Пролог Часть 1

Реальность Ратрат

Много тысячелетий назад


От жесткого удара у мальчика сломалась челюсть. Он рухнул на каменистую, покрытую сажей землю, сплевывая кровь и зубы. Воздух из легких выходил со жгучей болью, пока звезды плясали перед глазами, а желудок наполнялся кислотой. Он исцелялся быстрее большинства, его кости быстро срастались, но боль продолжала усиливаться.

Коготь, мужчина, ответственный за его нынешние страдания, пнул его по ребрам.

— Кода мы дает тебе еду, ты ее ешь. — Последовало еще два удара. У этого зверя-переростка имелись рога, клыки и мышцы поверх мышц. Как и все остальные в этой реальности он носил набедренную повязку для «легкого доступа», щитки на голенях и ботинки из камня. — Понял?

Между хриплыми вздохами мальчик усмехнулся.

— О, я понял.

Даже с текущей из рта и ушей кровью он продолжал изучать окружение. Холмистая пустошь, полностью лишенная растительности, переполненная бессмертными каннибалами, насильниками и убийцами, которых изгнали из их миров. Наступила ночь, лагерь освещали костры… где заключенные жарились на вертеле, их тающая плоть капала на шипящее пламя.

Налетел резкий ветер, тревожа раны Грязи и возвращая его размышления к Когтю.

— Под едой ты подразумеваешь бедро другого пленника. Ты можешь взять свою еду и…

Его оборвал удар.

— Месяцы назад ты упал с неба и мы приняли тебя с распростертыми объятиями. У тебя не было имени, поэтому мы дали тебе его. У тебя не было дома, поэтому мы приютили тебя. Твой разум был чист, и мы подарили тебе воспоминания. И так ты платишь за нашу доброту?

Доброту? Он горько рассмеялся, только чтобы захлебнуться кровью, поскольку… как он решил… сломанный кусок ребра пробил легкое.

— Ты назвал меня Грязью. А ваше драгоценное убежище? Крохотная глиняная хижина, битком набитая пленниками, закованными в цепи.

Что же касается его воспоминаний, он содрогнулся. Ужасные поступки, которые эти ужасные мужчины совершили с ним и другими…. Часть его готова была на все, чтобы очистить свой разум. Другая часть предпочла ужасы полной пустоте. Насколько это печально? Он просто… Он хотел знать правду.

«Кто я? Как сюда попал? Почему я здесь? Есть ли у меня семья, отчаянно пытающаяся меня спасти?»

Острый приступ тоски чуть не разорвал Грязь надвое. «Здесь так много людей, Но я чувствую себя таким одиноким, всегда одиноким».

— Ты смеешь жаловаться? — Ноготь пнул Грязь по затылку.

Слезы защипали ему глаза, и его охватила паника. Показав слабость, ты дашь оружие своему врагу. Как можно быстрее он сморгнул слезы. Если кто-нибудь заметил блестящую каплю…

— Слезы? — Коготь радостно рассмеялся. Растущая толпа зрителей тоже загоготали, и Грязь пристыжено опустил голову. Надеясь отвлечь Когтя, Грязь сказал:

— Ты ошибся. Я не был полностью лишен воспоминаний.

Всякий раз закрыв глаза, он видел на повторе один момент. Отголосок прошлой жизни.

— Скажи мне, что помнишь свою мать, и я пойду за ней ради тебя.

Еще один жесткий удар, в этот раз в висок.

Приступ головокружения и страданий, и смех возобновился.

Зрение затуманилось, Грязь протянул руку, молясь, чтобы кто-то, кто угодно, помог ему. Кто-то наступил ему на запястье, сломав кость. Острая боль пронзила руку. Слишком сильная для одного человека. Тем не менее, избиение все еще ни шло ни в какое сравнение с чувством одиночества.

Посыпался град ударов. Его мозг ударялся о череп, тело блаженно онемело. Глаза опухли. Избиение отошло на второй план, когда нахлынули воспоминания.

Я стою с мальчиком, которого не знаю. Не уверен, почему мы вместе и как оказались на облаках. Только знаю, что его присутствие утешает меня.

