Там, где сердце

Блуждаю во вселенной, удивляясь…

Черт тебя дери, Лок.

Я обещала себе, что не буду плакать из-за всего этого, но знаю, что все равно расплачусь. Как только доберусь до дома.

Но у жизни, судьбы, или как ее там, были другие планы.

Раннее утро. Шесть часов, примерно? Я принимаю душ перед тем, как покинуть номер, мою волосы и с остервенением скребу мочалкой кожу, безуспешно пытаясь стереть гораздо большее, чем просто ночь любви. Я надеваю платье, жалея о том, что решила прийти сюда в таком виде. Без лифчика, без трусиков, в одном только гребаном платье, а это почти ничего. Вчера все казалось таким сексуальным, но сейчас? Все совсем не так.

Боже, я чувствую себя настоящей идиоткой. Как я могла подумать, что парень вроде Лока сможет изменить своей натуре?

Но я хотела этого. Я даже позволила себе надеяться.

А эта записка? Что за хрень, Лок? Это все, на что ты способен? Если ты собираешься оставить записку, хотя бы постарайся написать что-то рациональное. То дерьмо, которое ты написал — отстой. Полный и беспросветный.

Я добираюсь до дома и переодеваюсь в чистое. Осознаю, что мне сейчас совсем не до работы, так что сказываюсь больной и решаю просто прокатиться. Мне нужно время, чтобы расставить все по местам. Я выбираю направление и просто еду. И думаю. Об Олли. О Локе. О потере, о смерти, о себе. Мои мысли — водоворот, проделывающий путь в миллион километров за несколько часов, идущий напролом, как торнадо по Оклахоме, и его не остановить.

Опускаю окна и включаю радио. Я ищу что угодно, кроме кантри. Поп-музыку, что-то новое, бодрое и оптимистичное.

Боже, Олли. Ну почему ты должен был умереть? Почему я не смогла тебя спасти?

Почему Лок ворвался в мою жизнь? Почему я позволила? Ведь сейчас я хочу большего. Хочу вернуть его. Хочу, чтобы он стал мужчиной, которым может стать, если попытается.

Я еду так долго и так далеко, что теряюсь. Понятия не имею, где нахожусь. Я так глубоко задумалась, что, когда, наконец, вышла из своего транса, обнаружила, что погода изменилась самым драматичным образом. Рассвет был ясным и день обещал быть солнечным, но сейчас небо затянуло облаками — низким, тяжелым покрывалом туч. И пока еду, начинаю понимать, что это не просто серые облака, и это не просто тучи. Это грозовые облака. Низкие, тяжелые, темные, вспыхивающие молниями.

Я продолжаю ехать, но теперь нервно поглядываю на небо.

На лобовое стекло падают первые капли дождя. Потом их становится больше. Закрываю окна и убавляю звук радио. Километр за километром я еду сквозь дождь, который становится сильнее и сильнее, а небеса все темнеют, становятся сначала свинцовыми, а потом и вовсе черными. Трудно поверить, что на дворе середина дня — кажется, что уже сумерки и скоро наступит ночь.

В окно видно, как ветер треплет невысокие деревца.

Живот тревожно сжимается. Я замедляюсь, сканируя взглядом горизонт. Порывы ветра ударяют в грузовик, заставляя его раскачиваться. Даже с закрытыми окнами вой ветра кажется оглушительным. Мне нужно развернуться, ехать домой. Но я понимаю, что забралась слишком далеко и вряд ли успею вернуться до того, как разразится гроза. И что-то подсказывает мне, что лучше не быть на дороге, когда это случится.

Я нажимаю на газ. Знак впереди показывает, что до ближайшего городка осталось меньше пятнадцати километров.

Дождь с громким стуком бьет в лобовое стекло, его тяжелые крупные капли сливаются в ослепительный поток, и от дворников совсем нет толка. Ветер завывает и раскачивает грузовик, толкает сзади и сбоку с такой силой, что я едва не улетаю на обочину. Сердце колотится в горле, пульс зашкаливает, кулаки мертвой хваткой сжимаются на руле.

Я ни хрена не вижу. Снаружи кромешная мгла, и только редкие вспышки молний где-то вдали озаряют поглощаемый ураганом мир.

