Александрия лежала в огромной мраморной ванне, ее волосы были собраны в пучок. Пузыри прикасались к ее коже, словно тысячи маленьких пальчиков. Эйдан замер в дверном проеме, его лицо было напряжено, а в глазах стояло выражение тоски и грусти, — то выражение, которое она так старалась стереть все это время.
Когда она почувствовала всю глубину тревожащего горя, Алекс сознательно стала посылать ему эротические картинки, желая помочь, утешить. Зная, что между ними есть расстояние, она позволяла отпустить свое воображение на свободу. Она боялась его возвращения, когда ей пришлось бы толкнуться с последствиями ее действий и картинок.
В его прекрасных грустных глазах отражалась вся глубина боли, которая терзала его, и это отмело прочь ее застенчивость. Она сделала бы все, что угодно, лишь бы прогнать это горе.
Эйдан чувствовал такую усталость, что ему хотелось больше никогда не двигаться. Он мог только стоять в дверном проеме и смотреть на Александрию, не веря до конца в свою удачу, не веря, что она здесь, с ним, что она теперь будет всегда в его жизни. Почему он? Почему именно он был тем, кто, посмотрев в огромные голубые глаза, обрел спокойствие? Почему не Грегори? Тот, кто столько сделал для своего народа, который страдал и многих терял в процессе выживания? Почему не Джулиан, его лучший друг, его близнец, так странно связанный одиночеством? Почему именно он был тем, кого выбрали Боги?
— Потому что мы предназначены друг для друга, — мягко проговорила она, читая его мысли. — У Грегори есть Спутница жизни, и это он захотел дать ей время, чтобы повзрослеть. Он считает, что она сможет это выдержать. А что касается твоего брата, то я знаю его только по твоим мыслям и воспоминаниям. Но он также силен, как и ты, и он сможет вытерпеть вечность, если это будет необходимо.
Эйдан провел дрожащей рукой по растрепанным волосам. Он оперся на дверной косяк и просто наблюдал за ней пристальным хищным золотым взглядом. Она была такой красивой, такой храброй. Что он сделал такого в своей жизни, что смог заслужить ее, то счастье, которое она принесла ему?
Александрия покачала головой, медленная улыбка изогнула ее губы, углубляя ямочки, так интриговавшие его.
— Конечно, ты не заслуживаешь меня. Я так хороша, храбра и совершенна. — Ее улыбка, такая откровенно сексуальная, дразнила, когда она слегка изменила свое положение в ванной, и ее полная грудь показалась над пузырьками пены, приковав его пристальный пылающий взгляд.
— И такая красивая. Не забывай, еще и красивая, — проговорил он мягко и резко пошевелился, что отозвалось легким сокращением мускулов.
Она почувствовала, как ее сердце стало сильнее биться в предвкушении.
— Возможно. Ты, конечно, заставляешь меня чувствовать себя красивой. — Она наклонила подбородок, ее голубые глаза были такими сексуальными, манящими. Этот взгляд заставил его кровь бешено нестись по венам.
Его рука нащупала кнопки на рубашке, и он медленно стал их расстегивать, продолжая смотреть на нее. Она не отвела взгляда и не испугалась. Вместо этого она улыбнулась медленной сексуальной улыбкой, повторяя приглашение.
— Ты уверенна, piccola? — прошептал он, а его тело напряглось в предвкушении.
Она пожала плечами, посылая легкую рябь по воде ленивым движением.
— Я решила, что сейчас самое время попробовать одну из твоих фантазий.
Рубашка незаметно упала на пол. Она смотрела только на него, чувствуя, как ее кровь начинает петь, и огонь проноситься сквозь нее.
— У меня есть фантазии? — мягко спросил он. Его тело напряглось, зажглось в безумном желании. Он едва мог говорить и двигаться.
Ее смех ласково прикасался к его коже.
— Я говорила, что некоторые меня очень заинтересовали. Но не слишком распаляйся. Мы начнем с самого легкого.
Он вопросительно приподнял брови, а потом нагнулся вниз, чтобы снять обувь и носки. Каждое его движение было неторопливым, с некоторой ленцой, но в глазах стояло совершенно другое выражение: они опаляли жаром и пожирали ее. Он наклонился, — такое простое и обычное движение, — но его лицо было таким чувственным, а тело изнемогало от желания. Она закусила губу и опустила ресницы, чтобы скрыть сильную волну желания.
— Я хочу, чтобы ты тоже хотела, Александрия, — нежно говорил он. — Мне необходимо знать, что ты хочешь меня. Не прячься от меня.
Ее губы стали изгибаться в ответной улыбке, углубляя ямочки на щеках.
— Это все потому, что ты очень красив, Эйдан.
