29

— Мне приснился сон, — сказала Сунми.

Я готов был сидеть рядом с ней до самого конца света, и мне казалось, что это вправду будет длиться вечно, но я сам не заметил, как задремал. Я засыпал, но вскакивал всякий раз, когда Сунми шевелилась во сне.

Чувствуя ее дыхание, я давал волю самым смелым фантазиям. Пусть ощущение, что моя безнадежная любовь к Сунми может стать взаимной, было всего лишь иллюзией — что дурного в том, чтобы мечтать? Мое сердце билось в груди, как колокол. В тот момент, когда я сидел, склонившись к ней, и, закрыв глаза, думал, что она моя девушка, эта мысль не казалась дерзкой. Сунми пошевелилась, я тут же проснулся, увидел, что она уже не спит, и все мгновенно предстало передо мной в ином свете — я отбросил свои мечты. Приподнявшись со спинки кресла, она сидела прямо и смотрела перед собой.

Извилистая дорога перед нами была окутана туманом. Солнечный свет бежал по дороге и прятался в подол горы, которая возвышалась впереди — взгляд Сунми последовал за лучами солнца и вверх по склону. Безмятежное спокойствие царило на дороге. Только пятна грязи, налипшие на стекла машины, напоминали о безумной гонке прошедшей ночи. Да еще мухи, точнее то, что от них осталось. Странно было видеть эти похожие на высохшую траву останки на лобовом стекле. Я прикинул, сколько весит муха, и ужаснулся, с какой же скоростью ехал. Это как же надо разогнаться, чтобы насекомые разбивались о мою машину? Не для того же я ехал так быстро, чтобы «украсить» свои стекла. Хотя мухам мои оправдания уже точно не помогут. Время от времени мимо нас проносились машины.

— Как странно, — пробормотала сонным голосом Сунми.

Она хоть и проснулась, но как будто взяла сон с собой в явь. Солнце освещало ее лицо. Она вовсе не выглядела заспанной — напротив, посвежела. Фары были включены, но казалось, это ее лицо источает свет. Я с трудом сдержался, чтобы не коснуться губами ее щеки, и спросил:

— Что странно?

— Какой странный сон, — ответила Сунми таким голосом, будто еще спала. — Это была я? Мне казалось, что сон был обо мне, потом как-будто о ком-то другом, потом опять обо мне. Та девушка из сна — это я? — Она говорила тихо, словно возвращаясь обратно в мир своих грез.

Я, как зачарованный, смотрел на ее лицо, отражающее косые солнечные лучи. «Не знаю, что приснилось ей, а мне приснилась она», — вот о чем я подумал.

— Там были два человека, которые безумно любили друг друга. Он был музыкантом. Играл на трубе. Своей игрой он сообщал людям, когда нужно вставать, когда ложиться спать, когда начинать и заканчивать работу. Всем жителям замка был хорошо знаком голос его трубы. Он играл на всех праздниках. У него была любимая девушка. Дочь вельможи. Милая и красивая. Она любила его так же сильно, как и он ее, поэтому они были счастливы. Каждый вечер он играл на трубе, чтобы люди ложились спать, и спешил на свидание к своей возлюбленной. Ночью они смотрели на звезды и клялись друг другу в вечной любви. Несть числа звездам на небе и их клятвам. Но вот над влюбленными сгустились тучи. Хозяин замка возжелал заполучить девушку. Он предложил ей свою любовь. Она, конечно, отказала ему: «Это невозможно, ведь у меня уже есть возлюбленный…» Он продолжал настаивать. Она была непреклонна: «Я люблю другого». Тогда хозяин замка вызвал ее отца, своего слугу: «Ты ее отец, убеди же негодницу. Почему она не принимает мою любовь? Если она будет покорна, то все сокровища мира будут лежать у ее ног». Но она по-прежнему твердила свое: «Нет, у меня уже есть любимый». Ее отец понял, что уговоры напрасны. Но хозяин замка решил во что бы то ни стало добиться своего.

Сунми прервал громкий сигнал — к нам приближалась груженая доверху машина. Я включил стартер, и наш автомобиль затрясло. Я понимал, что водитель грузовика предупреждает меня об опасности, ведь мы остановились не на обочине, но не мог сдвинуть машину. Я включил аварийную сигнализацию. Мы стояли на краю обрыва. В баке не осталось ни капли бензина. А я и не заметил, что на приборной панели давно горит красный сигнал, показывающий, что бензин на исходе. Где мы вообще?

