Только мои грёзы

Глава 5

Только через две недели Мин вышла из спальни и впервые сошла вниз. Было полпятого, и Джулиан еще не вернулся со службы. Лето продолжалось, за окном все по-прежнему цвело и зеленело. Со странным чувством вошла она в библиотеку, эту красивую комнату, полную книг и гравюр. Мин едва помнила свое первое пребывание здесь, она была тогда слишком больна и ошеломлена всем, что произошло. Только доброта Джулиана Беррисфорда — все, что осталось в памяти от того вечера.

Она уже привыкла к мысли, что так трагически потеряла отца. Спокойствие и такт Джулиана, с которыми он убедил ее принять неизбежное, успокоили ее. Более того, он нашел для нее и новую работу, с привлекательными перспективами.

Его фирма, издательство «Камлидж», нуждалась в машинистках. Учреждение помещалось на Сент-Джеймс-сквер. Рассказ Джулиана об издательстве ей очень понравился, и работа обещала быть много интереснее, чем страшная монотонность ее прежней конторы. Кроме того, он сказал ей, что после консультации с одним из старейших сотрудников, миссис Тренч, по его словам прекрасной женщиной, в чьем отделе Мин предстояло работать, было решено дать Мин жалованье в восемь фунтов вместо пяти, как у нее было раньше. На это хотя бы можно жить.

Он добавил, что, если она проявит себя, у нее будут перспективы роста и большего заработка.

— Я хочу полностью освободить вас от этого прелестного создания, вашей тетушки, — сказал он с улыбкой.

Мин любила эти улыбки Джулиана, как бы стиравшие печать подавленности и страдания с его тонкого, красивого лица. За время, проведенное с ним под одной крышей, после всех задушевных бесед она почти влюбилась в Джулиана, он стал ее кумиром. Ей казалось, что она даже готова была умереть за него.

Но сейчас, сидя у окна, она ждала машину, на которой он должен был приехать со станции, и с горечью вспоминала слова медицинской сестры, сказанные вчера: «Примите мой совет: уходите отсюда, пока его жена не вернулась…»

Ненавистные, зловещие слова. Неприятно было думать, что Джулиан женат на ком-то, о ком никогда не говорил. Эта жена не появлялась здесь. Мин решила, что между ними что-то неладно. Всем своим сердцем, благодарным и обожающим, даже не зная фактов, она ощущала, что это должна быть вина миссис Беррисфорд. Не могло быть иначе. По мнению Мин, любая девушка не могла не любить человека с такими взглядами на жизнь и таким отношением к людям.

Давно уже эта таинственная миссис Беррисфорд возбуждала любопытство Мин. Сестра, кажется, что-то знала и о чем-то сплетничала с Джексоном, единственным в доме, кто Мин не нравился. Она чувствовала в нем недруга. Если он обслуживал ее, то только потому, что приказал хозяин. Не раз она ловила на себе его недоброжелательные косые взгляды. Да, впрочем, и медсестра… Неужели у людей всегда возникают такие отвратительные подозрения, как у тетки Прю? Неужели и они думают, что мистер Беррисфорд проявляет к ней только мужской интерес? Эта мысль заставляла ее краснеть от стыда за этих ужасных людей. Это немыслимо! Мистер Беррисфорд так добр к ней, но он смотрит на нее просто как на глупого ребенка. Он даже говорил что-то такое в своей манере добродушного поддразнивания, Он выслушал и полностью принял ее точку зрения на историю с Айвором Уолтерсом. Джулиан осудил его за хамство. Больше они к этому событию не возвращались. Он видел, что ей неприятно об этом говорить.

Джексон тоже намекал Мин о хозяйке. Он сказал, что миссис Беррисфорд может скоро объявиться здесь и что он не берется предполагать, чем это может закончиться.

Мин решила завтра же покинуть этот дом. Нельзя задерживаться дольше, злоупотребляя гостеприимством мистера Беррисфорда. Она найдет комнату в Лондоне и приступит к новой работе в издательстве «Камлидж».

Интересно, на ком же женился Джулиан Беррисфорд так несчастливо? Что она такое собой представляет? Вдруг Мин почувствовала любопытство, заставившее ее выйти из библиотеки в большой холл. Она постояла с минуту, глядя на палисандровую лестницу, вдоль которой висело много картин. Но здесь, она была уверена, его жены не было. Здесь были предки Беррисфорда, мужчины и женщины в одеждах минувшего века. Какой большой, замечательный дом, особенно в сравнении с ненавистным домиком тети Прю.

