Максим
– Почему всегда все сомнительное делается ночью? – недовольно пробурчал я, пролезая через кусты боярышника в сторону заветной дыры в заборе. – Мафия, подними фонарь, ни фига не видно!
В ответ на мою просьбу Райский направил свет прямо мне в глаза.
– Ты глухой или тупой?! – рявкнул я, за что удостоился от Натки пинка под зад и шиканья.
Глеб подсветил фонарем свое лицо и с улыбкой обворожительного маньяка произнес низким голосом:
– Я тот, кто все же устроит тебе темную однажды ночью.
– Да пошел ты! – бросил я и наощупь пролез в дыру.
Следом за мной шла Натка, и ей Глеб идеально подсветил наш тайный лаз.
– Как называются типы, которые подлизываются к боссу мафии и все за него делают? – спросил я, подавая Наташе руку, чтобы она ненароком не оступилась.
– Имеешь ввиду правую руку дона? – спросила она.
– Угу.
Наташа коснулась моей руки всего на несколько секунд, а по моему телу тут же пробежала волна приятной дрожи. С Лерой у нас были контакты куда ближе и дольше, но таких очищений я ни разу не испытывал.
– Консильери, – сказал Глеб, перебравшись на нашу сторону.
– Консерв че? – не понял я.
– Кон-силь-ери, – по слогам произнес Райский. – Советник дона, его правая рука. Ты что, «Крёстный отец» не смотрел?
– Смотрел, но про консервов там ничего не говорили, – буркнул я.
На самом деле я плохо помнил этот фильм, который мы с отцом смотрели пару лет назад поздним вечером, когда мама уехала с подругами загород. В то время мы с Наташей только начали встречаться, и я переписывался с ней весь фильм.
Пробормотав что-то про мою невнимательность, Райский вышел вперед и, освещая дорогу фонариком, повел нас к Дубкам.
До дома убитой старушки мы добрались быстро, несмотря на тьму. В деревне царила умиротворенная тишина, которую нарушал только тихий стрекот кузнечиков в траве. Дом бабы Кати соседствовал с домом Оксаны, рыбака Анатолия и бабы Нюры и выглядел мрачно и негостеприимно – двор успел прилично зарасти травой, калитка наполовину слетела с петель и была открыта, а на крыльце не горел уличный светильник – особенность каждого дома в Дубках.
– Жутковато тут, – заметил я, оглядываясь по сторонам и чуя недоброе.
– Чего тут жуткого? – Наташу вообще ничего в этой жизни не смущало. Она и по кладбищу ночью бегала на спор с деревенскими, и по трассе, где фуры летают как ненормальные, на велосипеде каталась. Отчаянная девчонка, и это в ней мне всегда нравилось.
– Не люблю ночные вылазки в стремные места, – напомнил я, с опаской косясь на лесную чащу неподалеку.
– Что, лесного духа испугался? – хохотнул Глеб.
В ответ я толкнул его плечом, но Райский, зараза, увернулся и нагло мне ухмыльнулся. Они с Наташей подошли к крыльцу и смело поднялись по ступеням. Я последовал за ними, но вдруг остановился из-за странного звука поблизости.
– Ты чего там? – повернулась ко мне Наташа.
– Вы это слышите? – тихо спросил я.
Натка и Глеб настороженно прислушались. Справа от меня донеслось тихое кряхтение. Затем кусты смородины затряслись и из них выскочило маленькое белое привидение.
От испуга из моего горла вырвался какой-то полукрик-полукряк, я попятился и завалился на землю, прямо в высокую траву. Шею и руки сразу же обожгло крапивой. Но самое обидное заключалось в том, что Натка с Глебом вовсе не испугались. Более того, они сдавленно смеялись и тыкали в меня пальцами.
Привидение, которое выскочило из кустов, теперь сидело рядом со мной и смотрело на меня, открыв пасть и радостно дыша.
– Лучок, блин! – воскликнул я, прижав руку к бешено бьющемуся сердцу. – У меня из-за тебя чуть инфаркт не случился!
