Темнейшая магия (ЛП)

Глава 5 Мэддокс

У Мэддокса всегда была склонность к запоминанию, но по какой — то причине он не мог запомнить названия деревьев. Парень мог процитировать истории из своих любимых книг практически дословно, но когда дело доходило до запоминания отдельных видов из больших категорий, таких как деревья, реки или села, ему всегда давалось это с большим трудом.

Мама говорила, так получается из-за того, что он сильно старался запомнить, но не уделял достаточного времени. Однако сейчас ему хотелось знать. Ива. Да, это была она.

Он стоял возле самой огромной ивы, которую когда — либо видел в жизни, и здесь теперь была похоронена мама. Дерево находилось на берегу реки, где она учила его плавать, когда он был еще очень маленьким и даже с трудом ходил.

Мэддокс опустился на колени перед могилкой из свежей земли и положил на нее цветок серебристого ландыша. Ее самые любимые цветы. Он не был уверен, как долго находится здесь, и весь день был как в дымке, но небо уже начинало темнеть.

— Мэддокс, мой милый мальчик. — Камилла, друг Барнабаса и ведьма, положила руку ему на плечо. — Ты слышишь меня?

— Дай ему еще немного времени. — сказал Барнабас.

Прошел час, затем еще один, и еще.

— Барнабас, уже ночь. Ему нужно поспать. — сказала Камилла.

— Ладно. — Барнабас длинно выдохнул. — Идем, Мэддокс. Пора уходить.

Мэддокс едва качнул головой. Он пытался оторваться от каменной земли, но ноги затекли и он споткнулся. Камилла мгновенно оказалась рядом, сочувственно улыбаясь, и помогла подняться на ноги.

— Давай, вставай. — сказал она. — Мы отведем тебя к чудесной теплой кровати. Завтра будет легче, я обещаю.

С тех пор как маму убили, прошло уже три завтра, и ни один из них не стал лучше, чем предыдущий. Барнабас сразу отправил весть Камилле и она присоединилась к ним в Сильвериве. Ведьма прибыла быстро, но Мэддокс очень горевал и вначале даже не обратил на нее внимания. Камилла и ее сестра Сьенна пытались помочь Барнабасу и Мэддоксу в их борьбе с Валорией. Сьенна провела много лет у той на службе, обретая доверие, ради шанса узнать ее секреты и использовать их, чтобы уничтожить богиню.

Но их план не сработал. Валория все еще правила королевством, охотилась на Мэддокса из-за его силы, которую как она верила, он мог ей дать, готовая убить любых невиновных, стоящих у нее на пути.

Наконец они вернулись в дом матери и Камилла лично проследила, чтобы Мэддокс лег в кровать. Он был настолько уставший, более истощенный, чем когда — либо до этого, но его тело отказывалось спать. Он лежал с закрытыми глазами и слышал, о чем говорили Барнабас и Камилла, думая, что он спит.

— Ты едва находишься рядом с ним — прошептала Камилла обвиняющим тоном. — Да что с тобой? Тебе следует утешить парня. Он только что потерял мать.

— А я потерял сестру. — ответил Барнабас. — И это не меняет того факта, что Мэддокс, да и мы все в смертельной опасности. У меня нет другого выхода, кроме как быть сейчас сильным.

— Конечно, он не такой закаленный в потерях, как ты. И не проходил через все те битвы, которые прошел ты. Путешествие по окрестностям с мошенником — ничто по сравнению с тем, что видел ты. Зная это, ты все же держишься холодно.

— Камилла, я не знаю, как вести себя с ним. Особенно сейчас. Я не знаю, как быть отцом, понимаешь?

— Мог бы научиться за шестнадцать лет!

— И до сих пор у меня не получилось.

— Ладно. Не будь отцом. Будь другом.

— Попытаюсь сделать все, что смогу.

— Конечно, ты попытаешься. В этом я не сомневаюсь.

Барнабас не знал, что значит быть отцом. Мэддокса это несколько утешало, так как он не знал, что значит быть чьим — то сыном, кроме Дамарис Корсо. Но он тоже будет стараться стать другом Барнабаса. После этих мыслей к нему постепенно пришел сон.