— Это женщины красивы, но никак не мужчины.
— А ты красив, — исправила она его. — Посмотри на себя моими глазами. — Это был вызов, поддразнивание.
Он нашел, что сопротивляться этому трудно. Было что-то очень сексуальное и невыносимо эротическое в том, как она его видела. Желание, необходимость, голод… Он стал медленно стягивать свои брюки с бедер, что заставляло ожидание буквально обвиваться вокруг нее.
— Посмотрим? — она привстала на коленях в ванной, мыльные пузырьки лопались и шипели вокруг ее ребер и обнаженной груди, возвышавшейся над водой. Ее глаза были прикованы к его узким бедрам и сильнонапряженной мужественности. Когда он вошел в ванную, пузырьки прикасались к его коже ног, как маленькие язычки, лаская ее.
Александрия медленно выдохнула. Его бедра были сильными, словно мускулистые колонны, покрытые золотыми волосиками. Ее руки скользнули по его икрам, убеждая подойти поближе. Она почувствовала дрожь, которая пронеслась по его телу, и обольстительно улыбнулась.
Ее пальчики медленно передвигались по скульптурно вылепленным мускулам, а дыхание, соблазняя, ласкало теплом его напряженную плоть.
Эйдан сомкнул глаза в экстазе, когда ее язык стал медленно двигаться, легонько лаская его бархатный кончик. Мускулы его живота напряглись в тот момент, когда ее рот, влажный, горячий, полностью обхватил его. Стон возник где-то глубоко внутри него. Он намотал ее волосы на кулак, прижимая ее еще ближе к себе. Его тело почти взорвалось от удовольствия, когда ее руки обхватили ягодицы, привлекая его еще глубже. Ее рот вокруг его плоти, ее грудь, плотно прижатая к его бедрам, пузырьки, ласкающие его икры, ее шелковистые волосы в его кулаке… Все это пульсировало в его голове, пока полностью не заполнилось только ею и такими полными, сильными, чистыми ощущениями.
Ее пальцы массировали его ягодицы, заставляя напрягаться еще сильнее. Он двигался медленным длинным ударом, сжимая зубы от удовольствия, почти убивавшего его. Ее рот то и дело двигался по нему. Его руки так сильно натянули ее волосы, что он даже испугался, будто может сделать ей больно, но больше не мог управлять собой. Когда его ум слился с ее, то нашел возбуждение, потребность и совместное наслаждение от этого. Она прекрасно понимала, что делает с ним, и упивалась этим, своей властью над ним. Исчезло все: любая разумная мысль, заботы, тревоги. Осталось только ощущение ее рта, его тело, прикосновение ее кожи и пузырьки, лопающиеся вокруг них. Фейерверк. Землетрясение. Белая молния. Он осознал себя беспомощно стоящим рядом с ней, его голова была отброшена назад от удовольствия и экстаза, которые были не только физическими, но часть их затрагивала душу.
Голод Эйдана рос до тех пор, пока требования его вида не пересилили его, настояв на том, чтобы поставить ее удовольствие превыше своего. С мягким продолжительным рыком он толкнул ее обратно в воду, а его пристальный взгляд пробежал по ее обнаженной коже подобно лаве. Она вскрикнула только однажды, когда его рот прикоснулся к шее и стал ласкать ее и грудь, его руки были повсюду. Она чувствовала нежность, ласковые прикосновения его ладоней к коже. Он исследовал ее везде. Затем пальцы нашли ее страстную потребность в нем. Он проник внутрь, наблюдая за выражением ее глаз, а ее тело ответило новой волной сильного желания. Он вошел сильнее, продолжая ласкать ртом, покусывая грудь и живот. Он чувствовал, как ее мускулы сжимаются вокруг него — бархат и жар. Он поцеловал ее бедра, маленькую впадинку, которая всегда сводила с ума, а затем приподнял их из воды.
«Медленнее, еще медленнее», — повторял его ум, но его тело имело свои идеи на этот счет. Он весь горел, ему казалось, что вся кожа пылала. Его рот пришел на смену пальцам, желая привести ее к такому же лихорадочному всплеску, который испытал он сам. Она застонала, и этот звук сделал его еще более диким. Она была словно горячий пряный мед. Он пылал потребностью, любовью и сильным ненасытным вожделением.
Она извивалась и вскрикивала под натиском его губ. Вода, выплескивалась за края ванны на пол. Ее тело сначала напряглось, а потом расслабилось после того, как волна удовлетворения прошла через ее тело. Она долго не могла придти в себя после этого, потеряв всякий контроль над собой еще во время этой страстной, удивительной любви.
