Ник Монро был взбешен: сколько времени он ухлопал, дожидаясь обеда на мерзком постоялом дворе по дороге в Лондон.
Но в экипаже злость улетучилась. Не все так плохо: хороший бренди, припасенный для такого случая, позволил вмиг забыть о несъедобной баранине.
Встреча с Винтерсом подействовала на него, как красная тряпка на быка. Он готов был задушить его голыми руками. Но где там! Нику пришлось успокаивать старого мошенника, чтобы тот помог ему немедленно вступить в права владения имением. Стоило ему вернуться мыслями к сегодняшнему утру, как волна ненависти к этому бандиту-недомерку вновь захлестнула его. Он сжал кулаки. Нервы Ника были напряжены. Он готов был закричать, чтобы выпустить пар.
Как только будут выплачены деньги за Делакур-Хаус, он начнет сводить счеты. Дорого придется заплатить тем, кто разрушил жизнь его родителей и омрачил его юность. В первую очередь это касается адвоката.
Экипаж выехал из грязной конюшни, вздымая за собой облако пыли. Косые лучи заходящего солнца освещали дорогу. Ник молил Бога, чтобы в пути не было задержек: он планировал вернуться в Лондон как можно быстрее: «Черт побери, что меня гонит туда? «— прохрипел он. Как Монро ни пытался в водовороте дел, навалившихся на него в последние дни, забыть о таинственной женщине в сером, ничего не выходило. Желание вновь увидеть незнакомку, узнать, кто она и откуда, какая тайна связана с ней, неотступно преследовало его. Если она и ее телохранитель думали, что видят его в последний раз, они глубоко заблуждаются. Ник привык любое дело доводить до конца: как в случае с Делакур-Хаусом, так и с нею. Ник сумеет настоять на своем. Он найдет ее, сколько бы времени не заняли поиски. Забыв обо всем на свете, Монро пытался вспомнить в мельчайших подробностях, как выглядела актриса. Неужели можно быть одновременно податливой и неприступной, мягкой и властной? Разве можно забыть изумрудные глаза, в которых сквозила меланхолия, пока она репетировала свою роль, а этот завораживающий голос, доносящийся из глубины сцены? А как вспыхнули ее глаза — словно две молнии, когда она потребовала возобновить репетицию? Ему никогда не выбросить из памяти ее прелестные груди, обтянутые прекрасной шерстяной материей, деликатный изгиб тела, необычный цвет волос — как на картинах Тициана. Усилием воли он восстановил в памяти ее облик. Желание обладать этой красавицей росло с каждым часом, и он, не выдержав, застонал, умоляя Господа позволить ему увидеть ту единственную женщину, которая поставила его на колени. Ночь, опускавшаяся на землю, поглотила его стон.
Луна прорезала тьму раньше, чем он услышал отчаянный храп лошадей. Николас резко откинулся назад, чтобы удержать серых кляч.
— Тихо, не шевелись и гони кошелек! — раздался голос ездока в маске на норовистом жеребце.
Николас напрягся, ослепленный яростью. Что за чертовщина происходит с ним с тех пор, как он вернулся домой? Его грабят, как деревенского простофилю! Все, его терпению пришел конец! Бумеранг, который Ник возил с собой скорее как сувенир, чем оружие, просвистел в воздухе. В Австралии им пользовались не многие, и Нику не приходило в голову, что придется пустить его в ход. Что делать! Не мог же он послушно выполнить требование придорожного грабителя: пусть знает австралийских парней!
— Спокойно, дружище! — наклонившись вперед произнес Чарли, желая быть услышанным. Он не успел договорить: над ним просвистел бумеранг, и грабитель исчез из виду.
Дальше события развивались с молниеносной быстротой. Ник поймал бумеранг и тут же выпрыгнул из двухместного экипажа с пистолетом в руке. Найти вора не составило труда: тот согнулся в три погибели, лошадь исчезла в темноте.
— Проклятый бумеранг! — заливался хохотом грабитель. Его маска сползла на одно ухо, шляпа съехала на лицо. — Только я мог попасть в такую переделку, впервые отправившись на дело.
Он смеялся так заразительно, что Нику не оставалось ничего другого, как только присоединиться к своему противнику. Их бурная радость выражалась в том, что они, словно старые друзья, хлопали друг друга по плечу в клубах придорожной пыли.
— Не пойму я вас, британцев! — наконец произнес Ник, вытаскивая фляжку из кармана. Он протянул ее новому другу, который освободился от маски.