Наконец впереди появляются признаки цивилизации: улица с бензоколонкой, кафе, аптекой, винным магазином с одной стороны, и гаражами, магазином электроники, супермаркетом и автосвалкой на другой. Я вижу церковь, обрамленную широкой полосой газона, и маленькое кладбище. К главной улице примыкают еще несколько, и я вижу торговый центр, медпункт, видеопрокат и бар. Подъезжаю к заправке — просто чтобы съехать с дороги и выйти из грузовика. Останавливаюсь рядом с передней дверью магазинчика, выхожу из машины и на всех парах лечу внутрь. До магазинчика пара шагов, но я успеваю промокнуть до нитки. Ветер рычит, крутит на столбах дорожные знаки, заставляет мигать уличные фонари.

У двери припарковано еще несколько машин, а старенький «бьюик» пристроился у бензоколонки. Один из грузовиков кажется мне знакомым, но я едва отдаю себе в этом отчет. Забегаю внутрь. Несколько мужчин сидят рядом с кофейным автоматом, пьют кофе из бумажных стаканчиков и говорят об урагане.

— Приближается довольно сильный ураган, — гнусавит один из них, седовласый старик. — Сильный, я те говорю. Те лучше доехать до дому и залезть в подвал, если, канеш, у тя есть. Будет торнадо. Большое, если, канеш, меня чутье не обманывает. Городок-то потреплет как пить дать.

Голос, раздавшийся следом, заставляет дрожь волной пронестись по моей спине. Сердце дает сбой.

— Вы уверены?

Это Лок. В штате столько людей, столько мест, но именно он должен был оказаться здесь, на этой заправке.

— Сынок, я провел всю жизнь в этих местах. Побывал с стольких переделках — даж сосчитать не могу. Тут будет на «четверочку», а мож, и больше. Мож, и на «пятерочку». И если в твоей большой бородатой голове есть мозги, тебе лучше поискать надежное место.

— Я тут просто проездом. Мне некуда пойти.

Я стою у двери, промокшая до нитки, примерзшая к месту при одном только звуке его голоса.

— Ну, сынок, у меня есть убежище, так что добро пожаловать. Езжай по улице пару километров на север. Там будет большой красный амбар, и рядом с ним белый домик. Убежище как раз за домиком. Просто спускайся вниз и запрись покрепче.

— А вы где будете?

Старик испускает хриплый смешок.

— Здесь. Ребяткам надо будет помочь, когда эта хрень закончится.

— Ну, в таком случае, я останусь с вами.

— Ты когда-нибудь бывал в болтанке?

Голос Лока звучит так, словно он пытается подавить смешок.

— Нет, сэр, но я…

— Это те не гребаная прогулочка, парень. Иди в убежище.

— Я не переживал торнадо, но я плавал в море, и там повидал много штормов и ураганов. Два раза чуть не перевернулся, потерял грот-мачту, а однажды моя лодка чуть не разломилась пополам. Думаю, с торнадо я справлюсь. Кроме того, может, я смогу помочь, когда все закончится.

Старик дергает плечом.

— Ну, ладно. Сам себе приговор подписал. Старайся не попасться в воронку и, когда все кончится, нюхай воздух — ищи газ. Если будет замыкание, мы тут все на воздух взлетим из-за одной искорки.

— Понял.

Наконец, старик замечает меня.

— Ты заблудилась, куколка?

Я качаю головой.

— Нет, я просто… Я просто тоже хотела бы переждать здесь ураган.

Лок слышит мой голос и резко поворачивается. Его глаза, словно лазерные лучи, сканируют меня.

— Найл, — он делает ко мне шаг. — Что ты здесь делаешь?

Я не знаю, что на это сказать. Если открою рот, польется яд — это я знаю. Я зла на него, и вот он прямо передо мной. Есть желание все ему высказать. Надрать задницу за то, что оказался таким козлом.

Я делаю глубокий вдох и произношу очень медленно:

— Я поехала развеяться.

— Ты в двух часах езды от дома.

Прищурившись, я заставляю свой голос звучать резко и холодно.

— Да, я в двух часах езды от дома. И, знаешь ли, очень весело в двух часах езды от дома нарваться на тебя.

— Найл…

— Оставь это, Лок. Не место и не время.

И, словно ставя точку в нашем разговоре, в магазин врывается громкий воющий звук сирены. Старик закрывает стаканчик с кофе крышечкой и устремляется к двери.

