Тлен и пепел

***

— Милая, что такое? Спина болит? — с удивлением произнесла маменька, замирая с полузакрытым веером в руках.

Я вышла из своей комнаты полностью готовая к торжеству, но не успела стереть с лица выражение, вызванное болевыми ощущениями.

Я была в светло-зеленом платье с атласным поясом. Длинную царапину на шее скрывало небольшое колье из желтых амитриксов.

Приглашенная девица из салона накрутила мне крупные кудри и составила из них прическу, оставляя одну их часть распущенными, а другую — забрала наверх. Нежный образ подчеркнули светло-розовые румяна на фарфоровой коже, для которой после прошедшей ночи даже не понадобилось большого количества пудры.

Я через силу улыбнулась, стараясь держать спину прямо. Я выпила прорву обезболивающего, но оно еще не до конца подействовало, а корсет нещадно усиливал боль. Утром из-за ноющей спины я почти решилась отказаться от приглашения и сослаться на плохое самочувствие. Даже придумала животрепещущую историю, как я соскользнула ночью с лестницы и ушибла спину. Но затем вспомнила, что на празднике, скорее всего, увижу Отиса… и все мои логические доводы расшиблись о розовую пелену, которая заволокла рассудок.

Теперь, видимо, мне оставалось увидеть его вновь, и затем спокойно умереть от боли где-нибудь на скамейке около журчащего фонтанчика в саду Элины. Впрочем, сегодня обещали фейерверк, поэтому спокойно умереть, к сожалению, не получится.

— Неудобно сидела за столом, пока читала, — пояснила я забеспокоившейся маменьке. — Сейчас пройдет.

— Дорогая, ну ты как маленькая. Хоть сиди все время над тобой, чтобы ты спину правильно держала, — мама с укоризной качнула веером. — Еще и глаза себе портишь, сколько раз я просила тебя не читать при светоче.

Она выглядела, как обычно, великолепно. Платье виноградного цвета, с серо-голубоватыми узорами по талии как-то по-новому оттеняло ее медовые глаза, а фасон оголял точеные плечи, — вещь, допустимая лишь для замужней состоявшейся в глазах общественности женщины.

Отец тоже был приглашен на грядущее торжество, но сегодня из-за важных срочных дел должен был допоздна задержаться во дворце, и обещал если и явиться к Темпичам, то уже к самому концу мероприятия. Сложно себе в этом признаться, но от подобного стечения обстоятельств мне было даже спокойнее. Мне не хотелось, чтобы отец заметил мое неравнодушие к Отису, — а в том, что мне удастся сохранить хладнокровие весь грядущий вечер, я уверена не была.

Дом Темпичей, всегда склонных к пафосу, красовался множеством высоких колонн, бесконечных рядов пилястров и лепных карнизов. Архитекторы вдохновлялись почти полностью угасшей эльфийской культурой, и стремились скопировали их растительные и животные мотивы, но воплощение этих задумок в жизнь получилось грубым, хотя и не лишенным своего обаяния, особенно, если иметь весьма смутные представления об оригинале.

Дом окружал огромный величественный сад, куда поместили статуи все того же толка. Миловидные дриады с загадочными улыбками на лице, умиленные чему-то длинноволосые русалки, трепетно прижимающие к голым грудям жемчужные бусы или причудливые морские раковины... И те, и другие, правда, в жизни были далеко не такими слишком по-человечески притягательными и миролюбивыми, какими их запечатлели творцы, пребывающие в своих фантазиях о представителях низших рас. Они предпочитали забывать, что и морские русалки, и прелестные дриады не прочь отведать человечинки, которую сами же отлавливали и свежевали голыми руками.

При выходе из здания к саду высился большой фонтан, создание которого было связано с грандиозным скандалом, чьи отголоски до сих пор блуждали по Эрге. По периметру декоративного сооружения шли помпезные скульптуры юных дев, в каждой из которых достаточно скупыми намеками изображался очередной бог из нашего пантеона. Вернис здесь представал в виде короткостриженой невероятно привлекательной девицы в вызывающем одеянии и опрокинутой чашей в руках, а Крелорс, присутствие которого особенно пугало божественных служителей, имел облик миловидной скромной девушкой с серпом, закрепленном на поясе.

Впрочем, именно этот фонтан своей репутацией и манил множество видных гостей, и Темпичи пока ни разу не пожалели о своем богохульном решении возвести нечто подобное.

Также в поместье располагался сложный продуманный лабиринт из идеально подстриженного кустарника, где установили скамейки и несколько беседок с округлыми крышами и висячими оранжевыми магическими светильниками.