На следующее утро пришло время Мэддоксу прощаться с деревней и могилой матери. Он не представлял, вернется ли еще когда — нибудь сюда. Как только проснулся, то настроился прожить день стойко, уверенно, сдержанно, чтобы не проронить ни одной слезинки — ни сегодня, ни завтра ни в другой последующий день.

Он отдал слезам много времени за последние дни и знал, что вероятнее всего Барнабас считает его слабым за это. Юный маг поклялся больше не плакать. Он уже не ребенок, и не такой невинный, как прежде. Невинные дети не думают о чем — то вроде возмездия.

— Я готов идти. — объявил Мэддокс сильным, ровным голосом и сам услышал в нем унылые нотки.

Камилла стояла у печи и готовила каану, известное блюдо для завтрака, которое готовилось из толченых желтых бобов. Когда она услышала голос Мэддокса, то обернулась и изобразила яркую улыбку. Парню пришлось подавить изначальное желание отпрянуть, но впервые за эти дни с момента ее приезда все прояснилось, дымка исчезла.

Бедная Камилла — она была доброй, умной и одаренной ведьмой, но не награждена красотой сестры Сьенны. Косые глаза, те немногие зубы, которые у нее были — широко расставлены и искривлены, а подбородок усеян бородавками, из которых торчали черные волосинки.

Мэддокс улыбнулся ей в ответ.

— Мальчик мой, ты проголодался? — спросила она.

— Я думаю, да.

Она протянула ему миску, ложку и похлопала по спине.

— Вот, держи.

— Спасибо. — он уставился на миску с кааной. Барнабас сел на стул напротив него, настороженно поглядывая.

— Камилла и я можем отправиться вдвоем на поиски писаря Валории. Тебе не нужно присоединяться к нам на этом пути. Я пойму, если ты еще не совсем готов к этому.

— Я в порядке. — сказал Мэддокс спокойно.

— Ты уверен?

— Я в порядке. — повторил он, уже погромче. — Каков план?

Барнабас приподнял брови.

— Что ж, хорошо, значит. План простой. Мы пойдем в замок Валории, узнаем, где находится этот сказочник, околдуем его с помощью ароматизированных масел Камиллы и перенесем куда — нибудь, чтобы расспросить с пристрастием в наше удовольствие. Он расскажет нам, как наиболее эффективно покончить с правлением богини, а затем мы все заживем спокойно и мирно в этой стране.

Мэддокс взглянул на Камиллу, которая вернулась к плите.

— Ароматизированные масла?

Она помешала во втором горшке, в котором что-то кипело за кааной.

— Мне просто нужно добавить немного магии воздуха и еще несколько полезных ингредиентов, которые я собрала по пути сюда. Тогда оно будет достаточно сильным, чтобы любой мужчина или женщина были без сознания по крайней мере пол дня от одного глотка.

— Твои умения впечатляют меня все больше при каждой нашей встрече. — сказал ей Барнабас.

Мэддокс настороженно смотрел на варево.

— Пол дня, говоришь?

— Чтобы эффект длился дольше, необходимо, чтобы оно дольше кипело. — ответила Камилла. — Я налью немного в флакон и мы можем уйти. Беспокоиться вам не о чем.

Он был благодарен за то, что эта ведьма, варящая сногсшибательное варево в помощь их похищению, также убедила его, что все будет хорошо. Опять же, и она и Барнабас обращались с ним, как с хрупким предметом, готовым разбиться на части в любой момент. Но он не был хрупким; он был сильным. И с каждой минутой, каждым днем становился все сильнее. Мэддокс знал, что он становится самым ценным в этом путешествии. Также он знал, что скоро отомстит за смерть матери. Смерть обеих матерей: Дамарис и Евы.

В первый день их трехдневного путешествия пешком во дворец Мэддокс оставался в основном молчаливым и погруженным в свои размышления. На второй день Камилле удалось построить с ним разговор, сказав, что ей хочется больше узнать о Дамарис.