— Вот и воронка, — говорит он. — Она опустилась.

Он забирается в старый, потрепанный, но еще мощный Ф-150, заводит мотор и отъезжает прочь.

Останавливается у главной дороги и, Бог знает зачем, поворачивает направо. Собирается поохотиться за ураганом, наверное.

Взгляд Лока возвращается ко мне.

— Здесь небезопасно.

— Везде небезопасно.

— Нам стоит поехать к убежищу, о котором упоминал тот старик, — говорит Лок. — Два километра на север, большой красный…

— У меня есть уши.

Сирена все еще воет, но теперь рев ветра так силен, что заглушает даже ее громкий звук. Снаружи дождь поливает дорожные щиты, огни светофора пляшут и мигают на ветру. Голубой пластиковый надувной бассейн, кувыркаясь, летит вдоль дороги, следом за ним — батут, следом знак «стоп» и куча другого мусора. Мужчины, оставшиеся в магазине, застыли на месте, сжимая в руках стаканчики с кофе, и хмуро смотрят в окна, пытаясь сохранить серьезное выражение на лицах, хотя наверняка им страшно.

А если уж боятся даже они — старые фермеры и пастухи — выросшие в местности, где торнадо частый гость, то… черт. Это реально плохо.

Лок смотрит на меня, потом глядит на улицу за окном, потом снова на меня. Желваки на челюсти ходят ходуном, кулаки сжимаются и разжимаются, плечи напряжены. Мне это знакомо: он борется сам с собой и проигрывает.

— Черт, — рычит он. — Идем.

Он хватает меня за руку и тащит за собой прочь из здания к своему грузовику. Обогнув его спереди, открывает пассажирскую дверь и буквально впихивает меня внутрь.

— Лок, я не…

— Ты едешь со мной. Точка.

Его голос резок и полон раздражения. Он тянется через меня и застегивает ремень безопасности, а потом хлопает дверью так сильно, что она ударяет мне по колену.

Юта высовывается с заднего сиденья и пытается лизнуть меня. Лок добегает до моего грузовика, забирает мою сумку и ключи, а потом запрыгивает на водительское сиденье — мокрый и прекрасный… и злой. Что я ему сделала? Это мне нужно злиться.

Он рывком поворачивает ключ в замке зажигания, задним ходом сдает на дорогу по широкой дуге, и вот уже мы едем вперед, пробуксовывая на мокром асфальте, когда Лок дает газу. Выезжаем на главную дорогу и поворачиваем направо. Мотор ревет, мы мчимся вперед, турбодизель рычит, высвобождая свою силу. Я слышу ветер — он по-настоящему дикий, сильный, ужасающий. Я трясусь на своем сиденье и не свожу глаз с горизонта.

Облака низкие, тяжелые, почти черные. Закручиваются ветром в огромные спирали. Я чувствую, как тряхнуло порывом ветра грузовик, и смотрю на Лока. Сжав руки на руле так, что побелели костяшки пальцев, наклонившись вперед и играя желваками на челюсти, он сканирует взглядом горизонт в поисках торнадо — так же, как и я.

— Твою мать. Господи, — в его голосе звучит ужас, он почти шепчет. — Гребаный ад, эта штука… огромная.

Он указывает пальцем чуть левее.

Я слежу за его рукой, и дыхание вырывается из меня испуганным «ух!».

Мы едем на север. Справа от нас, на востоке, солнце еще видно за грядой облаков, тонкий оранжевый луч еще играет на их границе. Слева же — настоящий ад. Освещенная солнцем стена облаков кажется неприступной крепостью, а за ней бушует огромная злая жестокая чернота с неистовым водоворотом ветра, дождя и града.

Воронка?

Огромная воздушная масса, где-то в километр шириной и сотни метров высотой. Я даже на расстоянии вижу, как она вращается. Мы едем параллельно торнадо, по тому же пути, что и воронка… и она нас догоняет. А потом смерч поворачивает на восток, прямо к нам.

Звук? Я читала разные описания: приближающийся поезд, двигатель самолета, и еще куча разных сравнений.

Но это не описать словами.