Продвигаясь неслышно, как в церкви, она дошла до гостиной, совершенно восхитительной, роскошной комнаты. Две люстры венецианского стекла свисали с потолка. Три высоких окна с золотистыми парчовыми занавесками выходили на лужок. Большая комната казалась ей полной бесценных сокровищ. Она не знала о настоящей ценности этих вещей, но догадывалась. Она восхищенно осматривала серо-золотой атлас стульев эпохи регентства и такой же диван, полированный столик, ореховую с позолотой горку для французского фарфора с ручной росписью… Все это собирала когда-то влюбленная в антиквариат мать Джулиана.

И тут одна из картин над камином задержала ее внимание. Она глядела на портрет, чувствуя, что сердце ее забилось чаще. Она была уверена, что видит на нем жену мистера Беррисфорда.

Никогда в жизни не видела Мин более обольстительного создания. Автором был хороший художник, которому удалось передать изящество Клодии Беррисфорд, каким она обладала десять лет назад. На ней было серое бархатное платье с длинными рукавами. Узкой рукой она касалась бледной щеки. Насмешливые глаза загадочно улыбались. Художник подчеркнул рыжеватый оттенок роскошных волос, причесанных в классическом стиле. Но больше всего поразила Мин огромная реалистичность этого портрета. Казалось, что женщина в сером бархате вот-вот сойдет с картины в эту комнату.

И все же было что-то отталкивающее в миссис Беррисфорд, и Мин не сразу сообразила, что именно. Она вспомнила, что нечто подобное чувствовала она маленькой девочкой, когда с отцом была в зоопарке. Там они смотрели на красивую спящую змею, и Мин тогда воскликнула: «Папа, какая красивая змейка!» Тут рептилия подняла голову и высунула острое жало, и Мин отпрянула, заплакала и стала просить отца увести ее отсюда. Она еще долго вспоминала страшное жало. Казалось жутким, что такая красота может таить в себе такую злобу. И сейчас, глядя на портрет жены Беррисфорда, она спрашивала себя, не такое ли чувство она испытала тогда в зоопарке. В Клодии тоже таится какой-то яд, и она может укусить.

Слегка вздрогнув, Мин вернулась в библиотеку. Здесь было довольно уютно сидеть у открытого окна, греясь на солнышке. Какой усталой и слабой она себя чувствовала! Словно болезнь продолжалась несколько месяцев, а не несколько дней. И, вспомнив о своей утрате, о том, что теперь она осталась совсем одна, Мин почувствовала, что ей снова хочется плакать.

Она все еще выглядела печальной, когда Джулиан вернулся из Лондона. Когда он вошел в библиотеку, а лабрадор кинулся к нему, виляя хвостом, Мин почувствовала себя по-другому. Какая-то надежная, успокаивающая сила была в этом человеке, так расположенном к ней. Он, казалось, один заставлял ее радоваться тому, что она жива, когда все вокруг точно сговорились убеждать ее, что лучше бы она умерла.

— Какой приятный сюрприз найти вас здесь, — сказал он и осмотрел ее критически, улыбнувшись своей милой улыбкой, от которой у Мин становилось хорошо на душе. — Вы выглядите еще слабой, но уже не такой, как неделю назад, — добавил он со смехом.

— О, мне уже совсем хорошо, — ответила она.

— Чем вы занимались?

— Ничем особенно. Бродила… и смотрела еще картины в гостиной.

— Да, там есть хорошие вещицы. Вы видели Коро?

Мин покраснела. Она понятия не имела, что такое Коро. Он заметил ее смущение и просто объяснил:

— Знаете, картина в золотой раме: тени, деревья, приглушенный свет… словно смотрите сквозь зеленую воду.

— О да, я видела, — кивнула она. Но тут в ее глазах вспыхнуло любопытство. Она любила, когда Джулиан ей о чем-нибудь рассказывал. И она наивно добавила: — И еще там такой прекрасный портрет женщины в сером бархатном платье.

Тут она осеклась, поняв, что сказала что-то не то, потому что лицо Джулиана изменилось. Улыбка исчезла, уступив место циничной кривой усмешке.

— А, портрет моей жены.

— Я… я подумала, что это, наверное, миссис Беррисфорд.

