***

Когда тебе семнадцать, вылазки с мальчишками уже неуместны.

С момента тех злополучных событий взгляды, кидаемые на меня представителями противоположного пола, сильно изменились, что до сих пор приводило меня в замешательство. Трансформация из девочки в девушку внесла определенные коррективы, и матушка свела на нет все мои легкомысленные прогулки с детьми прислуги.

К тому же она решила взяться за мое просвещение, и все чаще, к месту и не к месту, вела неопределенные беседы о высшем предназначении женщины. По делу маменька сказать так ничего и не решилась, а после я начала находить в своей комнате словно невзначай оставленные любовные романы, к слову, абсолютно невинного содержания.

Я же к тому времени в силу своего любопытства успела ознакомиться с нанийским трактатом «Сладкий сок персикового сада», где кроме красочных описаний были и весьма живописные картинки, на которых физическим способностям нанийцев могли позавидовать и бывалые акробаты.

Впечатление осталось противоречивое, но аура особой таинственности вокруг данного вопроса развеялась. Томно вздыхать над любовными романами, подобно многим своим сверстницам, меня так не потянуло.

Кроме странных и даже забавных бесед с мамой, которые не приносили мне особых неудобств, появились и куда более насущные проблемы.

Я была единственной наследницей знатного и, как мне казалось, богатого рода, а, следовательно, лакомым кусочком для того, кто искал выгодной партии своему отпрыску. Да и мужчины постарше моего отца, Вернис их раздери, начали выказывать заинтересованность в моей персоне. Масла в огонь подливало и то, что чем я старше становилась, тем больше походила на свою хрупкую красавицу-мать.

Я еще не выходила в высший свет в статусе потенциальной невесты, но родители уже успели получить множество предложений по поводу устройства моей судьбы. Хвала богам, отец был категорически против обсуждения этого вопроса всерьез.

Но в один день я поняла, что все не так просто...


В промозглый весенний вечер я, возвратившись с ежедневной прогулки раньше обыкновенного, привычно направилась в кабинет отца. Еще утром он обещал обсудить со мной один из заинтересовавших меня трактатов по алхимии, но в течение дня так ко мне и не поднялся, поэтому я решила напомнить ему об этом сама.

Дверь комнаты, где он работал и принимал посетителей, была приоткрыта. Я, уже собираясь войти внутрь, замерла, вдруг услышав незнакомый мужской голос.

Нет, к отцу имели привычку захаживать самые разнообразные гости, и знать их всех я не могла. Но что-то было в этом голосе такое, что я остановилась, чувствуя прозвеневшую в воздухе опасность.

И прислушалась.

— …да и возраст вашей дочери почти подошел. А учитывая финансовое положение вашей семьи на текущий момент, замужество Клариссы будет самым разумным шагом с вашей стороны…

— Вы… — судя по тону, отец вышел из себя, чего за ним обычно не водилось. — Вы вообще отдаете себе отчет, что произнесенное вами, фактически, является оскорблением?.. Кем вы себя возомнили?.. Да что вы вообще можете знать?! Явились в столицу с неделю назад и уже делаете вид, что…

— О, извольте, я знаю о вас достаточно. И про пагубное увлечение игрой в пан чо на деньги по вечерам четверга у достопочтенного господин Когнетери, и про то, как паршиво идут ваши дела. Владения не приносят прежней прибыли. Предприятие на грани банкротства из-за очевидной бездарности управляющего, и ваш двоюродный брат уже немало безвозмездно отдал вам, чтобы покрыть часть расходов. Но толку... В прошлом месяце вы продали имение покойной матери, и этого все равно не хватает. Вы живете, все так же шикуя и делая для общественности вид, что ничего не происходит… А ваша жена в курсе, что вы проедаете последние деньги? Как нерачительно…

В кабинете повисло тягостное, давящее на нервы молчание.

— Пошел вон, — четко произнес мой отец. — Пошел вон отсюда!

Я едва успела отступить назад, когда из кабинета пулей вылетел молодой мужчина в темно-зеленом камзоле, расшитом золотой нитью. Яростный взгляд его глаз цвета болотной тины прожег меня насквозь прежде, чем незнакомец успел взять себя в руки.