Смерч в пятистах метрах от нас, но даже при закрытых окнах его рев… оглушающий. Как будто бы сами небеса заговорили вдруг гремящим сверхчеловеческим голосом. Это крик, рев, вой — такой громкий, что любой разговор становится невозможным. Уши заложило от этого запредельного шума.

Сердце колотится в груди, а я, как зачарованная, все смотрю и не могу отвести глаз.

Град стучит по крыше грузовика, выбивая оглушительную дробь. Кусок льда размером с мячик для гольфа попадает в лобовое стекло, и на нем тут же образуется трещина. Струи дождя бьют в нас почти горизонтально.

Лок давит на газ, выжимая из грузовика, наверное, километров сто сорок в час, пытаясь убежать от торнадо. Но я читала, это самое худшее, что можно было бы сделать.

Он опускает свое окно, и в ушах у меня звенит от ужасной какофонии звуков. Как будто бы стою в паре шагов от ревущего мотора «Боинга-787» без берушей. Я закрываю уши руками, пытаясь дышать ровно, стараясь не закричать.

Юта сползает с сиденья на пол, завывая во все горло — хвост поджат, в глазах страх. Я знаю, что она чувствует.

Мы оказываемся на пути смерча. Он вдруг резко разворачивается на девяносто градусов и летит нам навстречу, как какой-нибудь огромный танк. Он прямо за моим окном, отрезает нас от остального мира. Черный, как ночь, карающий перст какого-то мстительного бога. Я вижу обломки чего-то, подхваченные несущимся навстречу вихрем — не просто камни и щепки, а целые куски конструкций: крыши домов, двери машин, ворота амбаров. Я смотрю, как ураган вырывает с корнем огромный столетний дуб, поднимает его в воздух, и большое дерево теряется где-то наверху, поглощенное этим циклоническим демоном.

Край воронки скользит по земле и задевает дом. Я вижу, как он срывает крышу, подбрасывает ее в небо, и она исчезает.

Я кричу, пытаясь сдержать себя, но уже не в силах справиться с ужасом.

Страх сжимает горло, требуя выхода.

Мимо нас пролетает машина — как ракета. Она крутится. Переворачивается. Выделывает мертвые петли.

Успеваю заметить в ней лицо человека, и машина улетает прочь.

Педаль газа Лок давно вдавил в пол. Я чувствую, как отчаянно наш грузовик пытается прорваться сквозь ураган — меня вжимает в сиденье, когда он увеличивает скорость. А потом нас отбрасывает вбок, когда Лок резко поворачивает, пытаясь уйти от столкновения. Это корова, поднятая вверх от земли, а потом сброшенная с небес и превратившаяся в лужу крови и куски фарша прямо посреди дороги. Я кричу, когда нас начинает мотать, поднимать на задние колеса. Ветер пытается подхватить нас, оторвать от земли, перевернуть. Каким-то образом Локу удается вывернуть руль, и машина снова встает на все четыре колеса. Он снова давит на газ, и мы несемся вперед. Вокруг нас ветер поднимает и кружит деревья, части домов, заборы и животных. Я не слышу ничего, кроме рева урагана. Часть дома — кажется, обломок крыши — врезается в землю в двадцати метрах перед нами, разлетаясь на тысячи щепок. Ветер, дующий со скоростью триста километров в час, как заправский бейсболист, начинает швырять в нас все подряд. Длинное бревно летит прямо на нашу машину. Нельзя свернуть, нельзя избежать столкновения. Лок жмет на тормоз, нас швыряет к приборной панели, мы прикрываем руками головы и лица, и бревно пробивает лобовое стекло прямо между нами.

Я не могу дышать, не могу плакать, не могу кричать. Я просто в шоке. Пригнись я на секунду позже, это бревно могло размозжить мне голову. Лок снова жмет на газ, и мы едем вперед, лавируя между обломками.

Воронка несется нам наперерез. Она движется быстрее, чем можно себе представить. Обломки летят во все стороны — амбары, фермерский домик, целые тысячи гектар посевов, выдранных из земли за пару минут.

Смерч снова поворачивает, и Лок крутит руль, заставляя грузовик съехать с шоссе на обочину и дальше — в поля. Ремень впивается в грудь, почти ломая мне ребра, и мы летим, мчимся, несемся по полю. Ветер пытается оторвать нас от земли, комья грязи со стуком отлетают в крышу.