– Как ты, интересно, собираешься полицейским быть, если до усрачки боишься кустов и шпицев, – сквозь смех произнесла Натка.
– Я испугался, потому что темно! – Поднявшись, я принялся отряхивать джинсы. Сильно чесались руки и шея, но я держался. С детства знал, что, если расчесать крапивные ожоги, будет только хуже.
– Ну, извини, днем лучше не шариться по чужим домам, – развела руками Наташка.
– Можно ведь на рассвете прийти, тоже бы никого не встретили, – не унимался я.
– Нет, нужно ночью! – продолжала спорить со мной Наташа.
– Почему?! – Я шагнул ей навстречу.
– Потому что все так делают. По правилам! – Наташа спустилась на одну ступеньку, и мы почти поравнялись.
– Где мне прочесть эти правила?! – выпалил я и сделал шаг вперед, оказавшись с Наташей лицом к лицу. Опять.
Как и в прошлый раз, сердце, которое только успокоилось после испуга, вновь забилось быстрее. Однако теперь Наташа не смутилась, потому что была крайне раздражена.
– Ой, все, Снегов! – прошипела она, хмуро глядя на меня. – Не хочешь, не ходи!
Развернувшись, она распахнула входную дверь, запертую лишь на щеколду с внутренней стороны, и скрылась в темноте дома.
– Глеб, идешь? – донесся до нас ее приглушенный голос.
Показав мне язык, Райский вошел внутрь.
Разумеется, я пошел за ними – не оставаться же здесь одному. Следом за мной увязался дурацкий шницель. Пес путался у меня под ногами, и я с трудом делал каждый шаг, боясь упасть.
– Укусишь снова, прибью, – пригрозил я беспечной псинке.
Лучок меня проигнорировал и побежал к Наташе и Глебу.
– Кажется, с нами ему нравится больше, чем с хозяевами, – заметила девушка, потрепав Лучка по голове.
– Что мы вообще тут ищем? – Глеб осветил фонариком небольшую кухню, обставленную устаревшей техникой времен СССР.
– Тимур сказал, что должна быть подсказка. – Наташа открыла белый холодильник «Минск-1» и зачем-то заглянула внутрь.
Лучок подбежал к ней и тоже сунул морду в холодильник.
– Колбасы там нет, – разочаровал его я.
– Такие собаки колбасу не едят, – сумничал Райский.
Я скорчил ему презренную морду.
– По словам Тимура, Сергей подошел к стене напротив кровати, где лежала баба Катя, когда она сообщила ему про подсказку, – задумчиво произнес Глеб.
– Точно! – Наташа захлопнула холодильник и огляделась. – Где тут спальня?
В конце кухни была дверь, которая, судя по всему, вела вглубь дома. Райский открыл ее, посветил внутрь фонариком и, одобрительно кивнув нам, сделал шаг вперед.
Кроватей в доме было две. Одна, двуспальная, с горой подушек, которые были накрыты прозрачным покрывалом с узором, стояла в конце большой комнаты и выглядела очень опрятно. Вторая, односпальная, ютилась у окна и была разобрана. Подушка на ней лежала всего одна, да и то криво.
– Похоже, тут ее и задушили, – прошептал Глеб.
Меня передернуло. На месте преступления я никогда не был и, надеялся, что никогда не окажусь. Однако эти двое, похоже, втянули меня в настоящий криминал.
– Может, пойдем отсюда? – предложил я.
– Трусишь? – Райский издевательски усмехнулся.
– Нет, просто проблем не хочу, – буркнул я. – Оксана же говорила, что полицейские рыщут в округе.
– Вот поэтому мы и пришли ночью, – нравоучительно произнесла Наташа. – Ты видел вокруг хоть одну живую душу, не считая Лучка?
Я отрицательно качнул головой.
– То-то.
Глеб осветил фонариком стену напротив разобранной односпальной кровати, но кроме вбитых в нее гвоздей ничего больше не обнаружил.
