Только мои грёзы

Глава 11

На вокзале Виктория Мин было о чем подумать. Билет, высланный тетей Прю, давал доступ ко всему ее земному имуществу, которое состояло из небольшого старого чемодана с полуоторванными ярлыками с Дальнего Востока, оставшимися от поездок Тома Корелли в Китай, и из такого же старого саквояжа с одеждой, с такими же ярлыками, которые Мин всегда любила рассматривать. Мин печально поглядела на эти вещи, когда кладовщик вывез их на тележке. Болезненные воспоминания о дорогом отце, которого теперь не было в живых, нахлынули на нее. Она словно слышала его добрый голос, когда он рассказывал, откуда эти ярлыки:

«Это — отель в Шанхае, где мы с твоей мамой провели прошлый отпуск…» или «Смотри, Мин, это — замечательное место в Гонконге… Когда-нибудь, наверное, мы побываем там».

А теперь его нет, как и ее матери, и остались только эти поблекшие ярлыки, которые, бывало, делали светлее серое настоящее, когда папа рассказывал о них.

Интересно, что из ее вещей тетя Прю упаковала, насколько честной она была при отделении ее имущества? Интересно также, куда ей теперь деваться и девать свои вещи? Она сбежала от миссис Тренч, пойдя на риск. Она надеялась, что миссис Тренч не будет считать ее неблагодарной и что Джулиан тоже поймет, почему она исчезла так внезапно.

После того как миссис Тренч купила Мин билет, она дала ей и сдачу с фунта, так что эти несколько шиллингов составляли весь капитал Мин.

Она дошла до телефонной будки и набрала номер Селерсов. Молли была дома и даже обрадовалась, услышав робкий голос Мин.

— Господи, это ты, Мин? Мы с Дэвидом говорили о тебе накануне и удивлялись, что с тобой такое стряслось. Мы недавно встретили мисс Корелли и спросили о тебе, а она сказала, что ничего не знает и знать не хочет, и мы поняли, что вы поссорились. И почему тебя не было на похоронах твоего бедного отца?

Мин поспешно стала излагать всю свою историю, так что миссис Селерс наконец узнала и почему Мин не было дома, и как больна она была, и об ужасных домыслах тетки Корелли. Она, конечно, не узнала только о частных делах мистера Беррисфорда. Мин сообщила лишь, что больше не может злоупотреблять гостеприимством Беррисфорда и вернулась в город для самостоятельной жизни. И наконец, сказала, что просит Молли узнать, не нужна ли где детская няня, и что она готова тут же приступить к работе.

— Это дало бы мне и дом, и семью, — пояснила она. — Мне было бы очень неприятно жить одной в комнате и работать в конторе. Ты же знаешь, как я люблю детей.

Молли знала это — у Мин всегда все было прекрасно с маленькой Маргарет. И она поверила всему, что рассказала девушка. Ни она, ни муж не были высокого мнения о ее тетке с ее злым языком и тяжелым нравом.

Разговор был долгим. Молли рассказала о похоронах и о том, куда прийти на могилу. А также поведала о том, что Прюденс Корелли больше не соседствует с ними.

Неделю назад тетке Прю поступило предложение насчет дома, который теперь, без брата и племянницы, она считала слишком большим для себя. Она продала его за фантастическую цену, сообразно нынешней стоимости недвижимости.

— Она, — сообщила Молли, — встретила Дэвида на почте и похвасталась хорошей сделкой. Наверняка она ободрала как липку покупателей — молодую пару с детьми. Сама она переехала, кажется, в Гастингс, взяв с собой это страшилище Пикси.

Мин была удивлена, услышав это. Но настоящее облегчение ей принесло предложение миссис Селерс:

— Почему бы тебе не пожить у нас несколько дней, пока не найдешь настоящую работу? Ведь тебе некуда податься, как я поняла? Мы поможем тебе найти место няни.

В ответ на возражение Мин, что она не может злоупотреблять их добротой, Молли искренне рассмеялась и сказала, что Мин может уже начать работу няни, ухаживая за Маргарет и дав Молли отдых, столь ей необходимый. Вопрос был решен, и, кладя трубку, Мин была готова заплакать от счастья. Она позвонила в свою бывшую контору и поговорила с Салли.

Салли была рада слышать ее. Что бы там ни думали о Мин родители Салли, она ничего не имела против старой подруги.