Он был выше меня на две головы. Его безукоризненную внешность с благородным лбом, пересекаемым выбившейся прядкой светлых волос, и высокими тонкими скулами портил, на мой вкус, лишь нос с легкой горбинкой да жесткая складка у уголка тонких губ. Эта складка, пожалуй, меняла весь его облик, придавая внешности обычного франта легкий налет хладнокровного мерзавца.

Я сдержанно кивнула и чуть присела, ровно настолько, насколько обязывал меня этикет, больше мечтая о том, как бы отвесила гостю крепкую пощечину за тон, с которым он смел разговаривать с моим отцом.

Мужчина некоторое время молча и растерянно разглядывал меня, затем развернулся и быстрым шагом удалился прочь.

Через несколько секунд отец вышел из кабинета. Видимо, он желал убедиться, что неприятный гость ушел, а не топчется под дверью.

Встретившись со мной взглядом, папенька застыл на месте, застигнутый врасплох моим присутствием, и тихо спросил:

— Ты… ты же все слышала, да?

Я мрачно кивнула. Отрицать этого не имело смысла.

Папа замешкался, сильно бледнея, затем наклонился и крепко-накрепко меня обнял:

— Не думай об этом, Кларисса. Я решу все наши финансовые проблемы. И… только ты примешь решение, когда и за кого тебе выходить замуж. Все эти вещи тебя не коснутся, обещаю. Я что-нибудь придумаю… должен придумать. Только умоляю, не говори матери! У нее такое хрупкое здоровье, ей ни в коем случае нельзя нервничать...

Папенька много еще чего наговорил, стараясь меня успокоить, — хотя успокоение требовалось больше ему самому. Но при всех его заверениях, было очевидно, что он находится в крайней степени отчаяния, а значит, наше положение не просто плохо — оно чудовищно.

Это открытие поразило и легло на душу тяжким бременем.

Я ощутила, что вещи, казавшиеся незыблемыми в моем тесном комфортном мирке, в одно мгновение рассыпаются в ничто. Что и моя семья, несмотря на все наши регалии, может оказаться в уязвимом положении.

И боги мне свидетели, я никому больше не позволю давить на отца, как это сделал тот светловолосый мерзавец.

В волнении я пришла в библиотеку, куда принесли меня ноги. В голове роилась тысяча бессвязных мыслей. Что я могу сделать? Как мне быть?

Да, гость отца был в чем-то прав. Единственное, что мне оставалось, — во имя блага семьи выйти удачно замуж за богатого человека.

Это вызывало тупое бессилие. Умом я понимала, что брак по расчету — удел любой девушки из благородной семьи, и он не так уж и плох, но меня растили в свободе и всяческом дозволении… Я не могла даже мысленно втиснуться в рамки купли-продажи, где мне была отведена роль безвольной вещи.

К тому же, даже принеся себя в жертву, я не смогла бы дать полного успокоения близким. Если наше финансовое положение так ужасно, они будут вынуждены ходить на поклон к моему будущему мужу. Какое унижение... Это раздавит моего гордого отца.

Желая выместить накатившую злобу, я изо всех сил стукнула ребром ладони по боковой стенке книжного шкафа. На мгновение мне показалось, что дерево отчего-то чуть мягче, чем оно должно быть. В ноздри ударил кисло-сладкий запашок влажной гнили.

Я убрала руку и с изумлением уставилась на большую вмятину на вмиг отсыревшем дереве, стремительно разрастающуюся прямо на глазах.

Когда до меня дошло, что именно может быть причиной этого внезапного разложения, я так резко отшатнулась, что задела стоящую за спиной вазу.

Та разбилась с оглушительным звоном.

Всемилостивые боги, я опять сделала это. Использовала свой нечестивый проклятый дар.

За дверью послышался топот, и первой моей мыслью было дать деру. Я с трудом собрала волю в кулак и придала себе ошеломленный вид, когда в помещение забежала служанка.

Ее взгляд напоролся на разбитую вазу, поднялся выше, скользнул по мне и уперся, наконец, в огромную дырку в стене книжного шкафа, которая, хвала всем существующим богам, хотя бы перестала увеличиваться в размерах. Плотно утрамбованные книги грозили вывалиться вниз, вокруг отверстия темной каймой шел прогнивший слой дерева.

— Госпожа… — пролепетала девушка. — Что же это такое?