– Посвети сюда, пожалуйста. – Натка шагнула к письменному столу и выдвинула ящик.
Лучок, который все это время вился у ее ног, тявкнул и подбежал ко мне, радостно виляя хвостом.
– Уйди от меня, Лук-порей, – буркнул я, попятившись назад, к стене.
Под моими ногами что-то хрустнуло, и мы вместе с Лучком замерли. Пес даже прижал уши, будто решил, что накосячил он, а не я.
– Ты чего там? – Глеб направил луч света в мою строну.
– Кажется, на стекло наступил.
Я склонил голову и увидел, что стою на рамочке для фотографий.
– Подсвети, – попросил я Глеба и наклонился. – Кажется, она висела на стене. – Я откинул в сторону разбитое стекло и поднял рамочку с фотографией.
– Кто там? – спросила Наташа.
В рамочке оказалось две фотографии. На переднем фоне была современная, цветная, а за ней пряталась старая черно-белая.
– На одной семья. Наверное, бабы Кати. А на другой какой-то мужик с тёткой.
Ребята подошли ко мне и посмотрели на фотографии.
– Мужик с теткой? Да они молодые совсем, присмотрись, – упрекнула меня Наташа.
– На старых фотках фиг поймешь, какой у людей возраст, – сказал я в свою защиту.
– Стоят на фоне административного корпуса, – заметил Глеб, ткнув пальцем в черно-белую фотографию.
– Наверное, это хозяин усадьбы, – предположил я.
Наташа выхватила у меня фотографию, перевернула ее и ахнула. Сзади красивым почерком с завитушками было написано целое послание.
Моя дорогая Катерина!
Ты всегда смеялась надо мной, когда я рассказывал тебе о нашем семейном наследии, однако все это чистая правда.
Когда из города от твоего дедушки пришла весть о том, что большевики идут раскулачивать Дубки, я спрятал все наше богатство в надежном месте. Что произошло дальше, ты знаешь: мы с твоей мамой сбежали, затем родилась ты, и мы стали жить в деревне как крестьяне, боясь привлечь лишнее внимание хозяйничающих на наших угодьях большевиков.
За все это время я так и не смог подойти к спрятанным ценностям, но, уверен, это сможешь сделать ты. Знаю, что деньги тебя не интересуют, и ты предпочитаешь жить в аскетизме, но забери хотя бы портрет своей мамы – она на нем получилась очень красивой.
Прости, но я не могу прямо сказать, где спрятаны сокровища, потому что боюсь, что они могут попасть в чужие руки. Поэтому я оставляю тебе загадки, с которыми ты легко справишься. Удачи, моя дорогая дочь!
Ниже было написано небольшое стихотворение.
Ты пахла лилией и медом,
А нынче ладаном и тьмой.
Лежала ты в моих покоях,
Теперь же ты в земле сырой.
В моей душе теперь осадок,
Былого счастья больше нет…
Я схороню в земле остаток
И дам безбрачия обет.
– И это подсказка? – возмутился я. – Да тут ничего не понятно!
– Нам и не должно быть понятно, лопух, – сказала Наташа. – Отец бабы Кати старался, чтобы только она поняла, о чем речь.
– Значит, мы умываем руки! – заключил я. – Все, пошли отсюда!
Однако ни она, ни Глеб меня не послушали. Оба остались стоять на месте, склонившись над фотографией. За мной побежал один Лучок.
– Только не говорите, что хотите разгадать эту тупую загадку! – простонал я.
Друзья ничего мне не ответили.
– Эй, что молчите?
– Сам же сказал, не говорить тебе, если мы решим разгадывать загадку, – буркнул Глеб, бросив на меня упрекающий взгляд.
Я закатил глаза и вернулся назад.
– Уверена, что речь идет о его жене, – задумчиво произнесла Наташа.
– И где нам ее искать? – усмехнулся я. – В барских покоях?
– Или в сырой земле, – пробормотал Глеб.