Ей было интересно услышать новости. Если Мин вернется в Стритхэм, сказала Салли, она будет рада ее видеть.

— Мы с Норманом обручены и хотим пожениться к Новому году, — добавила она гордо.

— О, Салли, я так рада за тебя!

Салли предложила зайти в контору, пообедать вместе с ней и получить у мистера Фокса жалованье Мин за последнюю неделю работы.

— Я сказала, что ты болела все время, пока не ходила на работу, дорогая, — сказала она.

— Ты уверена, что мы останемся подругами, и не разделяешь ужасного мнения моей тетки обо мне?

Салли добродушно рассмеялась:

— Я тебя знаю, Мин. Ты не такая, как говорят. Кстати, как твой приятель?

Мин покраснела. Приятель! Это о Джулиане, недоступном, как звезды, и таком же прекрасном и загадочном. Но она не стала объяснять все это Салли. Она только сказала, что он ей не приятель и что она вряд ли снова увидит мистера Беррисфорда. Она вдруг поняла, как далеко ушла в своей внутренней жизни за время знакомства с Джулианом. У нее появились высокие мерки оценок, и бессознательно она сама стремилась в своих мыслях и мечтах держаться не менее высоко, чем он.

Она не стала распространяться о Джулиане, попрощалась и снова оставила багаж в камере хранения, решив взять его по дороге в Стритхэм.

Перемену, происшедшую в ней благодаря влиянию Джулиана, она почувствовала и придя в компанию «Колибин и Фокс», где встретила не только Салли, но и Тедди Бенса, который когда-то настойчиво ухаживал за нею. Она всегда считала его довольно глупым. Сейчас, глядя на него, она еще больше убедилась, что у него отвратительный вкус, если он носит такие галстуки и носки, и у него такие длинные грязные волосы. И полностью отсутствовало то, чем она восхищалась в Джулиане, — хладнокровие, достоинство, хороший вкус и — не в последнюю очередь — знания литературы и искусства. Слушая пустую болтовню Салли, Бенса и других любопытствующих насчет приключений Мин, она чувствовала себя, как рыба на берегу. Ей было очень трудно болтать и смеяться с ними. Джулиан обесценил ее общение с теми, с кем прежде ее все устраивало. Она с тоской вспоминала Шенли, этот прекрасный дом, книги, цветы и Фрисби, ожидавшего возвращения хозяина. Она не знала, как перенесет все эти дни и недели… даже годы впереди, без него, живя воспоминаниями. Старые сотрудники были очень милы с ней, и она была благодарна им. Особенно же была благодарна, когда младший компаньон Леонард Фокс принял болезнь как уважительную причину ее увольнения и выдал ей недельное жалованье. Он не предлагал ей вернуться и с извинениями сказал, что уже взял человека на ее место.

— Все в порядке, мистер Фокс, — улыбнулась она. — Я боюсь, что никогда не была хорошей машинисткой.

Фокс кашлянул, поглядел на нее и спросил себя, как это он раньше не замечал, что Мин очень хорошенькая. Глаза-незабудки, черная челка делали ее похожей на миниатюрную Клодет Кольбер. Потрясающе! Он хотел было пригласить ее на обед, но вовремя вспомнил, что уже женат.

Мин вышла из конторы со столь необходимыми ей несколькими фунтами. Ко времени возвращения в Стритхэм, на знакомую с детства улицу, она сильно устала, морально и физически. Гроза, которая собиралась вчера над Шенли, сегодня собиралась над Лондоном. Было душно, и небо затянуло тучами. Мин с сожалением заметила, что она еще очень слаба. Все же она старалась держаться бодро и сразу быть полезной своим добрым друзьям. В маленьком домике было душно, пахло жареной рыбой, а на кухне шел пар от сушившихся пеленок Маргарет. Боже, какая разница с Шенли! Но все же здесь было уютно, а Молли была очень мила. Она ужаснулась при виде Мин:

— Ты всегда была худышкой, а сейчас потеряла еще несколько фунтов. И глаза так запали! Наверное, это все проклятая пневмония.

Мин кивнула. Пускай думают, что причина — пневмония. Они не знают, что она сжигает себя и сохнет из-за человека, которого никогда больше не увидит.