— Она хорошо готовила? — спросила Камилла, когда они отправились снова в путь туманным утром из таверны, где им подали еду, едва подходящую для завтрака: подгоревшие яйца и жидкую каану.

Он кивнул утвердительно.

— Лучше всех. Она готовила рагу из ягненка и оно было таким превосходным, что она могла бы продать рецепт и этих денег ей бы хватило на пару лет. Она всегда умудрялась каждый день печь для нас хлеб — теплый, с хрустящей корочкой, но мягкий в середине, и он буквально таял во рту. Она пекла его всегда, каким бы тяжелым не было наше положение. Иногда мы только его и ели на завтрак с медом.

— У меня просыпается аппетит просто слушая об этом. — мягко сказала Камилла. — Она была очень хорошей мамой, как мне кажется.

Мэддокс кивнул. Он позволил мирной тишине повиснуть между ними, прежде чем набрался мужества спросить то, что определенное время занимало его мысли.

— Я все задаюсь вопросом о…. в общем, какой была моя родная мать. Ты знала ее?

— Ева? — уточнила Камилла. Она бросила осторожный взгляд на Барнабаса, идущего на пять шагов впереди, определенно маленькое расстояние, чтобы все услышать. Он не повернулся и не замедлил шаг, поэтому Камилла придвинулась ближе к Мэддоксу и снизила голос до шепота.

— Я никогда не встречала ее лично. Но слышала о ней много рассказов. Прошло не так уж много времени с ее смерти.

— Валория и Клеиона убили ее. — сказал утвердительно Мэддокс. — Тем не менее Валория до сих пор отрицает, что имеет что-то общее с этим убийством. Так следует ли винить одну Клеиону?

— Не смей больше произносить ее имя вслух! — яростно прорычал Барнабас.

— Чье имя? — спросил Мэддокс. — Евы?

— Нет. Имя богини Юга.

— Почему?

Барнабас застонал.

— Камилла?

Камилла откашлялась.

— Понимаешь, ходят слухи. Она — богиня огня и воздуха, и некоторые утверждают, что с такой сильной магией воздуха, как у нее, способна услышать свое имя и не имеет значения как далеко, когда и кто его произносит. Так она узнает своих врагов.

Никода прежде Мэддокс не слышал об этом. Опять же, здесь на Севере запрещалось говорить о южной богине.

— Ладно тогда. Я никогда больше не произнесу ее имя. — покорился он. — Но пожалуйста, расскажите мне больше о том, что случилось с Евой на самом деле.

Камилла сердито вздохнула.

— Точно никому не известно, кто в ответе за ее убийство. Но поговаривали, что перед последним вздохом она изрекла предсказание.

— Какое предсказание? — подтолкнул Мэддокс, когда Камилла замолчала.

Минуту спустя Камилла продолжила.

— Она якобы предсказала, что раз в тысячу лет ее магия переродится в виде смертной колдуньи. Говорят, что бессмертная Ева была намного могущественней, чем другие бессмертные, эту правду, я уверена, писарь Валории вычеркнет из истории. Именно поэтому она стала врагом для своего же вида. Когда Ева обнаружила, что беременна полусмертным ребенком…некоторые говорят, что беременность сделала ее уязвимой.

Вся эта информация — слухи или правда — заставила сердце Мэддокса учащенно биться.

— Я должен был защитить ее. — яростно простонал Барнабас.

— Как? — голос Камиллы сделался резким. — Луком и стрелами?

Она усмехнулась.

— Да ты и сам в то время был еще ребенком, Барнабас. И сделал все, что было в твоих силах. Ты должен перестать винить себя.

— Никогда. Она прожила тысячу лет, пока не встретила меня. Если бы не я, она все еще была бы жива.

— Ты не знаешь этого.

— Знаю. И знаю это также четко, как и то, что я — величайший охотник из всех, живших когда — либо в Митике.

Мэддокс слышал это горделивое выражение достаточно много раз, чтобы не спорить с ним. Барнабас повернулся к Камилле, его лицо стало напряженным, а руки сжались в кулаки.

