Не знаю точно, когда брат начал догадываться о моей любви к Сунми. И, может быть, в тот день, когда он поколотил меня, он получил что-то вроде доказательства своим подозрениям. В словах «занимайся своими делами» явственно читалась угроза. Я отлично понимал, что он не мог говорить со мной открыто. Признать мои особые чувства к Сунми — значит, вступить в состязание за нее, а это сильно уязвляло гордость брата. Само собой, он ни за что не хотел вслух признаться в этом.
Как бы то ни было, пинки, которыми он угостил меня в тот день, не поколебали моей уверенности. Наоборот, я влип еще больше, чем раньше. Брат допустил ошибку. Тот случай обнаружил чувства, которые я прятал в самом темном уголке души — я понял, что не выдержу, если не выплесну их наружу. Я стал думать, что должен показать свою любовь к Сунми. Странная слепая одержимость одной-единственной мыслью неведомым образом придала мне огромную уверенность в себе. Я так любил ее, и ведь она тоже могла полюбить меня — я был в плену собственных иллюзий и страстей.
Движимый такими чувствами, я нашел ее дом. Было воскресенье. Говорили, что в тот день в центре города собралась огромная демонстрация. Все левые партии сконцентрировались там, выступая за отставку правительства. Брат ушел рано утром, захватив фотоаппарат. Никаких сомнений и быть не могло — он в центре.
Я доехал на автобусе до окраины города и пошел искать место, где жила Сунми. Никогда раньше не бывал в этом районе. Ее адрес я прочел на почтовом конверте. Естественно, это было письмо брату от нее. Как-то я стащил письмо и, с трудом удерживаясь от соблазна прочитать, что в нем было, переписал адрес с конверта в записную книжку. По-моему, тогда я даже хотел сам написать ей письмо.
Ее квартиру было легко найти — она жила в большой многоэтажке. На мой звонок в домофон ответила женщина, как стало понятно позже, ее мама, которая, не скрывая своего удивления, пыталась выяснить, что за неизвестный ей молодой человек интересуется Сунми. Она сказала, что точно не знает, куда ушла Сунми, — наверно, в библиотеку — и что не знает, когда Сунми появится; я показался ей подозрительным, хотя она разговаривала со мной очень вежливо. Я ответил, что подожду около дома, она снова повторила, что не знает, когда придет Сунми. «Не имеет значения», — сказал я, желая продемонстрировать свое твердое намерение дождаться ее. Время шло; я то гулял туда-сюда по двору, то садился на скамейку и наблюдал за играющими детьми. Каждый час я звонил к ней в квартиру, чтобы проверить, не пришла ли она. Когда уже должно было стемнеть, я уселся ждать перед ее подъездом.
Около девяти вечера я очередной раз набрал номер их квартиры — женщина, которая по моим предположениям была матерью Сунми, удивленно спросила, неужели я еще не ушел. В ее голосе звучало беспокойство, но тогда я ни на что не обращал внимания. Я не догадывался из-за чего она нервничает и в чем может меня подозревать. Осторожно, будто просила о чем-то очень деликатном, она сказала, чтобы я приходил в следующий раз, потому что сегодня уже поздно. Я снова ответил, что все в порядке. Я не предполагал, что мои слова только еще больше взволнуют ее. Я вообще не думал, что мог испугать ее. Наверно, это было естественно — я был ослеплен страстью, у меня и в мыслях не было, что мои чувства могут восприниматься окружающими как угроза. Моя одержимость, наверно, была опасна прежде всего для меня самого, ведь я был совершенно не способен оценить, как мои действия выглядели со стороны.
Было около десяти вечера, когда меня, сидевшего на лестнице перед ее домом, кто-то тряхнул за плечи. Я был погружен в свои мысли и не спал, но в тот момент мне показалось, как будто я пробудился от сна.
— Это ты ищешь Сунми? — Высокий полный мужчина в костюме держал меня за плечи.