Поэтому, учитывая все вышеперечисленное великолепие, мы с маменькой не слишком удивились решению провести мероприятие на свежем воздухе, когда вышли из светлой просторной, но почти пустой залы, направленные слугами прямиком в сад. Тем более, когда установилась такая ясная и удивительно теплая для этого времени года погода.

Когда мы прибыли, было еще светло, но по саду прямо над гостями уже медленно плавали в воздухе ажурные белые светильники, в которых колыхалось зачарованное пламя, горящее голубовато-розовым, но вопреки этому кидая вполне теплый желтоватый свет.

Растительность словно сосредоточилась на том, чтобы своим видом ублажать взгляд присутствующих гостей. Все цветы, даже те, которые к этому времени имели привычку закрываться, сейчас широко распахнули свои чудесные яркие бутоны, каждый из которых так и дышал первозданной свежестью, и расточал сладковатый аромат. Деревья обзавелись множеством новых, совсем молодых ветвей и изо всех сил распушили свои листья. Все они едва не светились от переполнявшей их силы, которую не так давно влили специально нанятые для всего этого друиды.

Элина, одетая в нежно-лиловое воздушное платье, приветствовала новоприбывших гостей вместе со своей матерью и прикалывала к их нарядам заранее заготовленные обрезанные бутоны голубых роз.

Госпожа Темпич стояла вытянутой струной. Ее прищуренный орлиный взгляд то и дело бродил по столам с легкими закусками, выставленными на дорогом терельском фарфоре к фуршету, подмечая каждый не так положенный прибор или малейшее отклонение оливки на шпажке. Мать Элины зорко следила и за безупречно почтительными и расторопными официантами, словно баронесса с напряжением ожидала, что кто-то из них вот-вот опрокинет напитки на какую-нибудь высокопоставленную особу.

Она отвлеклась всего на несколько мгновений, чтобы поставить по одному достаточно сухому поцелую на каждую щеку сначала мне, затем моей маменьке, а потом вновь вернулась к своему напряженному занятию.

Элина улыбнулась, словно извиняясь. Ее кожа сегодня была необыкновенно бледна из-за избытка волнения, а глаза блестели то ли от излишне переполнявших ее эмоций, то ли от недавних слез. Наверняка, к этому моменту они с матерью уже успели неоднократно повздорить.

Я молча и ободряюще сжала ладонь Элины, и она благодарно мне кивнула. Почти тут же нас оттеснили новые гости, и мы с маменькой окунулись в смеющуюся, переговаривающуюся толпу.

Сильно пахнуло шампанским, кажется, кто-то действительно умудрился опрокинуть на себя игристое или же щедро пролить его на скатерть.

Пока я с любопытством принюхивалась, ведомая внезапным азартом определить конкретную марку напитка, официанты вручили по бокалу и нам с маменькой. Сделав небольшой глоток и почувствовав знакомые тонкие нотки апельсина, мешавшегося с сухофруктами в послевкусии, я поняла, что только на одно шампанское родители Элины уже потратили как минимум годовой бюджет зажиточной рулевской семьи. Да, шик, с которым было обставлено мероприятие, кружил голову, а ведь это было только начало.

Несколько минут мы здоровались и обменивались всевозможными любезностями с попавшимися нам знакомыми. Затем маменька, с щелчком сложив кружевной лиловый веер с черной каймой, оценивающе оглянулась на уже складывающиеся компании беседующих и тихо, так, чтобы только я могла услышать ее, проговорила:

— Тебе, все же, стоит идти к остальной молодежи, Кларисса, а то выйдет неприлично. Но пообещай мне, что в этот раз ты будешь… аккуратна. Никаких глупостей, слышишь? Твой отец после того бала уже грозился запереть тебя дома, так что не стоит давать ему повода, чтобы он окончательно утвердился в своем желании.

Я в удивлении вскинула брови, впервые услышав о подобном. Мама смотрела на меня с легко читаемым укором, и мне оставалось лишь молча кивнула, отлично понимая, что ее волнение вполне оправданно.

Мама практически из рук в руки вручила меня одной из дочерей своей подруги — чуть пухлой Анель, моей ровесницей, с которой мы всегда неплохо ладили, и удалилась к кружку хорошо знакомых ей дам.

Мне очень хотелось уже поболтать с Элиной, но пока поток гостей не ослабевал, она не могла отлучиться. Корзинка с бутонами в ее руках сначала почти опустела, а потом вновь была заполнена расторопной служанкой.

— Вы уже слышали? После фуршета маги стихий устроят представление! — с блестящими от восторга глазами проговорила Анель, всегда казавшаяся мне чересчур впечатлительной особой.