Джулиан подошел к столу, взял сигарету, закурил:

— Это писал один парень в Париже, когда мы с ней поженились. Хороший мастер.

— Она… она страшно привлекательна, — сказала Мин.

Джулиан курил, глядя, как тает дым, потом усмехнулся:

— Тогда она была очень привлекательной. Да пожалуй, и теперь.

Он хотел добавить: «Но не для меня», однако не стал демонстрировать эти чувства девушке, которую знал так недолго.

У Мин не было желания спрашивать об этом еще. Она поняла, что отношения супругов очень плохие. Она спросила:

— Как вы думаете, можно мне завтра уехать в Лондон?

Он посмотрел на ее бледное лицо, грустные бирюзовые глаза и быстро ответил:

— Нет, я думаю, вам не следует уезжать еще несколько дней. Знаете, вы только встали, и вам еще рано в лондонскую суету и толчею, особенно в такую жару. Сегодня было очень душно даже в нашем здании с кондиционерами.

— Но… мне действительно пора.

— Что за спешка?

Она, не глядя на него, нервно облизала губы:

— Ну, я здесь пробыла так долго, и мне неудобно больше пользоваться вашим гостеприимством.

— Дорогое дитя, я один в этом большом доме, не считая приходящих кухарки и горничной, а также Джексона, который обычно околачивается без дела. Почему бы вам не остаться, хотя бы на время, пока вы не сможете приступить к новой работе.

Тогда она, не способная хитрить, со всем своим простодушием ответила:

— Я уверена, вашей жене… вашей жене… это не очень понравится.

Запинающийся голосок умолк. Джулиан посмотрел на нее с изумлением. Такое объяснение он меньше всего ожидал услышать. Кто мог внушить этой девушке такую мысль? Джулиану в голову не приходило думать, как Клодия оценит присутствие Мин в доме. Она не хотела разделять с ним его жизнь и не имела уже права диктовать, кого ему принимать здесь. Да и вся история с тем, что он дал приют Мин, такой больной и беспомощной, казалась ему совершенно невинной. Он действительно воспринимал это так, словно дал приют беспризорному ребенку. Но слова Мин придали делу новый оборот. Она переживала и боялась, что скажет об этом Клодия. Бедняжка!

Она вспыхнула и смотрела на него глазами, полными слез.

— Разве вы не думаете, что мне следует уйти? Вы так не думаете?

Удивительная нежность, которую она внушала ему, помогла ему. Джулиан бросил окурок в камин и сел у окна с ней рядом.

— Дорогая маленькая Мин, — сказал он, — я не думаю, что вы должны уезжать отсюда, пока не окрепнете, только из-за моей жены, которая сейчас здесь и не бывает. Вы, наверное, узнали от слуг, что мы с ней в сложных отношениях и она предпочитает жить в Лондоне в обществе своих друзей. Она вовсе меня не ревнует. Ей… все равно! И даже если она вдруг приедет, я не представляю себе, чтобы она как-то возражала против вашего здесь пребывания с медицинской сестрой.

— Но сейчас… сейчас… сестры ведь нет, — настаивала Мин, говоря это против своей воли. Ей не хотелось уезжать отсюда, особенно притом, что она чувствовала теперь к этому человеку. Совсем не хотелось. Она обожала его. Но она прошла суровую школу воспитания тетки Прю и еще была его пленницей. Но и Джулиана ей обидеть не хотелось, и она сказала чуть слышно:

— О, я знаю, все хорошо, но что другие подумают?

Он с грустью воспринял эти слова. Бедняжка Мин. Она, конечно, права по-своему, он уважал ее взгляды и понимал, что в ее словах есть доля правды, но не принимал того, что стояло за этим, мещанской морали, всегда готовой к осуждению, видящей зло и там, где его нет. Если ее тетя такова, почему бы не поступить так и Клодии? Он нахмурился и встал.

Мин с беспокойством посмотрела на него.

— Вы сердитесь на меня? — тихо спросила она. Он улыбнулся ей, и она обрадовалась. Она бы ни за что не хотела раздражать его.

— Вовсе я не сержусь, дорогая, — сказал он. — И по-своему вы правы. Но я думаю, мы рискнем нашими репутациями, чтобы еще двое суток дать вам окрепнуть. А я тем временем попрошу нашу милую миссис Тренч подыскать вам подходящую комнату.