Эйдан наконец-то поднял голову. Его глаза смотрели с голодом, а чувственный рот алкал. Он притягивал ее тело к себе, закидывая стройные ноги вокруг своей талии.
— Ты доводишь меня до точки, Александрия. Ты превращаешь меня в безумца, желающего тебя. — Его голос был глухим. Он прижимался к ней сильно и агрессивно, в то время как ее тело медленно открывалось, позволяя ему войти. Ощущение было настолько сильным, словно ожог, горячий бархат, обтягивающий его, сжимающий его. Ощущение наслаждения было почти не переносимым. Его руки обхватили ее тонкую талию, удерживая на месте, тогда как он медленно входил в нее, в ее горячий влажный футляр.
— Посмотри на меня, Александрия. Помни, что я — твой Спутник жизни, и я всегда буду заботиться о тебе, — мягко скомандовал он, удерживая своим пристальным взглядом ее синеву, завлекая в окончательную близость, желая всю ее целиком, чтобы они слились полностью — телом, умом, душой.
Он начал двигаться, медленно толкая своими бедрами, вонзаясь сильнее с каждым разом. Она прокусила губу, и показались маленькие капельки крови, заставляющие его клыки удлиняться. Его руки зафиксировали ее так, что ей пришлось выгнуть тело, откинув голову назад и оставляя грудь уязвимой, но, одновременно, манящей, словно приглашение. Его язык играл с розовыми, твердыми вершинками, продвигаясь вверх, пока не очутился над пульсом на ее шее.
Он почувствовал, как ее тело напрягается в предвкушении, когда его зубы стали нежно покусывать то выше, то ниже, пока она не застонала и не поймала его голову обеими руками. В его глазах отразилось удовлетворение. Его язык ласкал ее пульс, в то время как его тело вонзалось в нее. Он двигал бедрами все быстрее и быстрее.
— Эйдан! — в ее мягком вскрике слышалось принуждение.
— Еще нет, cara, еще нет. — Он стал нежно подниматься с ней из воды, продолжая удерживать ее на руках. Ее ноги обхватили его тело, а руки обвились вокруг его шеи. Он вонзался все быстрее и быстрее, снова и снова, желая как можно полнее войти в нее.
Ее ногти впились в его плечи, причиняя боль. Он прижал ее к стене для лучшей опоры, а сам продолжал работать бедрами, дико, неустанно, бешено, входя в нее. Его зубы покусывали, царапали. Потом она вскрикнула от пронзительной боли, такой сладкой и чувственной, когда он проткнул ее своими клыками, нуждаясь в ее крови также безудержно, как и его тело в ее.
Она заставляла его терять контроль, и его природа хищника, — неприрученного мужчины его народа, — заставляла доминировать, заявлять права на свою женщину. Его рот был у ее горла, забирая саму сущность ее жизни, а ее тело, тем временем, обволакивало его, напрягалось вокруг него, начиная сильнее сжимать и требовать, пока он не застонал от наслаждения. Рубиновые капельки сочились на холмиках ее груди, а он слизывал их языком.
Этой ночью страстность Александрии не знала пределов. Свирепость любовных ласк Эйдана теоретически должна была бы ужаснуть ее, но она сама полностью соответствовала его интенсивности. Принимая каждый толчок и зарываясь руками в белокурых волосах, ее тело напрягалось вокруг него, а ее крики приглушало его плечо.
Его крик страсти полетел к розовеющим небесам, подхваченный ветерком. В то время когда он, задыхаясь, держал ее, прижимая их обоих к стене, издалека в ночи пришел ответ. Это был гнев. Ярость. Раздался дикий вой ветра. Звук вошел в них, заполняя ненавистью.
Испуганная Александрия, посмотрела в окно.
— Ты слышал это?
Медленно и неохотно он позволил ей опустить ноги на пол, все еще продолжая обнимать за талию.
— Да, слышал, — мрачно признался он.
Вдалеке стали темнеть зловеще облака, приобретая форму кулаков и начиная бить по крыше и окнам. Инстинктивно Эйдан повернул Александрию так, чтобы стоять впереди нее, защищая, словно это был не ледяной порыв ветра, желающий нанести ей вред.
— Это Грегори? — прошептала она, с благоговением вспоминая мужчину, энергия и сила из которого буквально сочились.
Эйдан покачал головой.
— Если бы Грегори захотел нас убить, Александрия, мы бы уже давно отошли в мир иной. Нет, это реакция одного из той группы нежити, что приехали в этот город, а вот с какой целью, — я не знаю. Этой твари, судя по всему, не понравилось наслаждение, которое мы получили.
— Он прозвучал очень опасно, — проговорила она. — Словно раненый медведь.
Эйдан поднял ее подбородок, а его золотые глаза нежным взглядом скользили по ее лицу.