— Похоже на сказку.

Я на самом деле так думал. Что ее сон похож на сказку. Не знаю, был ли он, как она сказала, странным, но мне казалось, это хороший сон. Напряжение, царившее в салоне, на некоторое время отступило, и мы немного расслабились.

— Сказка? — грустно улыбнулась она.

— Разве нет? — переспросил я нарочито весело.

Она ничего не отвечала. Только вздохнула и приоткрыла окно.

— Где мы? — спросила она, вдыхая воздух полной грудью.

Я ответил, что не знаю. Она повернулась и посмотрела на меня.

— Бензин кончился. Мы ехали всю ночь, — смущенно улыбнулся я.

Она не ответила.

— Вы прервались на том, что отец девушки сдался, что хозяин замка все равно хотел добиться ее, чего бы это ему не стоило, — сказал я не столько потому, что мне было интересно продолжение, сколько потому что я опять не понимал, как себя вести. Лучше бы она спала дальше. Но вряд ли ей удастся заснуть снова.

— Вы хотите услышать продолжение? — спросила Сунми.

Я кивнул.

— Хозяин замка не привык к отказам, он всегда добивался того, чего хотел, любыми путями, это был своевольный, упрямый, жестокий человек, — продолжила она рассказ.

Легкое беспокойство почудилось мне в ее голосе.

— Вскоре хозяин замка узнал, что его соперником был простолюдин, музыкант, который играл на трубе для слуг, воинов и всего рабочего люда. Оскорбленный хозяин замка отобрал у бедного музыканта его инструмент. Взамен дал ему копье и отправил на поле боя. Шла страшная, кровопролитная война. Юноша умел только играть на трубе, он даже не знал, как обращаться с этим копьем. Музыкант с копьем вместо инструмента лишился в сражении глаз и рук. Но прекрасная девушка все так же сильно любила вернувшегося с войны калеку. Ему это было в тягость. «Пожалуйста, забудь свою любовь ко мне», — умолял он ее. «Теперь, когда я стал таким, твои чувства приносят мне одни мучения, разлюби же меня, брось меня», — твердил он. Она лишь печально качала головой в знак того, что не может выполнить его просьбу. «Вспомни, как каждую ночь мы смотрели на звезды и давали друг другу клятвы», — говорила она. «Моя любовь пройдет, только если с неба исчезнут звезды. Но они по-прежнему горят в вышине, значит, и любовь живет в моем сердце, как раньше. Помнишь? Куда бы ты ни пошел, я всегда буду рядом». Несчастный юноша, лишившийся глаз и рук, музыкант, у которого отняли возможность играть, отправился на берег моря и там взмолился к морскому богу: «Забери меня у моей любви. Сделай так, чтобы она никогда не нашла меня, отнеси далеко-далеко». И бросился в море. Бог внял его мольбе. Он понял, что у юноши не было иного пути от этой великой любви, кроме бегства. Тогда морской бог превратил его в зернышко, по форме напоминавшее трубу, и пустил по волнам. Волны несли зернышко все дальше и наконец выбросили на берег, где-то на другом берегу моря. В скором времени на берегу выросло дерево. Высокое, до самого неба. Казалось, дерево вершиной доставало до тех самых звезд, что когда-то были свидетелями ночных клятв музыканта и его возлюбленной. А когда наступала ночь, дерево издавало звуки, напоминавшие звуки трубы. Волны несли мелодию через море, на далекий противоположный берег. Однажды девушка, которая уже совсем ослабела, потому что не ела и не спала с тех пор, как пропал ее возлюбленный, услыхала знакомый звук и побежала к берегу. Она не могла не узнать эту мелодию. Она заплакала и стала молить морского бога: «Перенеси меня на тот берег. Там мой любимый, он зовет меня. Перенеси же меня туда». Но морской бог лишь покачал головой: «Нельзя». Бог не мог нарушить обещание, данное слепому безрукому музыканту. Богу было очень грустно, но он был верен своему слову и отворачивался от плачущей девушки. Но она все стояла на берегу, плакала и молилась. Морской бог не отвечал. Вскоре она, ослабленная голодом и бессонными ночами, выплакала всю влагу, что еще оставалась в ее теле, и упала замертво…

Сунми опустила стекло, будто ей не хватало воздуха. Солнце сразу просунуло свою прозрачную руку в салон. Крылышки мошек на окнах засеребрились. Похоже на переливающееся в лучах утреннего солнца прохладное море. Почему-то я вдруг подумал, что море недалеко. В воздухе чувствовался характерный солоноватый запах.