— Таскать с собой чертов бумеранг, старина, не пристало спортсмену, — пробурчал англичанин, принимая флягу. Его, наверное, нисколько не беспокоило, что он растянулся на земле, как расправивший крылья орел. — Вы, должно быть, австралиец?
Ник тотчас перестал хохотать. В голосе дорожного грабителя он уловил пренебрежительные нотки, свойственные выпускникам частных школ. Именно они превратили его долгожданную мечту о жизни в Лондоне в кровавый ночной кошмар. Мужчины, подобные этому подонку, в упор не замечали его в опере и театрах, смотрели на него невидящим взглядом, словно он не существует, когда Ник прогуливался по Бонд-стрит, искоса поглядывали на него, когда он стоял, напрягшись, как струна, перед их клубами, домами, их красивыми женами.
До сегодняшнего вечера Ник не имел понятия об этом человеке, не хотел ничего о нем знать. Однако ситуация была настолько комичной, а радость от того, что он впервые за многие недели услышал искренний смех, настолько искренний, что Ник забыл о своих сомнениях. Луна светила достаточно ярко, и он сумел разглядеть нападавшего. Дело принимало иной оборот. Юноша был немного моложе Ника, ему вряд ли было больше двадцати пяти. Одет он был с иголочки. Золотисто-коричневый плащ прекрасно сидел на его мускулистых плечах. Узкие коричневые бриджи плотно облегали ноги атлета. Как пить дать, перед ним представитель родовитой аристократии, веками пившей кровь арендаторов. Тонкие черты лица подтвердили подозрения Ника. Его пытался ограбить, хотя и безуспешно, проклятый сноб, который имел что-то против австралийцев.
— Кто бы говорил о спортивном поведении! Да вы были готовы пустить мне пулю в лоб, если б удержались в седле, — воскликнул в гневе Ник, забирая у грабителя фляжку. — Черт возьми, что вам сделала Австралия, кроме того, что освободила вас от преступников и бедолаг, у которых не было денег на честного адвоката?
Ник сломя голову бросился к лошадям. Жизненный опыт и честолюбивые мечты научили его сдерживать свой темперамент. Но такого волнения он не испытывал уже много лет. Приезд в Англию, холодная встреча, выбили его из колеи. Он боялся, что не выдержит и взорвется. Ник сжал кулаки, мечтая отомстить за все. Этот малый, растянувшийся у его ног, с его жалкими потугами походить на щеголя был хорошим объектом.
Николас обернулся: незнакомец пытался подняться с земли. Он был ранен, и ноги не слушались его. Он падал и поднимался вновь, не замечая, что Ник смотрит на него.
— Обопритесь на меня, — предложил Николас.
— Я сам, — раздался в ответ красивый низкий голос. Незнакомец говорил с усилием, его лицо покрылось капельками пота. Короткий смешок, сорвавшийся с его губ, унес порыв холодного северного ветра. — Моя судьба в ваших руках. Судья живет в нескольких милях отсюда. Он друг нашей семьи, но это не помешает ему выполнить свой долг.
Ник попытался еще раз помочь бедняге.
— Не делайте из мухи слона, — попросил Ник. Его гнев улетучился. — Вы не причинили мне никакого вреда.
Ник помог грабителю сесть в экипаж и со знанием дела принялся ощупывать его ногу. Там, где жил Николас Монро, врачей было мало, и Нику пришлось научиться кое-чему, чтобы оказать первую помощь людям на своих предприятиях, чем он заслужил симпатию и любовь всех работников. Вот почему его предприятия работали бесперебойно.
— У меня и в мыслях не было причинить вам вред. По правде говоря, я надеялся, что вы убьете меня.
— Ну-ну, перестаньте нести чепуху! — Ник не выносил истеричных мужчин. Он подошел к экипажу и взял в руки вожжи.
— Мое имя Чарли Слейтон, — сообщил пассажир, глядя на дорогу. — Я банкрот. Моя сегодняшняя выходка объясняется очень просто. Я решил: или достану деньги, чтобы эмигрировать, или погибну. Исход не имел значения. Хотите верьте, хотите нет, дело ваше.
— Однако вы храбрец! Интересно, после скольких бутылок?
— Гениальная догадка, после многих!