На предложение Молли сразу отправиться спать Мин ответила отказом: она здесь, чтобы помогать. Она распаковала чемодан, нашла халат, быстро переоделась и вернулась на кухню. Пока Мин гладила постиранные детские вещи, Молли готовила ужин и рассказывала Мин о той трагической ночи, об отъезде мисс Корелли, о старых соседях Бьютах.

— Молодой Эрик спрашивал о тебе позавчера, — сообщила Молли, вытирая пот со лба. — Фу, какая жара! Не помню такого лета. Хорошо ли было на реке, там, куда ты поехала? И почему ты не попала в больницу?

Мин покраснела и опустила глаза. Новые вопросы — и не знаешь, что отвечать. Нельзя никому говорить правду, даже упоминать имя Клодии. Она только сказала:

— Мистер Беррисфорд был ужасно добр.

Молли Селерс была милой круглолицей женщиной, влюбленной в своих мужа и ребенка, лишенной злобы, но вовсе не лишенной женского любопытства, и у нее история Мин вызывала некоторое недоумение. То, что за Мин так ухаживали в богатом доме, казалось ей достаточно странным. Она сгорала от любопытства, хотя и не подозревала Мин в чем-то плохом. Она не сомневалась, что мисс Корелли зря катила бочку на Мин, выгнав ее из дома по каким-то нелепым обвинениям. Но когда Мин запинаясь, нехотя рассказывала о своей жизни в Шенли, Молли немного обиделась.

— Не хочешь рассказывать — не надо, — махнула она рукой и всполошилась. — Маргарет кричит! Посмотри, не надо ли ее переодеть.

Мин была рада возможности убежать из душной влажной кухни. Голова болела, в сердце кололо. Когда она наклонилась над девочкой, глаза Мин наполнились слезами. Она взяла ребенка на руки и прижала его к себе. Какой ужасный был сегодня день! Да и впереди ничего отрадного. Она уже корила себя — зачем добровольно приняла на себя такое наказание, как разлука с Джулианом. Она не знает, что происходит с ним, что будет? Разве прочтет в газетах о разводе. Она вдруг почувствовала острую тоску по нему, сидящему, наверно, в это время в пустом доме вдвоем с собакой. Она чуть было не бросилась к телефону звонить ему. А ведь расстались они сегодня утром, хотя кажется, что прошел уже год. Она любит его, любит безнадежно, и от этого ее не излечит, кажется, даже время.

С огромными усилиями она взяла себя в руки и занялась ребенком. Затем она погасила свет, вытерла глаза и вернулась в кухню, моля Бога, чтобы Молли больше не спрашивала о Джулиане.

Но это началось, конечно, снова, когда вернулся Дэвид и они втроем сели пить чай.

Дэвид был славный малый и хороший инженер, близорукий, в сильных очках, из-под которых маленькие, острые глазки добродушно смотрели на собеседника, любивший свою жену и своих друзей. Он целиком отдавался работе, поэтому Молли и Маргарет были только частью его жизни. Он был безумно влюблен в телевидение.

— Ты, кажется, нашла себе богатого приятеля, который живет где-то у реки? — спросил он, добродушно улыбаясь. — Как там у него дела?

Мин снова вспыхнула и опустила голову. Молли, все еще обиженная за ее молчание, сказала:

— Ты и слова из этой устрицы не вытянешь — об этом ее друге, конечно.

Дэвид, не понимая, как тяжело его собеседнице, задал еще несколько добродушных, но бестактных вопросов о Джулиане и наконец спросил:

— А телевизор у него есть?

Так как Мин ответила «нет», Дэвид списал мистера Беррисфорда со счетов.

— Должно быть, сумасшедший — при всем своем богатстве мог бы купить самый лучший. Вот нам и случай, Мин: можно послать ему рекламные проспекты, может, он заинтересуется. Шенли совсем близко, у него будет хорошее изображение.

Тут Мин чуть улыбнулась: облик Джулиана как-то не вязался с телевидением и его безвкусными шоу. Джулиана не интересовала, по его словам, «современная механическая музыка», у него было только радио на кухне и еще большой проигрыватель, на котором он слушал пластинки с хорошими записями. Ей удалось отвлечь Дэвида от мысли продать Джулиану телевизор; потом она помогла Молли помыть посуду и удалилась в комнатушку, где Молли поставила для Мин раскладушку, служившую Дэвиду еще во время войны.