— Все эти разговоры о прошлом напомнили мне кое о чем. Оно все еще у тебя?

Камилла вздернула подбородок.

— Да. — ответила она, и Мэддокс пришел в замешательство.

— Прямо сейчас? На тебе лично?

— Я всегда ношу его с собой. Как ты и просил.

— Покажи мне.

Ведьма моргнула.

— Ты уверен?

Он кивнул.

— Теперь я хочу носить его.

— Я очень надеялась, что долгие годы путешествий за морем помогут тебе обрести покой. Но, кажется, это не тот случай.

— Не может быть никакого мира, пока два монстра правят на этой земле.

Барнабас остановился, повернулся к Камилле и протянул к ней руку ладонью вверх.

— Пожалуйста.

— Хорошо. — вздохнула она, сунула руку под воротник своей блузы и спустя минуту вытащила золотое ожерелье, украшенное каким — то амулетом или кулоном. Она расстегнула тонкую цепочку, сняла ее со своей шеи и положила его на распростертую ладонь.

Мгновение спустя отец сомкнул ладонь, но и этого оказалось достаточно, чтобы Мэддокс успел рассмотреть кулон: драгоценный пурпурный камень в золотом обрамлении.

— Что это? — спросил он.

Барнабас спрятал ожерелье в один из своих многочисленных потайных карманов.

— Кольцо, которое когда — то принадлежало Еве.

Сердце Мэддокса на мгновение замерло.

— Могу я посмотреть на него?

— Нет. — Барнабас сжал челюсти, затем взглянул на Мэддокса. — Прости… я не хотел говорить так резко, но…не сейчас. В другой день, не сейчас. Ладно?

На кончике языка Мэддокса кружилась сотня вопросов о Еве и Барнабасе, но выражение горя на лице Барнабаса, когда он увидел кольцо снова, через многие годы, заставило его унять свое любопытство.

— Хорошо.

— Спасибо, Камилла. — сказал Барнабас.

— Ты не будешь меня так благодарить, когда снова начнутся кошмары.

Барнабас выгнул бровь.

— О, я уверен, у тебя есть какой — нибудь отвар, чтобы исцелить меня.

— Есть. — ответила Камилла. — Он называется «вино», и его тебе нальют без платы во всем королевстве до конца года.

Она подмигнула ему, затем повернулась снова к Мэддоксу.

— Не обращай внимания на старого Барнабаса. Он становится угрюмым, когда предается воспоминаниям прошлого. Но вернемся к более важному вопросу на данный момент — твоей родной матери. Она была храброй женщиной. Легенды утверждают, что она пережила много битв и испытаний, включая ярость брата — близнеца и уничтожение ее мира, от чего она сделалась только сильнее.

— Яростный брат — близнец? — спросил Мэддокс. — А существуют ли вообще добрые и мирные бессмертные?

— Больше в легендах. — Барнабас пренебрежительно махнул рукой. — Какой брат? Она никогда не упоминала при мне ни о каком яростном брате — близнеце. Мы сами можем едва ли предположить, что у бессмертных был другой дом, кроме массивного хрустального города в ином мире, где, я предполагаю, они и находятся по сегодняшний день.

— Барнабас, допускаю, я мало знаю о ваших с ней отношениях, но у меня всегда складывалось впечатление, что страсть, которую вы испытывали друг к другу, не оставляла много места на разговоры о жизни и семье.

— Мы многое обсуждали. — возразил Барнабас с окаменевшим лицом.

— Так или иначе, Мэддокс, отвечаю на твой вопрос: в мире очень мало добрых и мирных бессмертных, что, как утверждают, произошло по вине близнеца Евы. Насколько Ева была красива и добра, настолько ее брат был злобным проклятием, как гласят легенды. Он был демоном, который, не обладая никаким другим оружием кроме своих опасных мистических слов, приносил разрушение и хаос везде, куда бы ни направился. Некоторые говорят, что он был создан изо льда и тьмы и все, к чему он прикасался, превращалось в бесконечную зиму.