Ник повернулся, желая получше разглядеть бедолагу. Хотя его история казалась невероятной, он поверил каждому слову Слейтона. На своем пути Николасу частенько приходилось сталкиваться с такими типами. В колониях было полным-полно молодых людей из знатных семей, которых родители посылали подальше от дома, чтобы те избежали скандала или виселицы, а порой и того, и другого. Но главным мотивом, по которому они оказывались так далеко от родных берегов, было желание не запятнать доброе имя семьи. Многие из них умирали, не сумев приспособиться к новой, довольно суровой жизни, которая оказывалась чересчур тяжелой для столь изнеженных господ. Родным не всегда сообщали о безвременной кончине заблудшей овцы. В данном случае, считал Ник, отсутствие новостей было лучшей новостью.
— Куда вы собирались эмигрировать? — нехотя спросил Ник. На самом же деле ответ на этот вопрос очень интересовал его. Просто Николас не хотел, чтобы Слейтон догадался.
— В Америку.
— Что вы еще натворили, кроме этой мальчишеской выходки? — язвительно поинтересовался он у неудачливого разбойника. Монро считал юных прожигателей жизни бесполезным мусором. Его юность совсем не была похожа на их. В борьбе за то, чтобы выжить, он и не заметил, как пролетели лучшие годы.
— Больше ничего.
Несмотря на происшествие, Нику был симпатичен Чарли Слейтон. Это вам не маменькин сынок, таким не покомандуешь! Николас уже прикинул, как можно ему помочь. Но прежде чем выложить карты, он решил устроить Чарли еще одно испытание.
— Николас Монро, — представился Ник, передавая фляжку Чарли. — Чем вы занимались все эти годы?
— Да ничем. Я мечтал стать военным, но родные выбрали для меня карьеру священника, — в его словах сквозила горечь. — Церковь — не мое призвание. Вы когда-нибудь видели священника, обожающего стрельбу и охоту? Став служителем церкви, я бы поступил нечестно по отношению к верующим.
Чарли Слейтон выдержал еще одно испытание. Он судил себя довольно сурово.
Экипаж медленно катил по дороге. Молодые люди не обменялись больше ни словом. Вероятно, у них не было ни сил, ни желания рассказывать о своей жизни.
Позади оставались сонные деревни, но они не замечали ничего — ни свежего холодного воздуха, ни мычания коров, ни лая собак.
Они заговорили вновь на рассвете, когда въехали в предместье столицы.
— Как нога?
— Лучше не спрашивайте.
— Куда вас подвезти?
— К Темзе.
— Перестаньте нести пьяную чепуху!
— Сэр, почему вы позволили мне отделаться легким испугом? — Чарли повернулся лицом к Нику. Его юное лицо в одночасье постарело, он был серый от усталости, а покрасневшие глаза и синяки под ними усугубили картину. — Мне нет прощения, но Господь ошибся, когда спас меня, грешника; вы ведь меня не искалечили и не убили.
Еще одно очко в его пользу. Чарли Слейтон сказал именно то, что нужно!
— Где вы живете?
— В Олбани, — гордо заявил Чарли. Впервые его голос звучал надменно и самодовольно.
— Черт, где это Олбани? — переспросил Ник. Первый раз за время их знакомства Чарли подвел его. План, который Ник обдумывал всю ночь, дал трещину.
Чарли понял, что настроение у Ника изменилось. Он попытался выяснить, чем обидел своего необычного спасителя.
— Давно ли вы в Лондоне?
— Недели две, а в чем дело?
— Любой молодой человек, мечтающий об успехе в свете, отдаст все, чтобы поселиться по этому адресу. Наверное, вы меня осуждаете, но я благодарен судьбе, что живу именно там.
Чарли дал маху. Он почувствовал, как Ник напрягся. Очевидно, он сморозил глупость. В экипаже повеяло холодом.
— Мистер Монро, я сказал что-то не то? Вижу, вам мои слова пришлись не по душе, — с замиранием сердца прошептал Чарли.
Долгой тихой ночью, пока они добирались до Лондона, Чарли чувствовал, как растет его интерес к сидящему рядом человеку. Он был заинтригован тем, как разворачивались события. Ведь Монро вытащил его из самой чудовищной передряги, в которую он когда-либо попадал. Он глубоко презирал себя за то, что стал неудачником. Он, лорд Чарли Слейтон, младший сын графа Бэльора, понимал, что спасти его может только чудо.
В пути до него, наконец, дошло, что он натворил. Ему не остается ничего другого, как только приставить пистолет к виску и свести счеты со своей бессмысленной жизнью. Он несколько раз тянулся к пистолету, но не мог решиться.
Почему он не покончил с собой? Ад был ему не страшен, он побывал в нем в прошлом году. Нет, Чарли не уйдет из жизни трусом. С каждой минутой в нем крепла уверенность, что он не расстался с жизнью благодаря своему спутнику. Несмотря на алкогольный дурман, юноша сообразил, что Монро неординарный человек. Ему ничего не надо было знать о прошлом Ника. Чарли сердцем чувствовал его силу и доброту.