Красивая женщина с вьющимися черными волосами и безупречной черной кожей выходим из туманной дымки. Она была одета в струящееся платье цвета слоновой кости, ее бело-золотые крылья плавно двигались вверх и вниз. Вверх и вниз. Я испытываю перед ней благоговейный трепет. Она ангел или Посланник? Может быть, гарпия или птица-оборотень? Варианты безграничны, поскольку каждый миф и легенда основаны на правде.

Я чувствую связь с ней. Она… моя мать?

Мое сердце подпрыгивает от этой мысли, но я не уверен испытываю радость или страх. Она приземляется, и в ее ярко-голубых глазах блестят слезы. Тогда она определенно не гарпия. И не оборотень. Каким-то образом я чувствую, что эти виды придерживаются моего правила: слезы равняются слабости, а слабость необходимо устранять.

Шмыгнув носом, она присаживается перед нами на корточки. У другого мальчика бронзовая кожа, черные волосы и такие же ярко-голубые глаза. И у него тоже есть бело-золотые крылья. Связаны ли эти два явления? Мы все родственники? Как я выгляжу?

— Я так сильно люблю вас обоих, — говорит она. — Этого не должно было случиться. Предполагалось, что вы спасете нас, не… — Всхлип. — Если бы был другой путь… вы просто… Вам не следовало рождаться. Он все узнал, и теперь хочет вашей смерти.

Моу желудок переворачивается. Как она могла любить нас, но также желать, чтобы мы никогда не рождались? Кто «он», и почему этот он хочет нашей смерти?

Задрожав, она кладет одну влажную руку на меня, а вторую — на крылатого мальчика.

— Я сделаю все возможное, чтобы вас обезопасить, но…

Позади нее появляется мужчина, окутанный тенями. Он был высоким… гигантским… и очень мускулистым. Женщина мучительно всхлипывает. когда кончик его копья из оникса пронзает ее спину и выходит из груди. Цвет отливает ее щек, когда кровь начинает хлестать из раны, пропитывая мантию. Из уголков ее рта текут алые струйки.

Я знаю, что должен быть напуган, взбешен, но не чувствую ничего. Я смотрю поверх женщины снова, с любопытством разглядывая мужчину, который ее убил. Тени искажают его облик, скрывая личность.

Другой мальчик хватает мою руку и тянет назад к стене порталов… дверей в другие миры, реальности и измерения. Страх искажает его черты. Он открывает рот, чтобы заговорить и

Воспоминание закончилось как и всегда: резко и на самом ключевом месте.

Комок встал в горле Грязи, заглушая крик отрицания. Почему он больше ничего не мог вспомнить о том мальчики, женщине и ее убийце?

«Должен выяснить!»

Его грудь сжалась.

«Почему я никогда не должен был родиться?»

При следующем ударе Когтя реальность затмила фантазию, и благословенное оцепенение ушло. Очередной удар. Его легкие опустили, вновь выпуская воздух. Еще удар. Нервные окончания протестующе завыли. Опять удар. Его вырвало кровью и желчью, и толпа одобрительно загудела.

«Не кричи. Игнорируй боль».

Коготь пнул по задней части бедер, проревев:

— Мясо лучше размягченное, да?

Грязь попытался сделать вдох, когда раздались смешки и крики согласия.

«Дыши. Нужно просто дышать. Нет, нет. Нужно встать. Нужно убить!»

Желание захлестнуло его. Он почувствовал себя так, словно рожден для убийства таких мужчин. Как будто жил без всякой цели.

«Я отрублю Когтю руки и ноги, чтобы он мог сопротивляться или сбежать. Затем вырву его зубы один за другим, оторву член и засуну крошечный придаток ему в глотку. В конечном счете…

Я убью остальных. Медленно».

Его губы медленно растянулись в улыбке. Ненависть опалила вены. Горечь сковала его мысли льдом. Месть жила и дышала в Грязи.

Коготь нахмурился.

— Ты находишь это смешным?

— Да. — Слова прозвучали невнятно, но ему было все равно. — Мертвец пинается.

Зарычав, Коготь пнул его между ног.

Когда толпа взбесилась, Грязь вырвало еще большим количеством крови. Черные точки заплясали у него перед глазами, но он заставил себя рассмеяться.

— Это лучшее… что ты можешь?