— Лед и тьма. — Барнабас округлил глаза. — Конечно.

— И где же этот ужасный бессмертный маг сейчас? — поинтересовался Мэддокс.

— Бессмертные восстали против него и убили его. Это было последнее, в чем они были согласны друг с другом.

— Откуда ты знаешь все это? — спросил Мэддокс.

— Легенды ведьм, — отрывисто бросил Барнабас. — передаются через поколения тех, кто чувствовал себя связанным с бессмертными кровью и магией.

Камилла улыбнулась.

— Верно. Но это не значит, что легенды лгут.

— Но также не делает их правдивыми.

— Богини бессмертны… — сказал Мэддокс задумчиво. — Значит ли это, что они так же могущественны, как и те, кто проживает в хрустальном городе?

— Нет. — ответил Барнабас. — Богини украли магию, которой они теперь обладают. Они не что иное, как обычные воры.

Мэддокс на мгновение задумался обо всем услышанном.

— Ту же украденную магию Валория использовала, чтобы нанести метки убийце, чтобы он мог противостоять моей магии.

На короткий миг между ними троими повисла мрачная тишина, пока они продолжали свой путь, отдаляясь от села, где провели ночь. Им еще оставалось два дня пути.

Мэддокс поднял голову и посмотрел на чистое небо, прикрывая глаза от солнца и увидел птицу, кружащую над головой.

«Орел или ястреб». — подумал он.

— Да, это совсем другое дело. — наконец сказал Барнабас обеспокоенным тоном. — Я не знал, что она обладает подобными способностями.

— Но их оказалось недостаточно. Он предпочел сбежать, чем остаться и сразиться со мной. Он понял, что недостаточно силен против моей магии и в одиночку не может меня остановить. Я найду его. И когда найду…. — Мэддокс решительно сжал челюсти. — убью его.

Барнабас остановился, повернулся и схватил Мэддокса за плечи. Мэддокс был поражен гневом, полыхавшим в глазах отца.

— Ты никого не убьешь. — прорычал он. — Слышишь меня?

Мэддокс взглянул на него с вызовом.

— Почему бы мне этого не делать?

— Ты уже убивал прежде? Использовал ли свою магию на ком — нибудь, чтобы убить? Отталкивал, бил, перекрывал дыхание, заставлял потерять сознание — да, проделывал все это довольно хорошо. Но убивал ли?

В груди Мэддокса сжалось.

— Нет. Пока нет.

— Ты не убийца, Мэддокс. Ты не должен убивать. Никогда.

Слова Барнабаса не имели никакого смысла впервые за все их знакомство.

— Как ты можешь говорить подобное? Ты сам сказал, кем меня сделала моя магия. Я — некромансер. Моя магия — магия смерти. Убивать — это то, что она свободно позволяет мне делать.

По лицу Барнабаса было видно, как он погрузился в воспоминания.

— Когда я впервые нашел тебя, ты был совсем не таким, как я ожидал. Я ожидал, что ты будешь…темным. Пустым. Потому что обладание темной магией очерняет душу.

Мэддокс был готов рассмеяться; сама идея о чернеющей душе из — за определенного вида магии была абсурдна для него, но Камилла заговорила прежде, чем он начал улыбаться.

— Это правда, мальчик. — сказала она. — Я видела, как это происходит с ведьмами менее могущественными, чем ты, которые по глупости своей пытались усилить природные способности с помощью магии крови. Не имеет значения, насколько добро твое сердце, этот вид темной силы превращает его в черное, холодное и сухое.

Желание смеяться пропало сразу. Мэддокс мысленно вернулся к тому моменту, когда использовал свою магию, когда он действительно направил ее, чтобы страж, который должен был казнить обвиняемую ведьму, упал без сознания. Самое четкое, что он мог вспомнить об этом, кроме неясной и безжизненной внешности жертвы, это ощущение холодной темноты, подымавшейся внутри него. Даже сейчас он не был уверен, испугало ли его это, или ему понравилось.