Сон, приснившийся Сунми, и правда не был простой сказкой. Странный сон, она была права. Беспокойство, которое слышалось в ее голосе, наверно, передалось и мне — мои нервы были как оголенные провода. Я знал то, чего еще не знала Сунми. Знал, что этот сон — вещий. Он ждал моего истолкования. Я был тем человеком, который мог объяснить, что значила эта «сказка». Я не мог стать частью ее сна, мне оставалось только стоять в стороне и разгадывать его. Внезапно я подумал, как жалка моя участь, — я всего лишь толкователь ее снов, это все равно что быть нищим оборванцем и питаться объедками — так же унизительно. У меня горело лицо.

Сунми рассказала еще не весь свой сон. Помолчав немного, она продолжила.

— Морской бог жалел, что был так суров с бедной девушкой. Он раскаивался в своей жестокости. Поэтому превратил и ее в зернышко. Через некоторое время на том месте, где она умерла, выросло дерево. Его вершина устремлялась в небеса. Как будто тянулось к тем самым звездам, которыми любовались юноша и девушка, когда клялись друг другу в вечной любви… Так на противоположных берегах моря стояли два огромных дерева, соединяющих небо с землей. Казалось, они были готовы кинуться в море и поплыть. Но они не умели плавать. Не умели летать. Не могли двигаться, а просто стояли каждый на своем месте. Казалось, что любовь двух людей, превращенных в деревья, окончена. Но это не так. Это был не конец. Завершение этой истории было таинственным, чудесным и совершенно неожиданным. Когда на землю опускались ночи, те самые звездные ночи, под покровом которых двое когда-то клялись в вечной любви, деревья удивительным образом приближались друг к другу. Изо всех сил они тянулись корнями, как стрелами, через море. Корни деревьев бежали во всех направлениях, прорезая толщу морской воды. Наконец, встретившись посередине моря, они сплетались в одно целое. Как руки двух любящих людей, они гладили и ласкали друг друга. Как нежны и горячи были их объятия! Сон ли это был? Все виделось мне так ясно и подробно, будто это происходило на самом деле. Я спала, но мне казалось, что кто-то и вправду гладит меня по щеке. Та девушка — это я? Почему мне приснился такой странный сон?

Она замолчала. Я был удивлен — ведь окончание ее сна было известно мне. После похорон того старика по дороге в Сеул я представлял себе, как корни огромной пальмы на утесе вытягиваются и покрывают причудливым узором морское дно. Корни дерева достигают моря, которое принимает пальму в свои объятия, — нет, наоборот, дерево так огромно, что держит в своих объятиях море. Дерево огромно даже по сравнению с морем. Мне представляется, как длинные корни пальмы, уходящие глубоко под землю, простираются через Тихий океан до самых джунглей Бразилии или Индонезии. Ни одна живая душа не знает, что ночью пальма прорезает воды Тихого океана. Кощунственно было бы полагать, что это дерево не двигается, приковано к своему месту. Посмотрите на нее, на эту пальму, пересекшую Тихий океан. Разве можно говорить, что, сделав это однажды, она не сможет сделать это снова? Я знаю, что дерево перемещается, просто людям не дано это увидеть.

Я представлял себе, как дерево корнями прорастает через океан, но не мог подумать, что у дерева есть какая-то цель. Мне неспокойно, потому что я упустил эту важную деталь. Но не для того же ей приснился такой сон, чтобы дополнить изъяны моего воображения. Такое объяснение сна было бы слишком поверхностным и бессмысленным. Я не хочу так все упрощать.

Каждое дерево — это воплощение чьей-то несчастливой любви… Эти слова возникли в голове, как будто я слышал их раньше. Как будто они вдруг пришли откуда-то. Эти слова вертелись на языке, но что-то внутри сдерживало меня от того, чтобы произнести их вслух. Это выражение принадлежало брату. Как-то раз я стащил его тетрадку и вычитал эти слова там. Так он начал свое собрание мифов о растениях, которое занимало около двухсот страниц. Не помню точно, но, кажется, дальше он писал так: «В мифах нимфы часто превращаются в деревья. Они лишаются плоти, потому что не хотят подчиняться прихотям богов. Ведь боги властвуют над миром, а те, кто имеет власть, ненасытны в своих желаниях. Ничто не может их остановить. Единственный способ спастись от их похоти — это стать деревом. Так и делали нимфы, чтобы защитить свою любовь от преследований алчных и жестоких богов. Вот почему каждое дерево скрывает свою печальную историю несостоявшейся любви». Дальше следовали одна за другой истории превращений цветов и деревьев. Все страницы были посвящены мифам, которые собрал брат.

