.
— В большом городе люди разучились разговаривать друг с другом на улице, — сказал он. — Не потому ли ты так не любишь Эдилин? Не хочешь, чтобы люди говорили о тебе и о том, чем ты занимаешься, когда не работаешь?
Она хотела возразить, но он поднял руку.
— Моя дорогая племянница, помни, что я очень хорошо тебя знаю. Тебе и Ричмонд кажется захолустьем. Как часто ты летаешь в Нью-Йорк в свою съемную квартиру, с которой не торопишься расставаться? Скажи мне, этот твой мясистый бойфренд знает о твоем тайном убежище?
Джин не ответила, и Эйдриан улыбнулся:
— Я так и думал: не знает. А ты знала, что у твоего молодого человека есть собственные секреты? Он купил себе дом здесь, в этом маленьком городке. Он его тебе показывал?
— Еще нет.
— Это интересно. А ты знала, что он возил туда эту милую малютку Джемму в первый же день, когда она приехала в город?
Джин невольно затаила дыхание, и он получил ответ на свой вопрос.
— Ты хочешь узнать еще кое-что из того, что я слышал?
Джин ненадолго опустила взгляд в тарелку, затем вновь посмотрела на него.
— Думаю, да. — Она сделала большой глоток отличного вина. — Расскажи мне все, что знаешь.