— Так, и что потом? — сказал Мэддокс язвительным тоном, который он часто использовал в последние дни. — Мы просто позволим Горану уйти?

— Нет. — ответил Барнабас. — Как и ты, я планирую отыскать его. И когда найду, то убью сам. Не волнуйся, у меня нет магии смерти, готовой поглотить мою призрачную душу.

— Тогда дело улажено. — подытожила Камилла, на ее лицо вернулась улыбка. — Теперь давайте сосредоточимся на поисках писца богини, чтобы мы могли выпытать все у него, да?

Когда они наконец достигли дворца, то обнаружили, что находятся в толпе из по меньшей мере тысячи горожан, собравшихся вокруг королевской площади.

Огромный дворец — чудовищный шедевр из черного гранита, врезанного в скалу — отбрасывал зубчатую тень на толпу. Мэддокс толкнул локтем высокого мужчину, торговавшегося за место впереди.

— Что происходит? — спросил он.

Толпа начала шуметь.

— Богиня будет произносить речь. — сказал высокий мужчина, кивая головой в направлении балкона, вделанного высоко в гранитный дворец.

Мэддокс натянул капюшон на лицо и посмотрел вверх на запретный дворец со своего места в конце толпы. Он едва мог отметить впечатляющее мастерство мастера, когда на фоне черного гранита появилось малиновое пятно. Это была богиня, выходившая на балкон в своем блестящем красном наряде.

Ее сияющий черный волос каскадом спадал с плеч, черные волны доставали до талии. Даже с расстояния Мэддокс мог увидеть острые и четкие очертания ее темно — красных губ и изумрудных глаз.

Не улыбаясь она подняла руку. Толпа мгновенно стихла. Мэддокс взглянул на Барнабаса, смотревшего на богиню с ненавистью. Валория начала говорить.

— Я весьма благодарна за то, что вы пришли сюда, мои горожане. — произнесла она нараспев, ее голос был ровным и все равно напоминал мед, отравленный ядом. — Я становлюсь сильнее благодаря присутствию каждого из вас.

Толпа взорвалась уважительными криками благодарности. Она улыбнулась, а Мэддокс удивился, был ли он единственным, кто считал, что это было больше похоже на гримасу, чем на улыбку. Валория подождала, пока толпа немного утихнет, прежде чем продолжить.

— Я уверена, большинство из вас уже слышало, что я решила продлить памятное празднование до конца года.

Толпа взорвалась одобрительными выкриками, на этот раз более радостными, чем в прошлый. Улыбка Валории померкла. Ее прекрасное лицо исказила раздраженность. Внезапно начала дрожать земля, дрожь быстро переросла в землетрясение. Жестокие волны камня и земли прошли по площади, сбивая сотни людей с ног и раня других.

Камилла ухватилась за руку Мэддокса и устояла на ногах. Барнабас просто смотрел вверх на богиню, держа кулаки по бокам. Затем он бросил быстрый обеспокоенный взгляд на Мэддокса.

— Ты в порядке?

Мэддокс кивнул.

— Пока да.

Толчки землетрясения прекратились, но земля все еще гудела.

— Тишина! — скомандовала богиня. — У меня есть еще что сказать.

Потрепанная толпа — теперь стонущая и всхлипывающая вместо одобрения — замерла в тишине. Земля успокоилась, и улыбка Валории вернулась.

— Мое решение продлить празднование — это благодарность всем вам за вашу преданность мне эти пятнадцать лет. Сегодня — особенный день, так как сегодня я благословляю мое королевство и даю ему имя.

Валория взглянула вниз на израненых людей.

— Два слова могут выразить то, как я управляю этой страной: сила и мудрость. Лимо и росса, на языке моих людей. И поэтому я пользуясь властью переименовываю Северную Митику…

Валория сделала паузу, позволяя драматичному моменту пройти по площади. Затем с еще более коварной улыбкой объявила:

— Лимерос.

Толпа молчала, не выказывая никаких эмоций. Мэддокс посмотрел по сторонам, чтобы узнать их реакцию, но все лишь смотрели и ждали.