Я поднял голову, чтобы посмотреть на него, и меня охватил испуг. Я попытался подняться, но не смог. В его руке, лежащей на моем плече, чувствовалась сила. Он ничего не предпринимал, но я не мог пошевелиться. На душе у меня вдруг сделалось отвратительно.
— Это он? — повернулся к кому-то мужчина.
Пожилая женщина, стоявшая у стеклянной двери в коридоре, кивнула головой. Она явно не хотела подходить к нам, будто боясь чего-то.
— Ты кто такой? Зачем тебе Сунми? По шее давно не получал? — Он так впился в мое плечо, что, казалось, мог вдавить меня в землю, если бы захотел.
Я ответил, что мне просто очень нравится Сунми, и я пришел сказать ей о своей любви, — не знаю, как звучали эти слова со стороны, но, на мой взгляд, я говорил довольно уверенно.
— О, да тут любовь! — прокомментировал он с издевательской усмешкой.
Я не мог понять, как можно было насмехаться над моей искренностью, и не мог этого позволить.
— Над чем вы смеетесь? — запротестовал я.
— Разуй глаза, ты, хам малолетний! Да разве моя золовка может знаться с таким идиотом, как ты?
Оказалось, это муж сестры Сунми. Наверно, ее мать позвонила ему и попросила срочно приехать с работы, что он и сделал.
Но для меня все это не имело значения. Меня интересовала только Сунми, только ее слова, только ее мысли.
— Как бы ни так! Сунми знает меня, — закричал я.
«Она знает, что у меня на душе, знает о моей любви!» — кричал я про себя.
Больше того, мною все больше овладевала иллюзия, что и она любит меня. Просто я знаю о них с братом, поэтому она не может показать своих чувств, просто она скрывает свою любовь, чтобы брат или кто-нибудь другой ни о чем не догадались, вот и все. Поэтому я должен первый сказать ей… Любовь! Страсть! Вот защита от косых взглядов!.. Я был в плену моих абсурдных мечтаний.
— Да что ты?
Его улыбка предвещала что-то недоброе, он посмотрел на кого-то за моей спиной и спросил:
— Сунми, ты его знаешь?
Я повернул голову туда же, куда смотрел он. Там она? Она все время стояла там и видела всю эту сцену? Она смотрела и не сказала ни слова в мою защиту? Вопросы возникали один за другим. Я не мог поверить, но все было правдой. Там стояла Сунми. Мне стало и радостно, и грустно, и стыдно одновременно. «Сунми, ты его знаешь?» — услышав эти слова, я почувствовал, как теряю силы.
Несмотря на все мои надежды, Сунми не сказала ни слова и толкнула стеклянную дверь коридора. Похоже, она испугалась и разозлилась. Словно дочь кто-то похищал, мать обняла ее за плечи и поскорее увела внутрь, как будто я чудовище какое-то. А что же я? Я будто пробудился от сна и начал осознавать, в каком положении оказался. Я был опустошен и раздавлен. «Ну что, теперь видишь?» — словно было написано на торжествующем лице родственника Сунми; он хлопнул в ладоши, показывая начинающим собираться зевакам, что как бы ни была интересна разыгравшаяся только что сцена, смотреть больше не на что.
— Иди отсюда. И больше не появляйся. Сегодня ты легко отделался, но запомни — еще раз увижу, костей не соберешь.
Пригрозив мне, мужчина ушел следом за Сунми и матерью. Наблюдавшие за нами люди разошлись, и я остался совсем один. Я поднял глаза на окна дома Сунми. В коридоре ее квартиры горел свет, у окна виднелась чья-то тень. Кто-то сверху смотрел, что происходит во дворе. Может быть, это была Сунми. Моя в клочья разорванная душа желала этого. Сунми, которая знала меня, прошла мимо, будто мы с ней вообще не знакомы — эта мысль пронзала мое сердце насквозь и сводила с ума. Я издал нечеловеческий вопль и скрючился на асфальте.