Девушки, стоящие рядом с нами, восхищенно завздыхали и наперебой стали предполагать, что же за фокусы нам сегодня продемонстрируют искусные маги. Я поспешно изобразила на лице восторг, вдруг понимая, что после всех моих злоключений, с меня, пожалуй, на ближайшее время довольно всяческих магических штучек и потрясающих до глубины души зрелищ.

И я, продолжая улыбаться и вовремя кивать, стала украдкой разглядывать прибывающих гостей.

Это были и прекрасно знакомые мне лица, и совершенно новые, но все, как на подбор, представляли собой лучший свет Эрги, о чем говорило несколько надменное и самодовольное выражение лица большинства из них. Той самой маски, которая рано или поздно намертво прикипает ко всем заскучавшим благородным вместе с учтивыми манерами и любовью к излишнему морализатoрству. Отсветы огоньков играли на бриллиантовых колье и запонках, некоторые дамы щеголяли редким кровавым камнем, по мраморным ступеням, ведущих к саду, скользили юбки то из нанийского шелка, то из визирийского атласа и тафты.

Внезапно я почувствовала, как сердце, на мгновение заледенев, резко ушло вниз. По ступенькам, что-то говоря и чарующе улыбаясь, в бордовом бархатном камзоле, отороченным золотой нитью, медленно спускался Отис Батрис. Держа его под руку, рядом с ним словно плыла, так мягок был ее изящный шаг, очаровательная девушка с атласными черными локонами и большими глазами цвета переспелой вишни...

Нечто темное и тягуче вязкое, притаившееся в самой глубине моей потаенной сути, яростно забурлило, стремясь обжигающим и смертоносным потоком вырваться здесь и сейчас. Захлестнуть удушающей волной. Разложить. Навсегда стереть с лица земли.

Мне хватило доли мгновения, чтобы от одного лишь осознания, что именно сейчас может произойти, я смогла прийти в себя. Резко замутило, словно я вновь видела перед собой висевшего на кладбищенской изгороди мертвеца, а затем накатило едкое чувство стыда за подобный низкий и опасный для окружающих порыв, не сдержав который я бы могла погубить всех окружающих меня людей.

Тем временем новоприбывшая парочка, совершенно не подозревая, что едва не вызвала своим появлением самую настоящую катастрофу, уже перестала раздавать приветливые улыбки и остановилась. Отис чуть наклонился и что-то зашептал спутнице в аккуратную нежную раковину ушка. Его губы, казалось, были слишком близки к ее бархатной коже, и я, вспыхнув, попыталась заставить отвести себя взгляд, но не могла это сделать, словно было крайне необходимо и дальше себя мучить.

И все же, спутница Отиса являлась настоящей красавицей, я не могла этого не признать. Она была столь красива, что я, уже заранее ненавидя ее, неосознанно любовалась ее чертами, где даже какая-то неправильность, очевидные отклонения от общепринятых стандартов: слишком вздернутый острый носик или не такой уж и высокий лоб, только добавляли ей, как мне казалось, оригинальности и особого шарма.

Девушка, слегка хмуря бровки, но при этом каким-то удивительным образом сохраняя прежнее безмятежное выражение лица, кивнула на слова своего спутника. С едва различимой неохотой она убрала ручку от Отиса, почтительно присела, на краткое мгновение задрожав густыми черным ресницами, и растворилась в толпе гостей. Батрис же был подхвачен парой статных молодых мужчин, которые, судя по всему, были весьма рады его видеть.

Я пришла в себя, только когда одна из рядом стоящих девушек коснулась меня рукой.

— Кларисса…. Все в порядке?

Кивнула, через силу пытаясь придать своему лицу сносное выражение, которое бы не вызвало лишних вопросов.

Я чувствовала себя полной дурой, какой-то несчастной безмозглой идиоткой. После стычки с драугром, когда нужно лежать и восстанавливать силы, чтобы затем применить их для решения проблемы с Эвалусом, в итоге с упрямством ослицы накачаться обезболивающими эликсирами, прийти на торжество и увидеть там Отиса в компании какой-то девицы… Это было настолько унизительно, что мне захотелось тотчас же найти любой предлог, и уехать домой. Моя злость мысленно обрушивалась то на прелестницу, то на самого Отиса, хотя оба абсолютно не виноваты в том, что некая графиня понапридумывала себе одни боги знают что…

Предмет моих воздыханий и одновременно жгучей ненависти появился возле меня так неожиданно, что я неприлично вздрогнула всем телом. Теперь мне оставалось только ругать себя, что сразу после увиденного я не пошла прогуляться в глубину сада, чтобы до конца взять себя в руки и обезопасится от этой неминуемой встречи хотя бы на краткое время.