— Вам больше не надо молчать. — заявила она, изогнув брови.

Толпа взорвалась бушующим одобрительными возгласами, а Барнабас лишь сузил глаза от еще большей переполнявшей его ненависти. Мэддокс наморщил нос.

Сила и мудрость? Значит, Лимерос означает это?

Барнабас презрительно усмехнулся.

— Для женщины, которая навязывает воздержанность своим людям и при этом ценит только отречение и почтительность, она и вправду самый тщеславный человек из всех, кого я знаю.

Он застонал, когда люди снова замолкли.

— О мой..! Кажется, она еще не закончила.

Тем временем богиня, стоящая на балконе, приготовилась продолжить.

— Я упомянула о важности преданности, — сказала она, шагнув к краю балкона, словно желая убедиться, что все внизу понимают: она обращается к ним. — Действительно, нет ничего, что я бы ценила больше; без преданных людей, которые беспрекословно выполняют приказы, отдавая которые я забочусь, чтобы наше королевство было сытым, одетым и все имели дома, что ж, я бы вовсе не смогла управлять. За последние несколько дней произошли некоторые события, которые проверили эту теорию и доказали, что это всегда было истиной. Недавно мое внимание обратил на себя один из смертных, которому я доверяла больше, чем кому — либо. Он планировал предать меня. Его намерение восстать против меня, а также нашего королевства пришло ко мне в виде четкого предсказания. Как человек, подозреваемый в измене, он будет сегодня обезглавлен.

Барнабас и Мэддокс тайком обменялись взглядами. Из всего, что они готовились сделать сегодня, наблюдать за публичным обезглавливанием не входило в их планы.

— Прежде чем начнется казнь, я сделаю еще одно заявление. В свете всего произошедшего и подозревая о предательстве, я извещаю о немедленном аресте всех ведьм, нарушающих закон запрета магии в этом королевстве. Я обратила внимание, что их живет среди нас намного больше, чем каждый из вас думает, и мы не можем допустить их отравляющее присутствие. Итак, я объявляю награду за информацию, которая приведет к аресту подозреваемых ведьм, а также обвиняемых в укрытии или защите этих злодеек.

Мэддокс бросил встревоженный взгляд на Камиллу, та посмотрела на него в ответ с улыбкой. Лицо было спокойным и непоколебимым, но Мэддокс чувствовал тревогу в ее глазах.

— Сейчас, — продолжила Валория. — приведите узника.

Тихое волнение прошло по толпе, когда три мужчины — двое стражей в форме ведущих человека в цепях, одетого в хорошую, но испачканную одежду — вышли из дворца. Стражи подвели скованного человека к месту казни, построенному под балконом, где их уже ожидал палач в маске, стоящий у большого черного камня.

— О нет… — пробормотала Камилла.

— Богиня, — кричал человек, вытягивая к ней шею, пока стражи заставили его стать на колени перед камнем. — Моя сияющая прекрасная богиня! Пожалуйста, не делайте этого! Я не предавал вас — ни сейчас, ни в прошлом, не предам и в будущем. Я клянусь, должно быть, это кто-то другой, кого вы видели в своем видении! Я не более чем ваш покорный слуга. Пожалуйста, простите мне это преступление — преступление, которое еще никто не совершил!

Валория холодно посмотрела на человека.

— Мое решение окончательно. — сказала она, затем кивнула палачу в маске. — Отруби ему голову.

Человек в маске равномерно и высоко поднял свой топор. Обвиняемый продолжал умолять и когда топор начал опускаться, Мэддокс отвел глаза. Наконец к счастью он прекратил выкрикивать отчаянную мольбу.

Тело быстро унесли прочь, но его голова была посажена на высокую пику и установлена на помосте: предупреждение, чтобы увидели все. Одни смотрели на нее с мрачным видом, другие — со страхом.

Барнабас поморщился, затем повернулся к Камилле, говоря шепотом.

— Камилла, кто это был? Ты узнала его?

— Да. — ответила Камилла. И тяжело вздохнула. — Это, говорю с сожалением, и был писарь богини.