— Он опасен, piccola. Вот почему я должен охотиться на его вид и проследить за тем, чтобы они не вызывали мировой ужас.
Смотря сверху вниз на ее поднятое лицо, на ее припухшие губы и щеки, горящие от любовных ласк, он не смог противиться желанию опустить голову к ней, чтобы поцеловать.
— Спасибо, cara, за то, что избавила меня от моего личного демона.
Она опустилась обратно в ванную, подняв голову вверх. Алекс посмотрела на него своими огромными глазами.
— Он может убить тебя?
— Думаю да, если я буду невнимателен. — Он сел напротив нее, вода поднялась от его веса. — Но я не буду таким, piccola, даже слегка. Завтра ночью я буду должен выйти на охоту. Он ждет меня.
— Откуда ты знаешь?
Он небрежно пожал плечами. Словно они обсуждали погоду.
— Он никогда не бросил бы вызов, если б не придумал какую-нибудь ловушку. У меня сложилась определенная репутация среди нежити.
Она прижала колени к себе поближе и опустила на них подбородок.
— Я просто хочу, чтобы он ушел и нашел другой город, дабы терроризировать его.
Он покачал головой, с любовью смотря на нее своими золотыми глазами.
— Нет, ты не хочешь этого. И, кроме того, я никогда не позволил бы ему убивать безнаказанно где-то поблизости. Моя работа часто включает в себя поездки, ты знаешь это.
— Это ведь он, тот серийный убийца, о котором писали? — проницательно догадалась она.
— Один их них. Остальные уже мертвы.
Она спела свои пальцы от волнения.
Эйдан накрыл их рукой, успокаивая.
— Не волнуйся, Александрия. Я смогу защитить тебя от него.
— Я не об этом думала. Знаю, что сможешь. Я только подумала, что теперь, когда я узнала тебя, познакомилась с Грегори, и знаю, что это ужасно, когда кто-то превращается в вампира, нет ли какого-нибудь способа вылечить их?
Он грустно покачал головой.
— Я понимаю, что ты сочувствуешь им и тем из нас, которые должны их уничтожать, но, в большинстве случаев, это сознательный выбор. И после того, как вся кровь была выпита и жертва умерла, нет никакого способа вернуться назад.
Она посмотрела на него расширенными глазами.
— Грегори сделал это.
Его пристальный взгляд золотых глаз стал холодным и напряженным.
— Это невозможно.
— Я знаю, что сделал. Он горько об этом сожалеет. Это грызет его изнутри, но он убил кого-то, используя этот метод. Я знаю, что это так, Эйдан. Я иногда вижу в людях вещи, недоступные другим.
— Он превратился? — его голос был тихим и очень напряженным, передавая нетерпение, с которым он ждал ее ответа.
Она покачала своей головой.
— Он думает, что злой, но у него сильно развито сострадание. Тем не менее, он очень опасен, Эйдан. Очень опасен.
— Вампиры очень хорошо могут скрывать правду. Они законченные лгуны. Ты уверена, что Грегори не превратился?
Она кивнула.
— Я боялась его. А он боялся себя. Как Грегори и сказал, он подобен тигру, опасному и непредсказуемому. Но он не плохой.
На небе облака в сумеречном рассвете делали небо черным. Эйдан, довольно улыбнувшись, махнул рукой, и они мгновенно начали рассеиваться.
— Оставшийся вампир думает, что запугает меня демонстрацией своей власти. Я позволил ему покоиться с мыслью, что он в безопасности. Но рассвет — для нас, а он должен найти приют в земле.
Александрия слегка расслабилась. Ей не нравилось думать о том, что вампир мог быть под их окнами, прислушиваясь к беседе.
Эйдан покачал головой.
— Если бы он был рядом, piccola, я бы это знал.
Она рассмеялась.
— Я все еще никак не могу привыкнуть к тому, что ты можешь читать мои мысли. Иногда это очень смущает.
— Иногда это может быть очень интересно. — Его затемненные глаза странно блеснули, когда он посмотрел на нее, отчего она вспыхнула румянцем.
— Твой ум тоже очень занимателен, — согласилась она, улыбаясь. — Там много очень интересных идей.
— Мы только начали, — мягко проговорил он. Он наклонился к ней, обхватывая одну из ее грудей рукой и начиная ласкать сосок. — Я обожаю прикасаться к тебе; я хочу прикасаться к тебе каждый раз, как только возникнет такое желание. — Кончиками пальцев другой руки он прикоснулся к ее горлу — месту с меткой, которую он сознательно оставил на ней.
Она почувствовала, как его прикосновение отдалось во всем теле.