А Молли, отправившаяся спать позже, услышала из-за двери сдавленные рыдания и быстро распахнула ее. Свет упал на фигурку Мин, рыдавшей уткнувшись лицом в подушку. Молли немедленно забыла обиду и встала на колени у кровати, успокаивая Мин. Она решила, что та оплакивает своего отца.

— Бедное дитя, — говорила она, гладя шелковистые черные волосы Мин, — ты еще не знала таких ударов в жизни. Послушай, дорогая, мы поговорили с Дэвидом и решили тебе предложить кое-что. У него в магазине дела идут хорошо, он сегодня продал три больших телевизора, сейчас — огромный спрос. Он говорит, что я могла бы позволить себе иметь помощницу. Не согласишься ли ты остаться у нас в качестве няни? Я могла бы сделать эту комнатку более удобной, и мы могли бы предложить тебе фунт в неделю и содержание, хотя, конечно, у других ты могла бы заработать больше.

Мин слушала с безмолвной благодарностью за предложенные ей работу и кров. Жить у добрых друзей — уже много значит, хотя денег и немного. Но может быть, это и не лучший выход. Мин не раз задавалась вопросом — не разумнее ли сразу уйти из привычного окружения и начать совсем самостоятельную жизнь.

Молли почувствовала, что ее вопрос застал «бедное дитя» врасплох, и предложила той пока подумать или попробовать, понравится ли ей это дело, в течение месяца. Потом Молли ушла, а Мин снова осталась в своей комнатушке одна, думая и гадая, как жить дальше. Ей не спалось. Она все вспоминала Джулиана. Вдобавок походная кровать была жесткой и неудобной, особенно после прекрасной постели в Шенли.

Поломав свой ночной сон, Мин встала рано, приготовила чай и принесла его на подносе своим друзьям в постель. Молли в восторге разбудила мужа.

— Погляди на нашу новую горничную-француженку, — сказала она.

Дэвид, близоруко щурясь, поглядел на Мин.

— Бонжур, — сказал он с отвратительным выговором. — На что это похоже: ты приносишь чай, вместо того чтобы мне встать и приготовить его самому?

— Мне нравится это! — воскликнула Молли. — Это ведь то, что я делала для Дэвида.

Мин посмотрела на Молли. Та прекрасно выглядела с утра — полная, розовощекая, светловолосая. Они были счастливой парой, и Мин вдруг почувствовала укол зависти. Как, наверное, здорово иметь семью, маленькую дочь.

— Девочка проснулась, — сказала она поспешно. — Пойду принесу ее вам.

Так начался для Мин первый день работы у старых друзей. Трудный жаркий летний день всего лишь с двухчасовым отдыхом в постели, на чем настояла Молли, так как Мин выглядела еще очень бледной и слабой. Но это не был несчастливый день, потому что общение с Маргарет было для Мин всегда приятно. Сплошным удовольствием было посидеть с ней одной, отпустив Селерсов в гости. Работа эта могла быть и не очень оплачиваемой, и утомительной, но все же Мин не зря тратила время.

Но весь день она гадала, что Джулиан и миссис Тренч думают о ее бегстве, и так жаждала новостей о нем, что еле удержалась, чтоб не позвонить.

Она, наверное, была бы польщена, если бы узнала, как они оба были встревожены ее исчезновением. Когда Джулиан услышал об этом, придя на работу, он почти рассердился на Мин, доставившую ему новые неприятности, как будто старых было мало. Потом, прочтя ее записку миссис Тренч, он понял, какая самоотверженность двигала девушкой, и был глубоко тронут этим. Но остался очень обеспокоен.

— Нельзя позволить ей вот так пропасть, — сказал он, расхаживая по кабинету с патетическим письмом Мин в руке. — Куда она могла деваться?

— Ей-Богу, не знаю, — ответила Ева Тренч. — У нее вроде не было никого, кроме тети в Стритхэме, но туда она не вернется. Но я знаю, что она хотела бы работать с детьми. Можно обратиться в известные семейные агентства. Попрошу одну из своих девушек обзвонить их и узнать, не обращалась ли туда Мин Корелли за работой.

— Вы умница, — сказал Джулиан.

Миссис Тренч вспыхнула. Похвала Джулиана много значила для нее.

К его разочарованию, она сообщила через некоторое время, что найти следов Мин таким путем не удалось.

— Ну, конечно, — добавила она, — можно подождать и потом позвонить еще раз.

— Но какого дьявола она будет делать ночью? — спросил Джулиан. — У нее и денег ведь нет. Вот что беспокоит.