Глаза Когтя расширились, неожиданная насмешка уязвила его гордость. Он наклонился, прижал плечи Грязи коленями и замахнулся, чтобы наносить удары один за другим.

Обжигающая боль. На один, два удара сердце Грязи замерло. Он не хотел… не мог…

— Моли о пощаде, Грязь, и все прекратится.

«Никогда! Я лучше умру, чем сломаюсь. А я отказываюсь умирать».

Он…

Должно быть, он потерял сознание. Следующее, что он увидел, Коготь был на ногах, его окровавленные руки подняты, пока он обходил Грязь. Толпа выкрикивала похвалу.

Стремление Грязь убивать… исчезло. Навалилась безнадежность, коварная сила, более разрушительна, чем любая физическая боль. Он пытался отползти, затеряться в толпе, но кто-то ударил его дубиной по икрам, останавливая. Он запрокинул голову и закричал; это никогда не прекратится.

Толпа глумилась и сжимала кольцо вокруг него.

Кто-то еще прижал к его черепу электрошокер для скота, и разряды электричества пронзили все его тело. Его кожа натянулась, мускулы напряглись, кровь мгновенно вскипела. Грязь мог только тяжело дышать, потеть и моргать, отчаянно желая выжить, выжить любой ценой.

«Ты не сможешь убивать врагов, если будешь мертв. Держись, просто держись».

Избиение должно закончится довольно скоро… Грязь слишком ценен, чтобы его убивать. Несмотря на свою молодость, он мог отрастить новые органы и конечности заново. Значит, он являлся нескончаемым шведским столом.

Коготь оттеснил толпу, затем надел цепи на запястья Грязи.

— Сегодня вечером, ты станешь нашим десертом во всех смыслах этого слова.

Раздались новые радостные возгласы, и он прикусил язык, чтобы заглушить второй крик. Возможно… возможно ему следовало попросить пощады. Быть из пищей, а потом игрушкой…

Слезы навернулись на глаза, сквозь губы вырвался всхлип.

«Они сделали это? Они сломали меня?»

Внезапно Коготь выпрямился и нахмурился.

— Тихо! Приближается что-то странное.

Остальные повиновались, воцарилась тишина. Агрессия повисла в воздухе.

Уши Грязи дернулись, уловив различные звуки. Свист. Вой. Хриплый смех. Приложив все силы, он сел, хотя дважды его чуть не вырвало. Вихрь угольно-черного дыма приблизился к лагерю.

Все инстинкты в нем кричали: «Опасность! Беги. Беги сейчас же!»

Страх заставил Грязь опуститься на четвереньки. Но его ослабленно тело тряслось, сломанные кости и мускулы дрожали, и он остался неподвижным.

Воины приготовили свое оружие: мечи, арбалеты и мачете. Слишком медленно, слишком поздно. Торнадо набирало скорость, вскоре поглотив одного… двух… трех тварей.

Когда торнадо двинулось дальше, за ним остались обезглавленные тела.

Другие твари выругались и побежали, но их тоже вскоре поглотило и выбросило без головы.

Воодушевление расправило крылья, поглотив страх, по мере того как твари продолжали падать. Если так продолжится и дальше, их перебьют за считанные минуты. И Грязь тоже. На его лице опять расцвела ухмылка. После смерти тварей, он умрет счастливым, его страдания закончатся.

Раздалось больше криков, каждый из которых пронзительнее предыдущего. Все больше и больше дикарей падало без признаков жизни. «Бум. Бум. Бум. Словно музыка для моих ушей». Отрубленная голова прокатилась мимо ног Грязи, за ней еще одна и еще одна. Он вдохнул так глубоко, как позволяли изуродованные легкие. В его венах зашипело удовлетворение.

Наконец, Грязь остался последним живым мужчиной. И все же дым не коснулся его. Он кружил вокруг. Примеряется? Грязь сел на корточки и вздернул подбородок. Он хотел этого. Ради чего ему жить?

Дым рассеялся, и появился высокий мускулистый мужчина. Он держал косу и выглядел как Смерть, с загорелой кожей, черными волосами и еще более черными глазами. Словно бесконечная пропасть. На нем были надеты кожаные брюки, но грудь осталась обнажена, демонстрируя множество пирсинга и татуировок. Кровь забрызгала его лицо и торс, и капала с оружия.