Друзья переглянулись и одновременно произнесли:
– Кладбище!
– Вы че, будете ее выкапывать? – ужаснулся я.
– Нет, – качнула головой Наташа. – Для начала мы просто осмотримся.
– На кладбище? – нервно сглотнув, спросил я.
– Именно! И желательно прямо сейчас! – добила меня эта безумная девчонка.
Мне хотелось вопить от возмущения, но я прекрасно понимал, что Наташа лишь скажет, что я могу вернуться в лагерь без нее и Глеба. И я бы с удовольствием это сделал, но, черт возьми, я же не трус какой-то!
Взяв на руки Лучка, тепло от которого странным образом меня успокаивало, я побрел за спешащими к кладбищу Наташей и Глебом.
– Вот так, Лучок, мои друзья окончательно рехнулись, – тихо пожаловался я псу, спокойно сидящему у меня на руках. – Видимо, их охватила кладоискательная лихорадка. Иначе как еще объяснить, что они несутся ночью на кладбище так, будто спешат на распродажу сладостей?
Лучок мне ничего не ответил. Лишь ткнулся в руку влажным носом, и на миг мне показалось, что он меня сейчас тяпнет. Но, кажется, шпиц не думал повторять своей ошибки, и я подумал, что, возможно, мы с ним еще подружимся.
Кладбище находилось за деревней, примерно в десяти минутах ходьбы. Сначала это был обычный погост рядом с лесом, но люди привыкли сажать рядом с могилами по деревцу, поэтому теперь кладбище походило на небольшой лесок, который еще не соединился с основным лесом, но был к этому близок.
– Тихо тут, – заметил я, когда мы ступили на территорию кладбища.
– Было бы странно, если бы тут шумели, – ядовито произнес Райский.
Захотелось стукнуть его, но на руках у меня был Лучок, а ногой я бы до этого гада не дотянулся.
– Какая девичья фамилия у бабки, знаешь? – обратился я к Наташе.
– Самойлова. Екатерина Алексеевна.
– Значит, ищем Самойлова Алексея, умершего примерно в …? – Глеб посмотрел на Натку.
– Без понятия, – пожала плечами девушка.
– А где барин похоронен, знаешь? Который дед бабы Кати.
– Не тут. Он в концлагере умер, насколько мне известно. В родовом склепе только его жена и несколько предков.
Наташа остановилась как раз перед склепом, над входом в который висела каменная табличка с надписью «САМОЙЛОВЫ». На двери висела мощная проржавевшая цепь с замком.
– Мне кажется, я знаю, где нужная нам могила, – сказал я, удивив и Натку, и Глеба.
Встряхнув Лучка, который начинал медленно сползать вниз, я уверенно двинулся по тропинке, ведущей вглубь кладбища.
– С чего вдруг такая уверенность? – спросил догнавший меня Глеб. Наташа вышагивала рядом с ним и с любопытством поглядывала на меня.
– Помните нашу первую встречу? Когда ты, Наташ, нас с Глебом спалила за воровством твоей малины и заставила достать свисток кладбищенского сторожа?
Глеб с Наткой кивнули.
– Ну так вот, – продолжил я. – Мы с Глебом тогда разделились. Он должен был отвлечь сторожа, а я украсть свисток. В ожидании сигнала, я спрятался за могилами у сторожки, на ступенях которой сидел и курил сторож. Как сейчас помню, что обе могилы принадлежали Самойловым. Возможно, не тем самым Самойловым, но проверить стоит.
– Однозначно стоит, – кивнула Наташа. – Ну и память у тебя! Я на кладбище несколько раз была, и не запомнила почти ни одной могилы.
Изо всех сил сдерживая довольную улыбку, я привел друзей к почти развалившейся сторожке. С тех пор, как умер местный сторож Василич, за кладбищем больше никто не смотрел, и многие могилы пребывали в запустенье, однако те, что были нам нужны, выглядели ухоженными.