— Тебя нужно объявить вне закона, Эйдан. Ты знаешь, что у всех моих недавних зарисовок для Томаса Ивэна появился твой взгляд? Как думаешь, Томас заметит это?
Его глаза блеснули на нее.
— Томас Ивэн — идиот.
— Он очень популярен и продвинут, и он, так уж получилось, мой бос, — поговорила она твердо. — Ты просто ревнуешь.
— Без сомнения, это одна из моих отвратительных привычек. У меня нет желания делить тебя с кем-то, Александрия. — Он резко отпустил ее. — Я не потерплю, чтобы другой мужчина прикасался к тебе.
— Работа вместе — не повод спать вместе. — Терпеливо подчеркнула она, понимая в душе, что если бы это по-настоящему причиняло боль Эйдану, то в ту же минуту разорвала бы любые отношения с Ивэном.
— И ты думаешь, он с этим согласится?
— У него не будет выбора. Я скажу ему, что мы с тобой встречаемся. Ему придется это принять.
— Я договорюсь, чтобы мы завтра утром поженились. У меня есть парочка друзей, которые смогут ускорить этот процесс. Мы получим лицензию и поженимся.
Она молчала, но вдруг ее голубые глаза запылали.
— Поженимся? Поженимся? — повторяла она его слова, не в состоянии поверить в то, что он сказал. Прямо сейчас она не может выйти за него, даже если бы он был последним мужчиной на земле. — Я не просила покровительства или обязательств у тебя, Эйдан. Тебе, также, не придется защищать мою честь.
Он продолжал внимательно смотреть на нее.
— Мы полностью связаны друг с другом, между нами есть обязательства, Александрия. Мы — Спутники жизни и это навсегда. Мы будем вместе, пока не захотим вместе встретить солнце. Александрия, ты сообразительная и понимаешь, что твой босс-идиот не сможет понять и принять это. Но, думаю, поймет и примет человеческую церемонию брака.
— Я не до конца понимаю, что такое Спутники жизни. Но я, как и Томас, уважаю и понимаю таинство брака. Не помню, чтобы ты просил меня. По-моему, это ты не уважаешь, Эйдан. Я считаю твое отношение к этому оскорбительным.
Она попыталась не показывать, как ее все это задело, но выразительное лицо выдало бы ее по блеску глаз, даже если бы он не мог читать ее мысли.
Он грустно покачал своей головой.
— Мы разделяем все, Александрия. В том числе и наши мысли. Я не умышленно сделал тебе больно, я не хотел этого.
Она встала, вода стала стекать с ее кожи.
— Мы возможно и разделяем мысли, но не понимаем друг друга. — Схватив полотенце, она завернулась в него, словно в саронг, старательно отводя глаза.
— Я думаю, что все образуется. Ты хотела, чтобы я попросил тебя выйти за меня замуж по человеческой церемонии. — Он пошевелился, по его мускулам прошлась ленивая рябь, и обхватил ее лодыжки пальцами, словно стальными цепями, предотвращая бегство.
Странное пламя пронеслось внутри нее, заставляя бешено бежать кровь.
Александрию задела его способность заставлять ее тело струиться подобно жидкому огню только от одного прикосновения или взгляда. Она почувствовала ток, который проскакивал между ними, видела голод в его взгляде.
Она покачала своей головой.
— Не делай этого, Эйдан. Это важно. Ты сначала сделаешь мне больно, а потом хочешь заниматься любовью, пока я и вовсе не перестану соображать.
Его выражение лица сразу изменилось. Он резко встал, она отступила, испугавшись его вида.
— Не делай этого, cara mia, — в его голосе слышалась ласка и оправдание. — Никогда не бойся меня. Ты навсегда связана со мной. Это намного прочнее и глубже, чем простая брачная церемония. Я должен был подумать и понять, что для тебя брачная церемония важна. Я воспринимал себя и тебя как Карпатцев, и если бы ты осознала это, то поняла, что мы уже женаты, соединены навечно. Это произошло в тот момент, когда были произнесены слова древних клятв. Ритуал был завершен и окончательно скреплен, когда мы разделили кровь, сердца, тела и души. Но именно слова были окончательным пунктом соединения. Это — Церемония бракосочетания наших людей.
Его руки тянулись к ней, чтобы прикоснуться.
— Прости меня, cara, и знай: я хочу жениться на тебе по человеческим обычаям, потому что это важно для тебя.
Его голос гипнотизировал, омывал словно вода, относя далеко все упреки и негодование, точно их и не было.
Александрия замерла напротив него, но слишком близко, чтобы быть спокойной.
— Все это так пугает, Эйдан… Мне хочется быть, по возможности, нормальной, или почти такой же, какой была. Все это было так близко для меня. Благодаря этому, я смогла бы легче освоиться в своей новой жизни.