Первые секунды я даже не понимала, что говорит Отис, и лишь какой-то самый уголок моего сознания подсказал, что нужно протянуть руку, дабы он в приветствии смог ее поцеловать. Анель, увидев мага, сразу разулыбалась и будто вся подобралась, неосознанно выставляя вперед пухлую грудь и этим служа мне очередным напоминанием о том, насколько Отис популярен среди дам.

Я никогда не думала, что смогу в краткий миг так сильно возненавидеть человека, который в действительности не успел мне сделать ничего плохого.

Маг рассказал нам что-то забавное, о чем я могла судить исключительно по смеху рядом стоящих девушек, потому что половина слов, вылетающих из его рта, встречали преграду в моей голове, и я могла думать лишь о том, что видела несколькими минутами ранее. Мои мысли были о вишневых глазах, тонком стане в темно-красном платье и блестящих лакированных черных локонах, которые, видимо, пришлись Отису по вкусу.

Наконец, маг закончил свою тираду и откланялся, чтобы двинуться к следующим знакомым. B его взгляде, брошенном на меня напоследок, явственно сквозило легкое удивление, — еще бы, я единственная из стоящих здесь девушек, кто даже не удосужился хотя бы немного приподнять уголок рта в его присутствии.

Скверно, что не удается искусно прятать свои эмоции. Таким образом я не только на потеху публике раскрою свои истинные чувства к Отису, но еще рано или поздно выдам свой темный дар.

Прошло не так уж и много времени, когда столы для фуршета почти полностью опустели, и к нам, наконец, заглянула Элина. Она устала, но была вполне счастлива, как и подобает главной героине подобного важного дня.

— Я уж думала, эти гости никогда не закончатся, — пробормотала она, беря у официанта предложенный ей бокал.

— А они и не закончились, — дернула плечом Анель. — Самые важные гости, как водится, имеют привычку приезжать едва ли не к концу торжества.

— Конечно, но во всяком случае, мне пока можно не стоять рядом с вечно недовольной маменькой, — тихо ответила Элина, отпивая шампанского и выискивая взглядом на ближайшем столе хотя бы что-то съестное. — Наверное, я еще буду по ней скучать, но пока мне просто необходимо отдохнуть… от ее деятельности и беспокойства по любому поводу.

Элина нашла кусочек сыра на самом дне медной чаши и вдруг остановилась, словно что-то вспоминая:

— А сколько сейчас времени?..

Она посмотрела на видный отсюда мраморный циферблат с тонкими золотистыми стрелками на торце особняка, и горестно вздохнула:

— Нет, не будет мне покоя… К этому часу вот-вот должен приехать дядя Мортена, который ему с братом как отец, его я точно должна лично встретить… где же розы…

Элина заметалась, едва не сбив искомую корзину, которую ранее поставила едва ли не себе под ноги. На плоском дне оставалось всего несколько голубых головок цветов.

— Дядя Мортена и Отиса очень важный человек, — бормотала Элина, перебирая пальцами головки цветов в корзине, ища наиболее свежий. — Как неудобно будет, если мы встретим его хуже прочих…

— А кто он? — с интересом спросила я.

Я вдруг поняла, что почти ничего не знаю о семье Отиса, кроме того, что у него есть брат. Большое упущение для девушки, которая влюблена.

— Как это кто, его дядя, Арнейм Батрис, глава совета Инквизиции и верховный магистр, — с удивлением ответила Элина, наконец, найдя удовлетворяющий ее бутон. — А ты разве никогда не слышала об этом?

Я потрясенно мотнула головой, едва найдя в себе силы проговорить:

— Ничего себе…

Элина восприняла мою реакцию исключительно как некий невысказанный комплимент в сторону семьи ее жениха и слегка зарделась .

— Мортен тоже хотел пойти в Инквизицию, но дядюшка настоял на том, чтобы он нес государственную службу, и был рядом с братом и, следовательно, с государем. Говорят, даже, что Арнейм сейчас является одним из ближайших советников при его величестве, как это было при покойном отце государя, — девушка окончательно раскраснелась.

Будущая госпожа Батрис слишком крепко сжала бутон и, заметив помятые лепестки, с досадой отбросила его в сторону:

— Так что прошу меня простить, мне нужно идти…

Я некоторое время наблюдала за ее торопливым шагом, за тем, как Элина нервно поправляет каштановые волосы в высокой прическе, украшенной россыпью розовых заколок, прижимает к груди полупустую корзинку. Когда же будущая невеста затерялась среди толпы, я, быстро посмотрев на отвлекшихся на что-то девушек, стоявших рядом со мной, сделала несколько небольших шагов назад, и, уйдя за высокий кустарник, пошла прочь.