Рядом с ним стоял подросток с такой же забрызганной кровью бронзовой кожей, копной светлых кудрей и голубыми глазами. Его сын?

Смерть поднял косу, готовясь нанести последний удар. Да. Да! Но их взгляды встретились и задержались, и Смерть остановился, на его лице смешалось множество эмоций: решимость, ярость, смятение, сожаление и даже вина.

— У тебя его глаза, — прямо заявил Смерть хриплым и грубым голосом.

— Его? — Слабый проблеск надежды вспыхнул в груди Грязи. Неужели он узнает о своей семье за несколько секунд до смерти? — Вы знаете моего отца?

— Да… и нет.

— Что это значит? — рявкнул он, потеряв терпение.

— Именно то, что я сказал. Никто по-настоящему не знает твоего отца. — Смерть поднял косу, только чтобы опустить ее, не нанося удара.

Что? Нет, нет, нет.

— Давайте же. Сделайте это!

Столь же резким тоном, как удары Когтя, Смерть сказал:

— Ты смеешь приказывать мне?

— Да! Так убейте уже меня.

Бездонные глаза сузились.

— Ты знаешь, кто я, малыш?

— Вы Смерть. — К чему отрицать? — Такое зло, как те, кого только что убили.

— Я совсем не такой. Я хуже. — Он наклонился вперед, как будто хотел поделиться секретом. — Однако, Смерть одно из моих званий.

Званий?

— Можешь звать меня Гадес, — продолжил мужчина. — Я Князь Преисподней, и я искал тебя по всем мирам.

Грязь потер свою ушибленную грудь, и его цепи зазвенели.

— Меня? Зачем?

Они встречались раньше? Что он знает о Гадесе?

К его удивлению детали всплыли в дальнем уголке сознания. Один из двенадцати Князей Преисподней. Известен своей хладнокровностью и безжалостностью. Он убивал без колебания и пощады, и безжалостно расправлялся со всеми, кто нарушал его единственное правило — подчиняться ему во всем и всегда. У него отсутствовали моральные ориентиры, и не было понятий правильно и неправильно.

— Мои причины останутся при мне, и они всегда могут поменяться, — ответил Гадес. — Это мой приемный сын, принц Люцифер. — Он похлопал подростка по голове, и его многочисленные кольца заблестели в свете костра. — Ты знаешь, кто ты?

Мальчику не понравилось это похлопывание. Уголки его глаз дернулись и слегка прищурились. Но, в мгновение ока, выражение его лица снова стало нейтральным.

— Я… нет, — признался Грязь, переводя взгляд с отца на сына и обратно. В нем вспыхнула ревность. О, иметь семью. Кого-то, кто будет безоговорочно тебя любить, обожать и защищать.

— Тебя зовут Уильям. Это означает целеустремленный защитник, — сказал Гадес с ноткой удовольствия в голосе. — Я решил усыновить тебя, как ранее Люцифера. Ты станешь моим защитников. Моей рукой возмездия.

Уильям… Настоящее имя и цель. И то, и другое нашло отклик в его сердце, образовало искры… Что это было? Его первый счастливый момент?

Князь добавил:

— Ты обучишься тонкостям магии и умению побеждать, независимо от того, каковы шансы на выигрыш. Я позабочусь о том, что ты сам стал своим спасителем.

Да, да. Он этого хотел. Но…

— Почему вы хотите сделать меня своим сыном? Сыновья высоко ценятся.

По словам Когтя, в Грязи… Уильяме… нет ничего примечательного, за исключением регенерации.

Гадес присел на корточки в нескольких дюймах от него, источая сладкий аромат роз.

— Ты знаешь, кто ты, Уильям?

Он вновь покачала головой, его слишком длинные, слипшиеся от грязи волосы хлестнули его по щекам.

— Я только знаю, что не человек.

Иногда, когда им овладевала ярость, из его спины поднимался дым с запахом амброзии, а под поверхностью кожи сверкали молнии.

Дым… Его сердце бешено забилось. Мог ли Гадес быть его настоящим отцом?

— Ты прав, — сказал Гадес. — Ты не человек. Ты намного лучше, намного сильнее. И однажды все миры содрогнутся пред тобой.

Загрузка...