Я не мог понять, зачем он все это записал. Может, просто чтобы убить время — но с чего вдруг ни с того, ни с сего собирать все эти истории? Я хотел прямо спросить, для чего он это делал, но боялся, что нанесу ему очередную травму. Мне вспомнился его странный интерес к сосне и стираксу в парке — вероятно, это связано со сбором мифов — я был удивлен, но чувствовал, что не должен вмешиваться.

Но что же значил сон Сунми, сюжет которого будто взят из тетради брата? Ее сон был правдоподобным, детальным — разве это всего лишь сказка? Нет ли в ней намека? Может быть, брат хотел сам стать деревом? Может быть, он воплотил свое желание в ее сне? Но как это возможно? Как могут исполняться мечты одного человека в сновидениях другого? Читала ли Сунми тетрадь брата? Вряд ли. Брат сделал так, чтобы Сунми увидела этот сон? Я был лишь сторонним наблюдателем, проникнуть в мир ее снов я не мог, а для него, значит, это было возможно? Значит, ее сны до сих пор были в его власти? Он удивительным, чудесным образом чувствовал ее, а она — его, рядом с таким мистическим взаимопониманием я со своими чувствами был как оборванный попрошайка у ворот богатого дома. Брат создавал ее сны, а я был тут всего лишь для того, чтобы давать им толкования. Это моя судьба. Как мучительны были эти мысли.

Услышав мое бормотание, она спросила, что я такое говорю.

— Это была пальма? — вырвалось у меня.

— Что? — переспросила Сунми.

Я лихорадочно соображал, как же ей все объяснить.

— В вашем сне, — пробормотал я.

Солнечные лучи светили ей прямо в глаза. От этого они казались прозрачными и прекрасными. «Какие красивые глаза!» — подумал я, и комок подступил к моему горлу. Колоссальным усилием воли я сдерживал свои чувства.

— Дерево, которое вам приснилось, — это пальма? — осторожно начал я.

— Как вы узнали? — Она смотрела на меня округлившимися от изумления глазами.

Я подозревал, что окажусь прав, но когда доказательство моей правоты прозвучало из ее уст, мне стало не по себе. Сомнений больше не могло быть. Я хорошо знал, какая роль мне отведена. Какая-то сила, таинственным образом влияющая на мои чувства, привела меня к осознанию ситуации, такому четкому, что уже не отвертеться. Брат был этой силой? Не знаю точно, но и отвергнуть эту мысль я не могу. Моей задачей было отвезти Сунми в Намчхон, в тот дом на вершине утеса, где растет огромная пальма, — я совершенно ясно это чувствовал.

Я сидел некоторое время, уставившись на стекла машины, на прилипших к ним мошек, точнее на то, что от них осталось, потом вышел из салона. Потер окна рукой. Оказалось, их не так-то легко очистить. Я достал из багажника тряпку и протер стекла.

— Нужно выяснить, куда мы заехали. И заправить машину, — сказал я, сжимая тряпку в кулаке.

— Вы не знаете, где мы? — Сунми тоже вышла из машины.

— Пока нет… Мы гнали на полной скорости всю ночь, — ответил я, и во внезапном порыве ветра мне снова почудился солоноватый запах моря.

Бросив тряпку на дно багажника, я вдруг ахнул. Какое-то предчувствие внезапно овладело мной. Я поднял голову и внимательно посмотрел на залитую солнцем извилистую дорогу перед нами. Дорога шла в гору.

— Кажется, мне знакома эта дорога… — вырвалось у меня.

Нет, все это было неспроста. Я гнал машину, не разбирая направления, а приехал сюда. Бешеная скорость прошлой ночи была частью какого-то плана? Все-таки от судьбы не уйдешь. Я был уверен, что за горой мы увидим море и утес с красующейся на его вершине пальмой. Да-да, сомнений не было — мы приехали в Намчхон.

Загрузка...