— Знаешь, piccola, — подразнил он ее, прикасаясь к ее щеке пальцами, — мужчины-Карпатцы никогда не спрашивают своих женщин. Они просто связывают их с собой. Но я должен попросить тебя официально?
Она потерлась своим лицом о его грудь.
— Это много бы значило для меня, если бы ты так сделал, — допустила она.
— Как я предполагаю, это нужно сделать правильно, — мягко проговорил он, опускаясь перед ней на одно колено. — Александрия, любовь моя, выйдешь ли ты завтра за меня замуж?
— Да, Эйдан, — скромно ответила она. А затем испортила весь эффект, рассмеявшись. — Но нам придется сдать все анализы крови. Возможно, у нас не получиться пожениться так быстро.
Он встал.
— Ты забываешь, о том, как можно убеждать. Мы поженимся уже завтра. А сейчас одевайся, cara. А то ты снова меня соблазняешь. — Его рука скользнула вниз по ее стройному телу, лаская.
Ее улыбка получилась слегка натянутой.
— Ты собираешься доставлять мне кучу неприятностей своими шовинистскими наклонностями?
Он рассмеялся в ответ.
— Я только подумал, что ты доставишь мне кучу проблем своими независимыми взглядами.
Она вздернула подбородок.
— Ты слышал такое слово, как компромисс? Ты понимаешь его смысл?
Он выглядел задумчивым, точно обдумывал свой ответ.
— Как я понимаю, компромисс означает, что ты делаешь все, что я сказал, и как только я сказал, так?
Александрия толкнула твердую стену его груди.
— Ты можешь об этом только мечтать, мистер Сэвэдж. Но этого никогда не будет.
Он прижал ее руки к ее бокам, а сам уткнулся носом в макушку.
— Мы посмотрим, любовь моя. Мы посмотрим.
Смеясь, Александрия отошла от него и стала одеваться. Рассвет уже окрасил небо, а вслед за ним придет и этот ужасный летаргический сон, с которым она уже успела познакомиться. Она хотела увидеться с Джошуа, чтобы провести обычное утро со своим братом. Одеть его, покормить, потратить все свое время, пока он не ушел в школу.
Эйдан позволил ей избегать его, сохраняя иллюзии, пока это было возможно. Ему нравилось видеть ее счастливой, и после того вызова вампира у него было плохое предчувствие. Это существо замыслило что-то гадкое. Он остался один из всей группы, прибывшей в город, терроризируя население и заставляя полицию охотиться неизвестно за кем. Этот вампир не был глуп. Он сначала изучил Эйдана, его сильные и слабые стороны, а уж потом послал вызов. До чего могла добраться эта нежить?
Охотник плавно и молча двигался через весь дом, проверяя каждый выход, окно и путь, который мог привести в дом. Каждая гарантия[11] была на месте. Дом был неприступен, даже когда он сам будет спать в своей спальной палате внизу в земле. Нет, вампир не смог бы нанести удар по дому. Тогда где?
Он пошел на звук удара мотыги и нашел Стефана в огромном саду. Каждый раз, когда он был расстроен или утомлен, Стефан начинал ухаживать рьяно за растениями.
Когда Эйдан присоединился к нему, он отложил мотыгу и обратил все свое внимание на него.
— Ты тоже чувствуешь это? Я почувствовал беспокойство, засыпая вчера вечером. — Он говорил на их родном языке — еще один знак того, что он обеспокоен.
— Вампир завывал вчера вечером, посылая мне прямой вызов, чтобы отомстить. Я сорвал их планы, какими бы они не были, а сейчас оставшийся в живых пытается уничтожить меня. И когда он предпримет попытку, я не знаю.
— Это произойдет через одного из нас, — грустно сообщил Стефан. — Мы — твоя Ахиллесова пята[12], Эйдан. Всегда были ею. Он может выудить тебя, используя Мэри, мальчика или меня. И ты знаешь, что он так и постарается сделать.
Эйдан нахмурился.
— Или Александрию. Я боюсь ее реакции на то, что должно произойти.
— Она очень сильная, Эйдан, очень отважная. С ней все будет хорошо. Ты должен верить в свою Спутницу жизни.
Эйдан кивнул.