Чарли повернулся, чтобы взглянуть на Ника: лицо его внезапно стало суровым. Слейтон понял, что наступил на его любимую мозоль, говоря в таком тоне об Олбани. Чарли раскаивался. Очарование Чарли, о котором он и не подозревал, заключалось в его неиссякаемом оптимизме, который вновь вернулся к нему. Именно оптимизм удерживал Слейтона за карточным столом, когда удача отворачивалась от него. Непонятная сила толкала его заключать пари на все, чем он владел. При этом юноша всегда был уверен, что не проиграет. Каждое утро он просыпался с надеждой, что именно сегодня ему удастся быстро разбогатеть, что фортуна повернется к нему лицом. А вдруг встреча с австралийским Геркулесом, который удержал его от самой большой ошибки в жизни, круто изменит его жизнь? Не отличаясь сентиментальностью, Чарльз внезапно почувствовал, что привязался к своему спасителю.
— Я обязан вам жизнью, мистер Монро, — начал нерешительно юноша, надеясь, что сумеет найти слова, чтобы преодолеть пропасть, возникшую между ними. Как видно, неудачное нападение гораздо меньше огорчило Ника, чем несколько необдуманных слов, сказанных Слейтоном. — По-моему, я допустил оплошность. Может, вы окажете мне любезность и сообщите, чем я обидел вас?
Ник придержал лошадей, чтобы достать сигару из внутреннего кармана жилета. Если он скажет правду, Чарли сочтет его эгоистом, хуже того, решит, что Ник ведет себя не по-мужски. Ник почувствовал тепло, разлившееся внизу живота. Он бы умер со стыда, узнай хоть один из его друзей в Австралии, что он всю ночь ломал голову над тем, как использовать Чарли Слейтона для осуществления своих грандиозных планов, которые пришли ему в голову в том захудалом театре.
— К черту! — в сердцах воскликнул Ник, выбрасывая сигару. Он хлестнул лошадей.
— А теперь в чем я провинился, чем рассердил опять вас? — в отчаянии воскликнул Чарли, пытаясь докричаться до Ника сквозь цокот копыт.
— Забудьте об этом. Скажите только, где находится это проклятое Олбани?
Чарли терялся в догадках. Простил его Ник или нет? До самого Гайд-Парка они не проронили ни слова. Дальше Чарли пришлось показывать дорогу своему спасителю. Слейтон привел в порядок помятую и запыленную одежду, поправил цилиндр и прикрыл лицо носовым платком: слуги не должны были видеть его в таком виде. Больших сплетников, чем прислуга, не было на свете. Слухи о его последнем приключении могут молниеносно облететь этот почтенный дом и непременно станут известны отцовскому камердинеру еще до наступления темноты. Он тяжко вздохнул. Настроение было испорчено. Неужели он никогда не перестанет доставлять неприятности своему отцу?
От взгляда Николаса не укрылись попытки Чарли привести себя в божеский вид. Может, это еще один секрет лондонского джентльмена, о котором он до сих пор ничего не знал? Ни один здравомыслящий австралиец никогда бы не волновался, как он выглядит, а если б даже и переживал по такому пустячному поводу, то ни за что бы не признался никому. Передвигаться по улицам в это время дня было сплошной мукой. Повозки, всадники, экипажи тащились черепашьим шагом. Ник вздохнул с облегчением, когда Чарли указал ему на два внушительных каменных дома по обеим сторонам большого двора. Блуждая по городу, Ник не раз проходил мимо каменной громады, внушавшей почтительный ужас.
— Вы здесь живете? — с сомнением в голосе спросил он, глядя на величественный особняк, выходящий на оживленную Пикадилли. Не удивительно, что Чарли так расхвастался.
Экипаж въехал во двор и, описав круг, остановился. Конюшни располагались по обеим сторонам просторного двора, запруженного всевозможными колясками, возле которых суетились слуги.
— Мой отец облюбовал это место с тех пор, как здесь стали селиться представители знати, с опаской пояснил Чарли. Ему не хотелось, чтобы Ник снова обиделся.
— Легко ли купить здесь жилье? — Ник решил, что обязательно переберется в Олбани — придется внести изменения в его первоначальный план. Мысль о возвращении в грязный отель была нестерпимой.
— Люди годами ждут оказии, — осторожно заметил Чарли, не желая допустить еще одну оплошность. — Добровольно от такого места в центре города не откажется никто.