Я поворачиваю голову и вижу приближающийся конец — воронка словно гонится за нами, повторяя каждое наше движение, твердо решив поймать и поглотить нас. Мы в ловушке посреди поля, и спрятаться негде. В воздухе клубится пыль вперемешку с грязью. Я продолжаю наблюдать за воронкой, и — возможно, это шутки моего воображения — кажется, что она становится меньше, у́же, тоньше. Все еще смертоносная, все еще преследующая нас, но готовая сдаться. Я на это надеюсь.

Наконец, мы выигрываем какое-то расстояние. Обломки больше не кружат и не падают вокруг, но шум все еще болезненно бьет по ушам, а дождь и град по-прежнему сильны.

Теперь я могу дышать, но это больно. Почему-то больно. Я пока не хочу знать, почему и что болит. Не сейчас.

Поворачиваюсь на сиденье и вижу, что смерч все еще крутится, но стал уже вдвое меньше и больше похож на простую спираль, чем на настоящее торнадо. Он прыгает и дергается, выбрасывает из себя грязь, траву и всякие обломки, вгрызается в землю, но с каждой секундой становится слабее.

А потом вдруг исчезает.

Лок сосредоточен на дороге и не замечает этого. Все так же мчит вперед по полю — пальцы намертво сжимают руль, брови нахмурены.

Я касаюсь его руки.

— Лок. Стой. Воронка исчезла.

Мой голос надломленный, тихий.

— Исчезла? — он замедляется, глядя назад.

— Да, распалась.

Он останавливает грузовик. Затем следует момент тишины. Лок выпрямляется, все еще держась за руль, глубоко и шумно вдыхает, а потом разжимает кулаки — медленно, один палец за другим.

Бревно все еще разделяет нас. Лок выталкивает его через лобовое стекло, и оно падает, ударяясь о бампер с глухим стуком.

Потом он отстегивает наши ремни безопасности и, притянув меня к себе, прижимает к своему большому, сильному, горячему, мокрому телу. Тяжело дыша, прижимает мою голову к своей груди.

Я замираю, стараясь не думать о том, как же хорошо мне вот так, в его объятиях. Но я не в силах. Просто не могу сейчас с собой справиться.

— Господи, — голос Лока по-настоящему срывается. — Просто… Господи.

— Да.

— Я видел ураганы и тайфуны. Я прыгал с самолетов. Срывался с горных обрывов. Забирался на Килиманджаро и Эверест. Плавал с акулами — без клетки, без страховки. Они просто появились откуда-то и окружили меня. Но это… было самое чертовски ужасное из всего, что случалось со мной.

— В меня стреляли. Я видела, как грузовик с солдатами, которые защищали наш госпиталь, подорвался на мине. Я пережила землетрясение на Гаити. Но это было самое ужасное, что когда-либо случалось со мной.

Лок наконец отпускает меня из своей мертвой хватки. Открывает свою дверь и помогает нам обоим выбраться из грузовика. Потом выпускает Юту, чтобы она могла сделать свои дела. Мы стоим на растерзанном поле, глядя туда, где когда-то был маленький фермерский городок.

Ничего не осталось. Руины.

Поперек дороги валяются деревья. Посреди поля и у остатков строений валяются перевернутые машины. Бревна вбиты ветром в бетон. Дым спиралями поднимается ввысь, упирается в небо тонкой черной колонной. Что-то горит.

— Господи, — снова говорит Лок. — Ничего не осталось.

— Мы должны помочь, — ненавижу это ощущение — страх, беспомощность, ужас. Знаю, с чем придется столкнуться, и мне страшно от этого. — Наверняка есть раненые. Я должна помочь им.

Лок кивает, на его лице появляется ухмылка.

— Да. Пойдем.

— Что ты собираешься делать?

Он хмурится, глядя на меня.

— Все, что смогу. Что должен.

Мне хочется съязвить в его адрес, потому что по каким-то причинам в этот момент в моем горле комом встает злость — горячая и кислая, как рвота.

Но я ничего не говорю. Я проглатываю свою реплику, отворачиваюсь, хватаюсь за крышу грузовика и забираюсь внутрь. Нельзя показать ему, что мне больно. Это бревно не прошло для меня даром — оно врезало мне по ребрам. Я чувствую, что ранена, и знаю, что идет кровь, но несильно. Ничего не сломано и не ушиблено. Мне повезло. Но я не хочу, чтобы Лок стал изображать из себя мачо и не позволил мне сделать то, что я должна.