— Я знаю, что у нее в уме и сердце, но хочу ее счастья превыше всего. — Он выдавил грустную улыбку. — Я до сих пор не забыл, как много лет назад пришел на помощь Михаилу. Он встретил свою суженную, она была человеческой женщиной. Она была очень решительна. Я не забыл, как сказал, что он должен лучше заботиться о ней, вынуждая ее во всем подчиняться ему, чтобы она всегда была в безопасности. Мы не имеем права терять ни одну женщину, ты знаешь это. Но она была так необычна для меня, так отличалась от нашего вида. Я поклялся, что когда найду свою Спутницу, то не буду поступать как Михаил и соглашаться с ее желаниями. И, все же, сейчас я не могу стоять и смотреть на горе в глазах Александрии. Мне становиться плохо, когда ей больно, или она расстроена.
Усмешка скользнула по лицу Стефана.
— Ты влюблен, мой старый друг, а это изменяет всех, даже лучших мужчин.
— Даже Грегори Темный позволил своей Спутнице сохранить свободу, когда та испугалась его. Как сделать женщину счастливой и одновременно защищать ее? — громко размышлял Эйдан.
Стефан пожал плечами.
— Ты живешь в современном мире, Эйдан. Здесь женщины сами управляют своими жизнями. Они сами принимают решения и, в общем-то, своими решениями делают из нас ненормальных. Добро пожаловать в двадцать первое столетие.
Эйдан покачал своей головой.
— Она думает, что будет работать с этим ненормальным Томасом Ивэном. И, все же, я отлично знаю, чего он хочет от нее.
— Если она хочет работать, Эйдан, то какой у тебя есть выбор, чтобы не допустить этого?
Золотые глаза вспыхнули.
— У меня есть выбор, Стефан. Есть линия наименьшего сопротивления — немного потолковать с мистером Ивэном. Я уверен, что смогу убедить его посмотреть на вещи под моим углом.
Стефан рассмеялся.
— Хотел бы я иметь такой же талант, Эйдан. Это было бы весьма удобно для некоторых моих деловых контактов.
— Не позволяй Джошуа сегодня ходить в школу. Вампир, по всей вероятности, попробует нанести удар через него.
— Я согласен, — сообщил Стефан. — Мальчик наиболее уязвим.
— Задействуй снова Винния и Руфуса. Оставь их на несколько дней, — приказал Эйдан. Он взглянул на небо через свои темные очки. — Опасность придет сегодня.
Стефан кивнул, соглашаясь.
— Я буду внимателен. В это время не будет никакого огня, чтобы уничтожить все, что мы построили. — Он посмотрел себе под ноги, все еще стыдясь прошлого случая, хоть он и случился не по его вине.
Эйдан хлопнул его по плечу.
— Без тебя никто бы не выдержал тот день, даже я. — Он был в безопасности, спал в земле, но потеря семьи сломила бы его. Из-за того случая, когда несколько лет тому назад один из вампиров использовал человека, чтобы заманить их в ад, а он беспомощный лежал в земле, Эйдан усилил свои гарантии и знания, увеличивая власть и способности. Никогда больше он не будет в таком состоянии, не имея возможности помочь тем, о ком заботился.
Смех Джошуа достиг его, этот мягкий и беззаботный звук изменил что-то в его сердце. Ребенок затрагивал его такими путями, какими никто другой не смог. Он был похож на Александрию, наполняя жизнь смыслом, и у него были такие же голубые глаза.
— Никто не навредит мальчику, пока я жив, — твердо пообещал Стефан.
Эйдан отвернулся. Он не захотел, чтобы Стефан, который хорошо знал его, понял, что эти слова наполнили его страхом. И даже, несмотря на всю свою силу, Эйдан был уязвим для солнечных лучей, а вампир мог использовать человеческих марионеток-любимчиков, чтобы воспользоваться той слабостью, которую приносил день. И даже не смотря на то, что он может бодрствовать в течение многих дневных часов, — подвиг, не присущий его виду, — Эйдан все равно должен будет оставить Стефана на несколько часов без помощи, а он больше не молодой мужчина. Эйдан не хотел терять друга, но не хотел лишаться и Джошуа.
Джошуа, смеясь, выбегал их кухни, а его белокурые локоны подпрыгивали.
— Помоги мне, Эйдан, она хочет меня защекотать до смерти. — Он побежал в их направлении.
Стефан загородил собой свои тюльпаны, пока Эйдан плавно перемещался, загораживая розы. Он поймал Джошуа на лету одной рукой и усадил к себе на руки.
— Кто хочет тебя съесть, малыш Джошуа? — спросил он, притворяясь, что не знает.
— Ты не будешь защищать этого маленького бездельника! — Прибежала Александрия вслед за своим братом. Ее волосы, стянутые в конском хвосте, подпрыгивали, а голубые глаза зло сверкали. — Ты не поверишь, что этот маленький хулиган прячет под своей кроватью!
Джошуа спрятался за шею Эйдана.