— Что-то наверняка можно будет придумать, — решительно пробормотал Ник.
Его восхищение жилищем аристократов возросло. Двойные двери были открыты нараспашку, и он сумел рассмотреть восхитительный, обшитый панелями холл. В конце двора австралиец заметил дорожку, по обеим сторонам которой стояли двухэтажные особняки. Вот бы одним глазком взглянуть на них!
Нет, теперь он не хочет избавляться от Чарли Слейтона. Его любопытство было столь велико, что он приказал подоспевшим на помощь слугам уйти с дороги. Обойдя экипаж, Ник взвалил Слейтона на плечо, словно мешок картошки.
— А теперь покажите мне дорогу, ребята! — закричал Ник, прыгая по ступенькам. Лакеи в ливреях бежали впереди, указывая ему путь через холл и анфиладу комнат.
— Мистер Монро, опустите меня, — протестовал Чарли, находя спектакль, который устроил Ник, безумно смешным.
— Лорд Чарльз, вам нужен доктор? — воскликнул лакей. Распахнув массивные двери в покои молодого Слейтона, он бросился снимать его с плеча Ника.
— Нет, — ответил Николас, сбросив Чарли на кушетку. — Переломов нет. Немного льда, повязка, и он будет как огурчик.
Ник с интересом смотрел по сторонам. Его поразила богатая обстановка огромной гостиной с высокими потолками. Солнечный свет струился сквозь большие овальные окна, выходящие в итальянский садик, отделявший большой дом от низкого строения.
Чарли засмеялся. Глядя на то, как Монро не может скрыть свое восхищение, он внезапно вспомнил о последнем визите двух судебных исполнителей, которым показалось, что они попали в пещеру Алладина. Они решили было забрать из комнаты гобелены, турецкие ковры и другие предметы обстановки и были очень разочарованы, узнав, что все это принадлежит отцу Чарли.
— Будьте как дома, — сказал Чарли, показав рукой на великолепную обстановку комнаты.
— Даже тут я не могу купить то, что хочу. А все из-за вас, лорд Чарльз Слейтон.
— Сожалею, старина. Я предпочитаю забыть о своем титуле, когда веду себя так глупо, — краснея, как школьник, признался Чарли.
Ник еще раз убедился, что искренности Чарли трудно противостоять. Его гнев пошел на убыль.
— Как насчет завтрака, мистер Монро? — поинтересовался Чарли, поняв, что тот сменил гнев на милость. Он вовремя вспомнил об обязанностях хозяина и о том, чем обязан Николасу.
Первой мыслью Ника было отказаться, но он тут же передумал. Уж больно ему не хотелось возвращаться в обшарпанный номер в отеле, а эта комната была такой уютной, покинуть ее он был не в силах. Он кивнул в знак согласия. Чарли тотчас отдал распоряжение лакею.
Ник принялся изучать обстановку.
— Кто нарисовал эти картины? — поинтересовался Николас, силясь оторвать взгляд от противоположной стены, на которой они висели.
— Это пейзаж Тернера, а портрет — кисти Ван Дейка, — просто ответил лорд.
Серебряные, позолоченные, покрытые эмалью безделушки были настолько хороши, что он не мог не потрогать их. Ник всегда мечтал жить в окружении произведений искусства, слушать прекрасную музыку, — наслаждаться красотой в любом ее проявлении. И вот ему представилась такая возможность. Вся эта красота будет его. Чарли, несомненно, разбирался в искусстве, в то время как Ник ни за что бы не отличил мейсенский фарфор от изделий других мастеров. Он знал, что ему нравится, а как говаривала его матушка, знавшая толк в красоте: «Сперва вкус, а деньги потом».
Чарли исподтишка наблюдал за своим спасителем. Но что это? Как смягчилось выражение его лица, взгляд, едва Ник принялся рассматривать убранство комнаты.
— Слейтон, вы разбираетесь в этом? — поинтересовался Ник, указывая рукой на богатую обстановку.
Ник хотел, чтобы вопрос его звучал непринужденно, но от волнения у него прерывался голос. Именно такой, как эта комната, он видел будущее Делакур-Хауса.
— Хоть это и нескромно, но должен похвастаться, что моя матушка была тонким знатоком произведений искусства, мебели. Из всей семьи лишь я разделял ее увлечение. Мы не пропускали ни одного аукциона и вернисажа. Она говорила, что у меня наметан глаз.
В два прыжка Ник пересек комнату.
— Вы научите меня всему, что знаете?