Едва я оказалась в одиночестве, насколько его можно назвать таковым, когда всего в метре от тебя, отделенные слоем ветвей и мелких листьев, смеются и разговаривают люди, я чуть слышно расхохоталась, смахивая выступившие злые слезы.

Боги всегда славились любовью шутить над людьми, но я, видимо, чем-то им настолько не угодила, что Брианна разожгла мои первые чувства к одному из наиболее опасных для меня мужчин, который, к моему одновременно счастью и горю, был слишком занят другой, чтобы я окончательно себя погубила. Дядя Отиса — глава Инквизиции… Безумие, да и только….

Если все что с нами происходит должно послужить нам уроком, то что, скажите мне на милость, я должна вынести из всего этого? Что кому-то, подобному мне, никогда не стоит давать волю сердцу? Что необходимо закрыть его на все замки, жить без любви и привязанностей? Что любой их тех, кто окажется рядом, может оказаться твоим злейшим врагом?

Или богам вообще нет никакого дела до нравоучений и человеческой морали, которая никогда не затрагивала своими законами этих высших сущностей. И они лишь пытаются развлечься, спутывая нити человеческих жизней в безобразный клубок? А когда нити запутываются настолько сильно, что с этим уже ничего нельзя поделать, божества, не испытывая никаких угрызений совести, их перерезают.

Я не дам затянуть себя в этот узел. Я оборву это глупое чувство, не позволю себе закончить так глупо. Все, кто так близок к Инквизиции, не должны находить место в моем сердце.

Мои эмоции, накопившиеся за весь последний промежуток времени, богатый на потрясшие меня события, слились комком, в котором страх, ярость, страсть и ненависть трансформировались в одно тихое серое чувство.

B желание покоя.

Возвращаться прямо сейчас к Анель и другим девушкам не хотелось, а в прогулке в одиночестве по саду Темпечей я не видела ничего предосудительного. Мало ли какие могут быть для этого причины у миледи, от музыки и гомона у которой, к примеру, легко могла разболеться голова.

Я спокойным шагом прошла вглубь сада, изредка останавливаясь, чтобы рассмотреть клумбу или лицо очередной статуи. Но стоило мне отойти от предмета, привлекшего мое внимание, я тут же забывала, что только что видела. Безразличие охватило меня, в голове не было ни одной мысли, реальность вокруг казалась картинной, ненастоящей.

Когда я оказалась у входа в лабиринт из зеленого кустарника, я не могла даже точно сказать, какой именно дорогой сюда дошла.

Здесь я уже остановилась, размышляя, — заблудиться среди многочисленных закоулков в кустарнике во время праздника неразумно. Затем, вспомнив, нашла глазами тонкую белую полоску, нанесенную прямо на край дорожки, идя вдоль которой можно пройти длинным путем сквозь весь лабиринт и выйти недалеко от входа.

Следуя этой тонкой линии, я продолжила свою бесцельную прогулку.

B лабиринте людей попадалось меньше, чем в основной части сада. Как правило, здесь скрывались молодые замужние пары, находившие особое очарование в этом уединении, которое, впрочем, не подразумевало под собой нечто совсем интимное.

Каждый поворот лабиринта был братом-близнецом предыдущего, и если бы не белая полоска, я бы давно заблудилась. Ровные стены зеленого кустарника отчего-то действовали успокаивающе, и я постепенно оживала, чувствуя силы все-таки остаться до самого конца вечера, а не придумывать причину, чтобы уехать домой.

Почему я вообще должна из-за кого-то пропускать часть торжеств в честь своей подруги? Да и когда я в ближайшее время увижу фейерверк?..

Я уже прошла примерно больше трети лабиринта, когда услышала доносящийся через кустарник голос, показался мне до боли знакомым.

Я остановилась, вдруг с неоднозначным чувством понимая, что слышу Отиса.

Да что же за божье наказание, нигде от этого мага спрятаться невозможно! Он то вьется рядом, то о нем говорят, то говорит он…. Невыносимо.

Конечно, если бы я так упорно не выделяла Отиса среди прочих, я бы прошла мимо, даже не пытаясь вслушиваться, но сейчас уйти просто так не смогла.

Разобрать конкретные слова не вышло, а интонация говорила о том, что Отис крайне раздражен. Я хотела сделать несколько шагов, чтобы оказаться ближе к зеленой изгороди, но тут воздух взорвал высокий женский голос.