Еще больше он встревожился, когда та же ситуация сохранилась до конца недели. При всех их усилиях найти Мин Корелли ее исчезновение продолжало оставаться тайной. Но Джулиан не пошел на то, чтобы нанять частного детектива или дать объявление по радио. Такие вещи в этой ситуации были неуместны. Имеет ли он право искать ее? Раз у нее были причины исчезнуть из его жизни, надо их уважать, думал он мрачно. И все же он не мог смириться с тем, что не знает, где она. Он все вспоминал ее лицо, печальные голубые глаза. И выходит, не будет ничего, кроме волнующих воспоминаний? А ведь она оставила большой след в его жизни. С ее появлением он приобрел что-то неощутимое, и теперь горечь утраты казалась еще сильнее.

Между тем жестокая машина закона, однажды запущенная, надвигалась на него.

Осенью он переживал тяжелое одиночество. Продолжалось оно и зимой, когда деревья обнажились. С Нового года земля лежала под снегом, а сад и дом погрузились в суровое белое безмолвие.

Уродливая сделка с Клодией имела много неприятных последствий, одним из которых стало отчуждение дяди Филиппа. Он был непреклонен в осуждении развода, и все эти долгие горькие месяцы не поддерживал с племянником никаких отношений, кроме деловых. Несправедливую опалу Джулиан тяжело переживал.

И финансовое положение в целом ухудшилось. Он ведь оплатил не только издержки по бракоразводному процессу, но и крупную сумму, которую Клодия требовала за исключение имени Мин из дела. В издательском бизнесе в целом наступила депрессия, и доход Беррисфорда угрожающе снижался, выдвигая нужду в жесткой экономии.

Содержать имение стало трудно, но он любил этот дом. Он многое передал Клодии. И этот портрет, полный злой силы, он снял и послал на ее квартиру. Пусть берет! Ему больше не хотелось напоминаний о ней.

Жизнь в Шенли стала нелегкой. Джулиан кое-как мог оплатить одного садовника и нанять слугу, бывшего солдата, который кое-что умел готовить. Но большая часть дома была закрытой и нежилой. Миссис Тренч советовала ему снять квартиру в городе. Но он слишком привязался к любимому дому. Дом был пуст и полон теней, но Фрисби, его верный лабрадор, был с ним. Долгими зимними вечерами они вдвоем сидели у огня в библиотеке, не нуждаясь больше ни в ком.

После объявления в газете о разводе и сплетен, распространенных бывшей кухаркой вместе с Рози и ее родителями, которые съехали отсюда, посетителей в Шенли стало куда меньше. А еще летом Джулиан с иронией замечал, сколько матерей с молодыми дочерьми старались обходить его. Конечно, все поверили в его измену Клодии.

Иногда он с большой горечью укорял себя за то, что позволил Мин исчезнуть, не удержал ее здесь. Он мог бы даже жениться на ней. Ее обожание могло превратиться во что-то реальное и действительно глубокое. И он со временем мог ответить взаимностью. Впрочем, слишком много «могло бы». И он ведь тогда правильно считал, что нехорошо пользоваться ситуацией, когда он не любил ее и даже не думал о новой женитьбе. И вот — она неизвестно где, а ему ничего не осталось, ничего, чтобы вознаградить себя за жертву, которую принес он, чтобы спасти Мин от Клодии.

Наступил март. Клодия по крайней мере сдержала слово, все прошло тихо, пресса едва заметила эту историю. Клодия получила развод и треть доходов мужа, а он вернулся в Шенли почти разоренным, но свободным.

Но жизнь стала малоприятной для Джулиана. В одиночестве он постоянно вспоминал Мин. Где она, как она? Ему казалось, что со временем он все забудет, но память о ней была живой, и для него начался новый период беспокойства.

И вот вдруг, неожиданно, снова в конце лета, Джулиан почувствовал непреодолимое желание найти девушку, невольно ответственную за эти перемены в его жизни.

По какому-то побуждению, которое ему трудно самому было объяснить, он дал в двух ведущих газетах частное объявление, где просил Мин Корелли дать сведения на абонентный ящик. Интересно, думал он, заметит ли она? Прочтет ли? Ответит ли? И впервые за все эти тяжкие, тусклые месяцы он почувствовал волнение, предвкушение… почувствовал себя снова живым человеком.