— Не имею не малейшего понятия, — отрезала я. — Это ты мне лучше объясни, что это? Что с этим шкафом? Кто допустил, что мебель здесь пришла в подобное состояние?..

Служанке явно нечего было мне сказать, она в панике открывала и закрывала рот, как выброшенная на берег бестолковая рыба.

Я для вида еще с полминуты поругалась, как того требовала ситуация, а затем, изобразив усталость, наказала убрать все это безобразие и поспешила удалиться.

Вышагивая по коридорам, я радовалась, что мне удалось избежать ненужных вопросов. Надолго ли — время покажет, но прислуге и в голову не пришло, что это именно я виновата в порче дерева.

Гниль на шкафу. Танцующий скелет. Упокоение тетушки. Боги даровали мне отвратительную, темную, но на деле абсолютно бесполезную для меня силу. Или… или же нет?

Я остановилась, ошеломленная собственной идеей. Может ли некромантия помочь решить проблемы отца и нашего положения? Вздор. Каким образом?.. Зачем гневить богов дурными мыслями?..

Но семя сомнения было заронено. В голове всплыло лицо сегодняшнего посетителя.

Я еще проучу этого подонка, который осмелился дерзить отцу, потешаясь над нашей бедой и желая ею воспользоваться. Пусть я буду монстром, зато монстром, который убережет свою семью от посягательств злых людей.

Во мне так бурно заплескалась магическая сила, что приподнялись волосы на затылке. Чтобы разрядиться, я выпустила пару светочей, на краткий миг почти ослепивших меня.


В библиотеку я вернулась ближе к ночи.

Осколки вазы и испорченный шкаф к тому времени унесли, книги из него аккуратными стопками разложили на одном из столов. Я подошла к ним и медленно провела пальцем по ветхим корешкам.

Отец когда-то хвалился, что в старой секции у нас остались фолианты еще со времен тысячелетней войны. Они были чем-то вроде реликвий, вряд ли их дотошно изучали в последнее время. Откровенно запретные книги давно уничтожены, но кто будет сжигать их при простом упоминании о некромантии?

Меня ждала долгая, кропотливая и, возможно, бессмысленная работа, — проверить все ветхие книги, которые у нас были, с целью понять, на что действительно способна некромантия, кроме поднятия мертвых и вызывания гнили.

Я решила потратить на поиски всего одну ночь. И дала себе слово, что если мои поиски окажутся безуспешны, то я забуду об этой идее раз и навсегда.

Втихаря от кухарки заварив кофе покрепче, я вновь, как четыре года назад, засела за книги с целью найти хоть что-то, что смогло бы мне помочь.

Фолианты в старой секции были хрупки, тонкие листы рвались даже при небольшом нажиме. Из-за вынужденной аккуратности с разваливающимися страницами всего на пару книг ушло полночи. Я в глубине души предполагала, что так и выйдет, и уже раздумывала над тем, что пора возвращаться к себе.

Чуть пошатываясь от усталости и откровенно зевая, я встала, взяла уже просмотренные тома со стола и подошла к высоким стеллажам. Аккуратно открыла дверцу. Поднялась на цыпочки, поставила первую книгу и потянулась, чтобы поставить вторую, подняв руку повыше.

Через мгновение локоть обожгло.

Я охнула, выронила книгу, упавшую с гулким стуком, и поспешно посмотрела на ноющее место. Кожа не покраснела, но ощущение было не из приятных, словно меня ошпарило жгучей крапивой. Я подняла глаза, и у меня перехватило дух.

Прямо напротив моего лица один из книжных корешков теперь источал тонкий, едва заметный зеленоватый свет. Я, робея, потянула к нему руку, вновь ожидая обжигающего чувства, но в этот раз было лишь ощущение легкого холодка, пробежавшего по пальцам. На несколько мгновений мне почудилось, что книга как будто изучает меня, постепенно теплея. Я с трудом вытащила eе из плотно уставленного ряда, едва не содрав себе ногти.

Судя по внешнему виду, это была толстая записная тетрадь в добротной черной кожаной обложке. Зеленоватое свечение постепенно потухало и, наконец, сошло на нет.

Я была так увлечена неожиданной и загадочной находкой, что не услышала шагов за спиной.

— Миледи… — раздался высокий строгий голос нашего дворецкого.