Наверное, он что-то прочел на моем лице, потому что, забравшись на свое место за рулем, Лок смотрит на меня.

— Кажется, ты удивлена тем, что я предложил помочь.

— Ну, в твоем духе было бы просто сбежать куда подальше.

Офигенно, и это так работает мой план по борьбе с гневом?

— Ух. Ладно, — он потирает лоб костяшками пальцев. Грузовик начинает движение обратно, через все поле в сторону дороги. — Кажется, я это заслужил.

— Кажется, да.

— Найл…

Я поднимаю руку.

— Слушай, мне сейчас не до болтовни с тобой. Нужно сосредоточиться на работе. Я дам тебе шанс объяснить все позже, если, конечно, есть что объяснять. Но не сейчас. Не сейчас. Мне нужны материалы, плюс надо найти место для лагеря.

Лок не отвечает. Или просто молчит. Он аккуратно ведет машину между обломков, возвращаясь на дорогу тем же путем, каким ее покинул. Мы добираемся до парковки у торгового центра и останавливаемся у входа в медпункт. Входная дверь сорвана с петель, битое стекло устилает тротуар. Разбросанные бумаги разлетаются по парковке, как сюрреалистичные снежинки. Часть крыши просто снесло, ветер утащил ее прочь. Мы выбираемся из грузовика и осторожно направляемся к двери. Света нет — наверняка, как и во всем городе. Но поскольку и крыши тоже нет, мы можем видеть, что творится вокруг. Стойку администратора прижало к двери, блокируя выход. Наверху, зацепившись колесиками за стеллаж, висит инвалидная коляска.

— Э-эй! — кричит Лок. — Есть здесь кто-нибудь?

— Эй! —издалека доносится в ответ слабый женский голос. — Здесь! Дверь заклинило.

Лок определяет местонахождение голоса — кажется, он идет из кладовки. Дверной проем деформирован, дверь заклинило.

— Отойдите так далеко, как сможете. Я попробую проломить дверь.

— Ну, нас тут вроде как зажало, — отвечает голос. — Далеко не отойдем.

Лок ударяет в дверь плечом, и она хрустит, но не поддается. Он снова ударяет — раз, два, три — и дверь, наконец, встает на место. Механизм щелкает, и она открывается. Около полудюжины женщин спрятались в кладовке, вокруг них швабры, метлы и прочий уборочный инвентарь. Слезы катятся по их лицам, они поддерживают друг друга.

— Есть раненые? — спрашиваю я, когда они выбираются.

Все они качают головами.

— Нет, — говорит одна из женщин. — Все целы. Напуганы, но целы.

Они оглядываются по сторонам и застывают, ошеломленные увиденным.

— Боже, поглядите на это, — говорит одна из медсестер, качая головой, и ее голос срывается. — Все просто… уничтожено.

— И так по всему городу, — говорит Лок. — Вам повезло, что здание устояло. Многие разрушены.

— Боже… воронка появилась просто из ниоткуда, — говорит все та же женщина.

Другая, в деловом костюме под медицинским халатом — судя по всему, врач или фельдшер — выпрямляется и прочищает горло.

— Нам пора выбираться и начинать оказывать помощь.

— Я для этого и пришла, — говорю я. — Я медсестра полевого госпиталя. Мне нужны медикаменты: бинты, шприцы, иглы, шины и все в этом роде. Нужно где-то обустроиться.

— Тогда будем держаться вместе, — говорит она. — Давайте соберем все, что есть. Мелани, неси все бинты, шины и перевязочные пакеты, которые найдешь. Люси, на тебе обезболивающие. Кажется, морфина у нас нет, поэтому неси, что найдешь. Элли, шовный материал. Давайте-ка выбираться отсюда, леди. Кажется, у нас море дел.

Женщины стряхивают оцепенение и берутся за работу.

— Мне кажется, этого не хватит, — говорю я. — Я работала с «Врачами без границ». Видела кучу природных катастроф. Но эта… кажется, просто ужасной.

— Согласна, — говорит она и протягивает мне руку. — Я — Грета, фельдшер.

Я пожимаю ей руку.