— Спасайся, Эйдан! Она хочет применить пытку щекоткой, я точно это знаю. — Эйдан притворился, что спасает мальчика, и небольшой рысью побежал в авто-гараж, зная, что Александрия воспользуется этим.
— Ха! — отозвалась Александрия, пряча себя от опасного утреннего солнца. — Это ты думаешь, что я буду тебя щекотать. Но у меня другие, более ужасные планы, — угрожала она. — Заставь замолчать его, Эйдан, и дай мне надрать ему уши.
Джошуа спрятался в густой гриве волос Эйдана.
— Нет! Я говорю тебе, Эйдан, мы должны держаться вместе.
— Ну, я не знаю, — Эйдан притворился, что задумался на эту тему, тем временем подмигивая Стефану, когда тот пытался стать так, чтобы защитить Джошуа от гнева Александрии. — Она очень злиться на меня. Я не хочу, чтобы она сделала это и со мной. — Он слегка переместился, точно собираясь действительно отдать ребенка его сестре.
Александрия, злобно смеясь, притворилась, что собирается прыгнуть. Но в последний момент Эйдан повернулся, чтобы поместить свое тело между ними. Джошуа обхватил его посильнее, визжа в притворном страхе.
— Я все ей расскажу! — закричал Джошуа. — Если ты меня спасешь, Эйдан, тебе тоже придется туго! — Его глаза зло сверкнули.
Александрия остановилась и посмотрела на Эйдана.
— Так ты тоже участник этого мятежа?
Он попытался изобразить невинность.
— Не имею не малейшего понятия о том, в чем меня обвиняет ребенок, прося спасти его. — При этом его золотые глаза смеялись, противореча словам. — Не забывай, Александрия, что мужчина может сказать все что угодно, лишь бы спасти свою шкуру.
— Ха! — фыркнул Джошуа. — Скажи ей, Стефан. Это была идея Эйдана, а ты помог, не так ли?
Александрия обвиняюще посмотрела на пожилого человека.
— Как, и ты тоже? Ты тоже проигнорировал мой приказ? — она уперлась руками в бедра. — Это был приказ.
Трое мужчин в унисон опустили голову, словно непослушные мальчишки.
— Извини, cara.
Эйдан взял всю вину на себя, на свои широкие плечи.
— Я не могу сопротивляться этому маленькому существу.
— Маленькому? Ты называешь его маленьким?! Да это же американский лось!
Стефан выдохнул.
— Нет, Александрия, это был не Эйдан. Я увидел, что он понравился Джошуа, и решил купить для него.
— Маленькому? Мы говорим об одной и том же животном? Эта собачка не маленькая. Она огромная! Хотя бы один из вас видел ее лапы? Да они же больше, чем моя голова!
Джошуа рассмеялся.
— Ничего подобного, Алекс. Он действительно милый. Ты позволишь мне его оставить? Ты же можешь. Стефан говорит, что он, со временем, станет хорошей сторожевой собакой. Он говорит, что она будет мне другом, если я правильно буду ухаживать за ней.
— И пока это будет происходить, он будет есть, как лошадь, каждый день. — Александрия провела рукой по волосам, пряча улыбку. — Я не знаю Джош. У меня нет столько денег, чтобы кормить вас обоих.
Эйдан поставил мальчика на землю и обнял Александрию за талию рукой.
— Ты забыла, cara? Ты обещала выйти за меня замуж. Я думаю, что могу позволить себе прокормить собаку.
— Это правда, Эйдан? — воскликнул Джошуа и стал подпрыгивать. — Это действительно так, Эйдан? Ты, правда, женишься на Алекс? И я могу оставить собаку?
— Ты продаешь меня за собаку? — потребовала Александрия, обнимая Джошуа за шею.
— Не только собаку, Алекс, но и за этот уютный дом, и за Стефана, и за Мэри. К тому же, тебе не придется работать на этого типа.
— Типа? — Александрия медленно повернулась и обратила все свое внимание на Эйдана, сверкая голубыми глазами. — Откуда этот маленький невинный мальчик знает такое слово?
Эйдан проигнорировал ее, улыбаясь сладкой невинной улыбкой, которая должна была вызвать у нее смех, но вместо этого возникло тепло, распространившееся по всему телу. Она опустила подбородок.
— Ты смертельно опасен, — обвинила она его.
Он обхватил ее лицо большими руками и медленно, но довольно целеустремленно, стал опускать свою голову.
— Я надеюсь, что так, — проговорил он с хрипотцой перед тем, как его рот соединился с ее, унося в их собственный мир.
Но скоро Александрия напомнила, что они здесь не одни.
— Святые угодники, — сказал Джошуа громким шепотом. — Ты можешь в это поверить, Стефан?
— Никогда ничего подобного не видел, — согласился Стефан.