Я резко обернулась, и тетрадь выскользнула из моих рук, распахиваясь где-то посередине.

Мистер Грауль, высокий и натянутый, как струна, возвышался надо мной. Его длинный широкий нос, нависающий над тонкими бледными губами и большие, опущенные вниз внешними уголками глаза придавали ему сходство с какой-то чудной пучеглазой птицей.

— Госпожа Кларисса, вы же в курсе, который сейчас час?

Я стушевалась, выдавила из себя невнятное мычание и посмотрела вниз. Упавшая тетрадь распахнулась где-то на середине, и я в ужасе вздрогнула, неосознанно прикрывая рот ладонью.

На пожелтевших страницах, прямо на развороте с большим мастерством было изображено отвратительное существо, скорее всего, какая-то человекоподобная нежить вроде гуля. Кто-то подписал части его тела мелким убористом почерком, ниже шел пояснительный текст.

Любое детальное изображение нежити, если речь шла не о специальной инквизиторской литераторе, были под строжайшим запретом. Да все наше поместье могли сжечь, найдя здесь нечто подобное!

Мистер Грауль с легким недоумением посмотрел вниз и медленно поднял блокнот, с недоумением рассматривая уродливую картинку.

Я лишилась дара речи. У меня обычно не бывало проблем с тем, чтобы выкрутиться из щекотливых ситуаций, грозивших мне подчас серьезным наказанием, но сейчас... Я не смогла выдавить и слова.

Дворецкий с каким-то уже неприличным интересом и без спешки пролистал несколько страниц, изредка качая головой. Видимо, из-за шока от увиденного, у него не было даже сил на меня кричать.

— Госпожа Кларисса… вот уж не мог и предположить, что вас интересует нечто подобное, — тихо пробормотал он. Затем поднял на меня взгляд, вдруг улыбнулся и захлопнул тетрадь. — Хотя это и весьма странное увлечение для благородной девушки вашего круга… но в следующий раз, если вы вдруг заинтересуетесь чем-то таким, просто спросите у нашей кухарки, она вам все покажет.

Я искренне обомлела. Что? Кухарка?.. С каких это пор наша кухарка стала сведуща в тонкостях строения нежити?.. И как давно у нас на кухне имеется парочка вскрытых и готовых к препарированию гулей?

Мистер Грауль как ни в чем не бывало протянул мне записную книжку. Я посмотрела на него, на тетрадь и снова на него. Что происходит?

— Да и не уверен я, — спокойным голосом продолжил Грауль, — что из всех этих старинных рецептов ингредиенты сейчас так просто раздобыть. Лучше уж взять какую-нибудь современную поваренную книгу.

Когда мои пальцы коснулись прохладной толстой обложки, я вдруг поняла. Охранные чары. Очень искусные, практически неощутимые.

Так вот почему от блокнота в свое время не избавились.

Неужели тетрадь показывает свою истинную сущность только тому, у кого есть проклятый дар? Но откуда такая страшная и опасная вещица в поместье Извечей? Все эти книги когда-то принадлежали предыдущим поколениям нашей семьи. Заполненную записную книгу не станут преподносить в дар, это личная вещь, и здесь не может быть никакой случайности. Так кому же она тогда принадлежала?..

Я с легкой судорогой в пальцах сжала тетрадь и сумбурно извинилась. Затем почти бегом вылетела из библиотеки и устремилась к себе по пустым темным коридорам, преследуемая собственным светочем, не успевающим освещать мой путь. Находка жгла руки, и возникало горячее желание то выкинуть ее в ближайшее окно, то прижать к груди как можно покрепче.

Неужели когда-то давно еще кто-то из моей семьи также был проклят богами и имел власть над мертвыми и их душами? Несчастный…

Но вдруг стало легче. Я не одна, кому-то из моих предков также открылась нелицеприятная истина. Этот некто из близких мне по крови тоже испытал боль и страх от ужасного открытия о собственной сущности. Или… или же, напротив, обрадовался своим способностям и самозабвенно упивался ими?..

Я прикусила губу так сильно, что почувствовала привкус собственной крови. Что ж, пусть даже так. Пусть окажется, что мой предок был злодеем. Но плод его трудов должен помочь понять, будет ли хоть какой-то прок с моего дара.

Загрузка...