– Алексей Григорьевич Самойлов и Алефтина Дмитриевна Самойлова, – прочитал имена на плитах Глеб. – Вроде бы они. И по датам примерно совпадают.
– Они, – кивнула Наташа. – Обе ухоженные. Видимо, баба Катя просила Сергея за ними приглядывать. Сама-то она не ходила.
Глеб сел на корточки перед могилой Алефтины Самойловой, внимательно осмотрел плиту и цокнул языком:
– Ничего необычного тут нет.
Я осмотрел плиту сзади и, поймав на себе взгляд Глеба, мотнул головой, мол, тут тоже ничего.
– Странно, – пробормотала Наташа.
– Может, мы ошиблись? – предположил я. – С чего вообще взяли, что надо на кладбище идти?
Еще раз тщательно осмотрев могилы, мы решили вернуться в лагерь и завтра получше вчитаться в загадку и подольше подумать над ней.
– Беги, дружок, домой, – сказал я, отпуская шпица.
Однако песик сел на землю и доверчиво посмотрел на меня.
– А вы, кажется, подружились, – с улыбкой заметила Наташа.
– Иди, давай! – гаркнул я и топнул ногой.
Лучок пискнул и, сорвавшись с места, ломанулся в сторону деревни. Мы же со спокойной душой отправились обратно в лагерь. Вернее, со спокойными душами шагали Наташа и Глеб, беспечно обсуждая загадку. Я же шел с абсолютно неспокойной душой, то и дело озираясь по сторонам и остро реагируя на каждый шорох. Даже на кладбище было уютнее, чем в этом ужасном лесу.
– Почти пришли, – сказала Наташа, кажется, заметив мое волнение. Стебать она меня почему-то не стала. Даже наоборот, посмотрела с сочувствием, и от этого мне сделалось еще хуже. Теперь в ее глазах я буду выглядеть трусом.
Внезапно Глеб остановился и всмотрелся вдаль.
– Надо сворачивать с тропы, – пробормотал он.
– Но еще рано, – шепнула Наташа.
– Мне показалось, что я кого-то увидел там. – Райский кивнул на уходящую вглубь леса тропинку. – Скорее всего, животное. Лиса или кабан. Волков же тут не водится?
Наташа мотнула головой. Я насторожился и, сощурившись, вгляделся в подсвеченную фонариком тьму. Никого видно не было. Однако в ту секунду, когда Глеб отвел в сторону луч света, на тропе появилось что-то белое. Решив, что это блик от света, я закрыл глаза, а когда открыл, то отчетливо увидел очертания человеческой фигуры в белом.
– Вот черт! – воскликнул я.
Наташа и Глеб повернулись на мой крик. По их расширившимся глазам я понял, что они тоже видят эту жуть, которая начала медленно приближаться к нам.
– Бежим! – взвизгнула Наташка.
Сорвавшись с места, мы ломанулись по траве и кустам в сторону, где примерно находился лагерь. Бежали так быстро, что оставалось лишь мысленно молиться, чтобы не споткнуться о корни и кочки. В момент, когда казалось, что до лагеря мы никогда не добежим, дрожащий свет от фонарика осветил родной забор.
Наташа юркнула в дырку, а мы с Глебом с разбегу залезли на забор и, движимые страхом, с легкостью через него перемахнули, чего не могли сделать в обычном состоянии.
Более-менее мы успокоились, когда добрели до нашего корпуса.
– Что. Это. Было. – произнесла Наташа, тяжело дыша.
– Ты про фигуру в белом? – Глеб согнулся пополам и уперся ладонями в колени.
– Злой дух, кто же еще! – выдохнул я. – Черт, больше ночью никуда не ходим, ясно?!
Друзья молчали. Кажется, оба были напуганы не меньше меня.
– Да вы надо мной издеваетесь?! – раздался позади знакомый голос.
Из темноты к нам вышел Илья. И, черт возьми, я не знал, какое из двух зол, с которыми мы сегодня столкнулись, лучше: злой дух или наш вожатый.