Я с легкой оторопью услышала такие чудные непечатные выражения, среди которых, вероятно, и моя Вайна с ее не самым приятным прошлым смогла бы почерпнуть что-то свежее и новое.

А Отисовой прелестнице палец в рот не клади. С локтем откусит.

Слушать ссоры влюбленных голубков и дальше оказалось выше моих сил. Я решительно развернулась и быстрым шагом пошла обратно, не желая здесь больше оставаться.

Если темноглазая красавица позволяет себе так общаться с магом, закатывать истерики и поливать его грязной бранью, то, вероятно, они уже достаточно близки. Как же, все-таки, гадко и неприятно…

Я не заметила, как вылетела из лабиринта и едва не сбила с ног чуть запыхавшуюся Элину.

— Кларисса, — с облегчением сказала она. — Наконец-то! Где же ты ходишь?.. Скоро мой отец произнесет речь, а ты куда-то пропала. И твоя маменька тебя искала...

Я растерянно захлопала глазами, вдруг понимая, что заставила беспокоиться того, кто и так имеет ряд причин для беспокойств о сегодняшнем дне, хотя, по идее должен был им наслаждаться.

— Прости, — я взяла Элину под руку. — Захотелось прогуляться.

— Тебя что-то беспокоит? Я видела, с каким грустным видом ты простояла весь конец фуршета. Что-то случилось?

— Сейчас уже все хорошо, — с мрачной уверенностью заверила ее я. — Теперь точно нет никаких причин хандрить.

Пока я отсутствовала, опустевшие столы успели убрать, а на их месте расчистить просторную площадку. На траве для уставших дам и пожилых господ расставили резные стулья из красного дерева, бокалы шампанского на подносах сменило красное и розовое вино, для любителей чего-то покрепче официанты носили виски и коньяк. Солнце почти зашло, бросая последние блеклые лучи на небосвод, и теперь главными источниками света в саду были плывущие по воздуху ажурные светильники.

Маменька, замерев изящной статуэткой, мило беседовала с какой-то важной пожилой парой. Дама преклонных лет, на плечах которой лежала горжетка из соболиного меха, пила коньяк, с аппетитом закусывая его шоколадными конфетами. Приземистый тучный мужчина, крутивший в руках толстую золотую цепочку от карманных часов, словно через силу цедил вино, и его полное широкое лицо выражало глубочайшую скуку, будто он устал не только от праздника и всех присутствующих, но и от жизни вообще.

Мама не выдала ни одним мускулом на лице ни волнения, ни родительского негодования по поводу моего отсутствия. Она кивнула, делая вид, что я должна была прийти именно сейчас, и представила меня своим собеседникам, оказавшимися дальними родственниками Элины.

Разбредшиеся гости постепенно прибывали к пока что пустой площадке. Кое-кто садился прямо на лужайку, позволяя прислуге предварительно постелить ковры.

Глаз в какой-то момент выцепил длинные зеленые одежды, какие могли носить только богослужители. Молодой жрец, застыв в одной позе, с величайшим почтением держал в руках небольшую лакированную шкатулку из черного дерева.

Музыка смолкла, замолчали и гости, вниманием которых всецело завладели двое мужчин, вышедших на площадку.

Один из них, отец Элины, с седой головой, расплывшейся фигурой, но с живым блеском в глазах, пребывал в сильном волнении. Он не мог стоять на месте, и, заложив руки за спину, чуть покачивался на пятках, как будто это действовало на него успокаивающе.

Второго же я видела впервые.

Зрелых лет, высокий, с хорошо сохранившейся к этому возрасту атлетической фигурой и правильным лицом, он поджимал уголок рта с легкой ноткой превосходства, и зачем-то приглаживал тщательно убранные назад волосы, черные, но с большими прогалинами седины.

Покончив с волосами, мужчина откашлялся, привлекая внимание, и заговорил:

— Дамы и господа, мы рады всех вас видеть в такой важный для наших семей день. Прежде всего, стоит поблагодарить лорда Керегена Темпича за столь радушный прием, который он организовал в своем доме.

Толпа тут же с готовностью разразилась аплодисментами, и отец Элины широко улыбнулся, на мгновение перестав раскачиваться взад-вперед.

— Но давайте все же вспомним, зачем мы здесь собрались…

Миловидная девушка из прислуги быстро подбежала к двум господам и расстелила перед ними пласт чудесного розового шелка. Не успела ткань опуститься на землю, как с разных концов площадки к ней устремилась Элина и видный молодой человек, видимо, тот самый Мортен Батрис.