— Вы так добры ко мне, — ответила она, сама удивляясь, как часто повторяет это.

Он отмахнулся и позвонил Джексону, чтобы заказать вечерний чай. За чаем он сказал, что ему будет недоставать ее, когда она уйдет. Да, ему будет недоставать этого маленького трогательного существа, столь чувствительного, романтического и легкоранимого. Она перестала быть посторонней для него. Казалось, он ее давно знает. Она не была похожа на других девушек, которые встречались ему раньше. Она была гораздо приятнее и интереснее. Мин была почти старомодной и неопытной. Уже одно это выглядело привлекательно для человека, несколько лет женатого на Клодии. Его обеспокоило это открытие: ему будет не хватать Мин и не хотелось бы возвращаться к обществу только собаки и слуги.

Но подобные мысли опасны, могут далеко завести, это он понял и отбросил их.

— Слушайте, Мин, а вы не могли бы уговорить кого-нибудь из ваших подружек, например Салли, с которой вы приехали в Шенли, пожить здесь немного?

— Я не думаю, чтобы Салли согласилась, — печально сказала Мин. — Боюсь, что ее мама думает про меня так же ужасно, как моя тетя.

Джулиан был удивлен и обижен.

— Но почему?

— И Салли нельзя уходить с работы, — добавила Мин.

— Ну ладно, скоро вы выберетесь из логова льва и будете вести приличную жизнь в Лондоне.

У Мин упало сердце. Все-таки она раздражает его. Она подавленно замолчала. Он посмотрел на нее и упрекнул самого себя. Господи, этому ребенку нельзя сказать резкого слова даже в шутку, не расстроив ее.

— Вот вам мой совет, — сказал он, — не позволяйте развиться в вас этой сверхчувствительности, это вас погубит. Вы принимаете все слишком близко к сердцу. Учитесь воспринимать жизнь просто — как я.

Неожиданно она запротестовала:

— Но я не верю, что вы на все смотрите так легко! Вы ведь не циник. Я ненавижу циников и вижу, что вы не такой!

Он засмеялся:

— Спасибо, дорогая, я думал, что такой.

— Нет, я так не думаю и не хочу сама стать циничной.

— Вы чертовски правы, Мин. Но просто я не хочу, чтобы вы страдали. А боюсь, так и будет из-за вашей ранимости. — Вдруг он процитировал: — «Ступай же осторожно: ты идешь по сотканному из моих мечтаний ковру…» Йитс имел в виду вас, когда писал эти строки. Но всегда думайте, к чьим ногам вы кладете ваши мечтания, дорогая.

Она только наполовину поняла его, но в страстном желании быть ему приятной она запомнила имя поэта и дала себе слово по приезде в Лондон достать его стихи и прочесть. Она серьезно посмотрела на него и сказала:

— Звучит хорошо. Вы могли бы прочесть мне еще?

Он поднял брови и погладил Фрисби по голове.

— Смогу ли я вспомнить… Моя оксфордская учеба… Я любил тогда Йитса, а эти стихи у него из лучших.

Мин сидела не сводя с него глаз. Он читал ей наизусть, глядя на далекую реку, и ей казалось, что нет ничего красивее его голоса, читавшего эти изящные строки:

Густой, низкий голос умолк. Мин перевела дыхание. Сердце ее учащенно билось. Она прошептала:

— Это было совершенно великолепно!

Но для Джулиана импульс процитировать любимого поэта и вспомнить студенческую романтику уже прошел. Он засмеялся и сказал:

— Да, Йитс обладает очарованием, как никто. Но все же я снова советую вам выбирать, перед кем расстилать ковер своих мечтаний.

Мин хотела было еще о чем-то спросить, как вдруг они услышали, что кто-то приехал на машине. Джулиан выглянул в окно.

— О! У вас гости! — воскликнула Мин. — Я лучше пойду наверх. Я думаю, мне пора вернуться в постель. Доктор говорил, что мне нельзя еще вставать надолго и… — Она замолчала, посмотрев на Джулиана. Его лицо выражало удивление и беспокойство. Затем она увидела худого длинноволосого юношу, который открывал дверцу машины женщине… высокой, элегантной, в прекрасном сером костюме и красивой шляпке с белыми цветами. Мин немедленно узнала в ней женщину с портрета.

— Ну и чудеса! — сказал Джулиан. — Именно сегодня я удостоился визита моей жены!