— Найл.

— Я Лок, — он машет рукой снаружи. — Я подгоню грузовик к двери. Мы сможем все погрузить, и потом я помогу вам найти хорошее место.

Не требуется много времени, чтобы вычистить все запасы медпункта. Не густо, явно недостаточно, но хоть что-то для начала. Надеюсь, нам помогут власти или кто-то еще. Лок грузит ящики и коробки в кузов, а потом помогает забраться туда медсестрам. Юта высовывает голову из окна — Лок открыл его, как только ураган кончился. Сейчас, когда буря утихла, быстро накатывает духота.

Мы все в сборе, и Лок ведет грузовик вдоль по улице. Главная дорога превратилась в заваленное чем попало пространство, проехать мы не смогли. Одно из зданий полностью снесено, другое же, совсем рядом с ним, осталось в целости и сохранности. Бензоколонка и аптека на месте, но гаражи, супермаркет и винный магазин повреждены. Частные владения и фермы вдалеке, кажется, пострадали больше всего. Лошади исчезли. Деревья вывернуты с корнем. Машины разбиты, покорежены, смяты. В небо поднимается дым. Запах природного газа наполняет воздух.

Я показываю пальцем в сторону церкви.

— Туда. К церкви, — я смотрю на Лока. — Мне понадобятся палатки. На худой конец, тенты. Самые обычные, просто опоры и ткань сверху. Все, что сможешь достать.

— Сколько и какие по размеру? — спрашивает он.

Я пожимаю плечами.

— Возможно… три? Смотровая, операционная, палатка для тех, кому уже оказали помощь. Четвертая для припасов — вода, продукты. Давай все сделаем, как положено. Людям просто нужно место, где собраться. В таких ситуациях им просто нужно знать, что кто-то этим занимается. Некое подобие штаба.

Он кивает.

— Понял.

Лок съезжает с тротуара и останавливается посреди двора. Медсестры тут же начинают выгружать вещи из грузовика, и я присоединяюсь к ним, рассортировывая медикаменты и материалы. Лок запрыгивает обратно в грузовик, выезжает и направляется в сторону магазина запчастей. Я сосредотачиваюсь на деле. Скоро начнут прибывать люди.

К горлу подкатывает тошнота. Я не готова к этому. Не хочу это делать. Я буду постоянно искать взглядом Олли, а его здесь нет.

Мне нужно это сделать.

Олли умер.

Я должна это сделать, я знаю свою работу.

Я смогу.

Лок здесь. Лок поможет.

Я подавляю рыдание, потому что слезами тут не поможешь.

Лок все еще в магазине запчастей, когда появляется первый человек. Это пожилая женщина с ужасной ссадиной на лбу и обломком доски в плече. Грета усаживает ее на траву. Я распускаю свой конский хвост и быстро заплетаю волосы в косу. Потом хватаю пару перчаток. Натянув их, беру из коробки столько, сколько могу, и рассовываю их по карманам.

Опускаюсь перед женщиной на колени, обрабатываю рану на лбу и накладываю повязку. Потом изучаю рану на плече. Деревяшка длинная — наверное, сантиметров тридцать. Один из краев надломлен и торчит с противоположной стороны, как острие ножа. Обломок прошел прямо насквозь.

Грета старается успокоить женщину, пока я достаю из раны деревяшку. У нас нет морфина, так что процесс долгий и мучительный. Женщина кричит и выдирает траву, пока я извлекаю обломок из раны. Но это только начало. Мне еще нужно прозондировать рану на предмет обломков.

Я чувствую упавшую на лицо тень, закрывающую палящее солнце, но не отвожу взгляда от раны.

Знаю, это Лок устанавливает тент. Рядом валяются связанные веревками колья. Лок работает быстро и ловко.

Я не могу дышать от напряжения. От желания оглянуться вокруг в поисках Олли. Он должен быть там, заботиться о пациентах.

Но его нет.

Есть только я.

Я чувствую Лока позади себя. Когда заканчиваю и поднимаюсь на ноги, он протягивает мне бутылку с водой.

— Вам наверняка понадобятся столы, — говорит он. — Я разговаривал с пастором этой церкви, они принесут.

— Как там? Плохо?

Он хмурится.

— Очень плохо. Очень. Ребята обещали прийти помочь с тентами. А я поеду искать людей.