На первый взгляд сходство с Отисом даже пугало. Тот же волевой подбородок, те же притягательные серо-голубые глаза, те же пшеничные прямые волосы, только длинные и убранные в низкий хвост. Почти тот же рост и тип телосложения. И лишь при тщательном рассмотрении становилось понятно, что черты у Мортена более плавные, не такие мужественные, как у брата, губы чувственнее, спина уже. На Элину жених смотрел так, как смотрит на крайне симпатичную ему девушку молодой человек скорее невинный, не успевший пресытиться женщинами и их вниманием.

Молодые встали на расстеленный шелк. Мoртен протянул ладонь, и Элина, как и полагалось, положила поверх его руки свою. Коснувшись молодого человека, она кинула на него краткий, почти испуганный взгляд и тут же опустила глаза, краснея неровными пятнами.

Отец Элины подал знак, и уже ранее замеченный мной жрец медленным величественным шагом прошел к двум господам и встал лицом к Элине и ее суженому.

— Мой возлюбленный племянник, — продолжил оратор, заставив меня похолодеть от резкого осознания, кто именно сейчас стоит перед нами. — Замужество — важный и часто скорее необходимый в этой жизни шаг, но тебе боги даровали в невесты действительно красивую девушку, полную прелестных качеств. Цени подобную милость.

Он на мгновение замолчал, чтобы придать важность своим дальнейшим словам.

— Я даю свое согласие на заключение этого союза, — или моя впечатлительность сыграла злую шутку, или же он действительно проговорил это таким тоном, словно речь шла не о помолвке, а о приговоре.

Дядя Отиса протянул руку и коснулся двумя пальцами крышки закрытой шкатулки, и та, отзываясь, на мгновенье полыхнула зеленым светом.

Ненадолго повисла тишина, кто-то из гостей замер, впечатленный моментом, кто-то, больше из вежливости, терпеливо сдерживал зуд разговорчивости или вертел головой, тщетно ища замешкавшегося неподалеку разносчика напитков.

Отец Элины, волнуясь, сглотнул, потом несколько секунд откашливался, прочищая горло, и, наконец, заговорил:

— Дети мои… Элина… Я уже не один год знаком с Мортеном, и сейчас… с легким сердцем…

Кереген Темпич, не удержавшись, смахнул набежавшую слезу и без дальнейших слов приложил пальцы к другой стороне крышки.

Вновь полыхнуло зеленым, но на сей раз шкатулка распахнулась.

Все произошло так быстро, что я смогла рассмотреть лишь два серебристых прочерка, скользнувших по рукам помолвленных. Раздался сдавленный вздох Элины, она качнулась, но Мортен, изловчившись, придержал девушку, не давая ей упасть.

На их запястьях, еще извиваясь, словно устраиваясь поудобнее, расположились серебристые металлические змейки. Маленькие пасти артефактных браслетов алели кровью, — каждая из них предварительно впилась в палец одного, и лишь затем обвила запястье другого.

Это — кровная клятва. Такие браслеты спадают только после брачного обряда, так же скрепленного кровью. Когда-то они являлись залогом грядущего брака, не давая никому из молодых сбежать или передумать их семьям. Раньше исключений не бывало, сейчас же правила смягчили, и подобных змеек могли снять жрецы с письменного и заверенного на то указания родителей помолвленных.

Стало дурно. Словно из-под толстого покрывала я слышала, как зазвучали аплодисменты, и поспешила к ним присоединиться, не сводя глаз с браслетов.

По ним медленно перетекала жизненная энергия, словно это были ветви деревьев или амфибии в спячке, а не украшение из металла.

Грянула музыка, засуетились официанты. Маменька вручила мне бокал и тут же со мной чокнулась, и я послушно выпила пузырящуюся на языке жидкость.

Когда подняла глаза на площадку, все ранее присутствующие на ней исчезли, и их заменила тонкая невысокая девушка с распущенными красными волосами, в бордовых нанайских шароварах и блестящем оранжевом верхе, закрывающем горло, но оставляющем открытыми руки. Прежде чем я всерьез озадачилась, кто она и что там может делать, незнакомка затопала босой ножкой и, крутя бедрами, пустилась в дикий пляс. Пара поворотов, — и девушка, взмахнув руками, сотворила огромный белый огненный цветок, жар которого докатился до моего места.

Я моргнула, с трудом вспоминая об обещанном представлении. Танцевать здесь в таком виде , пожалуй, могли только магички, стоящие особняком от большинства условностей и правил.

Тело танцовщицы было таким же гибким, как у змейки, и я вновь нахмурилась, вспоминая о браслетах. Я даже не могла сформулировать причину, по которой они так сильно пугали меня. Не потому ли, что та энергия, что бежала по металлу, была чистейшей энергией жизни, противоположной холодной силе, источаемый темным даром?

Залпом допила остатки шампанского из бокала. Танцовщица тем временем делала вид, что жонглировала пятью огненными шарами, в действительности их не касаясь. Я еще некоторое время любовалась точными выверенными движениями магички, и вдруг почувствовала чужой взгляд.

Огляделась, и внимательные глаза нашлись ровно напротив. Из массы гостей, галантно подставив руку какой-то светловолосой девушке с оголенными плечами в голубом атласном платье, на меня пристально смотрел Идвин.

B дорогом нарядном костюме и с тщательно причесанными волосами он казался настоящим пижоном по сравнению с тем, каким я видела его на кладбище.

Я не нашлась сделать ничего лучше, как улыбнуться, перехватить у проходящего мимо официанта очередной бокал и, глядя на Идвина, приподнять его, словно чокаясь, — во время представления вряд ли кто еще мог обратить на меня внимание, а если бы и обратил, то не понял, кому именно я адресую свой смелый жест.

На краткий миг на лице Идвина смешалось яростное и вполне справедливое возмущение моим поступком и вместе с тем мальчишеское желание рассмеяться. Наконец, он коротко прыснул и покачал головой, отводя от меня взгляд.

Я выпила вина, чувствуя, как мелко дрожат мои пальцы.

А что я хотела? Я с самого начала понимала, что некромант принадлежит к тому же слою общества, что и я. Теперь остается лишь упорно игнорировать присутствие друг друга на подобных мероприятиях, пока нас рано или поздно лицом к лицу не сведет случай в лице какого-то общего знакомого.

Представление длилось почти час, и первую девушку сменило еще как минимум пятеро магов. На площадке то трещали покорные воле выступающего извилистые молнии, то собирался плотный туман, то шел настоящий снег. Последний маг использовал ледяные осколки для демонстрации магии иллюзий, создавая миражи диковинных существ.

Когда маги откланялись, толпа буквально гудела от переполнявших ее впечатлений. Фейерверк, которого все так ждали, оставался впереди, но уже было абсолютно ясно, что о сегодняшнем вечере еще долго будут говорить, вызывая едкую зависть тех, кого сюда не пригласили.

Мы с маменькой еще некоторое время наслаждались хорошим вином, к тому же, к нам присоединились госпожа Темпич, Элина и ее жених, оказавшийся обладателем превосходного чувства юмора.

Мама Элины имела необыкновенно торжественный вид, и ее распирало от ощущения собственной значимости. Она, уже ослабив хватку, позволила себе в полной мере насладиться собственным триумфом и выглядела настоящей королевой, милостиво спустившейся к своим подданным. Я видела, что маменька едва сдерживалась, чтобы не начать по-дружески подтрунивать над ней, но, казалось, настроение госпоже Темпич теперь испортить просто невозможно.

Посередине этого разговора я почувствовала, как вдруг резко заныла моя многострадальная спина. Видимо, действие обезболивающего подходило к концу. Вместе с тем я ощущала, что уже очень устала как от вечера, так и от всего связанного с ним. Фейерверк теперь не казался таким желанным.

Мама сильно удивилась, когда я тихо сообщила ей о желании вернуться домой.

— Я могу доехать и одна, — в конце добавила я. — А вы, маменька, оставайтесь и наслаждайтесь вечером.

— Нет уж, дорогая, вместе приехали, вместе и уедем, — решительно проговорила мама. — Что, разве мало я видела фейерверков? Нет ничего страшного в том, чтобы уехать пораньше.

Госпожа Темпич вдруг оживилась, услышав ее последнюю фразу, и я была готова поклясться в том, что в глазах мамы Элины мелькнула настоящая паника. Она, пользуясь стоящим вокруг шумом, наклонилась к уху маменьки и что-то быстро зашептала. Через несколько секунд та сильно побледнела, растерянно глядя на свою подругу.

— Что-то случилось? — с недоумением спросила я.

Мама медленно покачала головой:

— Все хорошо, Кларисса, не волнуйся. Мне… мне надо кое-кого увидеть. Знаешь, действительно езжай домой без меня. Я приеду сразу, как освобожусь.

Я кивнула, удивленно глядя на таинственно притихшую мать Элины. Лицо у нее при этом было такое серьезное и торжественное, словно она только что совершила нечто крайне важное.

Это действительно обескураживало, но я уже устала ломать голову над выпавшими на мою долю загадками.

Я кивнула и со всеми попрощалась, а госпожа Темпич отдала приказ готовить экипаж.