— Будь осторожен, — вырывается у меня.

Я все еще злюсь на него, но за этой злостью скрывается потребность в нем, влечение, нежность. И я не могу это отрицать.

Он вытирает пот с лица и кивает мне.

— Все будет нормально. Я привезу людей и буду здесь. Дай знать, если тебе что-то понадобится.

Вскоре подъезжает квадроцикл, таща привязанный сзади лист гофрированной жести. На нем лежит несколько человек, все они ранены. Времени для разговоров не осталось. Побледневший и потрясенный увиденным, Лок помогает водителю переместить раненых на столы, которые к этому времени как раз заканчивает устанавливать пастор. Еще две женщины несут из церкви длинный стол. Они ставят его на ножки и закрепляют. Одного из раненых сразу же помещают туда.

Медсестры тут же приходят в движение, оценивая, накладывая повязки на легкие раны.

Я вижу Лока, метнувшегося к своему грузовику — он открывает дверь, наклоняется и обнимает себя за плечи. Похоже, его тошнит.

Мужчина, над которым я склонилась, выглядит плохо. Не думаю, что он выживет. На него упала стена. Грудная клетка проломлена, живот превратился в окровавленное месиво. Он едва дышит, и дыхание затрудненное и свистящее. Выглядит ужасно. Не удивительно, что Лока затошнило при виде этого.

У него в крови рубашка. И руки.

Он смотрит на меня, и я пытаюсь изобразить подбадривающий взгляд — он справится, все будет нормально.

Лок кивает и выпрямляется. Он с видимым усилием заставляет себя прийти в чувство. Запрыгивает в грузовик и уезжает в направлении частного сектора.

Я теряю ощущение времени.

Кто-то приносит несколько коробок — вода, бинты, пластыри, лекарства, иглы, гемостатики, даже морфин. Я вижу Лока то там, то тут — он постоянно в движении. И с каждый разом выглядит все хуже. На рубашке темные, уже засохшие пятна крови. На шортах тоже. На нем рабочие желтые кожаные перчатки, на шее — бело-зеленая бандана. Наверное, он закрывает ей рот и нос при необходимости.

Люди все прибывают, их привозят на грузовике, на внедорожниках, они идут пешком. Все идут сюда. Подъезжают пожарные. Наконец, прибывает «скорая». Даже полиция.

Фельдшеры ищут меня. Почему-то я оказываюсь тут главная, и все ждут моих приказов, что делать дальше. Это слишком, слишком. Но я не могу все бросить. Не могу отказаться от этого.

Я все еще вижу Олли. Высокий мужчина, брюнет с сединой на висках… со спины он выглядит, как Олли. Но вот он поворачивается. И это не мой Олли. И мое сердце снова рвется на части.

Олли… Боже, Оливер. Как я смогу сделать это без тебя? Я не знаю. Но должна.

Хватит мыслей. Хватит чувств.

Я пытаюсь справиться с собой. Отгоняю прочь эти мысли. Застываю. Превращаюсь в машину.

Рана за раной. Пациент за пациентом.

Осмотр, помощь, транспортировка. Осмотр, помощь, транспортировка. Снова, снова и снова.

Снова.

Часы идут, и я не знаю, сколько уже сейчас времени.

Кто-то устанавливает переносные фонари, жжет цитронеллу, прогоняя москитов.

Я устала. Руки болят от зашивания, перевязывания, гипсования.

Я сбилась со счета, скольких потеряла.

Потеряла счет тем, кого спасла.

Они все прибывают.

Я слышу разговор двух пациентов о том, что торнадо сначала накрыл другой город в нескольких километрах отсюда, и только потом пришел сюда. Наверняка там разрушения еще сильнее, так что его жителей, скорее всего, тоже привезут сюда.

Не знаю, что творится вне палаток. Я вижу Лока еще несколько раз. Его лицо над банданой черное от грязи и копоти. Наши взгляды встречаются, и мы долго смотрим друг на друга.

Я чувствую, как во мне, где-то в самой глубине, закипают слезы. Но я прогоняю их. На это нет времени.

Лок замечает это. Он касается пальцем своего подбородка, поднимая голову вверх. Жест для меня: держись, выше нос.

Я пытаюсь. Черт возьми, пытаюсь.